На форумах, посвященных вопросам цивилизаций, как-то по умолчаниюсоглашаются, что цивилизационное построение структуры и развития человечества – это только безусловно положительные начала. Но, если взглянуть глубже, то это не во всем так.
Для авторской концепции важны два утверждения:
- в цивилизациях издревле заложен экспансионистский потенциал;
- цивилизации устойчивы в своей идентичности.
Если первое из них, скорее, антиресурс для поиска современных решений задачи гармоничного развития человечества, то второе – самый настоящий и благодарный ресурс.
Что больше всего напоминают эти поведенческие и характериологические признаки? – Конечно, живые организмы! Именно живой организм нуждается в идентификации себе подобных для продолжения рода, функционально поддерживая суть собственного видового бытия. Именно живой организм претендует, вместе с тем, на пространство и подавление себе не подобных. И именно эти поведенческие свойства просматриваются в экспансионистской модели современной глобализации.
Однако заметим важнейшую вещь, к которой вернемся позднее. Такое поведение свойственно, прежде всего, организму биологическому, неодушевленному, неоразумленному, не «по образу и подобию Божию». И такое поведение, бесспорно, не лучшая возможность для перспектив человеческого сосуществования. Выживание человечества возможно при акценте на социальную сторону его природы, отодвинутой от биологического и приближенной к разумному, нравственному началу.
Как в человеке борется добро и зло, биологические инстинкты и социальная ответственность (совесть), так и в цивилизациях надо видеть такой же разлом, столкновение цивилизационного экспансионистского инстинкта и социальной ответственности, коллективной нравственности. Какое начало победит – в этом и есть вызов для человечества. Именно здесь кроется ресурс цивилизационных перемен, нового издания древних особенностей цивилизаций, нового начала и перемен.
Допустим (для атеиста подчеркнем, что это только допущение), что на определенном этапе эволюции биообразцов жизни, с развитием мозга до некоей необходимой степени сложности оказалась возможной пересадка человеку разума (божественной эманации, если представлять, что Бог – это не мистически непознаваемое, а такое же явление материальной природы как и человек, но иного, высшего порядка и совершенно иного материального воплощения, несущего в себе Разум, как таковой, чистый разум по Канту). В в силу этого судьба человека и человечества стала в смысле биологического выживания в соревновании видов более устойчивой и победительной. При таком допущении по этой логике можно допустить и следующее. Человеческое сообщество по мере своего развития вероятно может стать носителем высшего разума – коллективно, а не только индивидуально. Для этого сообщества, их коммуникации, а скорее всего духовное восхождение – нравственность, коллективная совесть должны достичь, как когда-то мозг индивидуума определенной степени развитости. В отличие от мозга индивидуума правда здесь речь должна идти о социальном развитии сообщества.
И тогда возникнет новый этап выживаемости человечества уже не в борьбе видов живых существ, а в борьбе в космических координатах и с космического масштаба угрозами. При данном предположении роль цивилизаций, как устойчивых сообществ в мегаисторическом процессе станет существенно более глубокой и, главное, скорее проецируемой в будущее, чем является на сегодня просто стадиальным отражением смены прошлых эпох модернити и т.п. Для технократических современников в этом предположеини вероятно уместна аналогия с ростом вычислительных мощностей (аналог интеллектуального потенциала) при переходе от персонального компьютера к сетям персональных компьютеров.
Что составляет парадигму цивилизационного существования? Религия? Ценности? Культура? Хозяйственный уклад? Географическая среда? Способ мышления? Стремление взять какой-либо один из компонентов за основу отражает непонимание феномена цивилизационного генотипа, является экстраполяцией на цивилизационный контекст парадигмы монистического анализа. Так, А.Д. Тойнби выстраивал цивилизации вокруг религиозного ядра и идентифицировал их по религиозной принадлежности.[416] Павильно ли это? Да, - в определенном контексте определенного исследования, но совершенно ясно, что неполно. В евразийской традиции цивилизационные типы соотносятся с геополитическими зонами (например, у П.Н. Савицкого с дихотомией «талассократической» и «теллурократической» парадигм).[417] Ф. Бродель раскрывал категорию цивилизационности через дефиницию «мир-экономика», акцентируя внимание на хозяйственном измерении феномена цивилизаций.[418] По существу речь шла не о цивилизациях как таковых, а о вариациях религиозных, хозяйственных, геополитических, аксиологических систем.
Цивилизации в авторском понимании это не только культурные различия народов, но и вырабатываемые тысячелетиями фундаментальные особенности жизни сообщества людей. В этом смысле можно говорить о социальных цивилизационно-ценностных генетических кодах, сходных по существу с биологическими кодами живых организмов. И если мы понимаем, что в биологическом случае генетические мутации приводят к уродствам и к гибели организма, то ровно так же попытки вторжения в социальный цивилизационо-ценностный генетический код приводят к не менее опасным последствиям. Как и в биологической природе в цивилизационном поле действуют принципы наследственности, нескрещиваемости, ареальных условий обитания, существенно усложняясь и частично модифицируясь.
