Для общественного дискурса дореволюционной России использование дефиниции «цивилизация» вообще не было характерно. Вместо него, с подачи Н.Я. Данилевского, оперировали понятием историко-культурные типы.[401] И это не случайно. Категория цивилизационности несла в ту эпоху во многом противоположный смысл по сравнению с ее современным истолкованием. В XVIII – XIX вв. она еще сохраняла прямую связь с этимологией латинского термина civilis – гражданский, государственный, политический, достойный гражданина. Просветители структурировали унифицированный путь общественного прогресса по трем этапам стадиального восхождения – дикость – варварство – цивилизация. Последняя из стадий фактически выступала эквивалентом гражданского общества. Она закрепляла приоритетность западного пути общественного развития.
Народам, утверждавшим своей историей иные ценностные принципы существования, отказывалось в праве быть цивилизованными (при наличии государства они относились к варварским, при его отсутствии – к диким). Широко используемое до сих пор наименование «цивилизованные страны» отражает унификаторскую ограниченность подхода просветителей. В действительности же нецивилизованных стран не существует. Другое дело, что цивилизации различны и не могут быть отнесены к некому единому цивилизационному знаменателю.
Наиболее раннее употребление понятия «цивилизация» встречается в трактате В.Р. Мирабо «Друг людей» (1756г.). Французский просветитель увязывал эту категорию с достижением определенной ступени нравственного совершенствования человека. «Если бы, - рассуждал Мирабо, - я спросил у большинства, в чем состоит цивилизация, то ответили бы: цивилизация есть смягчение нравов, учтивость, вежливость и знания, распространяемые для того, чтобы соблюдать правила приличий и чтобы эти правила играли роль законов общежития, - все это являет лишь маску добродетели, а не ее лицо. Цивилизация ничего не совершает для общества, если она не дает ему основы и формы добродетели».[402]
Предметом научного изучения категория цивилизационности стала благодаря трудам Ф. Гизо «История цивилизации в Европе»[403] и Г.Т. Бокля «История цивилизации в Англии».[404] Гораздо меньший резонанс имела книга российского исследователя А.Л. Метлинского «О сущности цивилизации и о значении ее элементов».[405]
Опираясь на Л. Моргана[406] историческую схему утверждения цивилизаций, как этапа, приходящего на смену дикости и варварства, развивал Ф. Энгельс.[407] В советской марксистской традиции цивилизационность соотносилась со вторым этапом трехстадиального развития человечества, будучи противопоставляема эпохе первобытного коммунизма. Она характеризовалась наличием классов, государства, городской культуры. (Г.М. Бонгард – Левин).[408] По логике «отрицания отрицания» на высшей коммунистической стадии развития человечества цивилизации с упразднением всех указанных институтов отмирают. Учением о цивилизациях объяснялись отклонения от единой универсальной схемы формационного прогресса. Л.И. Семеникова писала даже, что концепт цивилизации превратился в «пластырь» для формационного похода.[409]
Стадиальный подход к интерпритации цивилизационных феноменов по сей день имеет весьма широкое распространение. Так, видный современный российский цивилизациолог Ю.В. Яковец трактует категорию цивилизация как «качественный этап в истории общества, характеризующийся определенным уровнем развития самого человека, технологической и экономической базы общества, социально-политических отношений и духовного мира».[410] В чем состоит «определенность» обозначенного уровня не ясно. Но ключевым словом в предложенной трактовке является именно этап.[411]
Модернизационный вызов состоит в деактуализации цивилизационных ценностей. Цивилизация в модернистском дискурсе есть не более чем этап в историческом развитии человечества, определяемый хозяйственной и культурной разобщенностью народов. Реализация глобализационного проекта создавала иллюзию цивилизациологии как исключительно предмета исторической науки, не имеющей отношения к современным реалиям, а уж тем более к будущему.
В противовес просветительско-модернистскому унификаторству, связываемому с категорией стадиальной цивилизационности, сформировалось направление цивилизациофобии. У славянофилов использовалось даже противопоставление духовности культуры бездуховности цивилизации. Цивилизационность определялась ими как проявление кризисности западного общества.[412] В развитии данного направления трактовки Н.А. Бердяев писал о цивилизациях как «смерти духа культуры».[413] На Западе через призму метафоры «заката культур» оценивал исторический смысл цивилизационного этапа О. Шпенглер.[414]
Терминологическое расширение началось с А.Д. Тойнби. Английский историк экстраполировал категорию цивилизационности, связываемую прежде с определенным стадиальным уровнем в теории прогресса, на локальные историко-культурные общества. В результате цивилизация в современном представлении «оказалась» не только множественной чередой определений, но и различием двух взаимоотрицающих подходов – стадиально-универсалистского и вариативного. Второй из подходов, сформулированный как принцип, не нашел до сих пор практической имплементации в научном познании. По сей день в обществоведческих дисциплинах доминируют объяснительные модели универсально-монистического характера. Так, в демографии роль такого рода универсалия выполняет концепция «демографического перехода», утверждающая предопределенность тренда репродуктивного угасания обществ современного типа.[415] Экономическая теория по-прежнему опирается на абстрактный образ выведенного из контекста культурного потенциала смитовского «экономического человека» – прагматического эгоиста. Дискурс современных юридических теорий выстраивается на базе абсолютизации другой абстрагируемой категории – прав человека. Политологические стереотипы связаны с универсализацией категорий «гражданского общества» и «правового государства». Социологическое моделирование по-прежнему детерминируется эволюционным схематизмом, универсальное целеполагание которого определяется теперь концептом постиндустриализма (его эквиваленты – «общество знаний», общество инновационного типа», «сервисное общество», «общество социального благоденствия»). В теории религиоведения становление религиозных воззрений укладывается в формат сформировавшейся еще на заре нового времени схемы – первобытная магия – язычество – монотеизм. Пользуются популярностью международные индикаторы успешности государств. При этом в качестве критерия успеха берутся имманентные черты одного из цивилизационных типов. Давосский индекс конкурентоспособности является наиболее ярким примером такой универсализации. Cложившееся в методологии обществоведческих наук положение ставит в повестку задачу цивилизационного взгляда в гуманитарном знании.
Авторы ведут речь о цивилизациях во вполне определенном контексте актуальных задач мирового общечеловеческого строительства. Всем привычно на территориях своих стран и на многочисленных языках словосочетание - общественное развитие и государственное строительство. Злесь идет речь о том же самом, но для единого земного территориального пространства, для субъектного пространства всего человечества.
Концепция цивилизационного генокода:
