Теория социального конфликта

довременная теория социального конфликта возникла как реакция некоторой части западных социологов на широкое распространение в ми­ре социологии позитивизма, ее теоретической основы - структурно-функционального анализа. Односторонность методологических посылок функционального подхода, особенно таких, как постулирование стабиль­ности, устойчивости, гармонии, порядка в обществе, универсального функционализма, функциональной неотъемлемости всех компонентов со­циума, - вступала в заметное противоречие с иным концептуальным под­ходом к социальной действительности, инициированным, в частности, общественной практикой 50-60-х годов, социальными конфликтами этого периода. Многие социологи Запада поставили вопрос о том, что наряду с порядком в обществе существует и беспорядок: стабильность, устойчи­вость, гармония сопровождаются конфликтностью, борьбой противостоя­щих социальных групп, организаций, личностей.

Выступившие с критикой методологической односторонности теории структурно-функционального анализа социологи опирались на классиче­ское социально-философское и социологическое наследие К. Маркса, Л. Гумпловича, Г. Зиммеля, содержащее хорошо разработанные прин­ципы, методологические основы теории конфликта.

Основными аргументами, выдвигавшимися на рубеже «горячих шес­тидесятых» против тезиса Т. Парсонса о стабильности как атрибуте обще­ства выступали следующие: 1) распределением средств к жизни занимает­ся группа людей. Она противостоит всему обществу. Поэтому конфликт неизбежен; 2) политическая власть защищает существующий экономиче­ский порядок распределения общественного продукта. Она тоже противо­стоит обществу. Поэтому конфликт между нею и народными массами объ­ективно обусловлен; 3) во всяком обществе действует исходная цепочка: деньги - власть - ценности - ритуал. От первого до последнего компонен­та всюду налицо столкновение интересов противоположных социальных групп. Следовательно, конфликты порождаются всей системой общест­венных отношений; 4) в любом обществе имеет место принуждение одних другими, ибо лишь одни владеют средствами производства. Таким обра­зом, социальный конфликт есть продукт экономических отношений.

Серьезной концептуальной критике подверг теорию структурно-функционального анализа известный американский социолог Чарльз Райт Милс (1916-1962). В своих работах, особенно в книгах «Властвующая элита» (1953), «Социологическое воображение» (1959), он показал кон­сервативный характер теории Парсонса. Эта теория была, по Миллсу, не­состоятельна потому, что отвергала идею структурного антагонизма, мя­тежа, революции и внушала убеждение, что гармония интересов является естественной чертой любого общества. Порядок, стабильность, устойчи­вость, гармония весьма нужны господствующему классу, но социальная жизнь полна и беспорядков, и конфликтов, и вечно нестабильна, - писал Миллс.

Уже в книге «Властвующая элита», понимая под этим понятием союз промышленной, политической и военно-бюрократической элит, Миллс ут­верждал, что любой социологический анализ чего-то стоит лишь в том случае, если он касается борьбы за власть. 1) между конфликтующими классами; 2) между управляющими и управляемыми; 3) между высшими и могущественными людьми и простым человеком.

В созданной Миллсом теории социального конфликта разработаны не только методологические принципы этой теории, но и изложен его взгляд на то, решение каких проблем действительно может содействовать соци­альному развитию и внести вклад в социологическую теорию. В книге «Социологическое воображение» он поставил перед социологами три группы вопросов, которые они должны решать:

1. Какой является структура данного конкретного общества как цело­стности? Какими являются ее основные компоненты и каким образом они связаны между собой? Чем эта структура отличается от других вариантов общественного строя? Что в этой структуре содействует ее сохранению, а что, наоборот, требует преобразований?

2. Каким является место этого общества в истории человечества? Ка­кое значение имеет это общество для развития человечества как целостности? Каким образом исследуемые нами явления влияют на данный исто­рический период и сами подлежат его воздействию? Какие основные чер­ты данного периода? Чем он отличается от других периодов? Каковы ха­рактерные для него способы творения истории?

3. Какие люди преобладают в данном обществе в данном периоде? Ка­кие будут преобладать в будущем? Каким образом их отбирают и воспи­тывают, освобождают и репрессируют, делают восприимчивыми и тупы­ми? Какие изменения «человеческой природы» проявляются в поступках и характере людей, которых изучают в этом обществе в данный период? Ка­кое значение для «человеческой природы» имеют особенности исследуе­мого общества?

Выполнение поставленных Миллсом задач дает социологу картину общества со всеми его противоречиями, конфликтами и гармонией, по­рядком и беспорядком, прогрессом и регрессом. Эта методологическая ус­тановка составляет основу современной социологической теории конфлик­та, альтернативу структурно-функциональному анализу. Именно такую задачу ставил перед собой Миллс, создавая свою социологическую концепцию.

Иную задачу ставил перед собой другой американский социолог - раз­работчик теории конфликта – Льюис Козер (р. 1913). Он хотел «до­полнить», «усовершенствовать», «углубить» теорию структурно-функци-нального анализа. В противоположность классическим теориям структур­ного функционализма, представители которого выносят конфликты за пределы социологического анализа, Козер доказывает, что коллизии есть продукт внутренней жизни общества, существующего в нем порядка ве­щей, самих отношений между отдельными личностями и группами. Если сторонники структурного анализа в конфликтах видят только проявление «расстройства» общества, то Козер делает упор на обоснование именно позитивных функций коллизий, на раскрытии их интегрирующей и стаби­лизирующей роли в общественной жизни. В обеих его важнейших книгах по этой проблеме «Функции социального конфликта» (1956) и «Про­должение исследования социального конфликта» (1967) красной нитью проходит идея, что для западной социологии решение кардинальной про­блемы «общественного порядка» и обеспечения «устойчивости» сущест­вующей социальной системы не исключает, а, напротив, вполне допускает признание социальных столкновений, социальных конфликтов, борьбы интересов.

По Козеру, социальный конфликт есть неотъемлемый атрибут соци­альных отношений. В его изложении любая социальная система предпола­гает определенное размещение власти, богатства и позиций статуса среди индивидов и общественных групп. Никогда не существует полного согла­сия или соответствия между тем, что отдельные лица или группы считают причитающимся им по справедливости, и тем, чем они фактически располагают, владеют вследствие существующей системы распределения. Кон­фликт проистекает из попыток различных социальных групп и индивидов увеличить их собственную долю вознаграждения.

Происходящая в обществе борьба интересов по проблемам перерас­пределения средств производства, общественного продукта, доли, полу­чаемой ими от этого продукта, по Козеру, имеет много позитивного В его теории конфликты выполняют целый ряд позитивных функций Одной из таких функций является разрядка напряженности между антагонистами. Козер доказывает, что социально контролируемый конфликт очищает воз­дух, которым дышат его участники, и позволяет возобновлять их взаимо­отношения. Без возможности выхода взаимной враждебности друг к другу члены группы могут чувствовать себя совершенно подавленными; обеспе­чивая же свободный выход чувствам вражды, конфликты служат поддер­жанию и сохранению взаимоотношений.

К позитивным функциям социального конфликта Козер относит «коммуникативно-информационную» и «связующую» функции. В резуль­тате взаимных столкновений люди могут проверять, лучше узнавать друг друга и вследствие этого сближаться в рамках какой-то общности. По мнению Козера, взаимная информация, зондирование, взаимное узнава­ние друг о друге содействуют замене ранее враждебного взаимодействия дружественным. Но здесь Козеру можно противопоставить то, что допол­нительная информация может пролить свет на несовместимость позиций, еще сильнее обнажить непримиримость интересов, что еще больше обост­рит конфликт.

Большое значение Козер придает такой функции социального кон­фликта, как созидание и конструирование общественного объединения. Он считает, что противоборство как с внешним, так и с внутренним врагом помогает поддерживать сплоченность группы. Если такового нет, то его надо провоцировать. В книге «Функции социального конфликта» он ут­верждает, что исчезновение первоначальных врагов ведет к поиску новых, чтобы группа могла быть все время в состоянии конфликта. Посредством этого и поддерживается структура, которая оказалась бы в опасности, если бы больше не было врагов. Интегрирующую роль играет борьба против внутренних врагов («отступников», «раскольников»), ибо она способству­ет осознанию членами группы своих общих интересов и объединению усилий по самообороне, в результате чего опять-таки повышается спло­ченность группы.

В теории Козера придается значение и такой функции социального конфликта, как стимулирование и возбуждение социальных изменений. Конфликт групп может воспрепятствовать оскудению и расстройству об­щественных порядков и отношений. Конфликт не только порождает новые нормы, новые институты, он является стимулятором в экономической и технологических сферах. Группы или системы, которым не брошен вызов, более не способны к творческой реакции. Опираясь на «зиммелевский па­радокс», согласно которому наиболее эффективным средством сдержива­ния конфликта является выяснение сравнительной силы конфликтующих сторон, американский социолог утверждает, что, если сила противников может быть оценена до наступления фактического конфликта, антагони­стические интересы могут быть урегулированы бесконфликтным образом. Но там, где нет никаких средств для ее предварительного измерения, там только действительная борьба позволит обрести точное знание сравни­тельной силы сторон.

Несколько иную цель преследовал известный немецкий социолог Ральф Дорендорф (р. 1929), приступая к разработке теории социального конфликта. В книге «Выход из утопии» (1967) он доказывает, что теория конфликта идет на смену позитивизму. По его мнению, необходим «галилеевский переворот» в мышлении западных социологов, которым следует осознать, что все элементы социальной организации находятся в состоянии непрерывных изменений до тех пор, пока какая-то сила не за­держит эти изменения. Им (социологам) следует отвести место в социоло­гии для «конфликтной модели общества».

По теории Дарендорфа, конфликтная модель общества основана на че­тырех положениях, в известной мере противоположных положениям функционалистической модели: 1) каждое общество в каждый момент на­ходится в процессе изменений - изменения вездесущи; 2) в каждом обще­стве есть несогласие и конфликт - социальный конфликт вездесущ; 3) ка­ждый элемент в обществе способствует его интеграции и изменениям; 4) каждое общество базируется на насилии одних его членов над другими.

Принимая конфликтную модель общества, теория социального кон­фликта, по мнению Дарендорфа, должна ответить на следующие три во­проса: 1) каким образом в структуре общества появляются группы, нахо­дящиеся в состоянии конфликта? 2) какие формы может приобрести борь­ба между этими группами? 3) какого рода конфликт между этими группа­ми влияет на изменение структуры общества? Сам Дарендорф дает ответ на эти вопросы. В своих книгах «Социальные классы и классовый кон­фликт в индустриальном обществе» (1957) и «Очерки по теории общест­ва» (1968) и ряде статей он доказывает, что группы появляются среди тех, кто власть имеет и хочет ее сохранить, и тех, кто ее хочет изменить. Кон­фликт проявляется не сразу, а лишь тогда, когда каждая из групп осознает свое положение и потребует изменения статус-кво. Момент превращения скрытых интересов ведет к взрыву конфликта, изменению статус-кво.

Как видим, суть социального конфликта в теории Дарендорфа состав­ляет антагонизм власти и сопротивления. В книге «Очерки по теории об­щества» он однозначно утверждает, что власть всегда подразумевает безвластие и поэтому - сопротивление. Диалектика власти и сопротивления есть движущая сила истории. Власть порождает конфликт. Диалектика власти и сопротивления определяет темпы и направление изменений.

Причину конфликта Дарендорф видит в неравенстве положения, зани­маемого людьми в «императивно координируемых ассоциациях». Одни из них наделены «авторитетом», в силу чего управляют и командуют, другие же, напротив, лишены его и поэтому вынуждены подчиняться и выполнять приказы. Господствующий в данной «ассоциации» социальный класс про­тивостоит притязаниям на его власть со стороны подчиненного ему в этой «ассоциации» класса.

Выводя социальные конфликты из отношения к власти, антагонизма власти и сопротивления, Дарендорф создает типологию конфликтов по отношению к власти внутри социальных групп, между группами, на уров­не всего общества и конфликтов между странами.

Признавая конфликты естественным состоянием общества, Дарендорф считает, что в цивилизованном, высокомобильном обществе имеет место регулирование конфликтов, упреждающее «социальные потрясения». По­лагая неравенство условием свободы, постулируя возможность пребыва­ния одних и тех же людей в состоянии конфликта и мирного сосущество­вания, он отдает предпочтение «конфликтной модели общества», а не мо­дели «всеобщего социального равенства, социальных порядков, стабиль-ностей». По мнению Дарендорфа, созданная им теория конфликта вполне самостоятельна и имеет право на существование наряду с теорией струк­турно-функционального анализа.

Наряду с теориями социального конфликта, так или иначе связанными со структурно-функциональным анализом или противостоящими ему, су­ществуют теории конфликта, претендующие на название «общей теории конфликта». Одной из таких теорий является теория, созданная американ­ским социологом и экономистом Кеннетом Боулдингом (р. 1910). В рабо­тах «Конфликт и защита. Общая теория» (1963) и «Экодинамика: новая теория социальной эволюции» (1978), всесторонне анализируя конфликты современного общества, способные даже уничтожить его, он предлагает свои идеи по «снятию», «предотвращению» конфликтов, возлагая надеж­ды на разум, нравственное совершенствование людей.

Исходя из установки, что конфликты вездесущи, что стремление к по­стоянной вражде и борьбе с себе подобными непреодолимо, что эскалация насилия лежит в самой природе человека, что международный конфликт угрожает вырваться из-под контроля и уничтожить все человечество, Боулдинг считает, что теория конфликта имеет жизненно важное значение Он расценивает свою теорию как определенный вклад в изучение динами­ки кризисных ситуаций, понимание которой делает возможным контроль над конфликтами. Тем самым теория конфликтов выступает в ипостаси своеобразной социальной терапии.

Несмотря на то что единой теории социального конфликта в западной социологии не существует и вряд ли она будет выработана, необходимо признать, что ни разность в исходных методологических установках, ни различия в понимании причин, природы, форм и способов преодоления конфликтов в обществе не могут приуменьшить вклад представителей «социологии конфликта» в развитие мировой обществоведческой мысли.

Теории агрессии

Фундаментальные инстинктнвистские теории. Наиболее ранними и широко распространенными в свое время теоретическими представле­ниями о природе, сущности и детерминантах человеческой агрессии явля­ются положения, согласно которым такое поведение преимущественно ин­стинктивно по своей природе. Традиция провозглашения в качестве осно­вы любого человеческого поведения именно инстинктов была особенно характерна для американской социологической школы (У. Мак-Дугалл, У. Джеймс). В середине - второй половине XX века наиболее известными из всех разновидностей инстинктивистских теорий агрессии явились психоаналитическая модель 3. Фрейда и социально-этологическая модель К. Лоренца. И для Лоренца, и для Фрейда человеческая агрессив­ность - это инстинкт, постоянно подпитываемый внутриорганизменным источником энергии. Происхождение агрессивности оба мыслителя объ­ясняют с помощью так называемой механико-гидравлической модели, со­гласно которой энергия любых инстинктивных актов, в том числе и агрес­сивных, постоянно аккумулируется в соответствующих нервных центрах, и если такой энергии оказывается в избытке, «разрядка» может осущест­виться даже при отсутствии соответствующих провоцирующих стимулов. Таким образом агрессия оказывается не реакцией на внешние стимулы, а неким атрибутивным, «встроенным)) внутренним побуждением живых ор­ганизмов, постоянно ищущим своего высвобождения. И Фрейд, и Лоренц отмечают также спонтанность агрессии. Центральная нервная система, по Лоренцу, не ожидает стимула подобно электрическому звонку, у которого кто-то должен нажать на кнопку: она сама производит стимулы. Однако в отличие от Фрейда, связывавшего инстинкт агрессии с Танатосом, Лоренц считал, что агрессия находится на службе жизни, способствуя выживанию как отдельной особи, так и вида в целом. В работах Фрейда содержался по существу первый систематический социально-психологический анализ феномена человеческой агрессивности. Именно эти разработки послужили отправной точкой для формирования в дальнейшем новых представлений о человеческой агрессии в контексте их прогрессирующей социологизации (концепции неофрейдизма, гипотеза фрустрации - агрессии и др.).

В самых общих чертах к существенно важным основаниям инстинкти-вистских теорий агрессии следует отнести: проецирование механико-гидравлической схемы на объяснение основных механизмов функциони­рования психики человека (отсюда и истоки инстинктивистской природы человеческой агрессии); методологический прием перехода от патологиче­ской человеческой психики к здоровой (Фрейд) или от животных к чело­веку (Лоренц).

Классические и модернистские теории фрустрации-агрессии. Дальнейшая эволюция социологических, социально-психологических и социально-философских представлений о человеческой агрессивности ха­рактеризуется реализацией тенденции постепенного замещения объясни­тельных моделей биологического типа социологическими моделями, во­площающаяся в создании гаммы переходных объяснительных моделей, традиционно обозначаемых как промежуточные, срединные конструкты различного рода файе-ммормй. Эта разновидность теорий агрессии, пред­ставленная главным образом теориями фрустрации - агрессии, связана с выявлением особого агрессивного мотива (драйва) как побуждения, на­правленного на причинение вреда другим индивидуумам или неодушев­ленным объектам. В историко-социологической традиции существует не­сколько вариантов таких теорий, основными представителями которых являются Л. Берковитц, Р. Джин, Э. Доннерштейн, С. Фешбек и др. Заро­дившись в конце 30-х - начале 40-х в рамках сформулированной тогда классической гипотезы фрустрации-анрессии, согласно которой агрессия всегда основывается на фрустрации, а фрустрация всегда ведет к агрессии, новый тип теорий получил впоследствии широкое распространение не только в академических социологических кругах Запада, но и на уровне массового сознания. В противовес весьма умозрительным и во многом спекулятивным инстинктивистским теориям тех лет гипотеза фрустрации-агрессии положила начало интенсивным экспериментальным исследова­ниям феномена человеческой агрессии и на протяжении ряда десятилетий оставалась непосредственным методическим руководством для значитель­ной части ученых, особенно практиков.

Характеризуя исходные основания этой гипотезы, следует отметить, что в ней имеется целый ряд положений, сближающих ее с инстинктивиз-мом (особенно в его психоаналитической версии). Однако ее все же нельзя отождествить с последним полностью, так как авторы теории фрустрации в отличие, например, от Фрейда и Лоренца не предлагают категоричного ответа на один из основополагающих вопросов в учении об агрессии - о ее происхождении - врожденна она или приобретаема. Более того, они дела­ют определенный шаг в сторону от абсолютизации роли внутрипсихиче-ских факторов и субъективных детерминант в возникновении и понима­нии ее природы. Данная ориентация, полагающая агрессию как внутреннюю предрасположенность, активизируемую внешними стимулами, как результат проявления вовне внутренней напряженности и тревоги, занима­ет как бы срединное место в предложенном аналитическом ряду главных раз­новидностей социологических и социально-психологических теорий агрессии, располагаясь между инстинктивизмом и теориями социального научения.

Теории социального научения агрессии. С конца 60-х и особенно с середины 70-х в западной социальной мысли формируется своеобразный, во многом противоположный инстинктивизму и драйв-теориям подход к пониманию природы человеческой агрессии. Основные положения этого подхода были разработаны в рамках необихевиористской исследователь­ской парадигмы и представляют собой ее модифицированную экстрапо­ляцию к нетрадиционному кругу объектов - социально-психологи­ческим и социальным явлениям. Подобная трансформация проблемно­го поля (в контексте так называемой глубинности) в направлении большего акцента на изучении чисто поведенческих аспектов феномена агрессии означала серьезное переосмысление представлений о самом объ­екте исследований. Вместо собственно агрессии стала описываться сфера ее непосредственной объективации - поведение открытое, внешне выра­женное и наблюдаемое. Подобный концептуально-методологический по­ворот не мог считаться полностью оправданным по ряду причин. Главным образом это связано с природой самой человеческой агрессии, которая не сводится только к поведению, а является и своеобразным психическим со­стоянием личности, содержащим в себе лишь потенциал внешне выра­женных агрессивных действий и включающим эмоциональную, познава­тельную и волевую компоненты. Поэтому при ее описании следует всегда иметь в виду внутренние мотивы агрессивного акта - то, как он пережива­ется и осмысливается личностью.

Среди сторонников необихевиористской ориентации - А. Басс, Д. Зилменн, П. Зимбардо и др. Но наиболее ярким ее выразителем является аме­риканский ученый А. Бандура, которому и принадлежит формулировка основных принципов социального научения наряду с реализацией этих принципов в своей непосредственной исследовательской практике.

В противовес инстинктивистским представлениям об агрессии Бандура рассматривает ее как специфическую форму социального поведения лич­ности, приобретаемую и поддерживаемую всеми условиями ее социально­го окружения. Теория социального научения агрессии являет собой по­пытку серьезного и всестороннего осмысления основных механизмов формирования, поддержания и регулирования человеческой агрессии. Для решения этой важной как в теоретическом, так и в практическом отноше­нии задачи была разработана продуктивная методика в постановке и про­ведении лабораторно-экспериментальных исследований, которая успешно апробирована и одобрена многими западными специалистами в области

человеческой агрессии, работающими в границах иных теоретических па­радигм. Своеобразие методологического и методического обеспечения данной разновидности современных теорий агрессии проявилось в много­кратном увеличении количества экспериментов; в рамках этой методики наметились также тенденции сочетания лабораторных экспериментов с полевыми исследованиями, концентрации усилий главным образом на тех экспериментах, в которых в качестве испытуемых выступали люди, а не животные (что было присуще предшествующей социопсихологической традиции, включая и необихевиористскую - Б. Скиннер, Э. Тол-мен, К. Халл и др.).

