Крест как языческий солярный символ

Стоит отметить, что комплекс представлений об астральном браке двух важнейших светил встречается нам уже в искусстве Древней Руси. На двух привесках мы видим сочетание креста и полумесяца. Понятно, что последний символ обозначал собой ночное светило. Что касается значения креста, то исследовавший этот вопрос на археологическом материале В.П. Даркевич отмечает: «Крест — древний магический символ, существовавший задолго до христианства у самых различных народов. Первоначально форма креста имитировала древнейшее орудие для добывания огня, поэтому он стал универсальной религиозной эмблемой огня, а затем солнца как огня небесного. Как и огонь, солнце умирает и возрождается в процессе движения по небу. Крест как эмблема солнечного божества становится языческим очистительным символом воскресения и бессмертия задолго до христианства»¹⁰⁹. Действительно, этот символ встречается нам уже в палеолитическом искусстве, и в качестве примера можно привести гальку с нанесенным на нее изображением креста из Тата, относящуюся к эпохе мустье¹¹⁰. Абсолютно независимо от В.П. Даркевича и данных археологии к подобному же выводу пришла и Н.Н. Белецкая на основе исследования южнославянских русалий: «Анализ источников приводит к заключению, что корни русалий генетически связаны с культом солнца и опосредованным им магическими обрядами-заклятиями. Из описаний обряда явствует, что наиболее характерный для русалиев символ—знак креста. Он находится в центре русалийского знамени; металлические кресты прикреплялись к шапке и на груди, украшенной перекрещивающимися платками; знак креста обозначался мечом на лбу у людей, а также у жертвешшх баранов; скрещивающиеся мечи — характерный элемент русалийского коло; правило ставить ногу на место предыдущего танцора, вероятно, связано со стремлением к фигуре креста, осеняющего землю; русалии крестят мечами двери домов и очаг; над больными перекрещивают мечи для исцеления; побежденная дружина проходит под скрещенными мечами победителей. С отнесением креста за счет христианства едва ли можно согласиться. Вероятно, крест в русалиях был первоначальным солнечным символом. Этот знак распространен в языческой обрядности. В славянских святочных обрядах он дожил до XX в.»¹¹¹. В подтверждение своего мнения исследовательница приводит и лингвистические данные: ирикре- пленные на воротах медные кресты назывались у южных славян soncec или soncek. О языческой символике коеста красноречиво говорит и категорический запрет русалиям креститься, молиться по-христиански или поздравлять кого-либо с христианскими праздниками. В пользу нее свидетельствует и приводившееся выше древнерусское запрещение в качестве языческого обычая крестить хлеб и пиво, несмотря на внешнее его сходство с христианской символикой. О истоках данного символа как нельзя более красноречиво говорит и то, что у сербов четко различался христианский крест (наспи крст) и «народный» крест (пагански крст)¹¹², само название последнего однозначно указывает на его языческое происхождение. Еще в XIX в. в Болгарии был даже зафиксирован обычай креститься на соліще, что говорит о тесной изначальной связи этого религиозного символа с дневным светилом: «В болгарских песнях девушка... даже крестится на солнце: “Крст си чини бела Ружа, — Крст си чини срсшта слънца”»¹¹³. Следует отметить, что крест на воротах, как отмечал еще И.И. Срезневский, несет на себе подчеркнутую брачную семантику: «Из пословиц хорутанских вспомним: “Razswetli sc sonce і па wratich mojich”. <...> Объяснением первой, которая принадлежит и многим другим славянам, может служить обычай ставить на воротах медный крест в звезде за всякого женатого члена семьи—обычай, известный и многим русским; этот крест называется “soncec” или “soncek”, и выставляется на другой день свадьбы с обрядом, называемым посвящением—“poswecilo”»¹¹⁴.

У восточных славян символика креста зафиксирована применительно к купальскому ритуалу в одной полушутливой

белсуруставіНіесне; описывающей древний обряд поклонения Купалс, воспринимавшейся в данном случае в виде не мужского, а женского божества:

Сяред сяла Воучковского

То-то! (припев с пристукиванием и топотом)

Ту-ту стояла лазня дубовая (сени с навесом, открытая часовня)

Ту-ту-ту!

