Последние этапы митрополичьего летописания

^ § 1. МИТРОПОЛИЧИЙ ОБЩЕРУССКИЙ СВОД 1448 г. И НОВГОРОДСКОЕ ЛЕТОПИСАНИЕ XV в.

Выше, в главе VII, § 1, мы приводили доказательства того поло­жения, что в 1448 г. был составлен большой летописный свод, пос­луживший протографом, с одной стороны, той семьи списков, которую мы обычно называем Новгородскою IV летописью, а с другой стороны - той семьи списков, которую мы обычно называем Софийскою I. Ближайшее рассмотрение соотношения этих двух се­тей списков привело нас к выводу, что протограф этот - свод 1448 г. - может быть восстановлен нами лишь до 1418 г. включи­тельно (известие этого года об убийстве Михаилом Россохиным на Вятке Анафала и сына его Нестора - последнее общее известие), после которого состав известий семьи Новгородской IV резко рас­ходится с составом известий семьи Софийской I летописи. Несом­ненно, что сводчик в 1448 г. не мог иметь в виду довести свою работу только до 1419 г., так что мы должны задать себе вопрос, где же мог сохраниться конец свода 1448 г.: в Новгородской ли IV или Софийской I, и как можно представить себе весь объем и состав этого свода?
Из того обстоятельства, что в той части свода 1448 г., которая восстанавливается сличением Новгородской IV с Софийскою I, мы имеем обработку Полихрона Фотия 1418 г. по ростовской владычной летописи епископа Григория и Новгородскому Софийскому Вре­меннику 1418 г., причем главным содержанием этой обработки было включение в общерусский митрополичий свод 1418 г. обильных известий по внутренней истории Новгорода, - из этого обстоятель­ства исследователи выводили, что свод 1448 г. был сводом новго­родским и, далее, приходили к заключению, что общее построение искомого свода 1448 г. лучше всего можно себе представить по обще­му построению Новгородской IV летописи. При этой точке зрения относительно построения Софийской I летописи необходимо было предполагать, что оно, следуя до 1418 г. включительно за сводом 1448 г., после 1418 г., отметая новгородский конец свода 1448 г., предпочло ему какую-то московскую летопись.
Однако, данные Новгородской IV и Софийской I летописей нисколько не противоречат и совершенно обратному предположению в определении объема и построения свода 1448 г., т. е. что свод 1448 г., представляя собою до 1419 г. известную уже нам обработку общерусского митрополичьего свода 1418 г. по Новгородскому своду 1418 г. (Софийскому временнику) и ростовской владычной летописи после этого переходил не в новгородскую летопись, а в иную, близкую той, которая теперь читается в Софийской I; ¹⁴⁰⁾ и, следова­тельно, Новгородская IV летопись по каким-то соображениям эту летопись после 1418 г. отвергла и заменила своим новгородским летописанием.

-214-

Указанное сейчас предположение о построении свода 1448 г. име­ет весьма важное значение для уяснения всей истории нашего летописания за XV в.
Прежде всего оно делает для нас понятным составление семьи Новгородской IV летописи.
Новгородское летописание в своем официальном экземпляре, т. е. владычной летописи Великого Новгорода, подобно летописцам других феодальных центров, покоренных Москвою, не сохранилось. Сохранившиеся отражения этого владычного официального летописания все же дают нам возможность судить об истории этого летописания и даже в известной мере восстановить его структуру и объем.
Очень рано в Новгороде была составлена сокращенная редакция владычной правительственной летописи, продолженная до 30-х го­дов XIV в. и известная теперь под названием Синодального списка (или старшей редакции) Новгородской I летописи.
В 1418 г., как можно думать, в Новгороде был составлен Софийский временник, который переработал прежнюю сокращен­ную редакцию, привлекая для этого Киевский свод начала XIII в., имевший в начале не «Повесть временных лет», а более ранний памятник киевского летописания - Начальный свод 1093 г. Сверх того, составитель Софийского временника пополнил состав новго­родских известий по владычной правительственной летописи. Этот Софийский временник, как было указано выше, вошел в состав свода 1448 г.
Итак, до середины XV в. частное новгородское летописание жило замкнуто от других летописных центров, вводя в состав своих летописных памятников лишь выборку киевских летописных сводов, не переходя здесь XIII в.
Если составление первого (1408 г.) и второго (1418 г.) обще­русских летописных митрополичьих сводов прошло для частного новгородского летописания без всякого в нем отражения, то состав­ление свода 1448 г., влившего в Полихрон 1418 г. Софийский вре­менник, вызвало большое оживление новгородского летописания, отразившее в себе два политических течения умиравшего Новгорода. Одно из этих течений, оставаясь в своей основе сокращенным изложением правительственной владычной летописи, привлекает обще­русский свод 1448 г. в извлечениях и с большим выбором (семья списков младшей редакции Новгородской I летописи); другое же резко порывает с прежнею замкнутою основою новгородских част­ных летописцев кладет в основу теперь общерусский свод 1448 г., подвергнув его как сокращению в неновгородской его части, так и пополнению (во-первых, по правительственной Новгородской летописи, а, во-вторых, по ростовской обработке общерусского митрополичьего свода 1418 г. времени ростовской архиепископии Ефрема).
Указанное выше предположение, что свод 1448 г. за первою своею частью, кончавшеюся 1418 г., давал летописный текст, близкий тому, который хранит нам Софийская I и, как неинтерес-

-215-

йый для Новгородской истории, не проникший в новгородское летописание, делает для нас понятным также и ход развития той ветви русского летописания, которое через Софийскую I проникает в состав последующих московских сводов и ложится здесь в основу, отметая и общерусский свод 1408 г. и Полихрон Фотия 1418 г.
Впрочем, на этом положении для его обоснования нам на неко­торое время придется остановиться.

^ § 2. МИТРОПОЛИЧИЙ СВОД 1456 г.

Дошедшие до нас списки Софийской I летописи: Карамзинский (Засецкого) конца XV - начала XVI вв.; Оболенского XV в.; Тол­стовский конца XV - начала XVI в.; Бальзеровский конца XV в.; Горюшкинский половины XVIII вв.; Воронцовский конца XVI в., равно как и извлечение из Софийской I, которое можно читать в Воскре­сенском списке Софийской II летописи от начала до 1392 г. (после чего находится в ней летопись иного состава), и отражение Софийской I, лежащее в основе списка Царского (XVI в.), - все эти списки распадаются на две редакции. К первой из них относятся только два списка: Карамзинский и Оболенского; к другой - все остальные списки и их отражения.
Первая редакция (обычно обозначаемая К. О.) содержит в себе значительное число новгородских известий, опущенных во второй редакции, как и ряд лишних против второй неновгородских известий. Под 6395 (887) г. родословная великих князей в К. О. до­ведена до сыновей Василия Дмитриевича, тогда как вторая редакция продолжает родословную для сыновей Василия Васильевича. По общему характеру списков К. О., по их языку, более близкому к языку Новгородской IV, чем язык списков второй редакции, нако­нец, по только что перечисленным отличиям - можно думать, что списки К. О. представляют собою более древнюю редакцию Софийской I летописи, чем списки второй группы.
К сожалению, эта более древняя редакция Софийской I не может дать нам представления о всем протяжении этого летописного свода за явным дефектом, имевшимся в конце протографа К. О. Под 6926 (1418 г.) в этих списках после известия об убиении Михаилом Рас­сохиным на Вятке Анфала и сына его Нестора, чем оканчивается, как мы уже знаем, сходство Софийской I с Новгородской IV, наблю­даем следующее различие. В списке К. в ту же строку читается мо­сковское известие о кончине княгини Анастасии, жены Юрия Дмитриевича, которое остается недописанным за утратою дальней­шего листа, на месте которого подклеены три новых, заполненных позднейшим почерком и содержащих известия 1418-1425 гг., взя­тые из позднейшего Московского свода конца XV в. (1479 г.). В списке О., как и в К., после того же известия и под тем же годом об Убиении Анфала и Нестора и опять, как в К., в строку читается то же московское известие о кончине Анастасии, но здесь законченное, а за ним - известие о пожаре в Москве 18 августа; после этого в О. следуют три разновременные записи: под 6989 (1481) г. о кончине

