Мисс Корнелия меняет точку зрения

 

- Знаете, Сюзан, после смерти я собираюсь возвращаться на землю каждый раз, когда в этом саду зацветут нарциссы, - сказала Аня восторженным тоном. - Никто, вероятно, не увидит меня, но я буду здесь. Если кто-нибудь окажется в саду в это время - а я думаю, что приду сюда в такой же вечер, как нынешний... но, может быть, это произойдет с наступлением рассвета... прелестного бледно-розового весеннего рассвета, - он просто увидит, что нарциссы отчаянно кивают головками, словно под могучим порывом ветра, но на самом деле это буду я.

- Миссис докторша, дорогая, не может быть сомнения в том, что после смерти вы не будете думать о таких пустых мирских вещах, как нарциссы, - возразила Сюзан. - И я не верю в привидения, видимые или невидимые.

- О, Сюзан, я не буду привидением! Это так ужасно звучит. Я буду просто собой. И я пробегу по саду в сумерки, утренние или вечерние, и увижу все уголки, которые люблю. Вы помните, Сюзан, как я страдала, когда нам пришлось уехать из нашего маленького Дома Мечты? Я думала, что никогда не полюблю Инглсайд так сильно, как любила тот домик. Но полюбила. Я люблю здесь каждый клочок земли, каждое дерево, каждый камень.

- Мне и самой, пожалуй, нравится это место, - сказала Сюзан, которая умерла бы, если бы ей пришлось его покинуть, - но мы не должны слишком привязываться ни к чему земному, миссис докторша, дорогая. Случаются иногда и пожары, и землетрясения. Так что мы всегда должны быть готовы ко всему. Дом Тома Макаллистера на той стороне гавани сгорел ночью, трое суток назад. Некоторые утверждают, будто Том сам поджег дом, чтобы получить страховку. Может быть, так и было, а может быть, нет. Но я сразу же посоветовала доктору проверить наши дымоходы. Береженого Бог бережет. Но я вижу, что миссис Эллиот подходит к нашим воротам с таким видом, будто за ней посылали и она не могла не прийти.

- Аня, душенька, вы видели сегодняшнюю газету?

Голос мисс Корнелии дрожал, отчасти от волнения, отчасти оттого, что она слишком быстро шла от магазина и запыхалась.

Аня склонилась над нарциссами, чтобы скрыть улыбку. Вместе с Гилбертом она в тот день беззаботно и от души посмеялась над первой полосой газеты, но ей было хорошо известно, что дорогая мисс Корнелия воспринимает произошедшее почти как трагедию и не следует задевать ее чувства никаким проявлением легкомыслия.

- Ну не ужас ли? Что же нам делать? - спросила мисс Корнелия в отчаянии.

Хотя мисс Корнелия уверяла, что никогда больше не будет принимать близко к сердцу выходки детей священника, не волноваться она не могла.

Аня провела ее на крыльцо, где сидела с вязанием Сюзан, а с двух сторон от нее Ширли и Рилла водили пальцем по строкам в своих букварях. Сюзан вязала уже вторую пару чулок для Фейт. Сюзан, в отличие от мисс Корнелии, никогда не беспокоилась о несчастном человечестве. Она просто делала для его блага то, что могла, и безмятежно оставляла все другие заботы о нем Высшим Силам.

- Корнелия Эллиот считает, что рождена руководить этим миром, миссис докторша, дорогая, - сказала она однажды Ане, - и потому всегда из-за чего-нибудь волнуется. А я никогда ничего такого о себе не думала, и потому спокойно иду по жизни. Хотя иногда мне кажется, что можно было бы этот мир устроить немного лучше, чем он устроен сейчас. Но не нам, ничтожным червям, питать такие мысли. Они только рождают в душе тревогу, а проку нам от них никакого.

- Не думаю, что можно что-то сделать... теперь... - сказала Аня, выдвигая вперед удобное, мягкое кресло для мисс Корнелии. - Но как вообще мистер Викерс допустил, что такое письмо появилось в газете? Он не мог не понимать, что делает.

- Да он был в отъезде, Аня, душенька... он на неделю отправился в Нью-Брансуик. А в его отсутствие номер готовил этот молодой шалопай Джо Викерс. Разумеется, мистер Викерс никогда не напечатал бы такого письма, хоть он и методист, но Джо решил, что это будет отличная шутка. Я, как и вы, полагаю, что теперь уже ничего не исправишь; остается лишь надеяться, что со временем шум утихнет. Но, если мне где-нибудь попадется Джо Викерс, я задам ему такую взбучку, что он ее не скоро забудет. Я хотела, чтобы Маршалл немедленно прекратил нашу подписку на газету, но он только посмеялся и сказал, что за последний год это был единственный номер, в котором содержалось хоть что-то интересное. Маршалл никогда ничего не принимает всерьез - чего же еще ожидать от мужчины? К счастью, Эван Бойд точно такой же. Принял все как шутку, и, где его ни встретишь, все-то он над этим письмом хохочет. А он тоже методист! Что же до миссис Бэрр из Верхнего Глена, то она, конечно, разозлится, а ее семейство покинет нашу церковь. Впрочем, с любой точки зрения, невелика потеря. Методисты окажут им вполне радушный прием.