А ходили детюіііки (парни, молодцы) богу помолиться: То-то!

Стоу б обнимали, печь цаловали Ту-ту-ту!

Перед Сопухой (Купалой) крыжом ляжали То-то!

Яны думали — прячистая,

Ту-ту-ту!

Анож Сопуха (Купала) нячистая!

То-то!¹¹⁵

Итак, мы видим, что перед Сопухой-Купалой участники праздника расстилались на земле в форме креста-крыжа. Выражение лежать крестом, т.е. растянувшись на полу и разведя руки, отмечает для XIX в. и В.И. Даль. Хоть в данном случае олицетворение летнего солнцестояния и выступает в женском обличье Купалы, о которой люди думали, что она пречистая Богородхща, в то время как она являлась, с точки зрения новой религии, представительницей нечистой силы, тем не менее и здесь солнцестояние связано с символом креста, причем креста явно не христианского, а языческого.

Закреплению в народном сознании возникшей в древности на основе религиозно-магической символики связи солнца с крестом способствовали и реальные астрономические явления наподобие тех, которые были описаны средневековым летописцем под 1104 г.: «В се же літ быс знаменье стояше слнце в крузі, а посреді круга крсть, а посреді крта слнце, а вні круга обаполы два слнца, а надъ слнцмь кромі к(р)уга дуга рогома на сіверь»¹¹⁶. Понятно, что подобные оптические явления, видимые всеми на небосводе, наглядно свидетельствовали о связи дневного светила с символом креста. Мы имеем возможность представить дашюе явление на основе миниатюры Радзивилловской летописи.

Что касается христианского символа креста, то здесь мы имеем дело с одной из крупнейших мистификаций в мировой истории, о которой знают лишь специалисты. Начать следует с того, что в древнейших из дошедших до нас греческих текстах Нового Завета нигде не говорится, что Иисуса Христа распяли именно на кресте. Там это орудие казни обозначается двумя терминами: «стаурос» — «столб» и «ксюлон» — «дерево». Таким образом, оригинальный текст Нового Завета свидетельствует лишь о том, что Иисус Христос был распят или повешен на столбе или дереве. Что же на самом деле представлял из себя библейский «стаурос», однозначно сказать трудно, но, но мнению ряда исследователей, он был обычным бревном безо всякой поперечной перекладины, на которое крепились веревки, петли от которых накидывались на руки и шею приговоренного к смерти преступника. Как бы то ни было, в том, что принятое в христианстве традиционное изображение распятия Спасителя не имеет никакого отношения к исторической действительности, сходится большинство независимых специалистов. С. А. Токарев по этому поводу отмечает: «Культ креста, например, ничего не имеет общего с предполагаемым орудием казни Христа. На крестах действительно распинали, но они имели форму буквы “Т’\ Христианский крест — это чрезвычайно древний религиозньда символ, который встречается на древнеегипетских, критских и других изображениях. Происхождение его установить пока трудно, но во всяком случае культ креста никоим образом не связан с легендой о крестной смерти Спасителя. На древнейших христианских памятниках (погребениях) в качестве священных

символов встречается не крест, а другие изображения: агнца, пастуха с агнцем на плечах, рыбы и др. Позже появляются кресты разных форм, но без всякого распятия. Изображения распятого на кресте Иисуса начали делаться только с УШ—IX вв.»¹¹⁷. Таким образом, ненависть к язычеству не помешала христианству совершить у него обыкновенный плагиат креста, ставшему у новой религии ее основным религиозным символом.