-216-

князя Андрея Васильевича Меньшого; под 7016 (1508) г. о кончине великого князя Дмитрия Ивановича (внука Ивана III); под 1505 (7014) г. - о кончине великого князя Ивана Васильевича и женитьбе великого князя Василия Ивановича на Соломониде. Все три записи сделаны разными почерками.
При сверке этих московских известий 1418 г. списка О. (о смерти Анастасии и пожаре 18 августа) с другими московскими сводами (например, во второй редакции Софийской I или Воскресенском сво­де) находим, что они записаны в К. О. под 1418 г. ошибочно, т. к относятся к 1422 г. Задавая себе вопрос, как могла произойти подоб­ная ошибка в К. О., мы находим ответ во второй редакции Софийской I, в которой, после известия об убийстве Анфала и Не­стора стоят пустые годы: 6927, 6928 и 6929 и только под 6930 (1422) годом читаются известия - и о кончине Анастасии, и о мос­ковском пожаре 18 августа, после которых, под тем же годом, стоит еще известие о приходе к Одоеву ратью царевича Барака. Отсюда мы получаем право думать, что протограф К. О. утратил последние листы, на которых читалось продолжение московских известий, подобное младшей редакции Софийской I, почему третье известие 6930 (1422) г. о приходе на Одоев царевича Барака уже не читалось, и, кроме того, вследствие плохого состояния последнего уцелевшего листа, трудно было понять и прочесть название пустых годов 6927, 6928 и 6929, название 6930 г., как и окончание.известия о кончине Анастасии («а положена бысть на Москве в манастыри святаго Възнесения»), за которым стояло прочитанное и переписанное известие о пожаре 18 августа.
Итак, по древней редакции Софийской I летописи мы получаем только намек на то, что в протографе этих двух списков К. О. за известным нам началом от «Повести временных лет» до 1418 г. включительно шли московские записи с пустыми годами, подобные окончанию младшей редакции той же Софийской I.
Сличение списков К. О. на всем их протяжении со списками Нов­городской IV летописи обнаруживает в Новгородской IV ряд лишних известий неновгородского характера (например, под 6916 (1408) г. известие о смерти епископа Арсения Тверского и о битве татар с рязанцами; под 6911 (1403) г. о постройке Переяславля и др.). Нов­городская IV подвергалась обработке только по Новгородской вла­дычной летописи и Ростовскому своду, который не мог сообщить лишних известий неростовского характера, поскольку сам опирался в общерусской части на Полихрон 1418 г. Отсюда мы должны относить все лишние неновгородские известия Новгородской IV к своду 1448 г., т. е. считать их отсутствие в древней редакции Софийской I - следом умышленного их исключения. ¹⁴¹⁾ Это наблю­дение сейчас же подтверждается другим, дающим полную уверен­ность в том, что протограф К. О. представлял собою переработку сво­да 1448 г. даже в части до 1418 г.
В известиях XI и XII вв. древней редакции Софийской I (К. О.) мы обнаруживаем ряд вставок против Новгородской IV. (Например, под 6665 (1157) г. читается ряд южнорусских известий и одно суз-

-217-

дальское, лишние против Новгородской IV; или под 6683 (1175) г. находим подробное изложение убийства Андрея Боголюбского, тогда как в Новгородской IV об этом дано всего четыре строки, и др.). Мы могли бы думать, что Новгородская IV, представляя собою новгород­скую обработку свода 1448 г., ряд неновгородских известий XI и XII вв. могла сама опустить из состава свода 1448 г., если бы против многих из этих прибавок в древней редакции Софийской I не стояло указания: «а писано в Киевском», или: «ищи в Киевском». ¹⁴²⁾ Эти прибавки теперь читаются в К. О. или только в К. Младшая редакция Софийской I все эти лишние против Новгородской IV летописи известия своей древней редакции сохранила, только самые ссылки на «киевский» источник опустила.
Выбирая все лишние против Новгородской IV летописи известия Софийской I, подобные указанным в ссылках, видим, что киевский источник, по которому шла обработка 1448 г., давал и южнорусские, и суздальские известия, не переходя, видимо, XII в. Эта грань источника, с одной стороны, особый характер соединения южно­русских известий с суздальскими, с другой стороны, - ведут нас к хорошо известному нам своду, обычно называемому по одному из своих списков Ипатьевскою летописью.
Итак, в результате изучения первой, более древней редакции Софийской I летописи (т. е. списков К. О.) мы приходим к заклю­чению, что оба эти списка восходят к общему протографу, носивше­му в конце след дефектности. Протограф этот мы не можем считать близко передающим нам свод 1448 г., потому что для части до 1418 г. мы установили следы переработки, сводящиеся отчасти к умышлен­ному пропуску некоторых известий свода 1448 г., отчасти к попол­нению по южному своду конца XII в., весьма близкому к Ипатьев­ской летописи. Не вправе ли мы отсюда думать, что и после 1418 г. состав свода 1448 г. подвергся также переработке, как часть его до 1418 г., и что переработка эта, вероятно, навсегда лишила нас воз­можности представить себе уверенно весь строй материала свода 1448 г.?
Самое беглое сличение списков К. О. со списками младшей редакции Софийской I, легко проводимое по печатному изданию (т. V ПСРЛ), устанавливает перед исследователем невозможность выводить списки младшей редакции из протографа старшей редакции (т. е. списков К. О.), как не позволяет и списки К. О. считать за пополненный новгородскими известиями протограф млад­шей редакции. Это заставляет предполагать, что протограф К. О. и протограф младшей редакции восходят к общему протографу, кото­рый уже искажал переделками свод 1448 г.
Возможно ли по нашим спискам младшей редакции Софийской I летописи определить хронологический предел отражаемого ими летописного свода?
Разумеется, Воскресенский список Софийской II нам нужно оставить в стороне: он только до 1392 г. следует младшей редакции Софийской I, после чего дает нам текст иного летописного свода. Ничего не может дать нам для определения конца протографа млад-

-218-

шей редакции Софийской I и Толстовский список: за утратою пос­ледних листов он оканчивается на середине описания 6926 (1418) г. Весьма нужно пожалеть, что в научное изучение до сих пор не вошел полностью Воронцовский список: текст его напечатан в V т. ПСРЛ только кончая описанием 6931 (1423) г. под тем предлогом, что «отсюда Вор. разнится с прочими списками Софийской первой летописи», и мы не знаем, какой же текст он представляет от 1424 до 1486 г. ¹⁴³⁾ Таким образом, для суждения по выше поставленному вопросу у нас остается единственный Бальзеровский список, потому что Горюшкинский, как заметил еще издатель V т. ПСРЛ, «снят» с Бальзеровского, т. е. представляет копию его, исполненную в половине уже XVIII в.
Бальзеровский список оканчивается описанием событий 1471 г.: «Словеса избранна от святых писаний о правде и смиренномудрии, еже сотвори благочестия делатель благоверный великий князь Иван Васильевич». Статья эта, однако, читается сряду за известием 1462 г. о кончине великого князя Василия Васильевича, а перед этим известием читаются статьи, расположенные не в хронологическом порядке (1461, 1467, 1464 и 1460 гг.). Хронологическая последова­тельность основы Бальзеровского списка кончается известием 1456 г.
То обстоятельство, что хронологическая последовательность основы Бальзеровского списка кончается известием 1456 г., после чего идет сначала трехлетний промежуток, а за ним ряд хроно­логически разрозненных годов, а с другой стороны, что именно статья 1456 г. является последнею общею статьей Бальзеровского списка и списка Царского, - все это дает право выставить то поло­жение, что годом окончания протографа младшей редакции Софийской I был именно 1456 год.
Итак, изучение списков младшей редакции Софийской I ведет нас к выводу, что протограф этой редакции перерос хронологические рамки свода 1448 г., представляя собою летописный свод 1456 г. Весь материал свода 1448 г. в обработке этого свода 1456 г. подвергся суще­ственному пересмотру. Сличая младшую редакцию с древнею (т. е. со списками К. О.), которая во многом лучше сохранила облик их общего протографа, тоже, как мы знаем, переработавшего свод 1448 г., видим как бы дальнейшую обработку этого общего протографа: она сказа­лась, во-первых, на опущении целого ряда новгородских известий, уцелевших теперь только в протографе К. О.; во-вторых, в попол­нении материала свода до XIII в. по известному уже нам «киевскому» источнику, а в пределах XIV и начала XV вв. по какому-то московско­му источнику; ¹⁴⁴⁾ в-третьих, новая редакция обнаруживает опреде­ленно московский привкус, опуская в известиях свода 1448 г. подроб­ности, оскорбительные для московского читателя (например, под 1319 г. о том, что московский Юрий написал многие лжесвидетельства на Михаила Тверского; или под 1395 г. о том, что воеводы московского великого князя не сумели отстоять Нижний от татар, для чего в этом известии воеводы московского князя названы воеводами суздальского князя, и др.); наконец, в-четвертых, эта редакция продолжала изло­жение свода 1448 г. до 1456 г. включительно.