- Поделом этой миссис Бэрр, - сказала Сюзан, которая давно враждовала с упомянутой леди и которую очень порадовало упоминание о ней в письме Фейт. - Методистского пастора ей уже не удастся обмануть, подсовывая ему вместо денег никудышную пряжу.

- Хуже всего то, что мало надежд на улучшение положения, - мрачно продолжила мисс Корнелия. - Пока мистер Мередит захаживал в гости к Розмари Уэст, я надеялась, что в доме священника появится настоящая хозяйка. Но больше он к ней не ходит. Я полагаю, она отказала ему из-за детей... во всяком случае, почти все так думают.

- Я не верю, что он вообще сделал ей предложение, - сказала Сюзан, которая не могла постигнуть, как это можно отказать священнику.

- Ну, об этом никто ничего не знает. Но одно несомненно: он к ней больше не заходит. И Розмари всю эту весну выглядит не очень бодрой. Надеюсь, эта поездка в Кингспорт пойдет ей на пользу. Она собиралась пробыть там месяц, но, как я слышала, остается на второй. Не помню, чтобы Розмари когда-нибудь прежде уезжала из дома одна. Им с Эллен всегда было тяжело расстаться. Но на этот раз, насколько я понимаю, сама Эллен настояла на этой поездке. А тем временем Эллен и Норман Дуглас вспомнили, что старая любовь не ржавеет.

- Это правда? - спросила Аня со смехом. - Я слышала об этом, но не поверила.

- Не поверили? Вы вполне можете верить, Аня, душенька. Все об этом знают. Норман Дуглас никогда не оставлял никого в неведении относительно собственных намерений, чего бы они ни касались. Он всегда ухаживал на виду у всех. Он сказал Маршаллу, что не вспоминал об Эллен много лет, но, как только в первый раз вошел в церковь прошлой осенью, увидел ее и влюбился снова. А до этого успел начисто забыть, какая она красавица. Ведь он не видел ее двадцать лет, хотя трудно в это даже поверить. Но, конечно, он никогда не ходил в церковь, а Эллен нигде больше не бывала. О, мы все знаем, какие намерения у Нормана, но чего хочет Эллен - тут дело другое. Не берусь предсказать, поженятся они или нет.

- Он бросил ее однажды... но, похоже, для некоторых пар это не имеет значения, миссис докторша, дорогая, - заметила Сюзан довольно едко.

- Он бросил ее в порыве гнева и каялся потом всю жизнь, - сказала мисс Корнелия. - Это совсем не то, что хладнокровно отвергнуть. Что до меня, то я, в отличие от некоторых, никогда не испытывала отвращения к Норману. Взять верх надо мной ему никогда не удавалось. Но меня очень занимает вопрос о том, что заставило его вернуться в церковь. Я никак не могу поверить в эту историю миссис Уилсон, будто Фейт Мередит явилась к нему и угрозами добилась своего. Я давно собираюсь расспросить об этом саму Фейт, но как-то забываю всякий раз, когда встречаю ее. Какое влияние может она иметь на Нормана Дугласа? Он был в магазине мистера Флэгга, когда я оттуда уходила, - ревел от хохота, обсуждая с другими это возмутительное письмо. Я думаю, его было слышно даже на мысе Четырех Ветров. «Бесподобная девчонка! - кричал он. - Прыти у нее хоть отбавляй! А все эти старухи хотят ее укротить - тьфу!.. Но им никогда это не удастся - никогда! Это все равно что пытаться утопить рыбу. Ты, Бойд, смотри, лучше удобряй свою картошку в следующем году. Хо-хо-хо!» И тут уж он так расхохотался, что стены затряслись.

- Во всяком случае, мистер Дуглас щедро вносит деньги на жалованье священнику, - заметила Сюзан.

- О, Норман отнюдь не скуп. Он может выложить при случае на что-нибудь тысячу, глазом не моргнув, но взревел бы как труба иерихонская, если бы его заставили переплатить пять центов за какой-нибудь товар. Кроме того, ему нравятся проповеди мистера Мередита, а Норман Дуглас всегда не прочь раскошелиться, если ему подкинут несколько интересных мыслей. Христианского в нем не больше, чем в голом африканском язычнике, и ничто его не исправит. Но он умен и начитан и оценивает проповедь, как оценил бы лекцию. Во всяком случае, хорошо, что он на стороне мистера Мередита и его детей: после такого друзья им будут нужны как никогда. Я устала искать оправдания для них, поверьте мне.

- Знаете, дорогая мисс Корнелия, - сказала Аня серьезно, - я думаю, мы все слишком увлеклись поиском оправданий. Мы должны покончить с этой глупостью. Я скажу вам, что мне очень хотелось бы сделать. Разумеется, я этого не сделаю, - добавила она, заметив тревогу в глазах Сюзан, - поскольку такой поступок был бы слишком необычным, а мы, после того как достигли возраста, который считается почтенным, должны или соблюдать приличия, или умереть. Но я хотела бы сделать это. Я хотела бы созвать собрание дамского благотворительного общества, общества поддержки зарубежных миссий, и швейного кружка и пригласить на него всех до одного методистов, которые осуждают Мередитов... хотя я уверена, если мы, пресвитериане, перестанем осуждать и искать оправдания, мы увидим, что прихожане других церквей будут очень мало беспокоиться о семье нашего священника.