Установив на основании широкого круга независимых друг от друга источников истинное значение креста, приведем теперь мнение В.П. Даркевича по поводу его сочетания с полумесяцем в древнерусском искусстве: «Иногда между рогов лунницы помещался крест — символ солнца. Вся композиция воспринимается как единый солярно-лунарный символ. Вместе с тем она может иметь более широкий смысл, нести двоякую символику. В языческих религиях почитание солнца и месяца как божеств—покровителей брака представляет очень распространенное явление. Месяц обычно является началом мужским, женихом, солнце—невестой. Эти небесные светила являются божественной брачной парой, брак которой служит прототипом человеческих браков»¹¹⁸. Таким образом, крест с полумесяцем, венчающий сейчас навершия православных церквей, восходит своими корнями к языческому символу астрального брака двух основных небесных светил. Зародившись в языческой Руси, этот символ, в основе своей сексуально-брачный, был затем «позаимствован» православной церковью, которая, не подозревая об его истинном значении, переосмыслила его и активно использует до сих пор. Однако самым первым браком мироздания был брак Неба и Земли, в то время как брак Солнца, сына Неба, с Луной был уже вторым браком. В пользу этого говорит не только мифологическая генеалогия действующих лиц обоих браков, но также и то весьма важное обстоятельство, что Небо в славянской традиции всегда считалось олицетворением мужского начала, а Мать Сыра Земля — женского, в то время как половая принадлежность Солнца и Месяца подвержена изменениям в различных вариантах. Понятно, что неустойчивая половая идентификация двух важнейших небесных светил была вызвана не мыслью о том, что оіш могут менять свой пол, а включенностью одних и тех же объектов в различные комплексы мифо-магических соответствий, в рамках которых они могли занимать разнообразные, подчас даже диаметрально противоположные позиции. Следует отмстить, что мотив брака Солнца и Луны, равно как и колебание их половых признаков, встречается у различных индоевропейских народов, в результате чего мы можем датировать сложение данного мифа эпохой индоевропейской общности. Наиболее известным примером этой мифологеммы является ведийский свадебный гимн (РВ X, 85)¹¹⁹, в котором в качестве мифологического образца земного брака описывается свадьба Сурьи, дочери бога солнца Савитара, с богом луны Сомой. Поэт всячески подчеркивает космический характер этого события, так повествуя о свадебной процессии дочери солнца:

Мысль была ее повозкой,

А небо было крышей (повозки),

Два светлых (месяца) были упряжными,

Когда ехала Сурья в дом (жениха).

(РВ X, 85,10)

Как и в большинстве приведеїшьіх выше восточнославянских текстов, месяц здесь представлен в виде мужского начала, а солнце, если не непосредственно в виде самого божества дневного светила, то, по крайней мере, в лице его дочери соотнесено с началом женским. Аналогичные представления есть и в балтском фольклоре. Вместе с тем сравнительная лингвистика убедительно показывает, что солнце воспринималось и как мужское начало: арм. агек — «солнце», др.-инд. агка — «солнце», но и.-е. аг — «мужчина»; др.-англ. ceorl — «мужчина», «человек», но ирл. grian — «солнце»; др.-англ. haelep — «мужчина», но греч. Г|Лш£—«солнце»; авест. xveng—«солнце», но др.-англ. secg — «мужчина»¹²⁰.

Хоть индоевропейский миф о браке между собой двух основных небесных светил носит явно вторичный характер по сравнению с исходным мифом о браке Неба и Земли, тем не менее время его возникновения отличается глубокой древностью. На территории нашей страны следы бытования мифа об астральном браке Соліща и Лупы впервые встречаются в верхнепалсолити- ческом погребении в Сибири у села Мальта (расположенного в 85 км к западу от Иркутска), отстоящего от нашей эпохи на 24 тысячи лет. В результате наложения ритуальных погребальных украшений, включающих в себя как изображения фаллоса, так и изображение беремешюй жешцины, на лунно-солнечный календарь мальтийской культуры, В.Е. Ларичев пришел к выводу, что одним из ее ключевых сюжетов был миф об астральном браке Соліща в день весеїшего равноденствия с полной Луной, в результате чего через 273 дня произошло рождение всего сущего во Вселенной. Рождение у этой пары потомства календарно приходится на период возрождения сил самих небесных светил: Луна появляется на небе в виде узкого месяца, а Соліще оказывается «обновлеїшьім» или заново «рожденным» после зимнего солнцестояния, начинающим собой новый календарный сезон.

Интересно отметить, что на Руси встреча двух основных небесных светил была приурочена к конкретной календарной дате.

А.П. Щапов отмечал, что в народе считали, что в Иванов день солнце выезжает из своего чертога на трех конях — серебряном, золотом и бриллиантовом — на встречу месяцу, которая, таким образом, происходила в день летнего соліщестояния. На 24 июня как на день брачного союза Соліща и Месяца указывал в своем фундаментальном труде и А.Н. Афанасьев. С другой стороны, это знаменательное событие приурочивалось к 8/21 апреля, на который после принятия христианства пришелся день Св. Родиона: «По старгашому поверью солнце в этот деіп. встречается с месяцем. Добрая встреча обозначается ясным солнцем и светлым днем. Из этого выводят предположения о хорошем лете. Худая встреча обозначается туманным и пасмурным днем и остается худым предзнаменованием на все лето. По поверью, соліще и месяц с первого мороза расходятся в дальние стороны: один на восток, другой на запад, и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны. Соліще не знает, не ведает, где живет месяц и что он делает, а месяц не более того знает о соліще. Когда же они весною повстречаются, то долго рассказывают о своем житье-бытье, где были, что видели, что поделывали. Часто случается, что месяц с солнцем на этой встрече доходят до ссоры, а это всегда оканчивается землетрясением. Чаще в этой ссоре обвиняют месяц, называя его гордым и задорным»¹²¹. По этому поводу была даже сложена народная поговорка, описывающая встречу двух светил: «Горденек ясен месяц, и красну солнышку не уступит: задорен рогатый пастух — все звездное стадо перессорит»¹²². Стоит отметить, что на Родионов день начинали запахивать, в силу чего эта дата играла опрсдслсшіую роль в сельскохозяйствеїшом календаре. Про это была даже зафиксирована отдельная примета: «Родион воды принес — ставь соху пахать под овес». У южных славян женитьба Солнца приурочивалась к Георгиевому дню, что в очередной раз подчеркивает солярный характер посвященного Яриле-Георгию праздника, который у болгар к тому же одновременно считался и началом года¹²³. В своих песнях болгары ставили этот великий праздник даже выше христианской Пасхи: «Хороша пасха, но еще лучше георгиев день»¹²⁴. Самым большим праздником в году этот день считался и у сербов.

Связь солнца, вне зависимости от его половой принадлежности, с институтом брака, возникшая с эпохи индоевропейской общности, объясняет нам присутствие дневного светила в различных аспектах свадебной обрядности. В словацкой песне девушка просит соліще найти ей жениха:

Колесом, солнышко, колесом, будь полдень скоро,

Еще быстрее, солнышко, колесом, будь полдень скорее.

Солнышко мое, постой же в меру,

Пока мы не соберем хлеб с белого поля.

Садись, солнышко, садись, ищи себе ровню,

Когда найдешь себе ровню, совершенно зайдешь. Садись, солнышко, садись, ищи мне жениха!

— Конечно не сяду, пока его не найду¹²⁵.

Исходя из этого же представления, на Руси о венчанной женщине говорили «по-солонь ходила», а об общеславянских истоках данного представления свидетельствует хорватское выражение obrnuta па oposun — о вступившей в брак женщине¹²⁶. На свадьбах жених с невестой и все остальные гости также выходят из-за стола «по солнцу». О дневном светиле как олицетворении мужского начала говорит и другая русская поговорка: «Без солнышка не пробыть, без милого не прожить». Солнце и месяц как олицетворение мужа и жены встречается нам не только в восточнославянском песенном фольклоре, но и в оформлении свадебного хлеба. «Обрядовый, преимущественно свадебный обрядовый хлеб в древности, — отмечал Н.Ф. Сумцов, — имел не только жертвенное, но и символическое значение, притом двоякое. Во-первых, свадебный хлеб служил символом небесного семейства: солнца, месяца и звезд; во-вторых, он служил символом молодых, жениха и невесты. В свадебном хлебе иногда заключается мысль о браке солнца и месяца или солнца и земли, причем самому хлебу придается или форма солнца, или форма месяца... Во многих местах М. и Б. России коровай знаменует собой все небесное семейство: солнце — мужа, луна — жену и звезды — их детей. В углубление, сделанное в коровае, вделывают приготовленные из теста изображения солнца и луны»¹²⁷.

Следует отметить, что в ряде случаев в славянской традиции оба небесных светила выступали как мужское начало. В таком случае они не находятся между собой в брачном союзе, а ищут себе супругу уже среди людей. В одной хорватской песне предпочтение девушки явно отдается солнцу:

Спрашивают девять братьев:

«Кому дадим сестру Мару?»

Отвечает сестра Мара:

«Лучше солнцу, чем месяцу:

Солнышко меня согреет,

Л месяц деверем мне будет,

А звездочки невестками»¹²⁸.

По мнению сербов, месяц мог быть братом солнцу или даже его дядей по отцу¹²⁹. Близкие к этому представления мы встречаем и на Украине: «Сопце — великан, обладающий светоносной и теплотворной одеждой, которую он надевает но своему усмотрению и с помощью которой он освещает, согревает и оплодотворяет всю природу. Місяць — бледный, менее могучий, с печатью “каинова греха” на лице, брат сошща, создашшй одновременно с ним»¹³⁰. Впрочем, восприятие соліща и месяца как братьев встречается нам в славянском фольклоре гораздо реже, чем описание их в качестве мужа и жены. В одном украинском заклинании человек обращается одновременно к двум этим небесным светилам: «И тебе прошу, красне соїщс, и тебе прошу, ясный місяцю!» Впрочем, в фольклоре этого народа нам встречается и другое утверждение, свидетельствующее уже о развитом солнечном культе, решительно оттеснившем культы остальных небесных светил: «Світило-б мині тільки праведне соїщс, а місяць и зорі и колом побью»¹³¹. В менее категорическом виде подобное отношение к двум основным небесным светилам как к хозяину и пастуху, однозначно утверждающему верховенство соліща над месяцем, нам встречается и в русских загадках:

Золот хозяин — на поле,

Серебрян пастух — с ноля¹³².

Как установили исследователи, представление о солнце, совершающем свой ежедневный путь но небу на колеснице, восходит к эпохе индоевропейской общности. Понятно, что лучше всего он сохранился у тех народов, где это транспортное средство позволяли широко использовать природные условия — греков, индийцев и иранцев. Однако следы его встречаются нам и на Руси, где географические условия отнюдь не способствовали колесничному культу. Выше уже приводилось сообщение Л.П. Щапова о том, что на Ивана Купалу соліще выезжает на встречу месяцу на трех конях. Как отмечал И.М. Снегирев, во время масленицы в некоторых местах Руси на санях, запряженных двенадцатью лошадьми, возили наряженного мужика, сидевшего на колесе наверху столба, иоставлешюго посредине саней¹³³. Число лошадей, равно как и символика колеса, в своей совокупности однозначно указывают нам, что здесь мы имеем дело с пережитками представлений о солнечной колеснице. Отголоски этих представлений, по мнению Б. А. Рыбакова, отразились и в орнаментации посуды: «Важной частью представлений о подземном мире является общечеловеческая концепция подземного океана, в который опускается соліще на закате, плывет ночью и выплывает на другом коїще земли утром. Ночное продвижение соліща осуществлялось водоплавающими птицами (утками, лебедями)... Днем соліще по небу над землей влекли коїш или мощные птицы вроде лебедей. Это отразилось в закли- натслыюй орнаментике ритуальной и бытовой посуды. В русской этнографии широко известны ковши, скобкари, ендовы, ручки которых вырезаны или в виде коней, или в виде лебедей и уток; на груди коня или птицы — огромный знак солнца, а жидкость внутри сосуда, очевидно, символизировала мировой подземный океан»¹³⁴. Подобная мифологема весьма древняя и насчитывает не одну тысячу лет: «Геоцентрические представления о дневном пути соліща по небу на конях (или на лебедях) и о ночном пути но подземному океану на водоплавающих птицах возникли, как можно думать, еще в бронзовом веке, когда на сосудах для умерших, ушедших в подземный, ночной мир, внизу на днище изображалось ночное, подземное соліще»¹³⁵.