Структурно-функциональный анализ

Раздел 2

СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ СОЦИОЛОГИЯ: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ

 

Плюрализм современной западной социологии

Па протяжении XX столетия социология Запада претерпела весьма существенные изменения и ныне представляет собой чрезвычайно слож­ную систему идей, гипотез, концепций, теорий, методов исследования и способов описания разнообразных социальных реалий. При этом практи­чески все лидеры и представители современной западной социологии до­вольно активно использовали и используют идеи и концепции социоло­гов классического периода, хотя в ряде случаев они выступали в роли комплекса теоретико-методологических и прикладных подходов, которые предполагалось преодолеть. Интеллектуальное содержание классиче­ского этапа западной социологии использовалось по преимуществу дво­яким образом: 1) как определенный банк идей, обладающий самостоя­тельной ценностью, и 2) как идеи, которые включались в качестве актив­ного элемента в различные разновидности современной социологии За­пада.

Правильное понимание плюралистического характера эволюции со­временной западной социологии предусматривает осознание того обстоя­тельства, что эта эволюция по преимуществу характеризуется не линей­ным, а параллельным и многомерным развитием.

 

Эмпирическая социология

 

 

С 1920 по 1950 год эмпирические исследования становятся приоритет­ным направлением в американской социологии. Начало этому процессу положили представители чикагской школы (Парк, Берджесс, Томас Смолл и др.). Занимая доминирующее положение в американской социо­логии в период с 1915 по 193 5 год, чикагская школа оказала значительное влияние на формирование мировой эмпирической социологии. Базой для формирования чикагской школы стал первый в мире социологический фа­культет Чикагского университета (с 1892 года), основатель и руководитель которого А. В. Смолл одновременно возглавил Американское социологи­ческое общество.

Подготовительный же период в развитии чикагской школы (1892-1915) был связан с деятельностью в Чикагском университете так называемой «большой четверки» - Смолла, Винсента, Хеццерсона, Томаса. В этот пе­риод чикагская школа еще не имела единой исследовательской программы и четкой теоретической направленности, была связана с протестантской социально-философской традицией и традициями европейской социоло­гии. Помимо «отцов-основателей» американской социологии - Уорда, Самнера, Гиддингса, Росса, Кули, - значительное влияние на ориентацию чикагской школы (эмпирический реформизм) оказала чикагская школа философии (прагматизм Дж. Дьюи).

Основными отличительными чертами чикагской школы являлись пре­жде всего органичное соединение эмпирических исследований с теорети­ческими обобщениями; выдвижение гипотез в рамках единой организо­ванной и направленной на конкретные практические цели программы. Другую особенность чикагской школы составляли широта теоретической ориентации, соединение различных подходов и методов, среди которых не было определенно доминирующих.

Первой заявкой на лидерство чикагской школы в области эмпириче­ской социологии была работа У. Томаса и Ф. Знанецкого «Польский кре­стьянин в Европе и Америке» (1918-1920). В ней были реализованы и ап­робированы на практике основные идеи социологической теории Томаса, ядро которой - понятие социальной ситуации, включающее в себя три взаимосвязанных элемента: объективные условия (социальные нормы и ценности); установки индивида и группы; определение ситуации дейст­вующим лицом. Главное внимание в названной работе уделено анализу соответствия второго и третьего элементов. Если определение ситуации

индивидом не совпадает с групповыми ценностями, то возникает социаль­ная дезинтеграция, порождающая многие болезни современного общества. Определение ситуации на групповом уровне дает представление о нормах, законах, ценностях. Определение ситуации индивидом, исходя из его соб­ственных установок и нормативных (ценностных) предписаний группы, свидетельствует о его приспособляемости к ней, о степени конформности индивида. Исходя из этого, Томас совместно со Знанецким разработали типологию личностей по характеру их приспособляемости к социальному окружению: мещанский тип (для него характерны традиционные установ­ки и стереотипы); богемный (нестойкие и слабо связанные между собой установки); творческий (логически взаимосвязанные между собой уста­новки и творческие потенции, обусловливающие оптимальное определе­ние ситуации). Томас утверждал, что развитие общественной жизни и культуры определяется творческими личностями, способными к экономи­ческим, политическим и технологическим инновациям. В развитии техни­ки социологического исследования большую роль сыграло использование Томасом личных документов (биограмм) - писем, дневников, автобиогра­фий. Работы Томаса знаменовали переход американской, а затем и евро­пейской социологии к эмпирическим исследованиям.

Одним из основателей чикагской школы считают автора «класси­ческой» социально-экологической теории Робер/ия Э. 77аркя (1864-1944). Социология, по Парку, изучает образцы коллективного поведения, форми­рующиеся в ходе эволюции общества как организма и «глубоко биологи­ческого феномена». Социальная эволюция у Парка проходит четыре ста­дии, и любой социальный организм переживает четыре соответствующих порядка: экологический (пространственное, физическое взаимодействие), экономический, политический и культурный. По мере продвижения к культурному порядку усиливаются социальные связи (пространственные, экономические, политические, и наконец, моральные) и общество достига­ет оптимальной «соревновательной кооперации» и «согласия»; вступает в силу формула «общество как взаимодействие». Если на макроуровне «биотические» силы проявляются в экологическом порядке, пространст­венном размещении социальных институтов, то на микроуровне «биоти­ческая» природа человека (как условие его изначальной свободы) выража­ется в способности к передвижению, в пространственном взаимодействии, миграции.

Миграция как коллективное поведение образует, по Парку, экологиче­ский порядок общества. Экономический, политический и культурный порядок представляют собой в совокупности «организацию контроля» по­средством экономических законов, права, нравов, обычаев, словом -«согласия». Таким образом, согласно Парку, общество выражает себя в «контроле» и «согласии», а социальное изменение связано прежде всего с изменением моральных норм, индивидуальных установок, состояния соз­нания, «человеческой природы» в целом. Эти изменения связываются Парком с физической, пространственной, а затем и социальной мобильно­стью. Социальные перемещения, изменения социоэкономического статуса индивида стали у Парка предметом теории социальной дистанции.