Анализ теории социального научения позволяет утверждать, что во многом она развивается в качестве своеобразной альтернативы как ряду предшествующих, так и сосуществующим с ней теориям, что объясняется трактовкой природы самой агрессии, рассмотрением ее как вызываемой только извне факторами среды. Такая излишняя акцентировка влияния внешних факторов в определенной мере преуменьшает роль самой лично­сти как некоего интегративного начала, обеспечивающего последователь­ность человеческого поведения. Человеческое «Я» сводится в данном слу­чае по сути к своеобычному репертуару поведения, постоянно открытому для воздействий со стороны обстоятельств. Обосновывается существова­ние ничем не опосредованной изнутри прямой связи между факторами среды и человеческим поведением, в то время как преломление всех по­ступающих извне воздействий осуществляется только через внутреннее состояние самой личности. Однако это уже стандартный методологиче­ский изъян традиционного необихевиоризма.

Тем не менее вариант «социального научения» Бандуры несколько вышел и за рамки ортодоксального бихевиоризма за счет ряда отступле­ний от его постулатов и введения новых принципов, установленных и под­твержденных в экспериментально-лабораторных исследованиях приобре­тения и модификации человеческого поведения. В целом же данная теория развивается в границах классической парадигмы научения. Основной детерминантой и регулятором поведения как отдельной личности, так и со­циальной группы по-прежнему остается подкрепление; вероятность агрес­сии, таким образом, возрастает лишь по мере ее подкрепления.

Следует признать весьма значительный вклад Бандуры в социологиче­ское исследование феномена человеческой агрессии. Особенно актуальны сегодня его выводы о научении агрессии посредством наблюдения за со­ответствующими поведенческими моделями, о роли в этом процессе средств массовой коммуникации и т. д. Знания о приобретаемом характе­ре поведения с «деструктивным» потенциалом, а также основные законо­мерности приобретения, поддерживания и регуляции такого поведения по­средством моделирования особенно важны в практике социального контроля. Актуальное значение в процессе формирования альтернативных аг­рессии образцов человеческого поведения приобретает учет факторов, от­ветственных за реализацию усвоенных в процессе обучения моделей. И, наконец, учение А. Бандуры оказывается более обнадеживающим и опти­мистическим в плане возможности предотвращения или хотя бы сдержи­вания в границах социально приемлемых форм тех или иных проявлений человеческого насилия и агрессивности.

Теории социального влияния. Группа американских исследователей из университета Олбени - Дж. Тедещи, Р. Смит, Р. Браун и др. - разрабо­тала для описания и объяснения действий, обычно ассоциируемых с чело­веческой агрессией, принципиально новый подход, базирующийся на ме­тодологических позициях теории социального влияния, основанной на ис­пользовании понятия принудительная сила. Эти ученые коренным обра­зом пересматривают статус самого понятия агрессия, считая, что оно не может относиться к какому-то одному конкретному виду человеческих действий, а является только своеобразной социальной этикеткой - ярлы­ком, используемым для обозначения тех действий, в которых главным способом социального влияния избрана принудительная сила. Анализ ос­новного содержания теорий социального влияния показывает, что прину­дительная сила ассоциируется и отождествляется с агрессией лишь в тех случаях, когда имеется намерение причинить ущерб, а само действие мо­жет быть оценено как антинормативное. Таким образом, принуждение квалифицируется как агрессия, если оно не узаконено социальными нор­мами. Тем самым осуществляется радикальный переход от изучения глу­бинных внутриличностных динамик человеческого агрессивного поведе­ния к пониманию и объяснению его как преимущественно социального феномена, рассматриваемого в контексте реальных общественных связей и отношений, и, соответственно, к использованию методов и средств по­знания, адекватных для описания такого круга явлений.

Выявив непосредственную зависимость между частотой принудитель­ных действий и спецификой экономической и политической организации общества, степенью узаконенности и использования в нем насильственных мер, Дж. Тедещи и его сторонники делают чрезвычайно важный вывод о необходимости поисков истоков насилия через изучение соответствующих социально-политических структур. Тем самым авторы теории социального влияния идут значительно дальше по сравнению с А. Бандурой, возлагавшим ответственность за существующие в обществе агрессивные нормы во многом на средства массовой информации, и прежде всего на телевидение.

Несмотря на некоторую непоследовательность в трактовке понятия агрессия, рассмотрение ее по преимуществу в контексте межличностных связей и отношений, данная концептуальная схема заключает в себе ряд достоинств и весьма продуктивных моментов: а) в ней были содержатель­но осмыслены и отражены многие трудности и реальные проблемы собственно социологического этапа исследований агрессии, что во многом спо­собствовало осознанию и формулировке новых исследовательских целей и практических ориентиров; б) осуществлен сравнительный анализ понятий агрессия и принудительная сила, подробно исследованы типы сценариев, обусловливающих выбор принуждения в качестве одного из межличност­ных взаимодействий в современном обществе, что особенно важно в пла­не практической разработки и осуществления эффективной системы мер по контролю и сдерживанию такого поведения; в) определенный прогресс достигнут в понимании и социологической интерпретации природы самой агрессии как преимущественно общественного феномена; это было дос­тигнуто на основе приложения анализа ее истоков к рассмотрению социаль­ных, экономических, политических и иных структур современного общества.

Теории социального объяснения агрессии. Рассмотрение аналитиче­ского ряда социально-философских и социологических теорий человече­ской агрессии, располагающихся по мере замещения объяснительных мо­делей биологического типа моделями социологическими, завершается теориями социального объяснения агрессии. При интерпретации феноме­на агрессии их авторы (М. Биллиг, Р. Добэш и др.) переносят акцент с описания психологической мотивации и других субъективных предраспо-ложенностей индивида на конкретные структуры современного западного общества. Данный подход, тяготеющий к предельной социологизации все­го многообразия факторов, входящих в содержание понятия детерминант агрессии, является своеобразной противоположной инстинктивизму край­ностью и соответственно располагается на другом от него конце аналитическо­го ряда (вслед за теориями А. Бандуры и Дж. Тедещи). Его возникновение можно, по-видимому, рассматривать в качестве специфической реакции на засилие «идеологически нейтрального» или же «лояльного истеблишменту» образа современного исследования агрессии, выражения неудовлетворен­ности деятельностью работающих в этой области ученых и их нежеланием обратиться к решению ряда насущных проблем современного общества.

Анализ основных разновидностей современных западных теорий чело­веческой агрессивности позволяет сделать выводы об их месте и роли в историко-социологической традиции середины - второй половины XX столетия. Теоретическое оформление разнообразных взглядов на пробле­му природы и сущности человеческой агрессии, существовавших в систе­ме социального теоретизирования на протяжении более двух тысяч лет, происходит в конце XIX - начале XX столетия. К числу теорий, обладав­ших наибольшим потенциалом саморазвития, следует отнести инстинкти-вистские теории, начало которым было положено созданием психоанали­тической теории 3. Фрейда и получило завершение в работах К. Лоренца, наиболее близких к современности. Историческая эволюция теорий агрес­сивности человека характеризуется тенденцией постепенного замещения объяснительных моделей биологического типа моделями подчеркнуто социологического характера. Данное обстоятельство обусловило пластичную трансформацию теорий человеческой агрессии в самоосознающую легитимную социологическую школу (как в контексте их места и роли в струк­туре социологического знания, так и по доминирующим процедурам вы­работки и концептуального оформления результатов исследований). Дан­ная тенденция непосредственно реализовалась в появлении гаммы специ­альных объяснительных моделей, обозначаемых как срединные конструк­ты различных драйв теорий. Данные модели и теоретические конструкты обеспечили существенный позитивный сдвиг в развитии социологической школы «человеческой агрессивности» и составили методологическую и концептуальную базу перехода к теориям более высокого ранга и к более активному использованию общенаучных методов познания, включающих эксперимент и полевые исследования. Однако в ряде ситуаций это в об­щем-то положительное явление сыграло и негативную роль, поскольку на определенном этапе развития школы «человеческой агрессивности» от­теснило на второй план изучение компонентов человеческого «Я», содей­ствовало образованию эклектической комбинации и перекомбинации про­тивоположных теоретических ориентации на основе переноса исследова­тельского интереса с внутриличностных моментов на различные внешние обстоятельства. Тем самым биологические и нейрофизиологические ис­следования выводились на периферию профессионального научного вни­мания. Реальный эвристический потенциал социологической школы «че­ловеческой агрессивности» все еще не соответствует достаточно высокому уровню развития современной социологии, в силу чего значительная часть входящих в нее теорий не содержит представления об истинном масштабе проблемы и ее социально-философском статусе. Многие из концептуаль­ных и прикладных разработок проблемы носят поэтому избыточно при­ватный характер либо, напротив, обладают избыточно высоким уровнем социального утопизма, более характерного для начала XX века, нежели его окончания. Тем не менее социологическое творчество в этой проблем­ной области демифологизировало восприятие существа самого вопроса, а также содействовало определению диапазона современных возможностей человечества в сфере контроля и сдерживания агрессии в целом.

