В конце XIX — начале ХХ века мусульманские школы на Северном Кавказе делились на два типа: мактаба — низшая религиозная школа, и мадраса — учебное заведение повышенного типа. В мактаба не определялось время прохождения курса и не существовало подразделений на классы. Прохождение обучения здесь осуществлялось по периодам от усвоения одной книги до усвоения другой, что было равносильно переходу из класса в класс. В мактаба обычно был один, реже — два преподавателя, которые обучали детей арабскому алфавиту и умению читать Коран. Заучивались наизусть суры Корана, молитвы и некоторые поэтические произведения на родном языке. Срок обучения в мактаба составлял 3–5 лет, в зависимости как от способности ученика, так и от опытности преподавателя.
Поступить в мадраса имели возможность немногие, в основном дети состоятельных родителей. Кроме мусульманского богословия здесь изучались арабская грамматика (нахуа), логика (мантык), догматика (акаид). Однако изучение этих предметов носило второстепенный характер: они служили пособиями для лучшего понимания Корана. В первую очередь мадраса давала религиозно-нравственное образование, изучение Корана и сунны занимало главное место в курсе его наук. К предметам религиозно-догматического характера относились фараиз (законы о наследовании и разделе имущества), усул аль-фикх (юриспруденция), хикмат (энциклопедия истории философии и естествознания). В мадраса, так же как и в мактаба, время прохождения курса не было ограничено какими-либо временными рамками и не было разделения на классы. В обязанности учителя-мударриса входило преподавание всех наук. Кроме того, мударрис должен был выполнять организационные работы по заведыванию мадраса. В связи с невозможностью справиться с таким большим объемом работы, мударрис избирал себе помощников из числа способных учеников старшего возраста. Эти помощники (хальфа) могли преподавать некоторые «второстепенные» науки.351
В Северной Осетии большинство религиозных школ совмещали в себе функции мактаба и мадраса, преобладали примечетские школы. По данным 1886 года в селе Вольно-Магометановском существовали четыре мечети, обучение детей Корану осуществлялось в школах при мечетях.352 На их базе осуществлялась подготовка рядового мусульманского духовенства. В каждой из этих четырех школ обучалось до 30 учеников-сохта: здесь они постигали смысл сур Корана, наиболее способные ученики отбирались в группу для изучения арабского языка. Школы могли посещать и взрослые. Для продолжения богословского образования необходимо было выезжать в арабские страны или Турцию, но это могли сделать (также как и совершить хадж) лишь немногие зажиточные мусульмане.
Нельзя не признать, что мусульманская и православная школа в комплексе оказали положительное влияние на состояние общей образованности населения Осетии. Но в целом по Северному Кавказу до совершенства в организации мусульманского образования было далеко. Наблюдатели отмечали, что для многих горцев Северного Кавказа мусульманская школа являлась единственной возможностью получить образование.
В то же время в мактаба не находила поддержки идея преподавания предметов на родном языке. Когда в России уже полным ходом шла реформа мусульманского образования, переход от старометодной к новометодной мусульманской школе на Северном Кавказе продвигался с трудом. «Если начальная школа с учебно-воспитательной точки зрения должна отвечать идее «мастерской человечности», где дети развивают постепенно свои умственные и нравственные способности, то в действительности большинство мактаба на Северном Кавказе являются «мастерскими» человеческого искусства притупления детских способностей», — писал в начале ХХ века Ахмад Цаликов. Его высказывание подтверждалось тем, что на Северном Кавказе отсутствовала хорошо налаженная работа мусульманских конфессиональных школ. И даже в Дагестане, где практика работы мадраса, мактаба и школ при мечетях складывалась веками, присутствовал «определенный консерватизм системы традиционного образования» и «господство... схоластических методов образования».353
С присоединением Кавказа к России мусульмане стали высказываться за то, чтобы установившее над ними контроль государство несло ответственность за все сферы государственной жизни, в том числе и мусульманское образование. В то же время среди многих государственных чиновников преобладало мнение, что государство не обязано заботиться об обеспечении религиозных нужд населения, не исповедующего официальную государственную религию. Из-за отсутствия условий для подготовки мусульманских кадров, например, только в Закавказье оказалось более тысячи вакансий мест мулл, которые начали заполняться приезжающими проповедниками из Ирана и Турции. Причем образовательный уровень этих мулл оценивался как крайне низкий. Наместник Кавказа Воронцов-Дашков354 в 1913 году в своем отчете императору доносил: «Стыдно признаться, что я не имею возможности на должность Шейх-уль-Ислама, главы Закавказского духовного управления шиитского толка, назначить лицо, сколько-нибудь удовлетворяющее самым скромным требованиям, в смысле образования, духовного значения среди мусульман.., а при назначениях на должности председателей и членов губернских меджлисов принужден удовлетворяться полуграмотными, даже по-татарски, людьми».355
Идея государственной организации просвещения «восточных инородцев» была выдвинута впервые Министерством народного просвещения России в 1860-х годах. В результате особого совещания в Санкт-Петербурге были опубликованы «Правила 26 марта 1870 года», которые были во многом проникнуты идеей «борьбы с мусульманской племенностью и цивилизацией» в целях «обрусения татар-магометан и их слияния с русским народом».356 Первым шагом в этой области стало введение в мусульманских школах обязательного изучения русского языка. Открытие новых школ мусульманами на основании Правил могло произойти только при обязательстве иметь в них учителей русского языка за счет мусульманских обществ. Посещение классов русского языка должно было стать обязательным для учеников мусульманских школ.