Классическая социальная экология Парка послужила теоретическим основанием исследовательской программы по изучению локальных сооб­ществ в Чикаго. Ее прикладной вариант для социологии города был раз­работан Эрнстом Берджесом (1886-1966) и сохраняет свое значение до сих пор Э. Берджесс, будучи одним из основателей чикагской школы и учеником Парка, в рамках программы по изучению локальных сообществ в Чикаго и на основе социально-экологической теории выдвинул гипотезу «концентрических зон». Гипотеза описывает механизм формирования со­циально неоднородных районов в процессе роста города и так называемых локальных сообществ.

Берджесс рассматривает конкурирующий и расширяющийся бизнес­центр как доминантный центр сообщества и как характерную органи­зацию образа жизни. Конкуренция - ключевое экологическое понятие -определяет, какого рода бизнес оккупирует центр и каким образом форми­руется центральный район бизнеса. Рост этого района воздействует на ок­ружающее пространство, называемое зоной транзита. Это пространство разделяется такими барьерами, как транспортные артерии, организации бизнеса и индустрии, парки и бульвары, которые модифицируют гипоте­тический концентрический зональный образец. Так, окружающие озера модифицируют зональный образец Чикаго в концентрические полукружья Население, образующее локальные сообщества в рамках зон, как и сами зоны, фокусирует социологический интерес чикагских исследователей.

Основным методом определения «зон» стало картографирование. На основании разработанной Берджессом «Карты социальных исследований города Чикаго» (1923-1924) было выделено 75 «естественных зон» и бо­лее трех тысяч локальных сообществ, которые затем исследовались мето­дами включенного наблюдения, интервью, анализа документов. Значи­тельная роль в проверке зональной гипотезы отводилась данным переписи населения. Проведенная Берджессом на основании переписей 1930 и 1934 годов классификация районов Чикаго сохраняет свое практическое значе­ние до сих пор.

Итак, немаловажную роль в формировании «классической» концепции социальной экологии Парка и Берджесса и в появлении «школы» в Чикаго сыграли особенности этого города, поскольку развитие локалистских и реформистских ориентации этой школы связано с решением специфиче­ских городских проблем. Соединение исследовательских программ с учебным процессом в университете способствовало появлению принципи­ально нового характера университетского обучения, его связи с решением конкретных эмпирических задач. В методологическом плане эмпириче­ские исследования четко базировались на основополагающих тезисах «классической» социально-экологической теории Парка: адаптации к че­ловеческому (и особенно городскому) обществу идей, заимствованных из экологии; понимании современного общества как продукта эволюции из относительно недифференцированного социального порядка в социальную систему с функциональным разделением труда и функциональной взаимо­зависимостью различных типов локальных сообществ. Зональные гипоте­зы, сформулированные исходя из заданных идей, тестировались в эмпи­рических исследованиях описательного и объяснительного плана. В прак­тическом аспекте эти исследования были подчинены (в духе реформизма) решению основной задачи - установлению «социального контроля» и «социального согласия». В целом, как показала общественная практика, выявленные в то время зональные изменения оказались типичными для растущих крупных индустриальных городов Америки, а чикагские иссле­дования стали истоком становления эмпирической социологии города.

В целом чикагская школа не противопоставляет «мягкие», этнографи­ческие методы и «жесткие», «количественные»: эти методы, как правило, комбинируются и взаимодополняют друг друга. Заметный сдвиг в сторону «жестких» метрических методик наметился с приходом в чикагскую шко­лу Умлья.мя Ф. Отборна (1886-1959), который внес значительный вклад в разработку и измерение социальных характеристик городов.

Однако и здесь традиция взаимосвязи теории и практики сыграла свою роль и помогла Огборну разработать оригинальную «теорию отставания культуры», представляющую собой вариант теории технологического де­терминизма. Преобразования в материальной культуре приводят, по Ог­борну, к изменениям в других элементах культуры, однако последние от­стают от первых, поэтому общество постоянно преодолевает состояние неприспособленности к реальной ситуации. Продолжая рассматривать со­циальную жизнь как взаимодействие биологического организма, геогра­фического окружения и групповых процессов, Огборн вводит в этот кон­текст еще один фактор - культурное наследие и культурную переменную, обусловливающую степень духовной комфортности общества.

Социально-экономическая теория Парка-Берджесса сыграла значи­тельную роль в исследованиях чикагской школы и повлияла на дальней­шее развитие как экологического теоретизирования, так и связанной с ним эмпирической практики. Влияние чикагской школы на развитие эмпири­ческой социологии (в частности, американской), сказывалось на протяже­нии 30-40-х годов, после чего инициатива перешла к Гарвардскому и Ко­лумбийскому университетам. Основные причины упадка чикагской шко­лы: уход в 1934 году ее лидера Парка, обострение разногласий относительно методов исследования; отсутствие равных Парку и Берджессу по­следователей в теории; кризис локалистских и регионалистских ориента­ции в целом в период экономической депрессии и обострения проблем общенационального значения, потребовавших новых методов исследова­ния. В дальнейшем значение чикагской школы сохранилось для развития теории социологии города, а в настоящее время ее идеи актуальны для так называемой «инвайронменталистской социологии».

В рамках чикагской школы были созданы предпосылки для возникно­вения урбанистической концепции Луиса Вирта (1897-1952), который разработал понятие городского образа жизни. В своей концепции Вирт во­едино связал характеристики пространственной и социальной организации крупного города (большая численность, высокая концентрация, социаль­ная неоднородность населения) с характеристиками особого городского типа личности, который формируется в этих условиях. По мнению Вирта, численность, плотность и неоднородность населения находят свое выра­жение в городской культуре, которая характеризуется: преобладанием анонимных, деловых, кратковременных, частичных и поверхностных кон­тактов в межличностном общении; снижением значимости территориаль­ных общностей; уменьшением роли семьи; многообразием культурных стереотипов; неустойчивостью социального статуса горожанина, повыше­нием его социальной мобильности; ослаблением влияния традиций в регу­лировании поведения личности.

В 40-50-х годах XX века концепция урбанизма приобрела статус пара­дигмы в исследовании городских проблем как в США, так и в странах За­падной Европы (Шомбар де Лов и Р. Ледрю (Франция), Р. Кениг (Гер­мания)). Теоретические воззрения наиболее видного представителя социо­логии города во Франции Шомбара де Лова (1913 г. р.) сложились под воздействием чикагской школы и французских социологических тради­ций. Они укладываются в рамки урбанизма, предполагающего возмож­ность изменения социальных отношений путем изменения пространствен­ных структур с учетом потребностей разных слоев населения. В 50-60-х годах школа Шомбара де Лова практически не имела конкурентов в об­ласти социологии города во Франции.

В 60-е годы концепция урбанизма подверглась критике в социологиче­ской литературе, основное содержание которой выражалось в том, что об­раз жизни есть функция социального положения и жизненного цикла че­ловека, а не системы поселения. С 70-х годов на основе критики урбаниз­ма сложилась так называемая «новая городская социология», теоретиче­ский фундамент которой образуют по преимуществу структуралистские интерпретации марксизма и концепция господства (М. Вебер). Особое внимание в этой концепции уделяется изучению социально-террито­риальных последствий массового применения новых технологий.

Итак, в 40-50-е годы лидерство в развитии эмпирической социологии перешло, как уже говорилось, к Колумбийскому и Гарвардскому универ­ситетам. Ведущее положение Колумбийского университета в период 40-50-х годов в немалой степени определялось развитием в эмпирической со­циологии ее академической ветви, хотя исходные ее предпосылки были сформулированы гораздо раньше в трудах Э. Дюркгейма, М. Вебера и др. Главная задача социального познания в академическом направлении эм­пирической социологии усматривалась в открытии и формулировании универсальных, независимых от места и времени закономерностей пове­дения человека в социальной организации. Для сторонников структурного функционализма эта задача конкретизировалась в формулировку универ­сальных функциональных закономерностей или требований, призванных объяснить структурные механизмы сохранения устойчивости и стабильно­сти любой социальной системы. В гуманистически ориентированных кон­цепциях (символический интеракционизм, феноменологическая социоло­гия и др.) на первое место выдвигалась задача выяснения социально-психологической структуры социального взаимодействия, роли личности как творца социальной реальности. В позитивистски ориентированных концепциях (например, концепция социального обмена) подчеркивалась решающая роль универсальных закономерностей человеческой природы для объяснения общественных отношений и структур.

Большую роль сыграло и то обстоятельство, что в Колумбийском уни­верситете в 40-е годы активно занимался прикладными социальными ис­следованиями ученик П. Сорокина Р. Мертон. Деятельность Мертона на посту содиректора Бюро,прикладных исследований Колумбийского уни­верситета (вместе с П. Лазарсфельдом) во многом способствовала росту авторитета эмпирической социологии, олицетворяя собой «единство тео­рии и метода» в рамках американской социологии.

Что же касается методологических подходов соратника Мертона Лазерсфельда (1901-1976), то, с его точки зрения, методология есть пре­жде всего деятельность, связанная с критическим анализом и оценкой ме­тодов и процедур социологического исследования, выявлением смысла и значений используемых понятий, обнаружением научного содержания со­циологических теорий. Основным критерием истинности научного знания в полном соответствии с неопозитивистской позицией у Лазарсфельда вы­ступает принцип верификации. Большое внимание Лазарсфельд уделял разработке количественных методов и основам их применения в социаль­ных науках, поскольку, по его мнению, их внедрение помогает преодоле­вать «барьеры, существующие между различными дисциплинами соци­альных наук». В качестве наиболее плодотворного он выделял метод шка­лирования, считая основной задачей эмпирической социологии поиски «все более уточненной техники разработки шкал и их комбинирования во все более сложные взаимозависимости». Лазарсфельд впервые ввел в ме­тодику социологических исследований ряд новых методов (например, па­нельный метод, который он впервые использовал при обработке результа­тов избирательной кампании 1940 года в США), разработал логические и математические основания патентно-структурного анализа.

Усилиями Лазарсфельда и его коллег в эмпирической социологии в 50-е годы довольно четко оформилась тенденция к созданию математической со­циологии. Фундамент этой отрасли науки составляют труды самого Лазарс­фельда, а также Г. Карлссона - по социальному моделированию, Г. Сай­мона - по созданию стратегии построения моделей в социальных науках, Б. Ф. Грина - по разработке принципов измерения установки индивида методами шкалирования, Л. Гуттмана - по разработке основных компо­нентов шкального анализа.

Математическая социология развивается в Западной Европе учениками Лазарсфельда, например Робе^/иам Дудоно.м (1934 г. р.) - французским социологом, профессором методологии социальных наук в Сорбонне и Женевском университете, руководителем Центра социологических иссле­дований Национального центра научных исследований, автором книг по проблемам методологии, социологии, социальной мобильности, социаль­ных изменений, социологии образования. В области методологии Будоном рассматриваются возможности и способы формализации эмпирических данных, построения статистически репрезентативных, математически точ­ных моделей.

Параллельно в Гарварде усилиями профессора Школы бизнеса при Гарвардском университете Э. Мэйо (1880-1949) и его коллег разра­батывалась индустриальная социология и доктрина «человеческих отно­шений». Значительный вклад в развитие индустриальной социологии и социологии управления внесли знаменитые «хоторнские эксперименты» Мэйо в Вестерн Электрик Компани близ Чикаго (1927-1932). Изучая влияние различных факторов (условия и организация труда, заработная плата, межличностные отношения и стиль руководства) на повышение производительности труда на промышленном предприятии, Мэйо показал особую роль человеческого и группового фактора. Теоретико-методо­логическим фундаментом индустриальной социологии послужили тейло­ризм, концепции самого Мэйо, в основу которых положен, с одной сторо­ны, взгляд на человека как на социальный организм, ориентированный и включенный в контекст группового поведения, а с другой - несовмести­мость человеческой природы с жесткой иерархией подчиненности в бюро­кратической организации. В такой проблемной ситуации руководители ор­ганизации должны ориентироваться, по Мэйо, в большей степени на лю­дей, нежели на производство продукции. Это, по его мнению, обеспечива­ет социальную удовлетворенность человека своим непосредственным трудом и, в конечном счете - социальную стабильность общества. Отсюда и разработка новых средств повышения производительности труда - «паритетного управления», «гуманизации труда», «групповых решений», «просвещения служащих» и т. д. Профсоюзы стали рассматриваться Мэйо и его последователями в качестве партнеров руководства в деловых отно­шениях на промышленных предприятиях.