 

Неофрейдистские концепции

Значительное влияние на дальнейшее развитие современной западной социологии середины - второй половины XX столетия оказали примы­кающие к психоанализу психосоциологические теории А. Адлера, К. Юн­га, К. Хорни, Г. Салливена, Э. Фромма и др.

Основателем «индивидуального» направления в психосоциологии явился крупный участник психоаналитического движения австрийский психолог Альфред Адлер (1870-1937), длительное время работавший в Европе, а затем переселившийся в США.

Примыкая вначале к сторонникам Фрейда, Адлер впоследствии усом­нился в правильности фрейдистской интерпретации сексуальности и ее роли в жизнедеятельности человека и общества. Отвергнув пансексуализм Фрейда, он выдвинул ряд идей, которые послужили толчком к пересмотру и других концепций психоанализа.

Социологизируя психоанализ, Адлер в противовес Фрейду отвергал идею расчленения личности на три инстанции («Оно», «Я» и «Сверх-Я») и ориентировался на принцип единства личности и примат социальных фак­торов в человеческом поведении. Адлер рассматривал социальные побуж­дения, социальные чувства как основу человеческого существования, а ин­дивида - как изначально социальное существо. Принимая точку зрения Фрейда, что формирование характера происходит в первое пятилетие жизни человека, он вместе с тем подчеркивал, что индивид не может рас­сматриваться независимо от общества, поскольку те или иные его качества проявляются в процессе взаимодействия с социальной средой. В этой свя­зи Адлер сделал позитивный вывод о том, что личность социальна по сво­ему формированию и что она существует только в контексте обществен­ных отношений [74. Р. 26].

По мнению Фрейда, его разрыв с Адлером, произошедший в 1911-1913 годах, был связан с тем, что Адлер еще больше удалился от психо­анализа, полностью отрицал значение сексуальности, объяснял формиро­вание характера, как и невроза, лишь волей к власти и потребностью ин­дивида компенсировать свою конституциональную неполноценность, вы­бросил за борт все психологические достижения психоанализа.

В качестве духовных характеристик человека Адлер рассматривал, с одной стороны, его биологическую неполноценность, с другой - его соот­несенность как существа социального со всем человечеством. Индивиду­альная психосоциология, по Адлеру, ориентирована на то, чтобы расшиф­ровать связь бессознательного начала в человеке и его атрибутивной со­лидарности с прочими людьми. Основным критерием, эффективным ин­дикатором «феноменов психической жизни», по Адлеру, выступает «со­циальное чувство» (или «социальный интерес»), выражающее связь между людьми в человеческой общности в целом. Именно социальность, коллек­тивность являют собой смысл жизни.

В то же время Адлер не смог преодолеть ограниченности психоанали­тической методологии, поскольку в его трактовке социальное не отделено от бессознательных влечений человека, а присущие личности социальные чувства и интересы трактуются как биологически-врожденные. Социаль­ный интерес, по Адлеру, врожден точно так же, как и стремление к пре­одолению неполноценности.

Важнейшими категориями индивидуальной психосоциологии Адлера являются «комплекс неполноценности» и «принцип компенсации и сверх-

компенсации». Адлер считал, что в силу различного рода неблагоприят­ных условий для развития личности у многих индивидов еще в детстве возникает или формируется «комплекс неполноценности» («чувство не­полноценности»), который оказывает исключительное влияние на их дальнейшую жизнедеятельность.

Чувство неполноценности вызывает у индивида неосознанное стремле­ние к его преодолению. Данное стремление порождается «социальным чувством», в свою очередь обусловленным неспособностью человека жить вне общества. От «социального чувства», по Адлеру, зависит и чувство превосходства, и единство личности, и ее душевное здоровье. Во всех че­ловеческих неудачах, в непослушании детей, в неврозах и невропсихозах, в преступности, самоубийстве, алкоголизме, морфинизме, кокаинизме, в половых извращениях - фактически во всех нервных проявлениях Адлер находил недостаточность необходимого уровня социального чувства.

По мнению Адлера, стремясь самоутвердиться среди других, индивид пытается преодолеть («компенсировать») свою реальную или мнимую «неполноценность» путем стимуляции собственных способностей. Адлер выделял различные виды компенсации и соответствующие им «стили жизни»: 1) успешная компенсация чувства неполноценности в резуль­тате совпадения стремления к превосходству с социальным интересом; 2) сверхкомпенсация, которая означает одностороннее приспособление к жизни в результате чрезмерного развития какой-то одной черты или способности, формирующей личность; 3) уход в болезнь. В этом случае человек не может освободиться от чувства неполноценности, не может прийти к компенсации «нормальными способами». Он «вырабатывает» сим­птомы болезни, чтобы оправдать свою неудачу, что и становится причиной невроза.

Механизмы компенсации и сверхкомпенсации Адлер провозгласил движущими силами психического развития и доминирующими мотивами человеческой деятельности и поведения. Из этого следовало, что лежащее в основе человеческого поведения стремление к личному превосходству над другими (компенсация и сверхкомпенсация «комплекса неполноцен­ности») определяет всю психику индивида, хотя сам индивид, как прави­ло, не осознает наличия данного стремления.

Определенная переоценка Адлером места и роли «комплекса неполно­ценности» в структуре человека и его поведения ныне признается не толь­ко противниками, но и сторонниками его учения. Но вместе с тем совре­менное человековедение констатирует и реальность существования «комп­лекса неполноценности» и распространенность его.

По сути дела, ведущим мотивом, направляющим все действия индиви­да, Адлер считал некий внутренний план, ориентированный на достиже­ние конечной цели - обеспечение развития личности и благополучия человечества, который дислоцируется в бессознательных слоях человеческой души. Эта новация Адлера - попытка социологизации бессознательного -сыграла в дальнейшем определенную роль в эволюции психологических подходов и версий западной социологии.

Другое постфрейдистское психосоциальное учение, оказавшее большое влияние на психологизацию социологической теории, разработал видный деятель психоаналитического движения, друг и сотрудник 3. Фрейда, швейцарский психиатр, психоаналитик и социолог Карл Юнг (1875-1961).

Будучи уже известным ученым, Юнг независимо от Фрейда пришел к мысли о том, что для изучения психики личности может быть использован метод ассоциаций (в частности, тесты на ассоциацию слов). Юнг довольно оперативно разработал технику «свободных ассоциаций» и довел ее до уровня фундаментального метода психиатрического исследования.