Я сказала бы всем им: «Дорогие друзья христиане - с ударением на "христиане", - я хочу кое-что сказать вам... сказать внятно и четко, чтобы вы запомнили и, вернувшись домой, повторили своим домочадцам. Вам, методистам, ни к чему жалеть нас, а нам, пресвитерианам, ни к чему жалеть самих себя. Мы не собираемся делать это впредь. И мы хотим сказать, смело и открыто, всем, кто осуждает и сочувствует: мы гордимся нашим священником и его детьми. Мистер Мередит - лучший из всех проповедников, какие только были в церкви Глена св. Марии. Более того, он искренний, честный учитель правды и христианского милосердия. Он верный друг, благоразумный пастырь, а вместе с тем и утонченный, образованный, воспитанный человек.

И дети достойны своего отца. Джеральд Мередит - самый способный ученик в нашей школе, и мистер Хазард считает, что мальчика ждет блестящая карьера. Он мужественный, благородный, честный паренек. Фейт Мередит - красавица, и она настолько же независима и оригинальна, насколько красива. В ней нет ничего посредственного, заурядного. У всех остальных девочек Глена, вместе взятых, не найдется столько силы духа, остроумия, веселья и энергии, сколько у нее. Каждый, кто знаком с ней, не может ее не любить. Много ли найдется на свете детей или взрослых, о которых можно сказать то же самое? Уна Мередит - воплощение кротости. Из нее вырастет прелестнейшая женщина. Карл Мередит, с его любовью к муравьям, лягушкам и паукам, когда-нибудь станет натуралистом, восхищаться которым будет вся Канада... да что там, весь мир. Вы знаете еще какую-нибудь семью в Глене или за его пределами, о которой можно сказать все, что было сказано здесь? Так что долой стыдливые оправдания и извинения. Мы рады, что у нас такой прекрасный священник с такими замечательными сыновьями и дочерьми!»

Аня умолкла, отчасти потому, что ей надо было перевести дух после такой зажигательной речи, отчасти потому, что боялась рассмеяться, видя выражение лица мисс Корнелии. Добрая леди смотрела на Аню широко раскрытыми глазами; ее явно захлестнули волны новых для нее идей. Но она, ахнув, вынырнула и смело направилась к берегу.

- Анна Блайт, как я хотела бы, чтобы вы созвали такое собрание и сказали все это! Меня, к примеру, вы пристыдили, и я отнюдь не собираюсь скрывать это. Конечно, именно так нам и следовало говорить... особенно с методистами. И каждое сказанное вами слово -правда... каждое слово. Мы просто закрываем глаза на существенное и таращимся на пустяки, которые не стоят выеденного яйца. Ах, Аня, душенька, я могу понять, что к чему, когда мне все разжуют и растолкуют. Никто больше не услышит никаких извинений от Корнелии Маршалл! Теперь я буду ходить с гордо поднятой головой, поверьте мне... хотя я, возможно, приду, чтобы обсудить все с вами, как обычно, просто для того, чтобы отвести душу, если Мередиты выкинут еще что-нибудь потрясающее. Даже это письмо, из-за которого я так расстроилась... да это и впрямь просто хорошая шутка, как говорит Норман. Мало найдется таких сообразительных девочек, которым пришло бы в голову написать его... и запятые везде на месте, и никаких грамматических ошибок. Пусть только какой-нибудь методист скажет о нем хоть слово... хотя все равно я никогда не прощу этого Джо Викерсу... поверьте мне! А где сегодня остальные ваши детишки?

- Уолтер и близнецы в Долине Радуг. Джем сидит за учебниками на чердаке.

- Они все помешались на Долине Радуг. Мэри Ванс считает, что это лучшее место на свете. Она бегала бы туда каждый вечер, если бы я ей разрешила. Но я против того, чтобы она слонялась без дела. А кроме того, Аня, душенька, я скучаю по ней, когда ее нет поблизости. Никогда не думала, что так полюблю ее. Не то чтобы я не замечала ее недостатков и не пыталась их исправить. Но за все время, что она живет в моем доме, я не слышала от нее ни одного дерзкого слова, и она мне очень помогает... так как, Аня, душенька, я все же не так молода, как прежде, и нет смысла это отрицать. Мне исполнилось пятьдесят девять. Я не чувствую этого, но невозможно отрицать то, что записано в семейной Библии.

 

ГЛАВА 27

Концерт духовной музыки

 

Несмотря на то что теперь мисс Корнелия смотрела на вещи по-новому, спустя несколько недель ее душевное равновесие было несколько нарушено новой выходкой детей священника. Правда, на публике она ничем не выдала своего волнения, повторяя всем сплетницам суть сказанного ей Аней еще тогда, когда цвели нарциссы, вкладывая в свои слова столько убежденности и силы, что ее собеседницы чувствовали себя довольно глупо и начинали сомневаться, стоило ли им так серьезно относиться к детской шалости. Но в узком кругу мисс Корнелия позволяла себе облегчить душу в стенаниях.

- Аня, душенька, они устроили концерт на кладбище в прошлый четверг вечером, когда шло молитвенное собрание методистов. Сидели на могильной плите Хезекаи Поллока и целый час распевали во всю глотку. Правда, насколько я поняла, они пели в основном церковные гимны, и это было бы не так плохо... но только если бы они этим и ограничились. Однако мне сказали, что под конец они пропели целиком «Полли Уолли Дудль»*[30]... и это в то самое время, когда дьякон Бакстер читал молитву.

- Я присутствовала там в тот вечер, - сказала Сюзан, - и хотя не сказала ни слова об этом вам, миссис докторша, дорогая, не могла не пожалеть, что они выбрали именно этот вечер для подобных развлечений. Поистине было жутко слушать, как они, сидя в обители мертвых, распевают во всю глотку эту легкомысленную песню.

- Не понимаю, зачем вам понадобилось присутствовать на молитвенном собрании методистов, - сказала мисс Корнелия с кислой миной.

- Я никогда не находила, что методизм заразен, - сухо возразила Сюзан. - И... как я собиралась сказать, когда меня перебили... хоть мне и было очень неприятно, я дала отпор методистам. Когда мы выходили из церкви и жена дьякона Бакстера сказала: «Возмутительное поведение!», я ответила, глядя ей прямо в глаза: «Они все прекрасно поют, миссис Бакстер, а из вашего хора никто, как кажется, не посещает ваши молитвенные собрания. Похоже, ваши хористы в голосе только по воскресеньям!» Она приняла это довольно кротко, и я почувствовала, что сумела ее осадить. Но я сумела бы осадить ее еще лучше, миссис докторша, дорогая, если бы только они не пели «Полли Уолли Дудль». Поистине страшно даже подумать, что такое распевают на кладбище.

- Некоторые из похороненных там тоже пели «Полли Уолли Дудль» при жизни. Возможно, им до сих пор приятно послушать эту песенку, - предположил Гилберт.

Мисс Корнелия взглянула на него с упреком и решила при случае обязательно намекнуть Ане, что следует сделать доктору замечание, чтобы он не выражал вслух таких мыслей. Они могли нанести ущерб его профессиональной практике. Пациенты могли подумать, что он не придерживается общепринятых религиозных воззрений. Конечно, Маршалл постоянно говорил вещи и похуже, но ведь он не был человеком публичным.

- Судя по всему, их отец все это время сидел в кабинете, и окно было открыто, но он даже не обратил на них внимания. Разумеется, был погружен в чтение, как обычно. Но я поговорила с ним об этом вчера, когда он зашел к нам.

- Как вы решились на такое, миссис Эллиот? - спросила Сюзан с упреком.

- Решилась! Пора кому-нибудь на что-нибудь решиться. Говорят, будто он даже не знает о письме Фейт в газету, потому что никто не захотел ему об этом рассказать. А сам он, разумеется, никогда в газету не заглядывает. Но я подумала, что ему следует об этом знать, чтобы не допускать таких концертов в будущем. Он ответил, что «обсудит с ними этот вопрос». Но, конечно же, начисто забыл обо всем, едва лишь вышел за наши ворота. У этого человека совершенно отсутствует чувство юмора, Аня, поверьте мне. В прошлое воскресенье он прочел проповедь на тему «Как правильно воспитывать детей»... и к тому же очень хорошую проповедь... и все в церкви сидели и думали: «Какая жалость, что ты сам не делаешь того, к чему призываешь».

Мисс Корнелия была несправедлива к мистеру Мередиту, предполагая, что он сразу же забудет сказанное ею. Он ушел домой очень обеспокоенный и, когда дети в тот вечер вернулись из Долины Радуг - гораздо позднее, чем следовало бы, - позвал их к себе в кабинет.

Они вошли с некоторым трепетом в душе. Это было так необычно: отец редко звал их к себе. Что он собирался сказать им? Они пытались припомнить какой-нибудь особенно серьезный из своих проступков за последние недели, но безуспешно. Два дня назад Карл опрокинул блюдечко варенья на шелковое платье миссис Флэгг, когда она по приглашению тетушки Марты осталась ужинать. Но мистер Мередит не заметил этого происшествия, а миссис Флэгг, добрая душа, не стала поднимать шум. К тому же Карл понес наказание: до конца дня ему пришлось ходить в платье Уны.

Уне вдруг пришло в голову, что, возможно, отец собирается сообщить им о своей предстоящей женитьбе на мисс Уэст. Сердце ее отчаянно заколотилось, а ноги задрожали. Но затем она заметила, что мистер Мередит выглядит очень суровым и печальным. Нет, это не могло быть связано с женитьбой.

- Дети, - сказал мистер Мередит, - меня очень огорчило то, что я сегодня услышал. Это правда, что вы сидели на кладбище в прошлый четверг вечером и пели непристойные песни в то самое время, когда в методистской церкви проходило молитвенное собрание?

