столь обременительного для него характера: она была непоседа. А от этого
Эпитета до репутации шалая - хуже этого прозвища в провинции нет - всего
Один шаг.
"Как странно, - говорил себе однажды Жюльен после ухода Матильды, - что
Такая пылкая любовь, предметом которой я являюсь, оставляет меня до такой
Степени безразличным. Я не раз читал, что с приближением смерти человек
Теряет интерес ко всему; но как ужасно чувствовать себя неблагодарным и не
быть в состоянии перемениться! Значит, я эгоист?" И он осыпал себя самыми
Жестокими упреками.
Честолюбие умерло в его сердце, и из праха его появилось новое чувство;
Он называл его раскаянием в том, что он пытался убить г-жу де Реналь.
На самом же деле он был в нее без памяти влюблен. Его охватывало
Неизъяснимое чувство, когда, оставшись один и не опасаясь, что ему помешают,
Он всей душой погружался в воспоминания о счастливых днях, которые он
Пережил в Верьере или в Вержи. Все самые маленькие происшествия той поры,
Которая промелькнула так быстро, дышали для него свежестью и очарованием. Он
Никогда не вспоминал о своих успехах в Париже, ему скучно было думать об
Этом.
Это его душевное состояние, усиливавшееся с каждым днем, было до
Некоторой степени вызвано ревностью Матильды. Она видела, что ей приходится
Бороться с его стремлением к одиночеству. Иногда она с ужасом произносила
Имя г-жи де Реналь. Она замечала, как Жюльен вздрагивал. И ее страстное
Чувство к нему разгоралось сильней, для него уже не существовало пределов.
"Если он умрет, я умру вслед за ним, - говорила она себе с полным
Убеждением. - Что сказали бы в парижских гостиных, если бы увидели, что
Девушка моего круга до такой степени боготворит своего возлюбленного,
осужденного на смерть? Только в героические времена можно найти подобные
Чувства. Да, такой вот любовью пылали сердца во времена Карла IX и Генриха
III.
В минуты самой пылкой нежности, прижимая к груди своей голову Жюльена,
она с ужасом говорила себе: "Как! Эта прелестная голова обречена пасть? Ну
что ж! - прибавляла она, пылая героизмом, не лишенным радости. - Если так,
То не пройдет и суток - и мои губы, что прижимаются сейчас к этим красивым
кудрям, остынут навеки".
Воспоминания об этих порывах героизма и исступленной страсти держали ее
В каком-то неодолимом плену. Мысль о самоубийстве, столь заманчивая сама по
Себе, но доныне неведомая этой высокомерной душе, теперь проникла в нее,
Завладев ею безраздельно.
"Нет, кровь моих предков не охладела во мне", - с гордостью говорила
Себе Матильда.
- У меня есть к вам просьба, - сказал однажды ее возлюбленный, -
Отдайте вашего ребенка какой-нибудь кормилице в Верьере, а госпожа де Реналь
Присмотрит за кормилицей.
- Как это жестоко, то, что вы мне говорите... - Матильда побледнела.
- Да, правда, прости меня, я бесконечно виноват перед тобой! -
Воскликнул Жюльен, очнувшись от забытья и сжимая Матильду в объятиях.
Но после того, как ему удалось успокоить ее и она перестала плакать, он
Снова вернулся к той же мысли, но на этот раз более осмотрительно. Он
Заговорил с оттенком философической грусти. Он говорил о будущем, которое
Вот-вот должно было оборваться для него.
- Надо сознаться, дорогая, что любовь - это просто случайность в жизни,
Но такая случайность возможна только для высокой души. Смерть моего сына
Была бы, в сущности, счастьем для вашей фамильной гордости, и вся ваша
Челядь отлично это поймет. Всеобщее пренебрежение - вот участь, которая
Ожидает этого ребенка, плод несчастья и позора... Я надеюсь, что придет
Время, - не берусь предсказывать, когда это произойдет, но мужество мое это
Предвидит, - вы исполните мою последнюю волю и выйдете замуж за маркиза де
Круазенуа.
- Как! Я, обесчещенная?
- Клеймо бесчестия не пристанет к такому имени, как ваше. Вы будете
вдовой, и вдовой безумца, вот и все. Я даже скажу больше: мое преступление,