Познакомившись с теорией Фрейда и поддержав его воззрения, Юнг активно разрабатывал психоаналитические идеи и пытался применить их на практике. Юнг, в частности, ввел в психоанализ понятие «комплекс», в том числе и «комплекс Электры» (в дополнение к «комплексу Эдипа»), под которым понималось врожденное эротическое влечение девочки к отцу и связанное с ним неприятие матери.

Вскоре, однако, подобно Адлеру, Юнг отказался от идей пансексуа-лизма и сексуальной этиологии неврозов, что повлекло за собой разрыв с Фрейдом и отход Юнга от традиционного психоанализа. Отвергнув тео­рию сексуальности Фрейда, Юнг предложил понимать под либидо психи­ческую энергию человека, определяющую интенсивность психических процессов личности и психоэнергетическую основу развития культуры и цивилизации.

Но, несмотря на разрыв с Фрейдом, Юнг, как и Адлер, исходил из ос­новополагающего фрейдовского тезиса о первичности и решающей роли бессознательного в личности. Более того, в его теориях бессознательное, являвшееся у Фрейда хотя и значительной, но ограниченной сферой, пре­вратилось в нечто всеобъемлющее. В исследовании «Метаморфозы и сим­волы либидо» (1912), наиболее определенно подтверждающем эволюцию психоанализа Юнга в мифологически окрашенную философию культуры, он утверждал, что если удастся установить различие между объективным знанием и эмоциональными оценками, тем самым будет переброшен мост над пропастью, разделяющей античность и современность, выяснится, что Эдип еще отнюдь не умер. Простейшие человеческие конфликты, по Юн­гу, остаются неизменными во времени и в пространстве, хотя людям уда­лось забыть о неразрывных узах, связывающих их с людьми античной эпохи. Лейтмотивом всех своих работ Юнг считал стремление объяснить вопросы истории и конкретные исторические темы через призму «бес­сознательной деятельности души современного человека».

Согласно сложной концепции Юнга, структура человеческой психики состоит из четырех универсальных элементов: личного сознания, коллективного сознания, личного бессознательного и коллективного бессозна­тельного.

В общем под коллективным бессознательным Юнг понимал «разум наших древнейших предков, способ, которым они постигали жизнь и мир, богов и человеческие существа».

Коллективное бессознательное (которое является одним из лейтмоти­вов его психосоциологического учения) представляет собой некое отраже­ние в душе индивида исторического опыта всех предшествующих поколе­ний. Причем коллективное бессознательное обладает собственной много­уровневой структурой и включает в себя семейное, национальное, расовое и общечеловеческое бессознательное.

«Коллективное бессознательное» транслируется от поколения к поко­лению через структуры мозга и играет важнейшую роль в жизнедеятель­ности общества и личности.

По Юнгу, коллективно наследуемые стороны бессознательного воспри­ятия являют собой некие «архетипы», напоминающие по своему содержа­нию «коллективные представления» Э. Дюркгейма. В общих чертах, «архетипы» образуют «наиболее древние и универсальные формы мыш­ления», проявляющиеся в сознании в виде огромного количества коллек­тивных образов и символов (мать, отец, ребенок, старец, правитель и т. д.). Эти образы и символы представляют собой своеобразно закодированные, формализованные образцы и программы поведения человека. Основным «архетипом» личности является «самость», вокруг которой концентриру­ются все психические свойства человека. «Самость» выступает как субъ­ект целостной психики человека, как центр личности, предопределяющий всю жизнедеятельность человека, направленную на достижение целостно­сти и единства составляющих его частей [73].

«Архетипы», по Юнгу, составляют материал сновидений, мифов, рели­гий, искусства и в опосредованных формах являют себя в философии, со­циологии, политике и других видах теоретической и практической дея­тельности людей.

Подчеркивая мощь и опасность архаического наследия человечества, Юнг отмечал, что психологически люди все еще пребывают на стадии детства. У них пока нет необходимого опыта развития и биопсихического закрепления культуры.

Полагая, что основой культуры является прогресс символообразования, Юнг истолковывал развитие культуры и человека как болезненный про­цесс подавления инстинктивной природы людей. Трагический разрыв ме­жду природой и культурой породил, по Юнгу, универсальный человече­ский невроз, который значительно осложняется по мере прогресса культу­ры и деградации окружающей среды. Одним из существенно важных мо­ментов этого процесса Юнг считал индустриальную революцию, которая

еще более отдалила человека от его бессознательного и природы. Это по­влекло за собой усиление коллективных иррациональных сил, психиче­скую инфляцию, обезличивание и атомизацию людей, появление «массо­вого человека» с его труднопреодолимым устремлением к катастрофе. Вследствие этого, по Юнгу, нарастает опасность возникновения различ­ных массовых психозов и господства тоталитаризма.

Пытаясь найти средства для обуздания неискоренимой агрессивности людей и их непреодолимого влечения к власти, Юнг пришел к выводу, что в их роли должны выступать демократия как форма организации общест­венной жизни и гуманистическое изменение позиций индивидов.

Следует отметить, что, стремясь типологизировать систему взаимоот­ношений между личностью и средой, Юнг предложил классификацию личностей на основании их отношения к социальной среде. В качестве исходного признака он принял определенную направленность распростра­нения психической энергии (либидо).

Юнг выделил два основных противоположных типа личностей: экстра-вертированный (чуждый самосозерцанию, самоанализу, направляющий психическую энергию во внешнюю среду) и интравертированный (обра­щающий психическую энергию внутрь самого себя). Эта типологизация, как и ряд других фрагментов психосоциологии Юнга, стимулировала ин­терес ученых к проблемам взаимоотношения личности и социальной сре­ды и оказала определенное влияние на развитие как социологии, так и социальной психологии.

Попытки переосмысления и реформации психоаналитического уче­ния 3. Фрейда, которые предприняли Адлер и Юнг, инициировали и стимули­ровали возникновение мощной модернистской психоаналитической традиции.

В конце 30-х годов нашего века в американской социальной мысли сформировалось новое течение - неофрейдистская социология, быстро ставшая одним из наиболее существенных элементов современной запад­ной социологии психологической ориентации.

Первым известным теоретиком неофрейдистской социологии явилась эмигрировавшая в 1932 г. из Германии в США врач и социолог Дярен Аорнм (1885-1952).

Находясь под влиянием идей Адлера и Юнга, она подошла к психо­аналитическому учению Фрейда с известной осторожностью. Несмотря на то что Хорни приняла основную предпосылку психоанализа, согласно ко­торой человеческое поведение обусловливается бессознательными психи­ческими процессами, она все же вскоре обнаружила свои первые теорети­ческие расхождения с Фрейдом.

Не принимая, в частности, фрейдовскую концепцию женской психоло­гии, а также ряд других положений психоанализа, она предприняла по­пытку критической реконструкции теоретической модели Фрейда и поиска «новых путей в психоанализе».

Правильно подметив, что Фрейд делает неправомерные обобщения о всеобщей природе человека, основываясь на наблюдениях лишь за евро­пейской культурой, Хорни отвергла многие идеи Фрейда, носившие, как она полагала, спорный характер.

Среди идей Фрейда, подвергшихся основательной критике со стороны Хорни, были и такие фундаментальные элементы его учения, как теория инстинктов, Эдипов комплекс, концепция либидо и т. д. Но наиболее ост­ро Хорни критиковала Фрейда за чрезмерное подчеркивание биологиче­ского происхождения психических явлений и за игнорирование им «культурных факторов».