- Ох, надо же! Папа, мы совсем забыли, что у них в этот вечер было молитвенное собрание, - воскликнул Джерри в ужасе.

- Значит, это правда... и вы действительно пели?

- Ну, папа, я не знаю, что ты называешь непристойными песнями. Мы пели церковные гимны... понимаешь, это был концерт духовной музыки. Что в этом плохого? Я же говорю тебе, мы начисто забыли, что у методистов в этот вечер молитвенное собрание. Они раньше все время проводили собрания по вторникам, а тут вдруг перешли на четверги - трудно все упомнить.

- Вы не пели ничего, кроме гимнов?

- Ну, - сказал Джерри, краснея, - под конец мы спели «Полли Уолли Дудль». Фейт сказала: «Давайте завершим чем-нибудь веселеньким». Но мы ничего плохого не хотели, отец... честное слово, не хотели.

- Папа, это я придумала устроить концерт, - сказала Фейт, опасаясь, что мистер Мередит возложит всю вину на Джерри. - Ты ведь знаешь, три недели назад методисты сами проводили концерт духовной музыки у себя в церкви. Я подумала, что было бы очень интересно устроить такой же. Только они при этом еще читали молитвы, а мы молиться не стали, так как слышали, будто люди считают ужасно неприличным то, что мы молимся на кладбище. И ты сидел все время здесь, у окна, - добавила она, - и нам ни слова не сказал.

- Я не заметил, чем вы были заняты. Хотя, разумеется, это не может служить мне оправданием. Я виноват больше, чем вы... и я это сознаю. Но зачем вы спели под конец эту глупую песню?

- Мы не подумали... - пробормотал Джерри. Он чувствовал, что это плохая отговорка, особенно учитывая то, как сурово он сам отчитывал Фейт в клубе «Хорошее поведение» за беспечность. - Нам жаль, отец... очень жаль. Задай нам хорошенько... мы заслуживаем, чтобы нас как следует пропесочили.

Но мистер Мередит не стал ни «пропесочивать», ни «задавать». Он сел, подозвал к себе поближе своих маленьких грешников и поговорил с ними - ласково и проникновенно. Охваченные стыдом и раскаянием, они чувствовали, что никогда больше не поступят так глупо и легкомысленно.

- Нам придется сурово наказать себя за этот концерт, - шепнул Джерри, когда они тихонько пошли наверх, чтобы лечь в постели. - Завтра первым делом проведем заседание клуба и решим, как это сделать. Я никогда не видел, чтобы папа был так огорчен. Но лучше бы методисты выбрали раз и навсегда какой-нибудь один день для своих молитвенных собраний, вместо того чтобы перебирать все дни недели.

«Во всяком случае, я рада, что это оказалось не то, чего я боялась», - пробормотала Уна про себя.

А в кабинете мистер Мередит, оставшись один, сел за свой письменный стол и уронил голову на руки.

- Боже, помоги мне! - сказал он. - Плохой из меня отец. О Розмари! Если бы ты любила меня!

 

ГЛАВА 28

День поста

 

На следующее утро, перед тем как отправиться в школу, члены клуба «Хорошее поведение» провели специальное заседание. Обсудив разные предложения, остановились на том, что самым подходящим наказанием будет день строгого поста.

- Не будем ничего есть целый день, - сказал Джерри. - Мне давно хотелось узнать, что такое пост. А тут представляется удобный случай это выяснить.

- Какой день мы выберем для этого? - спросила Уна.

Ей показалось, что наказание довольно мягкое, и ее, пожалуй, даже удивило то, что Джерри и Фейт не придумали ничего более тяжелого.

- Давайте понедельник, - сказала Фейт. - По воскресеньям обед у нас обычно сытный, а в понедельник ни завтрак, ни обед все равно никуда не годятся.

- Но тогда пропадает весь смысл наказания! - воскликнул Джерри. - Мы должны выбрать не самый легкий день для поста, а самый тяжелый... и такой день - воскресенье, поскольку, как ты справедливо заметила, по воскресеньям у нас обычно ростбиф вместо холодного «того же самого». Тут и наказания особого не было бы, если бы мы всего лишь отказались есть «то же самое». Давайте в следующее воскресенье. Самый подходящий день: папа собирается поменяться со священником из Верхнего Лоубриджа для проведения утренней службы. Так что его не будет дома до самого вечера. Если тетушка Марта удивится, что это с нами, мы ей скажем, что постимся для блага наших душ, и что это есть в Библии, и чтобы она нам не мешала... и я думаю, она от нас отстанет.