-219-

Обращаясь к составу известий 1418 - 1456 гг., как их сохранила нам редакция 1456 г., мы можем определить, что перед нами здесь летопись митрополичья, в чем легко убедиться, вглядевшись в сдер­жанность и значительную бедность известий этой летописи, каса­ющихся политической жизни или деятельности великого князя Мос­ковского, хотя летопись эта на всем пространстве своем тщательно­стью своих дат о московских событиях, касающихся землетрясений, пожаров, бурь или погребений, ведет к заключению о Москве как ме­сте составления или ведения этого летописания. Затем, только, конеч­но, митрополичья летопись могла сохранить нам запись о кончине Юрия Дмитриевича как «великого князя» (под 5 июня 1434 г.) и о «положении» его тела в церкви архангела Михаила «на площади»; только в митрополичьей летописи могли забыть упомянуть имя неве­сты великого князя Ивана Васильевича, но не забыть, что: «а венчал его архимандрит Трифон Спаскый да протопоп Кирияк Богородицькый»; наконец, только в митрополичьей летописи все повоевание Гогуличами Великой Перми могло ограничиться одною подроб­ностью: «тогда убиша епископа Питирима Пермьскаго», причем Гогуличи названы «оканними безверниками».
Если Софийская I летопись, как мы полагаем, лучше Новгород­ской IV передает нам общую конструкцию свода 1448 г., то не можем ли мы в пределах 1418 - 1456 гг. установить материал свода 1448 г. и его окончание? Не вижу оснований отвергать возможности думать, что материал свода 1448 г. оканчивался известиями этого именно года, какие мы читаем теперь в редакции 1456 г. этого свода. Слабым под­тверждением возможности такого предположения мне представляется то, что как раз под этим годом мы читаем: «бысть Благовещение по Велице дни на святой недели, в понедельник; того ради написахом, понеже не часто бывает». Если мы вспомним, что составитель свода 1448 г. обнаружил под 1380 г. весьма большой интерес к вопросу о сов­падениях Благовещенья и Пасхи, так что даже рассчитал, что для него это совпадение наступит через 11 лет, то и заключительная статья 1448 г. опять приводит нас к тем же интересам составителя. Более решительным подтверждением предположения об окончании свода 1448 г. описанием событий этого года можно считать то наблюдение, что хронологическая прерывность известий на пространстве 1418 - 1448 гг. для известий 1448 - 1456 гг. сменяется непрерывностью.

^ § 3. МИТРОПОЛИЧЬЕ ЛЕТОПИСАНИЕ в 1419-1447 гг.
(Западнорусские летописи)

Если конструкция свода 1448 г. может быть - согласно данным младшей редакции Софийской I - представлена как, во-первых, известная обработка Полихрона Фотия по Софийскому временнику и ростовской владычной летописи, занимающая все начало свода вплоть до 1418 г., а, во-вторых, с 1418 г. до 1448 г. как летопись митрополичья, то возникает сразу же перед нами два вопроса, без достаточного ответа на которые такая конструкция принята быть не может.

-220-

Ведь при конструкции этой прежде всего выходит, что свод 1448 г. был сводом митрополичьим, положившим в основу второй общерусский митрополичий свод 1418 г. (Полихрон Фотия) с про­должением, наросшим к нему за 1419 - 1448 гг., причем свод 1418 г. был подвергнут обработке по Софийскому временнику 1418 г. и рос­товской владычной летописи. Для чего же митрополичья кафедра продолжавшая Полихрон, очевидно, как митрополичью летопись, предприняла такую частичную переработку материала, наросшего от 1419 до 1448 г., бывшего летописанием самой же кафедры за эти годы? И почему в этом собственно митрополичьем летописании после 1418 г. (т. е. после окончания материала Полихрона) мы теперь в своде 1448 г. наблюдаем целый ряд пустых годов: 1419, 20 21, 24, 28, 29, 30, 35, 36, 38, 40, 42, 43, 44 гг.?
На первый вопрос ответить легко рассмотрением истории митрополичьей кафедры за указанные годы.
Объединенная и часто дружественная деятельность великих кня­зей московских и митрополитов всея Руси Петра, Феогноста и Алек­сея, так ярко отразившаяся в общем их летописании, т. е. в состав­лении Летописца великого русского, вызвала справедливые наре­кания на кафедру и со стороны русских политических соперников Москвы, и со стороны Галиции и Литвы. Со времени митрополита Киприана кафедра делает настойчивые попытки освободиться от уп­реков в московском направлении своей деятельности. Отражением этого является разрыв великокняжеского летописания от митропо­личьего и известные нам опыты создания общерусских митрополичьих сводов: после неудачи первого такого свода 1408 г. митрополит Фотий предпринимает составление второго общерусского свода кафедры - Полихрона 1418г. Как можно думать, в дальнейшем митрополия желала вести самостоятельную митрополичью летопись, в основу которой, ко­нечно, был положен Полихрон 1418г. Счастливая случайность дает нам возможность подкрепить изложенное здесь предположение.
Древнейшая группа западнорусских летописей, напечатанных в XVII т. ПСРЛ, ¹⁴⁵⁾ состоит из списков: Супрасльского (1519 г.), Уваровского (XV в.), Никифоровского (XV в.) и Академического (се­редины XVI в.). ^* Общими частями у них оказываются: 1) вводные статьи (Сказание о князьях русских; родословие русских князей; список сыновей Владимира Святого; список русских епископий), за­тем 2) общерусский летописный свод, излагающий события от 6362 (854) до 6954 (1446) г.; в Никифоровском списке часть этого свода после 1431 г. не сохранилась; в Уваровском летопись эта начинается с 6478 (970) г., причем часть летописи от 6748 (1240)-6902 (1394) гг. не сохранилась; Академический список сохранил эту летопись лишь от 6847 (1339) - 6954 (1446) гг.; и, наконец, 3) «Ле­тописец князей литовских».
_________
^* Шахматов А. А. «О Супрасльском списке западно-русской летописи» («Летопись занятий Археографической Комиссии», т. XIII, 1901, с. 1 - 16). Его же. «Предисловие» к XVII т. Полного Собрания Русских Летописей. 1907. Ср.: Сушицкий Ф. П. «Захiдно-руськi лiтописи як памятки лiтератури» (ч. I - 1921; ч. II - 1922), Киев.

-221-

Распределение указанных трех частей в списках Супрасльском, Никифоровском и Академическом - иное, чем в Уваровском, но едва ли можно сомневаться в том, что распорядок первых трех первоначальнее Уваровского. Восстанавливая протограф Супрасльского, Никифоровского и Академического - с одной стороны, а с другой - протограф Уваровского, который дал не только этот список, но и лежит в основе позднейших (как Румянцевский, Патриарший и Археологического общества), мы в их сличении получаем возмож­ность судить о той общерусской летописной работе, которая здесь входит как одна из составных частей.
Этот общерусский по своему составу летописный свод, доведен­ный до 6954 (1446) г. (последнее известие об ослеплении великого князя Василия Васильевича и вокняжении Дмитрия Шемяки) имеет внутри себя вставку западнорусских статей, которая начинается известием о съезде князей у Витовта для присутствования на его предположенной коронации и о смерти Витовта (6939 - 1431 г.) и представляет собою непрерывную цепь западнорусских статей и известий (6940, 41, 43, 46, 48, 51, 52 и 53 гг.). По той роли, какую в событиях, изложенных в этих известиях, играл Смоленск, а также по целому ряду несомненно смоленских записей мы можем думать, что вся выше определенная вставка в текст общерусского свода взята из смоленского Летописца. Выключая эту вставку из смоленского Летописца, мы получаем текст общерусского летописного свода 1446 г., к которому относились как вводные статьи, указанные нами выше, так и летописный текст от 6362 (854) до 6954 (1446) гг. Смо­ленское летописание, взятое в пределах 6939 (1431) до 6953 (1445) г., вытеснило, к сожалению, почти полностью содержание, в пределах этих годов, общерусского летописного свода, к которому теперь можно отнести только известия 6946 (1438) и 6952 (1444) гг. Что же представляет собою этот общерусский летописный свод, кон­чающий свое изложение известием 1446 г.?
Прежде всего обратим внимание, что вся часть этого летописного свода 1446 г. от хронологической выкладки (где даны годы от Адама до царя Михаила) и до 6817 (1309) г. без труда может быть опреде­лена как заимствование из Новгородской IV летописи. Но с 6818 (1310) г. состав нашего летописного свода перестает совпадать с тек­стом Новгородской IV. Известие этого года содержит рассказ о брянских событиях, в которых пришлось участвовать бывшему тогда в Брянске митрополиту Петру, правда, читаемый и в Новгород­ской IV, и в Софийской I, но только в виде сообщения. Совершенно подобное изложение этого брянского случая находим в Троицкой (Симеоновской) летописи. И, действительно, начиная с этого рас­сказа 1310 г. наш летописный свод 1446 г. дает нам текст, который, резко отличаясь от текста Софийской I и Новгородской IV (а, сле­довательно, и от свода 1448 г.), непрестанно сходствует с Троицкой (Симеоновской) летописью. Сходство это прекращается с 6893 (1385) г.
Как при переходе от первого своего источника - Новгородской IV летописи ко второму, каким является здесь Троицкая (Симеонов-

-222-

ская), сводчик 1446 г. оставил нам хронологический пробел: последнее известие 6814 г. и название пустого 6817 г., после которого читаем статью 6818 (1310) г., так и при данном переломе в источниках видим довольно отчетливый след в виде хронологической путаницы. Она вы­ражается в том, что после 6892 г. идет 6896 г., после которого начина­ется уже последовательная хронологическая цепь, но с 6893 г., причем 6896 г. опять стоит здесь, хотя и иначе изложенный, но на своем месте. Объясняется это обстоятельство при сличении текстов тем, что вто­рым своим источником - Троицкою летописью - составитель поль­зовался вплоть до 6892 г. и из него уже взял 6896 г., после которого перешел к новому, по нашему счету уже третьему, источнику, кото­рый по каким-то соображениям начал переписывать не с 6897 г., как мы бы ожидали, а с 6893 г., повторив, таким образом, 6896 г. по ново­му источнику. Этим третьим источником оказывается Софийская I летопись, причем, несмотря на пропуск многих новгородских известий, нельзя сомневаться в том, что Софийская I, послужившая третьим источником нашего свода 1446 г., была древней редакции, ко­торая нам известна по спискам К. О. Наблюдение это можно уста­новить с большою сравнительно легкостью потому, что текст этой редакции Софийской I передается в нашем своде 1446 г. почти без осложнения заимствованиями из других источников. Сходство с древ­ней редакцией Софийской I в нашем своде идет до 6926 (1418) г., т. е. оканчивается нам уже хорошо знакомым известием об убийстве Михаилом Рассохиным на Вятке Анфала и сына его Нестора.
Начиная со следующего 6927 (1419) г. и до 6935 (1427) г. текст нашего свода 1446 г. не сходствует ни с Новгородской IV летописью, которая, как уже мы знаем, после 1418 г. переходит в новгородское летописание, ни с Софийской I, которая после 1418 г. дает ряд пус­тых годов, а за ними с 1422 г. начинает московскую летопись, кото­рую мы определяли как митрополичью, но летопись весьма краткую и не без пустых годов внутри. Вероятно, именно эти обстоятельства и в первом и в третьем источниках заставили сводчика вернуться ко второму своему источнику, который он оставил перепискою на 6896 (1388) г. Но Троицкая летопись, которую мы определили как этот второй источник сводчика 1446 г., как мы знаем по свидетельству Н. М. Карамзина, кончалась описанием 1408 г. Имеем ли мы право относить изложение 1419 - 1427 гг. к Троицкой летописи, т. е. пред­полагать ее продолжение и пополнение после 1408 г.?
Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно продолжить наш анализ свода 1446 г. до конца. Дело в том, что после 1427 (6935) г. в нашем своде идет нам известная уже вставка из смоленского источника, которая кончается 6953 (1445) г. Но среди известий этого смоленского летописания под 6946, 52, 53 и (последнее) 6954 (1446) гг. опять встречаем известия московские, не могшие читаться в смоленском летописании. Теперь мы можем поставленный нами выше вопрос значительно видоизменить, потому что и эти известия 6946, 52, 53 и 54 гг., как известия 1419 - 1427 гг., также не могли быть взяты из Новгородской IV или Софийской I, т. е. из первого и третьего источников сводчика 1446 г., и ведут к предположению о

-223-

заимствовании их из второго источника, т. е. Троицкой летописи. Таким образом, выходит, что при этом предположении Троицкая петопись была продолжена когда-то после 1408 г. уже не до 1427 г., а до 1446 г. включительно.
Главным основанием, по которому мы получаем право относить известия 1310 - 1388 гг. вместе с известиями 1419 - 1427 гг., как и известия 1438, 44, 45 и 46 гг., к одному источнику, который пред­ставлял собою летописный свод, близкий к Троицкой летописи в своей части от 1310 до 1388 гг., но продолженный, по нашему пред­положению, за свой предел первоначального изложения 1408 г. вплоть до 1446 г., является то обстоятельство, что почти все эти известия не находят себе подтверждения ни в одном из нам извест­ных летописных сводов, сходствуя ближе всего только с Никонов­скою летописью. Но не менее существенным основание для этого отождествления всех перечисленных известий с одним источником является и то, что источник этот в части 1419 - 1427 гг. представляет собою летопись митрополичью, а мы уже знаем, что Троицкая летопись именно и была митрополичьим общерусским сводом 1408 г.
Едва ли нужно доказывать, что в составе свода 1446 г. перед нами на пространстве 1419 - 1427 гг. изложена митрополичья летопись. Самый беглый просмотр не может оставить в нас ни малейшего сом­нения. Летописец следит за митрополитом Фотием, отмечает его поездки и встречи, его деятельность во время поездок и т. д. Можно пожалеть, однако, что сводчик 1446 г. при изложении этой митрополичьей летописи допускает свой обычный прием сокращения известий, не давая нам эту летопись полностью.
Затруднение, которое можно испытывать, объединяя все выписки, указанные выше, в один источник, возникает с той сторо­ны, что летопись Фотия при этом предположении примыкала бы к митрополичьему общерусскому своду 1408 г., ¹⁴⁶⁾ между тем как мы знаем, при самом Фотии, в 1418 г., был составлен второй обще­русский митрополичий свод, названный выше Полихроном 1418 г. Более пристальное изучение тех частей нашего свода 1446 г., кото­рые заимствованы сводчиком 1446 г. из Новгородской IV и Софийской I летописей, приводит к установлению, что в составе известий этих частей можно найти ряд известий, которых не чита­ется ни в Новгородской IV, ни в Софийской I летописях, но которых нет и в Троицкой. Общерусский их характер, с одной стороны, и явное заимствование из Ростовского свода в древнейшей части до XIV в. (ср. рассказ об убиении татарами князя Василька Кон­стантиновича под 1238 г., ¹⁴⁷⁾ который имеет подробности, не читае­мые ни в одном известном нам своде), с другой - ведут к предполо­жению, что не Троицкая летопись служила вторым источником на­шего свода, а такой общерусский свод, который был в некоторых известиях полнее Троицкой (т. е. свода 1408 г.) и находился под влиянием позаимствований из ростовского летописания. Но таким общерусским сводом мог быть именно только Полихрон Фотия 1418 г.

-224-

Итак, ценность полученного нами теперь вывода заключается в том, что мы можем представить себе историю митрополичьего летописания после составления кафедрою в 1418 г. второго общерус­ского митрополичьего свода - Полихрона. Мы уже указывали выше, что Полихрон Фотия 1418 г. отразился до своей переработки в свод 1448 г. в двух летописных памятниках: Ростовском владычном своде и Хронографе. Ростовский владычный свод обработал, вероятно, при преемнике епископа Григория - Ефреме - Фотиев Полихрон по своим ростовским источникам, но Хронограф Пахомиевой редакции по крайней мере до 1408 г. включительно, как мы уже знаем, сохранил нам Фотиев Полихрон 1418 г. в чистом виде, т. к. для кратких выборок русских известий Хронографа едва ли его составитель мог привлекать несколько летописных сводов. Сравнивая данные нашего свода 1446 г., относимые нами к Фотиеву Полихрону 1418 г., с данными Хронографа, получаем, несмотря на краткость известий Хронографа, ряд указаний, вполне подтверждающих наше положение о том, что митрополичья летопись Фотия 1419 - 1446 гг. примыкала к Полихро­ну 1418 г., который в составе известий 1310 - 1388 гг. весьма подходил к составу своего предшественника - общерусского свода 1408 г.
В том обстоятельстве, что митрополит Фотий, после составления Полихрона 1418 г., как продолжение к нему, вел свою митро­поличью летопись, мы видим подтверждение нашего предположения о разрыве митрополичьего и великокняжеского летописания, случившемся еще при митрополите Киприане.
Обращаем внимание, что в таком именно виде, как простое про­должение Полихрона 1418 г., митрополичья летопись ведется до 1446 г. включительно. В 1448 г., как мы знаем, составляется свод 1448 г., этот третий этап общерусского митрополичьего летописания.

^ § 4. РАБОТА СВОДЧИКА 1448 г.

Сводчик 1448 г., положив в основу своей работы определенную выше митрополичью летопись 1446 г. (т. е. Полихрон 1418 г. с про­должением к нему митрополичьего летописания до 1446 г. включительно), подверг эту основу существенной переработке. Полихрон 1418 г. был пополнен известиями по внутренней истории Новгорода (для чего сводчик 1448 г. привлек Софийский временник 1418 г.), известиями из ростовской владычной летописи епископа Григория (представляющий в существе общерусский митрополичий летописный свод 1408 г. с обработкою в древнейшей (до XIV в.) его части по древним летописным сводам XIII в. и с ростовскими попол­нениями за XIV и начало XV вв.). Что же касается второй части этой митрополичьей летописи 1446 г., то она от 1419 г. и до конца была сохранена без всяких переработок или привлечения новых источников; напротив, состав известий этих годов был значительно сокращен, так что образовались даже совсем незаполненные годы.
Правда, до нас сохранился в Софийской I летописи младшей редакции не свод 1448 г., а его продолжение и обработка 1456 г., и, следовательно, сокращения эти могли быть делом сводчика 1456 г.,

-225-

но мы в древней редакции Софийской I (К. О.), которая едва ли представляет собою подобное продолжение и переработку свода 1448 г., как младшая редакция, уже видим те же пустые 1419, 20 и 21 гг., как и в младшей редакции, и отсюда вправе сделать заклю­чение, что пустые эти годы, т. е. сокращение состава известий собственно митрополичьего летописца 1419-1446 гг., восходили к общему протографу древней и младшей редакции Софийской I, который хотя уже и представлял собою некоторую переработку свода 1448 г. (по «Киевскому» источнику), но все же относился по времени к самым близким годам после составления свода 1448 г.
Если высказанное выше - справедливо, то мы должны убедиться сличением Софийской I и общерусского летописного свода 1446 г., использованного в западнорусском летописании, как в пределах 1419 - 1427 гг., так и в 1438, 1444, 1445 и 1446 гг. (других частей митрополичьей летописи 1446 г. в западнорусском летописании после 1419 г. не сохранилось), в том, что и в Софийской I от 1419 до 1446 г. и в западнорусском летописании за те же годы - перед нами одна и та же летопись.
Сличение это должно дать нам некоторого рода указания на то, что руководило сводчиком 1448 г., исключавшим из митрополичьей летописи, как мы это установили, ряд известий. Однако, при первой же попытке сличения убеждаемся, что если сводчик 1448 г. исклю­чал ряд известий из этого своего основного источника, то то же самое делал и составитель западнорусской летописи, который вообще свод 1446 г. во всех частях его, т. е. с одинаковым приемом ко всем своим источникам, сокращал и значительное число известий опускал. Сличение поэтому скорее обращается к восстановлению протографа и Софийской I и свода 1446 г. в указанных выше частях. ¹⁴⁸⁾
1419, 20 и 21 гг., пустые в Софийской I, в своде 1446 г. оказыва­ются заполненными: 1419 г. - известием о слитии колоколов во Владимире и Ростове; 1420 г. - описанием поездки митрополита Фотия в Литву, Киев и Галич; 1421 г. - продолжением этого описания (Львов, Владимир, Вильно, Борисов, Друцк, Тетерин, Мстиставль, Смоленск и, наконец, Москва); 1422 г. в своде 1446 г. занят двумя известиями: поставление Новгородского Евфимия (видимо, в Москве) и кончина какого-то Михаила Федоровича «в черньцех» (следующие известия ошибочно записаны под 6930 г., т. к. относятся к 6933 г.); этих двух известий в Софийской I нет, но зато там читаем три московских известия, вполне объяснимые тем, что в это время митрополит был в Москве: кончина Анастасии, мо­сковский пожар 18 августа и приход татар к Одоеву; 6931 г. в своде 1446 г. нет; в Софийской же читаем статью о голоде в Русской земле; 6933 г. известиями о смерти великого князя Василия и об уходе кня­зя Юрия в Галич совпадает и с Софийской I, и со сводом 1446 г. (с незначительными и легко объяснимыми различиями); после этого наши летописи опять расходятся: Софийская опускает известия о поездках митрополита (Кострома, Галич, опять Кострома, Владимир и Москва), а свод 1446 г. опускает известия о смерти великого князя Тверского, ростовской княгини и о великом море в городах и селах

-226-

русских; 6934 г. отмечен в Софийской I краткою заметкою: «опять бысть мор во всех градех Русьскых велик зело»; свод 1446 г. дает к этому мору те подробности, что митрополит посылал в Тверь архимандрита с иконою, а великий князь Василий «еха на Москву» (что, видимо, испорчено, п. ч. в Москве-то как раз и был сильный мор), тогда как митрополит уехал в свое село Бисеровское, затем на Владимир, а на Москву вернулся только к Троице; во Владимире митрополиту пришлось пережить татарский «переполох». 6935 г. в Софийской I сохранил только одно известие о смерти князя Петра Дмитриевича, которое читаем в своде 1446 г., но с предшествующей ему статьею о поездках митрополита в Литву и обратно (в 7 недель) и с некоторыми подробностями мора в Москве, испорченными теперь в изложении.
Последние известия свода 1446 г., по-видимому, не передают записей митрополичьего Летописца, а конспективно их излагают. Это особенно ясно из известия 6946 г. в своде 1446 г.: «царь Михаиле Мет побил москвичь». Но изложение известий 6946 г. и почти всех известий 6953 г. совпадает с Софийскою I. Лишними против Софийской I оказываются известия свода 1446 г. под 6952 г. о похо­де тверского Бориса на Новгород и 6953 г. об отпуске на окупе Василия московского царем Махметом и его сыном Мамутаком. Лю­бопытно, что Софийская I весь эпизод Суздальского побоища пере­дает смягченно, а о выкупе великого князя сообщает прикровенно: «Toe же осени выйде из Орды князь великий Василий Васильевич и с ним князь Михаиле Андреевич».
Итак, сличение 1419-1427гг. и известий 1438, 44,45 и 46 гг. в сво­де 1446 г. с Софийскою I указывает нам, что, передавая в основе одну и ту же митрополичью летопись, свод 1446 г. довольно систематически опускал известия, касающиеся Москвы, стараясь и в кратких извле­чениях придавать им враждебное Москве толкование, тогда как Софийская I опустила известия, касающиеся поездок и деятельности митрополита Фотия, особенно же его литовских сношений.
Собранные наблюдения позволяют продолжить разрешение пос­тавленных выше вопросов о том, чем могла быть вызвана переделка митрополичьего летописания (т. е. Полихрона 1418 г. с продол­жавшими его известиями митрополичьего летописца), предпринятая в 1448 г. и состоящая в том, что Полихрон 1418 г. был пополнен известиями по внутренней истории В. Новгорода, по Софийскому временнику 1418 г. и Ростовскому владычному своду, а митрополи­чий летописец 1419-1446 гг., продолженный известиями 1447 и 48 гг., был подвергнут значительным сокращениям.
Надо иметь в виду, что дата нового свода - весьма примечатель­на: 1448 г. Когда в 1441 г. Москва не признала Флорентийской унии и митрополит Исидор из Москвы «убежал», тогда вопрос о заме­щении митрополии всея Руси оставался весьма долго в положении полной неопределенности. Император Иван Палеолог оставался, правда, до самой смерти верен флорентийскому соглашению, но это не мешало в Москве знать общее несочувствие греков этой унии и поэтому выжидать возможных перемен политики императора. Когда

-227-

император Иван скончался (31 октября 1448 г.), с этою смертью открылась ожидаемая перемена императорской политики, и на Мо­скве 15 декабря 1448 г. совершили поставление в митрополиты рязанского епископа Ионы, давнего московского на этот пост кандидата. Разумеется, мысль о таком решительном шаге на Москве пришла не сразу, к ней давно подготовлялись, т. к. затрудняло ее осуществление понятное желание сохранить при этом целость митрополии всея Руси. Предызбранному Москвою Ионе не могло не быть памятно поведение Литвы после смерти митрополита Фотия, когда Швидригайло сумел в Константинополе провести на кафедру митрополита всея Руси своего смоленского епископа Григория, ко­торому так охотно подчинился Новгород. Мы имеем ряд данных, что при жизни императора Ивана «бежавший» из Москвы Исидор про­должал считать за собою кафедру митрополии всея Руси, а по отношению к литовской части своей кафедры сохранял свою действитель­ную власть.
Это неопределенное положение могло окончиться только с пере­меною императорской политики, которая могла бы отстранить Исидора. Дело Ионы подготовлялось соглашением с великим князем Литовским Казимиром, но к указанным срокам Москва оказалась в войне с Казимиром и перестала надеяться на возможность сохра­нения за своим митрополитом литовских епископий. Тем более поэтому Москве теперь нужно было обратить внимание на Новгород, находившийся за время Киприана и Фотия в резких отношениях с митрополией и весьма охотно признавший после смерти Фотия власть литовского кандидата Герасима. Иона сумел подготовить свое дело в Новгороде так, что Новгород в лице своего епископа прислал свою повольную грамоту на избрание Ионы на митрополию, ¹⁴⁹⁾ т. е. засвидетельствовал свое будущее подчинение новому митрополиту.
Эта-то перемена отношений Ионы к новгородцам, сменившая прежний разрыв времен Киприана и Фотия (не без чувствительных утрат при этом для митрополичьей казны), нашла себе отражение в новом, третьем общерусском митрополичьем своде, каковым был свод 1448 г.
И первый свод 1408 г., и Полихрон 1418 г. хотя привлекали в качестве источника новгородское летописание, не ограничивались в выборе известий событиями внешней жизни Новгорода и совершенно опускали события внутренней жизни, чем, конечно, выражали свое недоброжелательство к новгородскому политическому строю. По­скольку теперь кафедра иначе относилась к Новгороду, постольку требовалось исправление ошибки предыдущих сводов. Новгородское летописание, привлеченное в форме Софийского временника 1418 г., широко использованное сводчиком 1448 г., поставило теперь перед сводчиками те трудности, что оно имело в своей древнейшей части киевский свод начала XIII в., передававший текст т. наз. На­чального свода 1093 г. Вероятно, это обстоятельство вызвало вообще интерес к древнейшей части наших летописных сводов и повлекло за собою, например, использование в работе ростовского владычного летописания времени епископа Григория древнего Владимиро-рос-

-228-

товского свода XIII в., иначе комбинировавшего взаимоотношения владимирского и ростовского летописания, чем это делал велико­княжеский Летописец конца XIII - начала XIV вв. (ср. Лаврентьевскую летопись и Летописец великий русский в составе свода 1408 г., т. е. в Троицкой летописи).
Что касается работы сводчика 1448 г. над митрополичьим летописцем, открывавшимся за Полихроном 1418 г., то она вы­разилась в двоякого рода сокращениях материала этого летописца: с одной стороны, выпускалось всякое упоминание о литовской половине митрополичьей кафедры, что означало прямую вражду мо­сковского кандидата на митрополию к Литве, как своей безнадежно утраченной части, а с другой стороны, изгонялись неблагоприятное изложение и оценка перипетий борьбы Василия Московского с со­перниками за престол по давнему принципу, что победителей не су­дят.
Свод 1448 г., как мы узнаем из изучения протографа обеих редакций Софийской I, был очень скоро подвергнут некоторой пере­работке с привлечением для пополнения его древнейшей части «киевского» источника.

^ § 5. ПОСЛЕДНИЙ ЭТАП МИТРОПОЛИЧЬЕГО ЛЕТОПИСАНИЯ. СВОД 1456 г.

В 1456 г. была предпринята новая работа над сводом 1448 г.
Пополняя древнейшую часть свода новым использованием «Киевского» источника, а для XIV в. какою-то московскою летописью (ею мог быть Летописец великий русский), редактор 1456 г. обнаружил (что и естественно) новый наклон митрополичье­го летописания к интересам и взглядам московской части митрополии всея Руси. Мы уже указывали на легко уловляемые мо­сковские штрихи, которыми сводчик 1456 г. старался затемнить все неблагоприятное в прошлом московской жизни. Несомненно, что и материал митрополичьего летописца, начинавшийся в своде 1448 г. вслед за переработанным текстом Полихрона, был подвергнут сводчиком какой-то переработке. Можно указать на один литератур­ный прием, которым материал 1419 - 1448 гг. связывается теперь с материалом 1448-1456 годов, чтобы подтвердить предположение о переработке сводчиком 1456 г. части митрополичьего летописца от 1419 - 1448 гг. Под 6958 (1450) г. после ряда известий, московских по своему содержанию, читаем описание «страшного чюда» в Моск­ве, когда молния ударила в церковь Михаила и стрелою ходила по церкви. В описании этого «чюда» встречаем необычное выражение: «по разгневанию Господа Саваофа, по умножению грех хрестьянских». Это же необычное выражение мы читаем в известии 6953 (1445) г. о суздальском поражении Василия Васильевича и плене его татарами, причем повторяется оно почти буквально: «И яко же сразишася дважды, попущением Господа Саваофа, по умножению хрестьянского согрешениа, и яко сразишася в третий, и яша татарове князя великого Василиа...». По неловкости всей этой фразы можно

-229-

Рис. 5
Полихрон 1418 г. и последующие митрополичьи своды

-230-

думать, что слова: «попущением... согрешения» представляют собою простую вставку. Наконец, под 6945 (1437) г., в описании неудачного боя с татарами Василия Васильевича на реке Белеве, мы в встречаем: «по разгневанию Господа Саваофа и по умножению грехов хрестьянских». Несомненно, что все эти три случая приведенного выражения под 1450, 1445 и 1437 гг. должны восходить к руке одного сводчика, т. е. именно свидетельствовать перед нами, что материал 1419 - 1448 гг. подвергался обработке после 1448 г., т. к. последнее упоминание «Саваофа» относится к 1450 г., т. е. ведет нас руке сводчика 1456 г.
Этот свод 1456 г. был последним моментом митрополичьего летописания, которое, еще со времени митрополита Киприана оторвавшись от Летописца великого русского редакции 1389 г., пыталось от конца XIV в. и до середины XV в. жить, охраняя авторитет митрополии от московского пристрастия в политических событиях и в их историческом изложении.
Два события самым решительным образом изменили позицию митрополии всея Руси, что с неизбежностью должно было отразиться и на истории летописания, В 1453 пал Константинополь, а с ним вместе и многостолетний призрак греческой «игемонии» над Русскою землей. Московские великие князья очень рано чувствуют эту пере­мену и у себя дома охотно выступают в своих новгородских распрях охранителями и защитниками веры против католических планов, ¹⁵⁰⁾ т. е. присваивают себе роль павшего под турецкой рукою былого рас­порядительного центра «Второго Рима». В этой новой своей роли московские государи не допускают и мысли о каком-то беспристраст­ном отношении митрополии к политической жизни Москвы, и скоро и легко добиваются совершенного омосковленья митрополии, по ста­рому только величавшейся митрополиею «всея Руси».
Второе событие было для митрополии не менее чувствительно: литовская половина кафедры ушла из рук московского митрополита, и надежду на ее восстановление оставалось только строить на политической поддержке московских князей перед литовскими великими князьями. Именно такую помощь великий князь Иван Васильевич оказал митрополии в подведении Великого Новгорода под свою руку, чем охранил для митрополичьей кафедры эту, весьма немалую, часть ее обладания.
В таких новых условиях жизни, лишенная внемосковской опоры императорской власти, утратив литовскую свою половину, митро­поличья кафедра, титулуясь по-старому, фактически становится ка­федрою Московского великого княжения, в успехах политического роста которого только и мог крыться успех ее расширения.
Такое мое заключение о прекращении митрополичьего летописания в 1456 г. встретило возражение со стороны А. Н. Насонова, который в сопоставлении Львовской и Софийской летописей, с одной стороны, и т. н. Эрмитажного списка и Симеоновской летописи, с другой, установил отражение общерусского митрополичьего летописания, кончавшегося 6997 (1489) годом, а в сопоставлении Типографской со Львовского, Софийскою II и Воск-

-231-

ресенскою - отражение более поздней редакции этого митрополичьего летописания, которое «на рубеже XV и XVI вв. имело, возможно, не одну редакцию» и «одна из последних редакций» которого относится к первым десятилетиям XVI в. ^*
Изучение истории летописания Московского государства XVI в. на более широком охвате и с привлечением всех памятников летописания этого времени, думается, обнаружило бы, что утверждение А. Н. Насонова о митрополичьем летописании как самостоятельном политическом предприятии основано на недоразумении. Но изучение это привело бы к выводу, который отмечали многие исследователи, о наличии в XVI в. монастырского летописания, в котором, как указал Н. Ф. Лавров ^**, два монастыря - Кириллов и Троицкий - были для XVI в. «важными центрами летописного де­ла». Изучение именно этого летописания может открыть нам борьбу разных политических мнений и группировок в пору обострившихся отношений московского государя с боярским верхом, но не откроет нам наличия самостоятельно ведущегося летописания митрополии, имеющего якобы даже несколько редакций. ¹⁵¹⁾

^ Глава IX

МОСКОВСКОЕ ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОЕ ЛЕТОПИСАНИЕ ПОСЛЕ 1389 г.
(«Летописец великий русский» редакции 1426 и 1463 гг.)

^ § 1. ИСТОЧНИКИ ДЛЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ ИСТОРИИ МОСКОВСКОГО ВЕЛИКОКНЯЖЕСКОГО ЛЕТОПИСАНИЯ ПОСЛЕ 1389 г.

Наше внимание все время сосредоточено на изучении обще­русских митрополичьих сводов первой половины XV в. Мы знаем, что первый общерусский митрополичий свод 1408 г. положил в осно­ву своей работы «Летописец великий русский», доведенный до князя «нынешнего», т. е. до вступления на стол великого князя Василия Дмитриевича. Продолжалось ли великокняжеское летописание и после 1389 г. и имеем ли мы возможность судить о нем с тех пор, как митрополичья летопись стала самостоятельным политическим и литературным явлением?
Ответы на эти вопросы лежат в рассмотрении московских сводов 1472 и 1479 гг.
А. А. Шахматовым впервые был привлечен к изучению летописный свод, названный им по имени бывшего владельца сборника, где этот свод читается, Никаноровскою летописью. Сборник этот XVII в.; принадлежит теперь Академии наук (№ 16, 17.1).
_________
^* А. Н. Насонов. «Летописные памятники Тверского княжества» (с. 721 и 723).
^**Лавров Н. Ф. «Заметки о Никоновской летописи» («Летопись занятий Посто-"Ной Историко-Археографической Комиссии», вып. 1 (34). Л., 1927, с. 74).

-232-

Текст летописного свода в сборнике начинается с предисловия к Софийскому временнику и оканчивается известием 6980 (1472) г. «Тоя же осени Филип митрополит повеле готовити камение здати церковь Богородица». Текст Никаноровской летописи имеет ряд параллельных текстов в сводах Великопермском, Кирилло-Белозерском № 251 и Синодальном № 485.
Великопермский свод сохранился в сборнике XVI в., принадле­жащем Академии наук. Этот свод, к сожалению, утратил свое нача­ло, открываясь теперь изложением 6823 (1315) г., и доходит до 7031 (1528) г. ¹⁵²⁾ На пространстве 1315 - 1471 гг. текст Великопермского свода почти буквально сходен с текстом Никаноровской, исправляя последний под 1444 и 1471 гг., как это ясно при сличении, но и кое-где искажая (например, под 1425 г. читаются известия пяти после­дующих годов). За 1471 г. в Великопермском своде идет текст московского свода начала XVI в., в котором находятся вставки известий вологодских и пермских (с 1481 г.).
Своды Кирилло-Белозерский № 251 (теперь Исторического Института Академии Наук СССР) и Синодальный № 485 - оба XVI в. - тождественны между собою вплоть до 1538 г., после чего в Синодальном читается еще одно известие, а в Кирилло-Белозерском идет название 7047 (1539) г. с двумя известиями. Будучи списками одного протографа, оба эти свода на пространстве 1315 - 1528 гг. почти тождественны Великопермскому своду, а с этим последним вместе - тексту Никаноровской в пределах до 1471 г. включительно.
Однако, нужно иметь в виду, что протограф Кирилло-Белозерского № 251 и Синодального № 485 сводов не только продолжил текст Великопермского свода от 1528 г., на котором Великопермский кончается, до 1538 г. (последний общий год наших двух сводов), но и дополнил его по московскому позднему своду обширными статьями в части и до 1528 г.
На основании сличения данных всех этих сводов мы получаем основание говорить о Московском своде 1472 г. ¹⁵³⁾ Приступая к рассмотрению текста этого свода 1472 г., мы прежде всего определяем его как первый великокняжеский московский общерусский свод XV в. О московском его характере или о принадлежности его к мо­сковскому великокняжескому двору распространяться нет нужды, потому что самое беглое знакомство с его содержанием за вторую половину XV в. приводит к обнаружению явно официального, придворного задания летописания. ^*
Текст московского свода 1472 г. в начальной своей части доволь­но легко поддается анализу по следующему счастливому признаку: под 6926 (1481) г. мы читаем здесь два известия (о смерти Анастасии и московском пожаре 18 августа), которые по младшей редакции Софийской I, как и по поздним московским сводам (например, по Воскресенской), читаются под 1422 г. Но мы помним, что именно такая ошибка с двумя известиями 1422 г., попавшими под 1418 г., произошла в древней редакции Софийской I (протографе К. О.) и
_________
^* Текст Никаноровской летописи в пределах от 1423 до 1472 г. можно читать в XVIII т. ПСРЛ.