Полагая, что психоанализ Фрейда имеет анатомо-биологическую ори­ентацию, Хорни пыталась преобразовать его в психосоциологическую доктрину с преимущественно социологической направленностью. По ее мнению, необходимо исследовать не столько «универсальные, общечело­веческие» проблемы, сколько вопросы, вызванные к жизни специфиче­скими жизненными условиями конкретной культуры [83. Р. 19-20].

Принимая фрейдовское положение о том, что поведение личности оп­ределяется бессознательными процессами, Хорни полагала, что эти бес­сознательные побуждения носят эмоциональный или аффективный харак­тер. В этой связи она считала, что сущность человека коренится в чувстве беспокойства, на формирование которого оказывают воздействие раздра­жительность, лицемерие, безразличие, жестокость взрослых в отношениях к ребенку. В результате вместо чувства «сопринадлежности» к другим людям (к «мы») у него формируется комплекс ощущений неопределенной тревоги, небезопасности (основное чувство), а также «изолированности, беспомощности, одиночества и отчуждения».

Согласно представлениям Хорни, все действия человека являют собой перманентную трансформацию чувства небезопасности (или чувства корен­ной тревоги). Это чувство - основная детерминанта поступков человека.

По мнению Хорни, к глобальным принципам, управляющим челове­ком, обусловливающим его поведение, относятся стремление к безопасно­сти и реализации собственных желаний. Конфликт данных стремлений находит свое разрешение в вырабатываемых человеком различных моде­лях («стратегиях») поведения [83. Р. 16-17]. Первый тип - это «стремле­ние к людям», т. е. поиск привязанности к людям для того, чтобы обезо­пасить себя и обрести чувство сопринадлежности к общности.

Второй тип («стремление от людей») характеризуется доминированием чувства отчуждения от мира и людей, уменьшением точек соприкоснове­ния с социальной средой; желанием уйти от окружающих, «запереться в себе», построить собственный хотя и иллюзорный, но гармоничный мир.

Третий тип («стремление против людей») выступает как желание вос­стать против ненавистного мира и бороться против него, готовность жить по «закону джунглей», установка на разрушение внешнего мира как на способ достижения гармонии с ним.

Соответственно данным типам Хорни выделила и три типа конфликт­ной, невротической личности: устойчивый, устраненный и деструктивный.

Вслед за Фрейдом Хорни одна из первых обратилась к исследованию новейших разновидностей социальной психопатологии в современном западном обществе. По ее мнению, внутриличностные конфликты в усло­виях капитализма представляют собой не что иное, как интегральную со­ставляющую человеческой жизни вообще.

В качестве источников так называемых «неврозов нашего времени» она указывала на конфликт между ценностями личности и ее реальным положением в обществе, на противоречие между искусственным стимули­рованием потребностей и нередкой физической невозможностью удовле­творить их.

Несмотря на то что основной акцент в теоретических исследованиях Хорни делала на проблему взаимодействия элементов системы культура -человек - личность, в целом ее подход (по сути своей психоаналитиче­ский) так и не смог избежать двусмысленностей при объяснении отноше­ний между внутренними и внешними факторами, оказывающими влияние на жизнедеятельность индивида. Тем не менее ряд концептуальных под­ходов, использовавшихся Хорни, получил развитие в построениях после­дующих представителей психосоциологических доктрин.

К числу лидеров неофрейдистской социологии принято относить аме­риканского философа и психолога Гарры Саллмеена (1892-1949), который вместе с К. Хорни возглавил новое реформаторское движение в психоанализе.

Салливен не получил специального психоаналитического образования, что, быть может, содействовало его отказу от использования категориаль­но-понятийного аппарата Фрейда. Но его отказ от фрейдовской термино­логии отнюдь не означал отрицания основополагающих идей психоанали­тической теории.

Центральным вопросом исследований Салливена являлась проблема личности. Рассматривая личность в контексте ее социальных связей и от­ношений («личность никогда не может быть изолирована от комплекса межличностных отношений, в которых она живет»), Салливен стремился разрешить проблему соотношения социального и биологического в чело­веке [99. Р. 10].

Отвергнув идею о существовании врожденных потребностей (или сил), Салливен подчеркивал, что лишь в постоянном межличностном взаимо­действии состоит причина устойчивости индивида, его характера перед давлением бессознательной мотивации. Личность, по Салливену, это лишь квазистабильный фокус в системе межперсональных отношений, «отно­сительно устойчивая модель повторяющихся межличностных ситуаций, характеризующих человеческую жизнь» [99. Р. 111].

Рассматривая основные тенденции развития личности, Салливен выде­лил три составляющие этого процесса: «динамизмы» (механизмы мышле­ния, памяти, несущие также функцию защиты от внешнего беспокойства), механизмы «персонификации», реализующие функцию познания себя и других; механизмы «познавательного процесса», воспринимающие и об­рабатывающие «поток идей», поступающих от окружающего мира. Глав­ным мотивом и исходным моментом социального поведения, по Салливе­ну, является гомеостазис.

Несколько гипертрофируя роль социальной среды в формировании и функционировании личности, Салливен подчеркивал, что иллюзия сохра­нения собственной личностной индивидуальности остается лишь в той мере, в какой индивид обладает способностью «избирательного невнима­ния», замечая лишь то, что хотел бы заметить.

Ряд положений концепции Салливена оказал определенное влияние на представителей современной западной социологии, хотя и не столь заметное, как другие теории неофрейдистской традиции человеке- и обществоведения.

Качественно новым и существенно важным этапом развития неофрей­дистской социологии стало учение ведущего теоретика неофрейдизма, не-мецко-американского философа, психоаналитика и социолога Эрмха Фромма (1900-1980).

Прекрасно осознавая новизну и важность идей 3. Фрейда для развития социального познания, Фромм осуществил наиболее впечатляющую со­циологическую реформацию психоаналитического учения, которая в зна­чительной мере содействовала росту популярности как собственно психо­анализа, так и психосоциологических доктрин.

Исследуя роль психических факторов в деятельности личности и в раз­личных социальных процессах, Фромм критически переосмыслил ряд принципиальных положений теории Фрейда и, стремясь преодолеть неко­торые биологические компоненты ее, использовал для этого антропологи­ческую философию Л. Фейербаха и диалектико-материалистическую фи­лософию К. Маркса (главным образом «Экономическо-философские ру­кописи 1844 года»). В конечном счете собственная теоретическая деятель­ность Фромма, выдвинувшего целый ряд оригинальных идей, концепций и теорий, в значительной мере основывалась на попытке критического син­теза учений Фрейда и Маркса, дополненных рядом идей и положений эк­зистенциальной философии, дзен-буддизма и других социальных учений.

Создавая «радикально-гуманистический психоанализ», Фромм стре­мился постичь законы, управляющие жизнью отдельного индивида, и за­кономерности, которые лежат в основе развития общества, в целях гума­нистического преобразования человека и социума.

Отвергая как миф тезис о «неизменной человеческой природе», Фромм утверждал, что в ходе эволюции человек частично утрачивает «непосредственную инстинктивную основу» и обретает новые качества, обу­словливаемые социальной средой.

Полагая, что Фрейд и большинство его учеников имели наивное пред­ставление об общественных процессах, Фромм объяснял это тем, что они не исследовали социально-экономическую основу общества и ориентиро­вались лишь на «некую общую... структуру человека».

