Жизнь как история

В самом начале своей работы над измерением ощущений я попал на представление «Травиаты» Верди. Опера славится великолепной музыкой, но это еще и трогательная история любви молодого аристократа и Виолетты – дамы полусвета. Отец юноши убеждает Виолетту отказаться от возлюбленного, чтобы спасти честь семьи и будущий брак сестры молодого человека. Жертвуя собой, Виолетта отвергает любимого. Вскоре она заболевает чахоткой (в XIX веке так называли туберкулез). В финале умирающая Виолетта медленно угасает, окруженная немногими друзьями. Ее возлюбленный, узнав об этом, спешит в Париж, чтобы увидеться с ней. Виолетту переполняет радостное ожидание, но силы ее быстро тают.
Сколько бы раз вы ни слушали эту оперу, в финале вас охватывает напряжение и тревога: успеет ли возлюбленный? Для него важно повидаться с любимой. Он, конечно, успевает, звучат несколько волшебных любовных дуэтов, и после 10 минут восхитительной музыки Виолетта умирает.
По дороге домой я задумался: чем для нас так важны эти последние 10 минут? Стало ясно, что меня вовсе не волнует, сколько лет прожила Виолетта. Если бы мне сказали, что она умерла в 27 лет, а не в 28, как я считал, то пропущенный год счастливой жизни меня вовсе не тронул бы; но возможность пропустить последние 10 минут значила много. Кроме того, чувства, которые я испытывал от воссоединения влюбленных, не изменились бы, узнай я, что они провели вместе не 10 минут, а целую неделю. А вот если бы юноша опоздал, «Травиата» стала бы совсем иной историей. Всякая история повествует о важных событиях и памятных моментах, а не о течении времени. Для нее естественно игнорирование длительности событий, и конец часто определяет ее суть. Одни и те же основные свойства проявляются в правилах нарратива и в воспоминаниях о колоноскопии, отпуске и фильмах. Так работает вспоминающее «я»: оно составляет истории и хранит их для будущего использования.
Не только в опере мы представляем жизнь в виде истории и хотим, чтобы все кончилось хорошо. Если нам рассказывают о гибели женщины, много лет не видевшей дочь, мы хотим знать, встретились ли они перед смертью. Нас волнуют не только чувства дочери; мы хотим улучшить повесть о жизни матери. Наша забота о людях часто выражается в заботе о качестве их истории, а не в заботе об их чувствах. Нас трогают события, меняющие историю уже умерших людей. Если человек умер, веря в любовь жены к нему, мы жалеем его, узнав, что она много лет держала любовника, а с мужем не расставалась только ради его денег. Нам жалко мужа, хотя он прожил счастливую жизнь. Мы сочувствуем унижению ученого, сделавшего великое открытие, которое после его смерти оказалось ошибкой, забывая, что сам он никакого унижения не испытал. Больше всего, разумеется, мы переживаем за «повесть» своей собственной жизни и очень хотим, чтобы история вышла хорошей, а герой – достойным.
Психолог Эд Динер со своими студентами попытался выяснить, действуют ли игнорирование длительности и правило «пик – конец» при оценке всей жизни. Они подготовили краткое жизнеописание вымышленной героини по имени Джен, женщины без мужа и детей, погибшей в автомобильной катастрофе – быстро и без мук. По одной версии Джен была счастлива всю жизнь (30 или 60 лет), любила свою работу, уделяла свободное время друзьям и хобби. В другой версии к жизни Джен добавлялись 5 лишних лет (теперь она жила 35 или 65 лет). Дополнительные годы описывались как удовл етворительные, но не настолько, как предыдущие. Прочитав схематическую биографию Джен, каждый участник отвечал на два вопроса: «Если брать в целом, насколько привлекательной, по-вашему, была жизнь Джен?» и «Сколько радости или печали, по-вашему, испытала Джен в жизни?».
Результаты четко показали наличие игнорирования длительности и эффекта «пик – конец». В «межкатегориальном» эксперименте (разным участникам предъявлялись разные бланки) увеличение продолжительности жизни Джен вдвое не оказало никакого влияния на привлекательность ее жизни и на оценку общего количества радости или печали. Понятно, что ее жизнь была представлена типичным временным срезом, а не последовательностью срезов. В результате «полное счастье» оценивалось как радость в типичный период времени, а не суммой (или интегралом) радостных моментов на протяжении всей жизни.
Как и ожидалось, Динер и его студенты обнаружили также эффект «лучше меньше», который ясно показывал, что в место суммы используется среднее значение. Добавление пяти «удовлетворительных» лет к очень счастливой жизни вызвало значительное снижение оценки общего счастья в жизни.
По моему совету исследователи собрали данные по влиянию добавленных пяти лет во «внутрикатегориальном» эксперименте (один и тот же испытуемый оценивал два варианта по очереди). Хотя я давно имею дело с ошибками оценки, даже мне было трудно поверить, что разумные люди могут сказать, будто добавление пяти неплохих лет сделает жизнь значительно хуже. Я оказался неправ: подавляющее большинство участников эксперимента пришли к выводу, что разочаровывающие пять дополнительных лет портят всю жизнь.
Структура суждений выглядела абсурдной, и Динер со студентами сначала решил, что ответы говорят о неразумности молодых участников эксперимента. Однако результаты не изменились, когда на те же вопросы ответили родители и старшие друзья студентов-экспериментаторов. В интуитивной оценке как всей жизни, так и кратких эпизодов, пик и конец имеют значение, а длительность – нет.
Боли при родах и удовольствие от отдыха всегда приводятся в качестве возражений идее игнорирования длительности: мы все интуитивно согласимся, что роды, длящиеся 24 часа, гораздо хуже, чем роды, занимающие 6 часов, и что шесть дней на хорошем курорте лучше, чем три. Кажется, что длительность в этих случаях имеет значение, но это только потому, что качество ощущений меняется с течением времени. Роженица больше измучена и разбита после 24 часов, чем после 6; отпускник чувствует себя более отдохнувшим и посвежевшим после шести дней, чем после трех. В действительности при оценке подобных эпизодов для нас важно и постепенное ухудшение (или улучшение) текущих ощущений, и то, как человек себя чувствует в конце.