И действительно, тетушка Марта мешать им не стала. Она просто сказала, как всегда раздраженно и ворчливо: «Что еще за глупости вы, безобразники, тут затеваете?» - и больше об этом не думала. Мистер Мередит ушел из дома рано утром, когда все еще спали. Ушел также без завтрака, но, в этом, конечно, не было ничего необычного. Он часто забывал позавтракать, и некому было ему об этом напомнить. Завтрак - такой завтрак, какой обычно готовила тетушка Марта, - было совсем нетрудно пропустить, не пожалев об этом. Даже голодные «безобразники» чувствовали, что теряют не так уж много, отказываясь от «комковатой овсянки и снятого молока», некогда вызвавших презрение Мэри Ванс. Но все было по-другому, когда пришло время обеда. Они успели ужасно проголодаться, и наполнивший дом запах ростбифа - совершенно восхитительный запах, несмотря на то что ростбиф был очень плохо прожарен, - показался им невыносимо аппетитным. В отчаянии все четверо бросились на кладбище, куда он не доносился. Но Уна не могла оторвать глаз от окна столовой, за которым можно было видеть безмятежно обедающего священника из Верхнего Лоубриджа.

- Вот бы мне хоть малюсенький кусочек, - вздохнула она.

- Прекрати, - приказал Джерри. - Конечно, это тяжело... но в этом и заключается наказание. Я такой голодный, что прямо сейчас мог бы каменного идола съесть, но разве я жалуюсь? Давайте подумаем о чем-нибудь другом. Мы должны подняться выше собственных желудков.

В час ужина они уже не испытывали мук голода, от которых страдали днем.

- Я думаю, мы привыкаем, - сказала Фейт. - Я чувствую ужасно странную слабость, но не могу сказать, что мне хочется есть.

- У меня что-то с головой, - пожаловалась Уна. - Она иногда ужасно кружится.

Но она мужественно пошла в церковь вместе с остальными к вечерней службе. Если бы мистер Мередит не был всецело поглощен темой своей проповеди, заставившей его забыть обо всем на свете, он, возможно, обратил бы внимание на бледное, с запавшими глазами, личико, обращенное к нему со скамьи, где сидели его дети. Но он ничего не замечал, а его проповедь оказалась немного длиннее, чем обычно. Наконец она завершилась, и он как раз должен был объявить заключительный гимн, когда Уна Мередит упала со скамьи и осталась лежать на полу в глубоком обмороке.

Жена старосты Клоу подбежала к ней первой. Она выхватила худенькое тело из рук испуганной, побелевшей от ужаса Фейт и унесла в ризницу. Мистер Мередит забыл о гимне и обо всем остальном и как безумный бросился следом за ней. Прихожане постарались поскорее разойтись.

- Ох, миссис Клоу, - задыхаясь, выговорила Фейт, - Уна умерла? Мы ее уморили?

- Что случилось с моей девочкой? - спросил бледный отец.

- Я думаю, она просто в обмороке, - сказала миссис Клоу. - О, вот и доктор, слава Богу!

Привести Уну в сознание оказалось непростой задачей для Гилберта. Он долго трудился, прежде чем ее глаза открылись. Затем он перенес ее в дом священника. Фейт бежала за ним, истерически всхлипывая от облегчения.

- Она, понимаете, просто голодная... она ничего сегодня не ела... никто из нас не ел... мы все постились.

- Постились! - с удивлением воскликнул мистер Мередит.

- Постились? - переспросил доктор.

- Да... чтобы наказать себя за то, что пели «Полли Уолли» на кладбище, - пояснила Фейт.

- Дитя мое, я не хочу, чтобы вы наказывали себя за это, - огорченно сказал мистер Мередит. - Я немного пожурил вас... и вы все раскаялись... и я все вам простил.

- Да, но нас надо было наказать, - объяснила Фейт. - У нас такое правило... в нашем клубе «Хорошее поведение»... Если мы совершаем какой-нибудь дурной поступок или что-нибудь, что может повредить папиной репутации, мы должны себя наказать. Мы сами себя воспитываем, понимаете, потому что больше некому.

Мистер Мередит застонал, но доктор, отошедший от постели Уны, явно вздохнул с облегчением:

- Значит, девочка просто упала в обморок от голода, и все, что ей нужно, - это хорошая еда. Миссис Клоу, будьте добры, проследите, чтобы ее покормили. И, судя по рассказу Фейт, им всем лучше поскорее поесть, а иначе нас ожидают новые голодные обмороки.

 

 

- Я думаю, мы не должны были заставлять Уну поститься, - сказала Фейт с раскаянием. - Я теперь понимаю, что наказать следовало только Джерри и меня. Это мы устроили концерт, и мы старшие.

- Я тоже пела «Полли Уолли», как вы все, - послышался слабый голосок Уны, - так что меня тоже надо было наказать.

Появилась миссис Клоу со стаканом молока, Фейт, Джерри и Карл убежали в буфетную, а Джон Мередит ушел в кабинет, где долго сидел в темноте наедине со своими горькими мыслями. Итак, его дети воспитывали себя сами, так как «больше было некому»... воспитывали, самостоятельно решая запутанные вопросы, в отсутствие руки, которая вела бы их, и голоса, который мог бы дать совет. Фраза, произнесенная Фейт без всякой задней мысли, терзала душу ее отца, как язвительный выпад. Не было никого, кто присмотрел бы за ними, позаботился об их душах и телах. Какой хрупкой выглядела Уна, когда лежала в продолжительном обмороке в ризнице! Какими худенькими казались ее руки, каким мертвенно-бледным было ее личико! Она выглядела так, словно могла в любую минуту навсегда уйти от него... милая маленькая Уна. заботиться о которой так просила его Сесилия. Он давно, со времени смерти жены, не испытывал такого мучительного страха, какой охватил его, когда он склонился над своей лежавшей в обмороке маленькой дочкой. Он должен что-то сделать... но что? Должен ли он предложить Элизабет Керк выйти за него замуж? Она хорошая женщина... она будет добра к его детям. Он мог бы заставить себя сделать это, если бы не его любовь к Розмари Уэст. Но, не подавив эту любовь, он не мог посвататься ни к кому другому. А подавить ее он не мог... он пытался, но безуспешно.