Фромм же считал, что «самые прекрасные, как и самые уродливые, на­клонности человека не вытекают из фиксированной, биологически обу­словленной человеческой природы, а возникают в результате социального процесса формирования личности... Человеческая натура - страсти чело­века и тревоги его - это продукт культуры...» [71. С. 21]. Но вместе с тем он отвергал идею релятивистски настроенных психологов и социологов о том, что человек является лишь чистым листом бумаги, на котором каж­дая культура пишет свой текст. Эти мыслители, как считал Фромм, «едва ли вкладывают какое-либо содержание и смысл в само понятие рода чело­веческого».

Стремясь к созданию диалектического представления о человеке, Фромм утверждал, что «человеческую природу нельзя рассматривать ни как биологически обусловленную внутреннюю сумму желаний, ни как безжизненную тень культуры, к которой она вынуждена приспосабливать­ся» [80. Р. 22].

Противоречивая природа человека вслед за Фрейдом интерпретирова­лась Фроммом в трагической тональности. В частности, это нашло свое выражение в его концепции дихотомий человеческого существования. По мысли Фромма, особость человеческого существования состоит в том, что, в отличие от всех иных живых существ, человек обладает сознанием и самосознанием, которые превратили его в чужака нашего мира и породи­ли чувство одиночества и страха.

Разрыв естественных связей человека с природой составляет, по Фромму, основное экзистенциальное противоречие, являющее собой глав­ную проблему человеческого существования. На базе этого противоречия, как полагал Фромм, возникают другие экзистенциальные и исторические дихотомии. К «экзистенциальным дихотомиям» Фромм относил такие противоречия, которые коренятся в самом существовании человека и не могут быть аннулированы им. Это дихотомии между жизнью и смертью, огромными потенциями индивида и невозможностью их реализации в силу кратковременности его бренного существования. Фромм полагал, что на эти неизбывные дихотомии человек все же может и даже должен реа­гировать различными способами, соответствующими его характеру и культуре.

В отличие от «экзистенциальных дихотомий» «исторические дихото­мии», по Фромму, имеют иную природу и не являются необходимой частью человеческого существования. Они возникают и разрешаются людь­ми в ходе исторического процесса. К противоречиям этого ряда Фромм относил по преимуществу дихотомии между различными историческими формами существования общества и возможностями человека для под­линной реализации своей природы в определенных временных границах.

В результате самостоятельного исследования истории человеческого общества Фромм пришел к выводу о существовании ряда социальных ха­рактеров людей, представляющих собой ядро структуры характера, кото­рое присуще большинству членов одной и той же культуры, в отличие от индивидуального характера, который различен у людей той же самой культуры. В теории Фромма постулируется существование определенного ряда типов социальных характеров, формирующихся в результате взаимо­связи психической сферы индивидов и социоэкономической структуры общества. В качестве наиболее типичных социальных характеров Фромм выделял рецептивный (пассивный), эксплуататорский, накопительский и рыночный, которые реализуются посредством действия мазохистского, садистского, деструктивного и конформистского психических механизмов.

Согласно учению Фромма, «социоэкономическая структура общества формирует социальный характер своих членов таким образом, что им хо­чется делать то, что они должны делать» [70. С. 156].

При этом Фромм обращал внимание и на иную сторону данного диа­лектического процесса, подчеркивая, что, в свою очередь, социальный характер оказывает влияние на социоэкономическую структуру общества, либо придавая ей определенную стабильность, либо дестабилизируя ее. По Фромму, диалектика взаимоотношений между социальным характером и социальной структурой представляет собой динамический и бесконечный социальный процесс. Анализируя эволюционную и революционную фор­мы данного процесса, Фромм обращал внимание на то. что изменение человеческого сознания и поведения не является автоматическим следст­вием изменения экономических и политических структур, поскольку даже в этих условиях возникающие новые элиты обладают прежним социаль­ным характером и вследствие этого неизбежно воссоздают в той или иной форме условия старого общества. Таким образом, формируется своеобраз­ный механизм обращения революционных побед в тихое поражение рево­люции [70. С. 157].

Пожалуй, никто из неофрейдистов не уделял столь большого внимания анализу положения личности на различных этапах эволюции человеческо­го общества, как Фромм, что в значительной мере содействовало обога­щению его учения. В частности, сопоставляя положение личности в сред­невековом и капиталистическом обществах, Фромм пришел к выводу, что трансформация средневекового общества в капиталистическое привела к серьезным психологическим последствиям, важнейшим из которых стал

противоречивый характер обретенной свободы. Как отмечал Фромм, для человека вообще характерна «свобода от», т. е. свобода от инстинктов, детерминирующих его действия. Наличие «свободы от» является одно­временно силой и слабостью человеческого рода. При этом именно сла­бость человека выступает как одна из предпосылок и оснований человече­ской культуры. В принципе человек располагает определенным набором стимулов поведения и открытым способом их удовлетворения, предпола­гающим необходимость тягостного, а подчас и просто трагического выбо­ра линии и стратегии поведения. По Фромму, началом свободы и разума становятся акты критицизма и неподчинения, а единственно адекватным отношением с миром - солидарность с другими людьми, любовь, работа и активная деятельность, которые примиряют и объединяют человека с ми­ром. Но если экономические и социально-политические условия, от кото­рых зависит человек, не дают ему возможности для реализации подлинно человеческой связи с миром, то свобода человека превращается в невыно­симое бремя. И человек стремится избавиться от этой тяжкой ноши. Про­пасть между «свободой от» и отсутствием возможностей для гуманистиче­ской реализации позитивной свободы и индивидуальности привела к па­ническому бегству людей от свободы и установлению в конечном счете тоталитарных режимов.

В целом история человечества, по Фромму, выступает как противопо­ложность между растущей свободой человека от внешних авторитетов и его все возрастающей изоляцией, порождающей чувство незначительности и беспомощности, несмотря на стабильные физиологические потребности и постоянное стремление избежать изоляции и морального одиночества. Одним из естественных парадоксов истории Фромм считал то, что, на­пример, освободившись от плена феодальных уз, человек расплатился за обретенную свободу утратой чувства солидарности и уверенности.

Одной из основных задач современного человечества Фромм считал поиск путей освобождения от негативных компонентов нынешнего исто­рического типа свободы и полагал, что достижение этой цели потенциаль­но возможно посредством использования различных вариантов целена­правленной деятельности: избавления от всякой свободы, перехода от не­гативной к позитивной свободе и бегства от негативной свободы. По мне­нию Фромма, свобода в значительной мере обеспечивается благодаря пророкам, т. е. особой категории людей, вырабатывающих гуманные идеалы и программы их реализации.

Вместе с тем во всех своих работах Фромм постоянно подчеркивал не­гуманность и даже антигуманность всех существовавших в эти годы исто­рических типов общества.

Одновременно подвергая суровой и конструктивной критике западную и восточную модели общества, Фромм своеобразно интерпретировал марксову концепцию отчуждения и превратил ее в главный инструмент кри­тики капитализма, который он считал больным обществом. Подчеркивая, что отчуждение и самоотчуждение человека одновременно характерны и для капитализма и для советского общества, Фромм особенно подробно проанализировал ситуацию, характерную для западных обществ. Отмечая дегуманизированный характер капитализма, Фромм диагностировал его как патологическое и шизоидное общество, в котором человек стал винти­ком огромной машины, важным, если он обладает большим капиталом, и неважным, если у него нет капитала, - но при этом он всегда остается винтиком, служащим какой-то посторонней цели...

Особую опасность, по мысли Фро