Обобщение обширных эмпирических материалов привело Мэйо к соз­данию социальной философии менеджмента - новой отрасли технико-организационных и социальных аспектов управления общественным про­изводством, получившей интенсивное развитие как в американской, так и в западноевропейской эмпирической социологии. Теоретический фунда­мент современного менеджмента заложен трудами как самого Э. Мэйо, так и работами его многих коллег.

На фундаменте структурно-функциональных подходов к социальной реальности (под влиянием идей Парсонса, Мертона, Лазарсфельда и др.) и исходя из традиций немецкой социальной философии, в 60-70-е годы активно формировалась немецкая социологическая школа с множеством отраслевых социологии. Одним из ее основателей стал Роберт Кениг (1906 г. р.), издатель (с 1955 г.) «Кельнского журнала по социологии и социальной психологии», издатель словарей по социологии и руководств по эмпирическому социоло­гическому исследованию. Его коллега Хельмут Шельский (1912-1984) спланировал и организовал в Билефельде университет с кафедрой социо­логии (1966-1968 гг.), ставший ныне крупнейшим социологическим цен­тром в Германии. Признавая влияние американской эмпирической социо­логии, Шельский одновременно подчеркивал, что над эмпирическими ис­следованиями надстраивается общая социологическая теория, а над ней -«критическая теория социального», позволяющая понять и интерпретиро­вать состояние сознания немецкого общества в конкретных условиях со­циальной реальности. В конце 70-х годов Шельский пришел к пониманию необходимости развивать не только социологию, но и социальное позна­ние в сторону «поведения и существования самого человека», включая критическую рефлексию субъекта, его нравственные качества, его дея­тельность по созданию и поддержанию социальных институтов.

В 80-90-е годы сферой особого и постоянного интереса в немецкой эм­пирической социологии в связи с быстрым развитием новых технологий и новых форм организации труда стало развитие социологии труда, а в ее рамках - индустриальной социологии (Ф. Адлер, Г. Бернард, Л. Фрайде-бург, Т. Ханн, Ф. Мюллер, Р.Штольберг, X. Циммерман и др.). Большое внимание уделяется изучению социальных последствий технологических инноваций (далеко не всегда позитивных), адекватности использования профессиональных знаний и навыков рабочей силы, формированию ее профессиональной культуры. Успехи в развитии индустриальной социологии во многом помогают промышленным предприятиям развивать спо­собность оперировать большим количеством хорошо обученных работни­ков и находить новые пути полноценного использования их профессио­нального потенциала в условиях интенсивного технологического развития.

В целом для американской и западноевропейской эмпирической со­циологии остаются важными и требующими своего решения проблема теоретико-методологического обоснования социологических исследова­ний, а также проблема связи и соотношения объемов академического и прикладного направлений. Вместе с тем в 70-80-е годы произошло резкое увеличение объема прикладных исследований. Прикладное направление эмпирической социологии во многих странах мира стало особой отраслью индустрии. Ныне только в США насчитывается огромное число организа­ций (крупных и мелких, государственных и частных), занимающихся ис­следованиями, результаты которых оформляются в социоинженерные проекты, системы управленческих решений и практические рекомендации

В 80-е годы в прикладной ветви эмпирической социологии выделились (в зависимости от методов исследования) два основных направления - со­циальная инженерия и клиническая социология - с подготовкой специали­стов соответствующего профиля. Если первые, например, обобщив данные о финансовом положении компании, состоянии дел на рынке сбыта и тех­нологии производства, предлагают перестроить управленческую структу­ру, то вторые проводят психологические тренинги с менеджерами с целью переориентации их сознания. Как правило, специалисты обоих профилей работают в тесном контакте.

Итак, быстрое увеличение объемов прикладных исследований в миро­вой социологии в 70-90-е годы принципиально изменило формы органи­зации социологических институтов. Наряду с университетами на органи­зации исследований сосредоточиваются лаборатории, бюро, исследова­тельские центры и т. д. Претерпела изменения и профессия социолога: возник тип практикующего социолога, эксперта по различным социаль­ным проблемам, нередко консультанта фирмы и т. п. Эволюционируя по­добным образом, эмпирическая социология активно включается в разра­ботку проблем, в которых заинтересовано государство, бизнес, армия. Ме­тодика и техника, разработанные социологами-эмпириками и обогатив­шие средства познания социальной действительности, позволяют получать достоверную информацию о процессах общественной жизни. Одновре­менно для преодоления ограниченности эмпирических исследований и ка­чественной систематизации массы эмпирического материала в схемы, описания и объяснения возрастает необходимость сочетания в социологии эмпирических и теоретических подходов.

 

Структурно-функциональный анализ

Структурно-функциональная теория, или структурно-функциональный анализ, именуемый для краткости функциональным подходом, - одно из наиболее важных и сложных направлений современной социологической мысли. Для него характерно сознательное стремление построить закон­ченную систем)' социального действия как наиболее полную систему объ­яснения эмпирических фактов социальной действительности (при этом формулируется и определенная концепция самой теории). Основополож­никами структурно-функционального анализа принято считать американ­ского социолога-теоретика, президента Американской социологической ассоциации (1949) Толкотта Парсонса (1902-1979) и его соотечественни­ка, президента Американской социологической ассоциации (1957) Роберта Кинга Мертона (р. 1910). Именно Т. Парсонс в работах «Структура социального действия» (1937), «Социальная система» (1951), «Социаль­ная система и эволюция теории действия» (1977) и др., а также Р. Мертон в исследованиях «Социальная теория и социальная структура» (1957), «Подходы к изучению социальной структуры» (1975) разработали его ос­новные методологические принципы.

Двумя наиболее важными функциями научной теории, по Т. Парсонсу, являются описание и анализ. Они неразрывно связаны, ибо точный анализ становится возможным только тогда, когда существенные факты описы­ваются в тщательно систематизированной и упорядоченной манере. Ос­новной категорией всякого научного описания он считает категорию эм­пирической системы, потому что эмпирические утверждения о факте не могут быть изолированными друг от друга. Каждое из таких утверждений описывает аспект или черту взаимосвязанного целого, обладающего опре­деленной независимостью как сущность. По-видимому, не существует другого метода отбора из неограниченного числа наблюдений фактов о конкретных явлениях, помимо теоретической концептуализации; при этом разные дескриптивные утверждения о них преобразуются в связное целое, которое и представляет собой адекватное описание. Это взаимосвязанное, эмпирически существующее явление, составляющее область описания и анализа научного исследования, и является тем, что подразумевается под эмпирической системой.

Функции обобщенной концептуальной схемы на дескриптивном уров­не, по Т. Парсонсу, выражаются в двух концептуальных типах. Первый из них называется системой координат. Это - наиболее общая конструкция категорий, благодаря которой эмпирическая научная работа приобретает смысл. Второй уровень - это уровень структуры системы как таковой, по­казывающий, что явления, из которых состоит система, внутренне взаимо­связаны на структурном уровне. Структура представляет собой «ста-

тичный» аспект дескриптивного способа рассмотрения системы. Со струк­турной точки зрения систему образуют элементы и подсистемы, сущест­вующие независимо друг от друга, и их структурные взаимоотношения.

Функции системы координат и структурных категорий при использо­вании их на дескриптивном уровне состоят в установлении необходимых фактов и в постановке проблем динамического анализа - конечной цели научного исследования. Это, во-первых, причинное объяснение имевших место конкретных явлений или процессов и предсказание будущих собы­тий. Во-вторых, это получение обобщенного аналитического знания зако­нов (закономерностей), которые могут быть приложены к бесконечному ряду конкретных случаев с использованием соответствующих фактологи­ческих данных. Процессы достижения этих целей (или двух аспектов од­ной и той же цели) взаимосвязаны. С одной стороны, конкретное причин­ное объяснение может быть получено только путем применения обобщен­ного аналитического знания; с другой - развитие аналитического обобще­ния оказывается возможным только посредством обобщения эмпириче­ских случаев и верификации на этом уровне. Самым важным условием успешного динамического анализа является непрерывное и систематиче­ское отнесение каждой проблемы к состоянию системы в целом.

Структура, как правило, не относится к любой онтологической устой­чивости в явлениях, а только к относительной устойчивости - достаточно устойчивым единообразиям, образующимся в результате глубинных про­цессов таким образом, что их устойчивость в определенных пределах при­нимается в качестве прагматического допущения. Если же приходится об­ращаться к структурной системе как позитивному элементу динамического анализа, то должны быть найдены связи этих «статических)) структурных категорий и соответствующих им частных утверждений о факте с динами­ческими элементами в системе. Эта связь осуществляется с помощью важного понятия «функция)), основная роль которой заключается в том, чтобы установить критерий важности динамических факторов и процессов внутри системы. Их важность определяется их функциональным значени­ем в системе, а их специфическое значение - функциональными отноше­ниями между частями системы, а также между системой и ее окружением.

Характерно, что значение понятия функции предполагает понимание эмпирической системы как «работающей системы)). Структура ее прояв­ляется в том, что система определенных стандартов «стремится к сохранению или, по более динамичным версиям, «стремится к развитию)) со­гласно эмпирически постоянному образцу. В этом плане процесс или со­вокупность условий является либо «функциональным)) (способствующим сохранению или развитию системы), либо «дисфункциональным» (умень­шающим эффективность деятельности системы) [88. Р. 101].

Таким образом, логический тип обобщенной теоретической системы, описанный Т. Парсонсом, может быть назван структурно-функциональной системой. Такой вид системы содержит в себе обобщенные кате­гории, необходимые для адекватного описания состояния эмпирической системы. С одной стороны, она включает систему структурных категорий, логически пригодных для того, чтобы дать описание эмпирически завер­шенной системы определенного класса. Одна из главных функций систе­мы на этом уровне заключается в обеспечении полноты рассмотрения всех ее существенных структурных элементов и связей. С другой стороны, та­кая система должна включать ряд динамических функциональных катего­рий, которые действуют в связи со структурными категориями и описыва­ют процессы, посредством которых эти структуры сохраняются или распада­ются, а также отношения системы, которые связывают ее со средой.

Структурно-функциональный тип теории является, по Т. Парсонсу, наиболее подходящим для того, чтобы занять доминирующее положение в социологии. Описывая основные контуры этой теории, Т. Парсонс счита­ет, что важным моментом теоретической системы является определенная система координат, т. е. «действие», или «действующее лицо - ситуация)) (аналогичная в некотором роде системе координат «организм - среда»). Основной элемент социальной системы - индивид как действующее лицо.

Действие же в данной системе координат расположено на «нор­мативной», или «телеологической», системе осей. Цель является, согласно определению, «желаемым» состоянием дел; неудача в ее достижении -«психологическим крушением». Аффективная реакция включает компо­ненты удовольствия или боли для деятеля и одобрения или неодобрения объекта или состояния, которые вызывают реакцию [88. Р. 145-146].

Когнитивная, или познавательная, ориентация, по Парсонсу, подчине­на стандартам «правильности» или «адекватности» знания и понимания. Эта по существу «нормативная ориентация» действия направляет внима­ние на решающую роль тех «стандартов», которые определяют желаемое направление действия в форме целей и стандартов поведения. Эту систему нормативных стандартов, считает Т. Парсонс, лучше всего рассматривать в качестве одного из наиболее важных элементов «культуры» группы, ко­торая включает в себя также типы когнитивных «идей)), символов и дру­гих элементов. Однако, с точки зрения Т. Парсонса, социальная система является системой действия, т. е. мотивированного человеческого поведе­ния, а не системой культурных стандартов. Она взаимодействует с куль­турными стандартами точно таким же образом, как с физическими и био­логическими условиями в других отношениях. Однако «система культу-РЫ)) выступает иным уровнем абстракции по сравнению с «социальной системой», хотя в значительной степени эти абстракции сходны по своей природной сущности.

С этой точки зрения способ интерпретации действия обладает своеоб­разной двойственностью. Первый существенный компонент - это

«значение?) для деятеля, будь то на сознательном или бессознательном уровне, второй - это его отношение к «объективному» сцеплению объек­тов и событий (то, что анализируется и интерпретируется наблюдателем). В некотором смысле эта исходная система координат состоит в выделении структурных психологических категорий, которые используются при опи­сании и анализе человеческой личности. При этом структура социальных систем не может быть выведена непосредственно из системы координат «деятель - ситуация». Помимо этого требуется функциональный анализ осложняющих обстоятельств, возникающих в результате взаимодействия множества субъектов действия.

Функциональные потребности, независимо от того, лежат ли в их ос­нове биологические, социокультурные или индивидуальные источники, удовлетворяются посредством процессов действия. Вопрос о конечном ис­точнике потребностей является некорректным, если он не связан со струк­турой и ориентацией социальных систем действия. В этом случае здесь создается «фокус», вокруг которого концентрируются установки, символы и стандарты действий. Структура - это совокупность относительно ус­тойчивых стандартизированных отношений элементов. А поскольку эле­ментом социальной системы является деятель, то социальная структура представляет собой стандартизированную систему социальных отношений деятелей. Однако отличительная черта структур и систем социального действия заключается именно в том, что в большинстве отношений дейст­вующее лицо не принимает участия в качестве целостной сущности, а уча­ствует в них лишь посредством какого-либо «сектора» целостного дейст­вия. Такой сектор, представляющий собой единицу социальных отноше­ний, называют ролью. Следовательно, социальная структура представляет собой систему стандартизованных отношений деятелей, выполняющих ро­ли относительно друг друга. Понятие роли соединяет подсистему дейст­вующего лица как психологической единицы с определенной социальной структурой [88. Р. 150-174].

Здесь возникают два вопроса. Во-первых, какова природа этой связи, что такое социальная структура с точки зрения деятеля, выполняющего свою роль? Во-вторых, какова природа «системы» стандартизованных от­ношений в социальной структуре? Ключ к первому вопросу лежит в нор­мативно-волюнтаристском аспекте структуры действия. С точки зрения социальной системы, роль - это некоторый элемент обобщенной стандар­тизации действий индивидов, входящих в эту систему (не только в плане статистической тенденции, но и с использованием категорий цели и стан­дарта). С точки зрения деятеля, его роль определена нормативным ожида­нием членов группы в социальных традициях этой группы. Наличие таких ожиданий составляет существенную особенность ситуаций, в которых на­ходится деятель: принятие или непринятие этих ожиданий влечет за собой санкции одобрения и награды или порицания и наказания. В течение процесса социализации индивидом усваиваются (в большей или меньшей ме­ре) стандарты и идеалы его группы таким образом, что они становятся эффективными мотивационными силами его собственного поведения, не­зависимо от внешних санкций.

С данной точки зрения существенным аспектом социальной структуры становится система стандартизованных ожиданий, которая определяет корректное поведение личности, опирающейся как на собственные мотивы конформизма, так и на санкции окружающих. Такие системы стандарти­зованных ожиданий, занимающие определенное место в тотальной систе­ме и достаточно глубоко пронизывающие действие, условно называются институтами. Следовательно, основным структурным стабильным эле­ментом социальных систем, играющим решающую роль в их теоретиче­ском анализе, является структура институциональных стандартов, опреде­ляющих роли входящих в нее деятелей.

С функциональной точки зрения институционализированные роли представляют собой механизм, интегрирующий весьма разнообразные возможности «человеческой природы» в единую систему, способную пре­одолеть ситуационные крайности, с которыми сталкивается общество. С помощью подобных ролей выполняются две функции относительно возни­кающих ситуаций. Первая состоит в отборе таких возможностей поведе­ния, которые «удовлетворяют потребностям и допустимым пределам дан­ной стандартизованной структуры: при этом другие типы поведения по­давляются или игнорируются». Вторая функция обеспечивает через меха­низмы взаимодействия максимум мотивационной поддержки действию индивида в соответствии с ролевыми ожиданиями. Вторая основная про­блема состоит в структуре самих институтов как компонентов системы. Институты понимаются и как следствия, и как контролирующие факторы поведения человека в обществе. Следовательно, в качестве системных об­разований они одновременно связываются как с функциональными по­требностями деятелей-индивидов, так и с социальными системами, в ко­торые они входят. Таким образом, основным структурным принципом яв­ляется принцип функциональной дифференциации (как в биологических науках) Однако функциональное содержание в социальных явлениях ока­зывается более сложным, ибо здесь переплетаются функциональные по­требности деятеля и социальной системы. Институты могут быть «си­туационными» и выступать в качестве стандартов; инструментальными, сформированными ради достижения определенных целей; «интегрирую­щими», т. е. ориентированными на регуляцию отношений индивидов.

Понимание институтов как функционально дифференцированных сис­тем позволяет рассматривать изменения в любой части социальной систе­мы в перспективе их взаимосвязи со всей системой как целым. Однако Динамический анализ невозможен только с точки зрения системного рас­смотрения институциональной структуры. Для проведения такого анализа

необходимо ввести обобщающее истолкование поведенческих тенденций людей в той ситуации, в которой они находятся, с их потребностями и ожиданиями. Такое обобщение зависит от теоретического осмысления «мотивации)) человеческого поведения, которая не вписывалась в струк­турные построения Т. Парсонса, снижая их объяснительную силу

Р. Мертон, стремясь преодолеть ограниченность структурно-функцио­нального анализа, сформулировал собственную парадигму, сосредоточив внимание на теоретических и эмпирических возможностях функциональ­ного подхода к более тонкому объяснению социальных и социально-психологических явлений.

Функциональные аналитики повсеместно применяют три взаимосвя­занных постулата, которые, как показывает Р. Мертон, могут применяться в функциональной теории с существенными ограничениями. В сжатом ви­де эти постулаты утверждают, во-первых, что стандартизованные соци­альные виды деятельности или же элементы культуры являются функцио­нальными для всей социальной или культурной системы; во-вторых, что все эти социальные и культурные элементы выполняют социальные функ­ции; в-третьих, что они тем самым необходимы.

Рассматривая первый постулат в его типичной формулировке: «Функ­цией отдельного социального феномена является его вклад в совокупную социальную жизнь, которая представляет собой функционирование соци­альной системы, в целом)), Р. Мертон отмечает, что положение о полном функциональном единстве человеческого общества зачастую противоре­чит фактам. В одном и том же обществе социальные обычаи или чувства могут быть функциональными для одних групп и дисфункциональными для других. Таким образом, постулат функционального единства не только может противоречить фактам, но и имеет небольшую эвристическую цен­ность, так как не учитывает возможных, отличных друг от друга последст­вий тех или иных социальных или культурных явлений для разных соци­альных групп и членов этих групп. Следовательно, принятие данного по­стулата без каких-либо ограничений таит в себе опасность нивелирования ситуации по идеологическим или каким-нибудь другим соображениям. Вопрос о единстве общества в целом не может решаться априорно: это во­прос фактов, а не мнений. Р. Мертон предлагает реально учитывать сово­купности социальных единиц, для которых данное социальное или куль­турное явление оказывается функциональным. Должна быть специально предусмотрена возможность того, что социальные явления могут иметь различные последствия функциональные и дисфункциональные - для разных индивидов и подгрупп, а также для более широкого социального и культурного контекста

Постулат универсального функционализма утверждает, что все стан­дартизованные социальные или культурные формы имеют позитивные функции. Р. Мертон отмечает, что можно выдвинуть предположение, со­гласно которому любое явление культуры или социальной структуры может иметь свои функции, однако было бы опрометчивым категорически заявлять, что любое такое явление должно быть функциональным. Вопрос о том, являются ли последствия того или иного культурного события функциональными, решается не априорно, а в процессе исследования. Бо­лее плодотворным методологическим принципом Р. Мертон считает некую предварительную гипотезу, согласно которой устойчивые культурные формы имеют баланс функциональных последствий как для общества в целом, так и для отдельных групп, способных сохранить эти формы нетронутыми путем прямого принуждения или же опосредованно, с помощью убеждений.

Постулат незаменимости, как он обычно излагается, содержит, по мне­нию Р. Мертона, два связанных между собой и одновременно различных утверждения. Во-первых, предполагается, что существуют определенные незаменимые функции. Если они не будут выполняться, то общество (группа, индивид) прекратит свое существование. Это, следовательно, вы­двигает понятие предпосылок или предварительных условий, функцио­нально необходимых для общества. Во-вторых, и это совсем другое дело, предполагается, что те или иные культурные или социальные формы яв­ляются необходимыми для выполнения определенных функций. Второе утверждение связано с понятием специализированных и незаменимых структур и игнорирует тот факт, что одни и те же функции, необходимые для жизнедеятельности и существования различных социальных групп, могут выполняться разными социальными структурами и культурными формами. Развивая это положение, Р. Мертон формулирует теорему функ­ционального анализа: точно так же, как одно и то же явление может иметь многочисленные функции, одна и та же функция может по-разному вы­полняться. В данном толковании потребности удовлетворения тех или иных жизненных функций скорее рекомендуют, нежели предписывают принятие той или иной социальной структуры. Иными словами, имеется диапазон вариаций структур, удовлетворяющих данной функции (предел вариабельности устанавливается ограничениями, накладываемыми соци­альной структурой). Таким образом, Р. Мертон приходит к пониманию функциональных альтернатив, функциональных эквивалентов или функ­циональных заменителей.

Из рассмотрения трех функциональных постулатов Р. Мертон выводит несколько основных положений, которыми рекомендует руководствовать­ся в кодификации функционального метода анализа. Во-первых, при раз­боре постулата функционального единства он обнаруживает, что нельзя предполагать полную интеграцию всех сообществ. Вопрос об интегрированности общества - это вопрос эмпирического исследования, и, решая его, нужно разработать некий континуум интегрированности общества -от малой до большой степени. Рассмотрение второго постулата универ­сального функционализма (все устойчивые формы культуры обязательно функциональны) привело Р. Мертона к следующим соображениям: по-

следствия функционирования этих форм могут быть как функциональны­ми, так и дисфункциональными; возникает проблема разработки метода определения чистого балансового итога последствий того или иного соци­ального явления. Наконец, Р. Мертон обнаружил, что постулат необходи­мости содержит два различных положения: одно из них утверждает необ­ходимость определенных функций, и отсюда возникает понятие функцио­нальной необходимости или необходимых функциональных предпосылок, второе говорит о необходимости существующих социальных институтов, культурных форм и т. п. На основании критического анализа последнего предложения Р. Мертоном было сформулировано понятие функциональ­ных альтернатив, эквивалентов или заменителей. Р. Мертон развертывает парадигму функционального анализа в социологии как модель постановки проблем и их решений. Он отмечает, что парадигма не представляет собой ряда категорий, вводимых заново; это, скорее, кодификация тех понятий и проблем, которые предстают в ходе критического изучения существующих исследований и теорий в русле функционального анализа. В парадигму функционального анализа включены следующие категории: явление (явления), которому приписываются функции; понятие субъективных предпосылок (мотивы, цели); понятие объективных последствий (функ­ции, дисфункции); понятие социальной единицы, обслуживаемой функци­ей; понятие функциональных требований (потребности, предпосылки су­ществования); понятие механизмов, посредством действия которых вы­полняются функции; понятие функциональных альтернатив (функцио­нальных эквивалентов или заменителей); понятие структурного контекста (или ограничивающего влияния структуры); понятие динамики и измене­ния; проблемы, связанные с установлением достоверности положений функционального анализа; проблемы идеологического значения функцио­нального анализа.

Во-первых, основная цель парадигмы - дать систематическое руковод­ство для адекватного и плодотворного применения функционального ана­лиза. Предполагается, что данная парадигма содержит некоторый мини­мальный набор понятий, которыми оперирует социолог, для того чтобы осуществить корректный функциональный анализ. Во-вторых, парадигма должна подводить исследователя к постулатам и предположениям, лежа­щим в основе функционального анализа. Одни из этих гипотез имеют большое значение, другие несущественны и без них можно обойтись, и, наконец, третьи оказываются сомнительными и даже вводящими в заблу­ждение. В-третьих, назначение парадигмы - сделать социолога восприим­чивым не только к узко научному значению разных типов функционально­го анализа, но и их политическим, а иногда и идеологическим следствиям. Особое внимание в парадигме уделяется моментам, где функциональный анализ предполагает скрытое политическое мировоззрение, и моментам, в которых он оказывает влияние на «социальную технологию» [86. Р. 108].

Особое внимание в рамках функционального анализа Р. Мертон обра­щает на разделение функций на явные и латентные. Как уже отмечалось, разграничение между явными и латентными функциями введено для того, чтобы исключить смешивание сознательной мотивации социального пове­дения с его объективными последствиями, что часто обнаруживается в со­циологической литературе. Рассмотрение Р. Мертоном терминологии со­временного функционального анализа показало, как легко социолог может отождествить мотивы и функции и к каким печальным последствиям это приводит. Он указал далее, что мотивы и функции изменяются независи­мо друг от друга и что отсутствие внимания к этому обстоятельству при­водит к смешиванию субъективных категорий мотивации с объективными категориями функций. В основе разграничения между явными и латент­ными функциями лежит следующее: первые относятся к тем объективным и преднамеренным последствиям социального действия, которые способ­ствуют приспособлению или адаптации некоторой определенной социаль­ной единицы (индивид, группа, сообщество, социальная или культурная система); вторые - к непреднамеренным и неосознанным последствиям того же самого порядка.

Разграничение между явными и латентными функциями позволяет по­нять стандарты социального поведения, которые, на первый взгляд, ка­жутся иррациональными. Прежде всего, данное различение помогает со­циологической интерпретации многих видов социальных действий, кото­рые продолжают существовать даже тогда, когда поставленные перед ни­ми цели не осуществляются. Подобные действия зачастую называются предрассудками, иррациональностями, инерцией традиции и т. д. Такие объяснения, в сущности, подменяют анализ подлинной роли непонятного и непривычного поведения употреблением мало что значащего штампа. Понятие же скрытой функции позволяет раскрыть, что это поведение может выполнять функцию для группы, совершенно отличную от явной его цели.

Понятие скрытой функции, игнорируя в той или иной мере явные цели, направляет внимание исследователя на иной ряд последствий, различение между явными и скрытыми функциями концентрирует внимание на теоре­тически плодотворных областях исследований. Ограничиваясь изучением явных функций, социолог имеет дело с определением того, достигает ли практика, предназначенная для определения цели, эту цель. Он исследует, например, достигает ли новая система оплаты своей цели - уменьшения текучести рабочей силы или цели повышения эффективности производства. Это важная и сложная задача, но пока социолог ограничивает себя изуче­нием явных функций, задача исследования определяется для него скорее нуждами практики, нежели теоретическими проблемами, составляющими суть социологии. Имея дело прежде всего с явными функциями, с решени­ем проблемы - достигает ли та или иная практика или организация поставленных перед нею задач, - социолог превращается в искусного реги­стратора уже известных моделей поведения. Его оценки и анализ ограни­чены вопросом, поставленным, скажем, администрацией предприятия. Вооруженный же понятием скрытой функции, социолог направляет свое внимание в ту область, которая является наиболее обещающей для при­ращения теоретического знания. Он рассматривает известный тип соци­альной практики, чтобы установить его скрытые, неосознаваемые функции (так же как и явные), анализируя, например, отдаленные последствия но­вой системы заработной платы для профсоюза, в котором состоят рабочие, и т. д. Р. Мертон полагает, что специфический интеллектуальный вклад социолога состоит прежде всего в изучении непреднамеренных последст­вий (к которым относятся скрытые функции) социальной практики, так же как и в изучении ожидаемых последствий (среди которых находятся явные функции). Таким образом, обнаружение скрытых функций означает серь­езное расширение диапазона социологического знания.

Открытие латентных функций, по Р. Мертону, не просто уточняет пред­ставления об определенных социальных стандартах поведения, но означает качественно отличное приращение знания. Различение между явными и скрытыми функциями предотвращает замену социологического анализа наивными моральными оценками. Поскольку оценки общественной морали имеют тенденцию основываться прежде всего на явных последствиях той или иной социальной практики или кодекса правил, то можно ожидать, что социо­логический анализ, базирующийся на выявлении скрытых функций, будет время от времени вступать в противоречие с этими моральными оценками, ибо не следует, что латентные функции будут действовать точно так же, как и явные последствия, на которых и основываются, как правило, эти оценки.

Различение явных и латентных функций можно считать четвертым по­стулатом функционализма. Благодаря блестящему изложению Р. Мертона эта идея отождествляется с функционализмом, хотя она уже длительное время излагалась в различной форме как центральная идея в социологии Научная проблема, которая здесь возникает, - это объяснительная роль субъективных элементов (целей, норм, знаний) и рационального и нера­ционального поведения. Для социолога, в отличие от экономиста, такие явления, как цели, чувства и нерациональное поведение, - суть то, что должно быть объяснено. Он должен тщательно проводить различие между тем, что у деятеля в уме, и теми причинами и следствиями, которые может иметь его действие. Он должен всегда различать точку зрения действую­щего лица и точку зрения наблюдателя. Несомненно, что трудно сохра­нить роль наблюдателя в отношении социальных институтов. Однако функционалистское движение представляется попыткой объяснить соци­альную организацию и поведение с незаинтересованной точки зрения на­блюдателя. Именно поэтому различение явных и латентных функций очень важно.

Критика функционального подхода, развернувшаяся в конце 50-х - се­редине 60-х годов, была направлена более всего против его ориентирован­ности на стабильность, равновесие и интегрированное состояние общест­ва, неспособности дать адекватное описание и анализ конфликтных ситуа­ций. В начале 70-х годов, когда кризисные события предшествующего де­сятилетия поставили под сомнение идею о равновесном состоянии обще­ства, структурный функционализм стал терять свой интеллектуальный кредит. Однако в 80-х годах вновь достигнутое состояние относительной стабильности и усиление стабилизационной ориентации в социологии стимулировали новое обращение к функциональному подходу. В частно­сти, есть основания говорить о «неофункционализме», основу которого со­ставляют традиции классического функционального подхода.