Взгляд на цивилизации как живые организмы высказывался ведущими теоретиками цивилизационного подхода. Функционирование локально-исторических культур уподобляли жизнедеятельности живых существ О. Шпенглер и А.Д. Тойнби, Н.Я. Данилевский и П.А. Сорокин.[419] Однако данное положение, во многом ключевое, оказалось до конца не понято. Уподобление цивилизаций биоорганизмам было воспринято не более чем метафора, красивая аллегория. Между тем речь шла о новом понимании форм живой природы. Впрочем, органический взгляд не означал биологизаторства культуры. Напротив, более уместно было бы говорить об одухотворении (оразумливании в новом более высоком типе) биологических форм существования человека.
В чем состоят особенности разграничения цивилизациий по отношению к себе подобным? Социально-генетические различия включают в себя показатели этничности, конфессиональнсти, гражданственности, языка, культуры, традиций, устоев, укладов, территории, общности исторической судьбы, коллективной памяти и т.д. Сказываются они и проявляют себя в рефлекторной и социально-поведенческой культуре, психологии, ментальности. Джордж Мэрдок еще в 1945г. называл 70 универсалиев, которые могли бы быть нами отнесены к особым генным элементам цивилизационного кода. Среди них - этика, мораль, религия, тип семьи, мифология, фольклор, музыка, особенности невербального общения, игры, танцы, спорт и т. п.[420]
Каждый орган единого организма жизненно необходим для его функционирования. Цивилизации подобны экосистемам, искусственное вторжение в которые необратимо приводит к их разрушению. Между тем, при рассмотрении цивилизаций через призму организационной теории разграничение цивилизационных компонентов на базовые и надстроечные (проецирование методологии формационного подхода) лишено смысла.
Каждый организм может и должен развиваться. В этом смысле консервация цивилизаций имеет для них гибельные последствия. Однако, если развитие подменяется мутагенезом, то это может быть в прямом смысле смертельно опасно (российский пример ярко говорит об этом).
Попытки генного инжиниринга в отношении цивилизационно-ценностного генокода столь же опасны и безнравственны, как и в биологической генной инженерии. Предпринимаемые исторически попытки выведения новой породы человека окончились, как известно, провалом. Нет оснований полагать, что они будут успешны и в будущем. Существующая версия глобализма может быть охарактеризована именно как такого рода вариант социально-генной инженерии.
Является ли эта модель особенностью современности или это наследие древних времен?
Отметим сразу, что на взгляд авторов – это не лучшее древнее наследие, аналогичное биологическим инстинктам в человеке, которых он часто и справедливо стыдится. Сентенцию Конфуция, что лучшее новое – это старое нельзя признать целиком приемлемой. В традициях древних цивилизаций содержались как ценности, которые могут быть восприняты в современных условиях миростроительства, так и пласты их существования, неприемлемые для гуманистического сознания.
В либеральной, неозападнической печати сложился стереотип, что Россия имела все основания развиваться как страны Запада, но некие зловещие силы подталкивали ее на тупиковый путь. Е.Т. Гайдар свое небезызвестное сочинение «Государство и эволюция» завершает призывом «сместить главный вектор истории России», т.е. всего ее исторического опыта.[421] Показательно признание одного из главных теоретиков российских реформ американца Д. Сакса о бесперспективности применения в них универсальных для западной цивилизации схем: «Мы положили больного на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия». Другими словами, неправильная хирургическая метода обернулась тем, что пациент едва не был зарезан. Россия не может вписаться в систему Нового мирового порядка в силу своего цивилизационного своеобразия – «у ней другая анатомия».
Говоря о феномене цивилизационного кода необходимо предостеречь от его исключительно биологизаторской трактовки. Видными фигурами в истории русскости являлись поликровный А.С.Пушкин, имевший украинское этническое происхождение Н.В. Гоголь, грузинское – П.И. Багратион, армянское – И.К. Айвазовский, еврейское братья Рубинштейны, немецкое Э.И. Тотлебен и др. Иноэтничными по крови являлись даже цари, олицетворявшие собой в глазах большинства населения русскую национальную идентичность. С другой стороны, известны слова А. Меньшикова, просившего у Петра I права именоваться немцем. Так что цивилизационная принадлежность определяется отнюдь не только по крови.
Речь при этом идет не только о представителях национальной элиты. В настоящее время не существует не только гомогенных в этническом отношении народов, но и существование этнически чистокровных индивидуумов представляется весьма сомнительным. Согласно переписи 1959 г., смешанными являлось 10,3% советских семей. К 1970 г. их число возросло до 13,5%, к 1979 г. – до 14,9%, а к 1989 г. – до 17,5%.[422] Нехитрый математический расчет позволяет заключить, что за полтора столетия этнически чистокровных индивидуумов при такой динамике даже теоретически не должно остаться. А ведь смешанные браки заключались к тому же и прежде. Брачная замкнутость среди русских, в отличие от ряда других российских народов, исторически никогда не существовала. Нет нужды в этой связи говорить о традиционном в тематике русского этногенеза татарском факторе.