Розмари тоже была в церкви в тот вечер - в первый раз после возвращения из Кингспорта. Он мельком увидел ее лицо в задних рядах переполненной людьми церкви, в тот момент, когда закончил свою проповедь. Его сердце неистово забилось. Он склонил голову и сидел, чувствуя, как стучит в висках кровь, пока хор исполнял очередной гимн. Они не виделись с того вечера, когда он предложил ей стать его женой. Когда он поднялся, чтобы объявить заключительный гимн, его руки дрожали, а обычно бледное лицо пылало ярким румянцем. Затем обморок Уны заставил его на время забыть обо всем остальном. Но теперь в темноте и уединении кабинета прежние чувства нахлынули с новой силой. Розмари была для него той единственной во всем мире, которую он мог любить. Было бесполезно даже думать о браке с любой другой женщиной. Он не мог совершить такого святотатства даже ради собственных детей. Он должен нести свой крест один... он должен постараться стать более внимательным, более заботливым отцом... он должен сказать своим детям, чтобы они не боялись приходить к нему со всеми своими маленькими проблемами. Наконец он зажег лампу и взял в руки толстую, недавно вышедшую в свет книгу, вызвавшую немало споров в богословских кругах. Он собирался прочитать всего лишь одну главу - только для того, чтобы немного отвлечься и успокоиться, - но пять минут спустя совершенно забыл об этом мире со всеми его горестями.

 

ГЛАВА 29

Жуткая история

 

Тихим вечером в начале июня Долина Радуг была очаровательнейшим местом на свете, и это чувствовали дети, расположившиеся на полянке, где над их головами звенели волшебным звоном бубенчики, висевшие на Влюбленных Деревьях, и встряхивала своими зелеными кудрями Белая Леди. Ветер смеялся и насвистывал, бродя вокруг них, как верный, веселый приятель, принося с собой из лощины пряный запах молоденьких папоротничков. Дикие вишни, растущие тут и там среди темных елей, стояли в белой дымке распускающихся цветов. В кленах за Инглсайдом свистели малиновки. Вдали, на склонах Глена, цвели сады, прелестные, удивительные и таинственные в сгущающихся сумерках. Это была весна, а молодые просто должны радоваться весной. И каждый был счастлив в Долине Радуг в тот вечер... пока Мэри Ванс не нагнала на всех страху рассказом о призраке Генри Уоррена.

Джема в тот вечер с ними не было. Он теперь проводил все вечера на чердаке Инглсайда, готовясь к вступительным экзаменам в учительскую семинарию. Джерри тоже не было поблизости: он сидел у пруда и удил рыбу. Уолтер читал вслух морские стихи Лонгфелло*[31], и его слушатели были погружены в атмосферу красоты и тайны кораблей. Потом они поговорили о том, чем будут заниматься, когда вырастут... куда поедут... какие прекрасные дальние берега увидят. Нэн и Ди собирались отправиться в Европу. Уолтер мечтал о Ниле, со стоном пролагающем путь к морю в египетских песках, и о том, чтобы хоть мельком увидеть Сфинкса. Фейт предположила, довольно уныло, что ей, скорее всего, придется стать миссионеркой - такую участь предрекла ей старая миссис Тейлор, - но зато тогда она сможет увидеть таинственные земли Востока - Индию или Китай. Карл всем сердцем стремился в джунгли Африки. Уна ничего не сказала. Она подумала, что просто хотела бы остаться дома. Здесь было гораздо красивее, чем в любом другом месте. Будет ужасно, когда все они станут взрослыми и разъедутся по всему миру. Сама мысль об этом вызывала в душе Уны чувство одиночества и тоски по дому. Но другие продолжали с восторгом предаваться мечтам, пока не пришла Мэри Ванс и не разрушила в один миг грезы и поэзию вечера.

- Ух, до чего я запыхалась! - воскликнула она. - Летела с того холма, как сумасшедшая. Я жутко перепугалась там, возле старого дома Бейли.

- Что же там было страшного? - удивилась Ди.

- Не знаю. Я шарила там под сиренями в старом саду - хотела поглядеть, есть ли уже ландыши. Там темно, хоть глаз коли... и вдруг я увидела, как что-то шевелится и шелестит в другом углу сада, в зарослях молоденьких вишен. Оно было белое. Говорю вам, я драпала без оглядки! Перемахнула через изгородь на бешеной скорости. Я решила, что это наверняка призрак Генри Уоррена.

- Кто такой Генри Уоррен? - спросила Ди.

- И с какой стати это был его призрак? - спросила Нэн.

- Ну и ну, неужели вы ни разу не слыхали эту историю? А ведь выросли в Глене! Ну, погодите минутку, вот отдышусь и расскажу.

По спине Уолтера пробежала приятная дрожь. Он любил истории о привидениях. Их таинственность, драматическое напряжение повествования, жуткие подробности доставляли ему острое, глубокое наслаждение. Лонгфелло мгновенно показался банальным и пресным. Уолтер отбросил книгу в сторону, чтобы ничто не мешало слушать, растянулся на траве, оперевшись на локти, и остановил внимательный взгляд больших сияющих глаз на лице Мэри. Мэри пожалела о том, что он смотрит на нее так. Она чувствовала, что сумела бы рассказать свою историю о призраке Генри Уоррена гораздо лучше, если бы не этот взгляд Уолтера. Не будь его, она могла бы кое-что приукрасить, добавить кое-какие художественные подробности, чтобы внушить слушателям еще больший ужас. А так ей пришлось держаться голых фактов... или того, что было выдано ей другими за факты.

- Ну... - начала она. - Вы же знаете, что в этом доме тридцать лет назад жил старый Том Бейли с женой. Был он, говорят, ужасно беспутный, да и жена его ненамного лучше. Своих детей у них не было, но сестра Тома умерла, а у нее остался сыночек - этот самый Генри Уоррен... и Бейли взяли его к себе. Ему было около двенадцати, когда он у них поселился, и был он маленького роста и очень хрупкий. Говорят, что Том и его жена с самого начала обращались с ним ужасно - пороли и морили голодом. Говорят, что они хотели поскорее его уморить, чтобы завладеть небольшими деньгами, которые ему оставила мать. Генри умер не сразу, но у него начались припадки... епилепсы, так их называют... и рос он вроде как дурачком лет до восемнадцати. Дядя обычно лупил его именно в саду, потому что там, за домом, никому их не было видно. Но слышно-то все равно было, и люди говорят, что иногда дрожь пробирала, когда из сада доносились крики бедного Генри, который умолял дядю не убивать его. Но никто не смел вмешаться, ведь старый Том был сущим разбойником и наверняка каким-нибудь способом рассчитался бы с любым, кто посмел бы лезть в его дела. Все знали, что он спалил амбары и конюшни соседа, который его обидел. Когда Генри умер, его дядя и тетя всем рассказывали, будто он умер во время одного из своих припадков, а больше никто ничего не знал, но все говорили, что Том просто взял да и убил его окончательно. А вскоре по округе разошлась весть, что появился призрак Генри. Он бродил в этом старом саду. По ночам слышали, как он стонет и плачет. Старый Том и его жена сбежали отсюда... уехали на Запад и не вернулись. Про этот дом пошла такая дурная слава, что никто не захотел купить или арендовать его. Это произошло лет тридцать назад, но призрак Генри Уоррена до сих пор появляется в саду.

- Ты в это веришь? - презрительно бросила Нэн. - Я - нет.

- Ну, порядочные люди видели его... и слышали, - возразила Мэри. - Говорят, что он появляется, и ползает по земле, и хватает людей за ноги, и бормочет, и стонет - точно так, как делал это, когда был жив. Я вспомнила об этом, как только увидела что-то белое в кустах, и подумала, что, если оно только схватит меня так и застонет, я упаду на месте замертво. Так что я сразу дала деру. Может быть, это и не был его призрак, но я не хотела рисковать в таком месте, где бывают призраки.

- Это был, скорее всего, белый теленок миссис Стимсон, - засмеялась Ди. - Он пасется в том саду... я его видела.

- Может быть. Но я ходить домой через сад Бейли больше не стану... А вот и Джерри! Сколько рыбы наловил! Сегодня опять мой черед ее жарить. Джем и Джерри говорят, что я лучшая кухарка в Глене. А мисс Корнелия разрешила мне сегодня принести вам вот этого печенья. Я чуть все его не разроняла, когда увидела призрак Генри.

Джерри только посмеялся, когда выслушал историю о привидении в саду - Мэри повторила ее, пока жарила рыбу, и даже сумела слегка приукрасить, так как Уолтер пошел помочь Фейт накрыть на стол. Но в отличие от Джерри, на которого история не произвела никакого впечатления, Фейт, Уна и Карл были напуганы, хоть и не хотели в этом признаться. Они чувствовали себя довольно уверенно, пока в долине вместе с ними были все остальные, но, когда банкет на лужайке кончился и начало смеркаться, воспоминание о призраке заставило их содрогнуться. Джерри отправился в Инглсайд вместе с Блайтами - ему надо было повидать Джема по какому-то делу, - и Мэри Ванс ушла с ними, чтобы вернуться домой кружным путем. Так что Фейт, Уне и Карлу пришлось возвращаться домой втроем. Всю дорогу они старались держаться поближе друг к другу и обошли старый сад Бейли стороной. Они, конечно, не верили, будто там обитают привидения, но все равно им не хотелось к нему приближаться.

 

ГЛАВА 30