-233-

что этими двумя известиями протограф этот и замыкался. После это­го нас не может удивить то наблюдение, что в основе Московского свода 1472 г., в части до 1418 г. включительно, лежит Софийская I древней редакции. Однако, текст древней редакции Софийской I подвергся здесь известной обработке. Мы можем указать ряд новго­родских известий (под 6800, 801, 15, 25, 26, 30, 85 и др.), опущенных в Московском своде 1472 г., что вполне совпадает с младшей редакцией Софийской I. К этой же младшей редакции Софийской I относятся записи некоторых известий, отличных от записей древней редакции (под 6683, 6774, 6880 гг.) как и родословная (под 6395) великих князей, в которой читаются имена сыновей Василия: Юрий, Иван, Василий - после чего прибавлено: «А Василья Васильевича, сынове: Иоан, Юрье, да Юрье, Онъдрей, Борис, Ондрей», т. к. в та­ком виде родословная читается только в списках Бальзеровском и Царского, т. е. в редакции 1456 Софийской I.
Сверх указанных двух редакций Софийской I в составе Москов­ского свода 1472 г. обнаруживаем ряд вставок, которые не могут быть отнесены ни к одной из редакций Софийской I. Так, под 6849 г. читаем, после заглавия: «княжение великого князя Семиона Ива­новича Московского», - «женился трижды: первое из Литвы княжну Анастасию, отец его жени 17 лет; второе оу князя Феодора Святославича; третие понял княжну Марию Александровну Тфиръскаго». ¹⁵⁴⁾ Конечно, можно предположить, что это известие составлено самим сводчиком 1472 г., но данных для этого известия он не мог извлечь из состава названных нами выше двух его источников.
Под 6916 г., после известия об отъезде Швидригайла от великого князя Василья в Литву, читаем повторение названия того же 6916 г. со статьями «о коркоте», «о мире с Витотом на Оугре», «о Тфирьских князей», «о Едигеи», «о Талыче царевиче, о пленении Володимеря», «о княжне Анне». ¹⁵⁵⁾ После этого идет название 6917 года и под ним известие о походе Анфала на болгар, которое в Софийской I древней редакции прямо примыкает к известию об отъезде Швидригайлы. Повторность названия 6916 г. и совершенное несоответствие известий, стоящих под вторым из этих двух названий 6916 г., с Софийской I - ведут к непременному заключению, что кроме двух редакций Софийской первой в руках сводчика 1472 г. был какой-то московский свод. К сожалению, сводчик мало привлекал этот свод в первой части своего труда, хотя и очевидна близость его к мос­ковским известиям, какие можно читать в составе Симеоновской (т. е. Троицкой) летописи. Однако, прямого пользования Троицкой как будто установить нельзя, и скорее можно говорить о летописном своде, близком к Троицкой. ¹⁵⁶⁾ Но Троицкая летопись 1408 г. пред­ставляла собою первый общерусский митрополичий свод 1408 г., положивший в свою основу, как главный стержень, Летописец великий русский, к которому по своему характеру вероятнее всего и надо отнести приведенные выше заимствования сводчика 1472 г.
Итак, в составе первой части Московского великокняжеского сво­да 1472 г. нам удалось установить наличие трех источников: в основу этой части сводчик положил почему-то древнюю редакцию

-234-

Софийской I (протограф К. О.), в которую вносил поправки и чтения по младшей редакции Софийской I, доходившей, судя по родословной под 6395 г., до 1456 г., как известный нам Бальзеровский список этой редакции и как основная часть списка Царского Наконец, к этой комбинации двух редакций Софийской I сводчик 1472 г. привлек еще какой-то московский свод, близкий к Летописцу великому русскому, использованному общерусским сводом 1408 г. (Троицкой летописью).
Если нам теперь малопонятно привлечение сводчиком 1472 г. к своей работе и использование как основного источника древней редакции Софийской I, то два других его вспомогательных источника могут быть поняты и оценены. Ведь младшая редакция Софийской I представляла собою, как мы знаем, общерусский свод 1448 г., третий по времени составления, в котором после обработки материала второго общерусского митрополичьего свода, т. е. Полихрона 1418 г., по Новгородскому Софийскому временнику 1418 г. и ростовской владычной летописи епископа Григория, поме­щалась митрополичья летопись, доходившая до 1456 г. включитель­но. Следовательно, сводчик 1472 г. задавался целью использовать этот митрополичий летописец 1456 г., видимо, после 1456 г. уже не пополнявшийся. С другой стороны был привлечен московский великокняжеский свод, который, как теперь выходит, имел продол­жение и после Летописца великого русского 1389 г., в свое время использованного общерусским митрополичьим сводом 1408 г.
Таким образом, первая часть Московского великокняжеского сво­да 1472 г. дает нам первое указание на то, что в задачу сводчика входило желание сомкнуть, с одной стороны, московское великокня­жеское летописание, а с другой стороны, митрополичий летописец, оборвавшийся на редакции 1456 г.
Вторая часть Московского великокняжеского свода 1472 г. окон­чательно подкрепляет это наше предположение.
Она начинается с 6928 (1420) г., который читается непосредст­венно за первой частью, т. е. за известиями 6926 (1418) г. Пос­леднее известие этого года, как и в древней редакции Софийской I, сообщает нам о московском пожаре 18 августа. Таким образом, между первою и второю частями свода 1472 г. мы наблюдаем двухлетний перерыв. Перерыв этот при сличении первой и второй редакции Софийской I совершенно понятен: древняя редакция Софийской I обрывается на 6926 г. (на известии о московском пожаре 18 августа) совсем, а младшая, относя известия этого 6926 г. со следующим своим известием о рати царевича Барака к Одоеву, - к 6930 г., оставляет 1419, 1420 и 1421 гг. пустыми. Но при предположении, что сводчик 1472 г. имел в своих руках сверх этих двух редакций Софийской I также и московское великокняжеское летописание в форме продолжения Летописца великого русского редакции 1389 г., приходится думать, что это московское великокняжеское летописание имело небогатое содержание и даже прямо - пустые года.

-235-

Вторая часть свода 1472 г., от 1420 г. и до конца, может быть понята нами как беспримесная комбинация двух источников, использованных в первой части как дополнительные: с одной сторо­ны, это известный нам митрополичий свод редакции 1456 г., с другой стороны - московское великокняжеское летописание, доведенное до 1472 г. включительно. Сравнительная простота состава дает нам воз­можность, исключив из второй части свода 1472 г. все заимствования из митрополичьего свода редакции 1456 г., - получить представ­ление о том московском великокняжеском летописании, которое, оторванное теперь от митрополичьего, жило самостоятельно за все время от Летописца великого русского редакции 1389 г. до 1472 г. включительно.
Ввиду исключительного интереса, какой в этих условиях понимания данного источника может представить знакомство со вто­рой частью Московского великокняжеского свода 1472 г., и ввиду то­го печального обстоятельства, что мы располагаем его текстом, на­печатанным в XVIII т. ПСРЛ, только в пределах от 1425 г. до 1472 г., тогда как вторая часть интересующего нас свода охватывает также и время от 1420 г. до 1425 г., позволяем себе коротко озна­комить читателя с недостающими для проверки дальнейшего анализа этой второй части свода 1472 г. пятью годами.
6928 (1420) год содержит текст двух известий (о море и снеге), тождественный с текстом этого года по списку Царского Софийской I.
6929 (1421) год, как и в списке Царского, - в своде 1472 г. не заполнен.
6930 (1422) год излагает известия, как и список Царского: о го­лоде в Русской земле, о цене на хлеб в разных местах - в Москве, Костроме и Нижнем и о походе Ягайло и Витовта к Марьину городу. Следующих затем в списке Царского известий этого года о смерти Анастасии и пожаре 18 августа в Москве - в своде 1472 г. мы не на­ходим. Объясняется это тем, что, имея их под этим годом в младшей редакции Софийской I, т. е. в митрополичьем своде редакции 1456 г., сводчик 1472 г. их опустил, поверив датировке этих событий по древней редакции Софийской I, относившей эти известия к 1418 г., под которым мы их в своде 1472 г. и читаем.
6931 (1423) год имеет первым известием: «глад был силен в Рус­ской земле: з голоду умроша, по путем лежаще», что, конечно, есть свободное изложение того же известия о голоде митрополичьего сво­да редакции 1456 г., т. е. младшей редакции Софийской I. Второе известие свода 1472 г. под этим же годом совершенно сходствует с первым известием этого же года в списке Царского - о приходе царевича Барака ратью к Одоеву. Оно любопытно, потому что сообща­ет известие, имеющееся и в младшей редакции Софийской I, но там отнесенное к 6930 г. и изложенное несколько иначе, Сводчик 1472 г, здесь не пошел за датою и изложением митрополичьего свода редакции 1456 г., а очевидно дал год и текст по московскому Ле­тописцу великих князей, откуда имеем и некоторую военную под­робность этого дела, и имена отличившихся здесь лиц.

-236-

Наконец, 6932 (1424) год тождествен в своем единственном известии со списком Царского. ¹⁵⁷⁾
Сличая текст второй части Московского великокняжеского с