Следующим шагом стало Высочайшее утверждение мнения Государственного Совета 20 ноября 1874 года. Это законоположение подчиняло российские мактаба и мадраса учебному ведомству. Контроль над мусульманской школой поручено было осуществлять инспекторам народных училищ, которые должны были склонять мусульманские общества к учреждению на собственные средства классов русского языка при мактаба и мадраса.
Таким образом, на первый план выходила не задача решения проблем мусульманского образования, а фактически вводилась в действие программа русификации мусульманских окраин. Мусульманским общинам запрещалось открывать новые школы в случае, если они отказывались завести при них учителя русского языка на собственные средства. Проведение этих законодательных требований в жизнь стало для мусульманской школы тормозящим и даже регрессивным фактором. Попытки завести в России мусульманские школы на безвозмездной основе, по примеру бухарских мадраса и мактаба, наталкивались на большие трудности. При отсутствии материальной помощи со стороны правительства, малолетние ученики вынуждены были платить учителю еженедельно натурой (принося масло, яйца, дрова), а старшие школьники расплачивались собственным трудом, работая в домах и на полях мударрисов. На содержание русских же классов при мусульманских школах требовалось не менее 400 рублей в год, чего, например, сельская община абсолютно не могла себе позволить. Таким образом, запрет на открытие мактаба и мадраса без учреждения при них русских классов становился равносильным запрету вообще открывать мусульманские школы.
Третий пункт Программы требовал от инспекторов выполнения функций надзора. Инспектор должен был следить за тем, насколько санитарно-гигиенические условия в мусульманских школах соответствуют положенным нормам. При требованиях ритуального соблюдения чистоты в исламе, нарушение «санитарно-гигиенических условий» могло быть связано прежде всего с теснотой школьных помещений и их недостаточной вентиляцией, которые происходили опять-таки из-за отсутствия средств на строительство больших просторных школ.
Но самое важное, за чем должен был следить инспектор, это «дух преподавания в мактаба и мадраса», получая при этом реальное право надзора над учебными книгами, и должен был неукоснительно следовать требованиям недопущения в учебный процесс заграничных и рукописных изданий. Такое требование было серьезным ударом по мусульманской школе, обучение в которой в первую очередь осуществлялось по рукописным источникам. Широко развитое употребление рукописей объяснялось недостатком печатных книг, с которых эти рукописи списывались. Цензура запрещала перепечатывание старых учебников, в книгах, проходящих через руки цензоров, вычеркивались целые отделы посвященные теологическим вопросам. Запрещение ввоза заграничных изданий, во-первых, препятствовало приобретению недорогих, но достаточно качественных сборников хадисов и Корана в арабских странах и Турции, а, во-вторых, увеличивало недостаток в учебных пособиях. Сокращение числа учебных заведений, отсутствие учебных пособий вновь толкало мусульман к выездам (в том числе и нелегальным) для обучению в Бухару, арабские страны и Турцию.357
Не зная основ мусульманского вероучения, инспектор начальных народных училищ при всем желании не мог осуществлять полноценный контроль за этими конфессиональными учебными заведениями. Роль его сводилась «в лучшем случае к фикции, а в худшем, при служебном рвении и полной неподготовленности к новым своим обязанностям, он должен был являться только тормозом в деле преподавания и воспитания».358 В условиях сложной политической обстановки в России начала ХХ века роль школьного инспектора начинала граничить с областью полицейского наблюдения и политического сыска.
Правительство опасалось, что немедленное проведение в жизнь этих мер вызовет волнения в мусульманской среде и потому на первое время ограничилось только изданием руководящих указаний инспекторам народных училищ о способах надзора за мусульманскими школами. В то же время мусульманское население должно было постепенно привыкать к контролю со стороны органов Министерства народного просвещения, а правительство получало возможность иметь подробные сведения о положении преподавания в мусульманских школах, о их количестве, составе преподавателей и учеников. Подобная система контроля стала на долгие годы преградой развития учебных заведений мусульман не только на Северном Кавказе, но и во всей Российской империи.
