Один из батальонов Полярнинского ВМСУ выполнял там работы по строительству военного объекта, а точнее ракетной базы для баллистических ракет. Начальник политотдела капитан 2 ранга Шилов А.И. толком не мог доложить, как там идут работы, а прямая связь с батальоном прервалась. Полковник Луганский С.А. – начальник ПО СВМС, вызвал меня и говорит: «Немедленно выезжай в губу Ягельную, не заходя в Полярный, разберись, как там идут работы. Если нужно, помоги на месте. При необходимости звони прямо мне или генералу Власову».
На морском охотнике, который шел в Мотовский залив, я договорился с командиром, что по пути он меня высадит в губе Ягельная, и, не задерживаясь, пойдет дальше своим маршрутом. Когда я сошел на одну из скал губы Ягельная, а корабль удалился, кругом наступила непроницаемая тьма. На строительной площадке и лагере расположения батальона ни одного огонька. Кругом мертвая тишина. С трудом, добравшись до строительного участка, я узнал, что скала, на которой стояла передвижная электростанция, треснула и разошлась настолько широко, что в нее провалилась электростанция и скрылась глубоко под водой. На той же платформе была смонтирована и радиостанция. Поэтому участок оказался без электроэнергии и без связи. Попытки вытащить их не увенчались успехом. Строящаяся столовая оказалась разорванной на две половины, по центру ее зияла более чем двухметровая пропасть. Разлом скалы произошел ночью, во время сна личного состава, поэтому никто из людей не пострадал. Остальные объекты строительства тоже не тронуты. Плавающих средств на участке никаких нет. Уже, четвертые сутки, они не могут доложить о ЧП ни в Полярный, ни в Североморск. Посылать связных по тундре и скалам в кромешной темноте побоялись – погибнут. Сидят, ничего не делая, больше 1000 человек, продукты на исходе, палатки не отапливаются и другие неприятности. Начальство участка, командование батальона разводят руками, ожидая случая связаться с верхами, коммунисты и комсомольцы заодно с начальством ничего не предпринимают, солдаты и сержанты возмущаются. Беседуя с солдатами, я обнаружил среди них списанных с кораблей матросов, служивших сигнальщиками на них. У меня возникла мысль – попробовать передать Луганскому сообщение морскими сигналами, через проходящие в океане корабли. Взяв все необходимое (паклю, бензин, рукоятки от лопат, проволоку), мы вместе с бывшим сигнальщиком пошли на самую высокую сопку. Зажгли наш «инструмент» - работает. Погасили его и стали ждать появление в пределах видимости каких-нибудь огоньков, движущихся по океану. Ждать пришлось долго, было время полюбоваться и морем, и небом. Наконец, часа через 4, матрос заметил светящуюся точку далеко в море. Видимо, это был свет на клотике мачты проходящего корабля. Сигнальщик быстро зажег куски пакли, намотанные на палки и пропитанные бензином. Взяв в обе руки по одному факелу, начал морским сигнальным семафором передавать текст: «Чабаненко, Власову, Луганскому. Электроэнергии, продуктов нет. Срочно высылайте. Рязанцев». Этот же сигнал мы передали еще на один, проходящий огонек. Получив ответ, что наш сигнал принят, стали ждать.
Через пол суток к нам прибыла баржа с небольшой передвижной электростанцией, привезли продукты и даже радиста с радиостанцией. Почти недельное заточение людей в кромешной темноте и холоде окончилось. Солдаты, сержанты и некоторые офицеры выглядели как разбойники старинных времен. Грязные, заросшие щетиной, обшарпанные, как дикари. Настроение у людей поднялось, солдаты даже шутили: «А мы могли и дальше дрыхнуть, ведь за «дикость» нам одинаково заплатят». Они были готовы мужественно и терпеливо переносить трудности и дальше. Они уже привыкли постоянно находиться в неблагоприятных условиях борьбы с природой.
Очень правильно писал знаменитый полярник Де Лонг «Этот край создан для того, чтобы учить мужеству и терпению». А начальник американской полярной экспедиции профессор Кейн утверждал: «Одни сутки, прожитые в этих местах во время полярной зимы, это больше, чем год, проведенный в любом другом месте нашей грешной земли».
По долгу службы мне часто приходилось бывать в политотделе Полярнинского СУ и подчиненных ему частях. Весь транспорт, на котором можно было попасть в Полярный, кроме боевых кораблей, всегда приходил к причалу, в губе Кислая. Оттуда же, он и увозил всех, убывающих из Полярного. Губа Кислая знаменита и всемирно известна тем, что в Кольском заливе, недалеко от нее, впервые в мире была построена 1-я приливно-отливная электростанция, дающая электроэнергию за счет использования энергии волн, приливов и отливов морской воды. В Кольском заливе разница в уровне воды во время приливов и отливов достигает от 4 до 6, а в некоторые периоды и до 12 метров.
Губа Кислая памятна еще и тем, что в ожидании транспорта, от скуки, большинство мужчин ищет гвоздь или проволочку. После этого мастерит из них крючок, что-то вроде удочки, и прямо с пирса начинает рыбачить. Самым забавным в этом является то, что, подцепив рыбешку на крючок, рыболов бурно восхищается тяжестью улова. Считая, что он поймал, по меньшей мере, кумжу. Поэтому долго старается выводить ее из воды, опасаясь обрыва снасти. Когда же извлекает свой улов из воды – тоже бурно, но не радуется, а возмущается. На крючке висит семи сантиметровый ерш. Он глотает все, что движется или висит в воде. Проглотив голый крючок и пытаясь с него сорваться, он становится в два раза шире своей собственной длины, а раскрыв пасть и распустив жабры в стороны, он создает большое сопротивление его вытаскиванию. Рыболову кажется, что он поймал громадную рыбину, килограммов на 6-7, а вытаскивает этакого 5 - 7 сантиметрового монстра. Все присутствующие с удовольствием смеются и отпускают шутки в адрес рыбака.
В начале 1956 года наша группа работников политотдела, во главе с полковником Бандурко П.Т,. около недели работала в этом СМУ. По окончании работы, как всегда, для подведения итогов, собрали в кабинете начальника СМУ весь руководящий состав управления, участков и батальонов.
Полковник Бандурко доложил итоги нашей работы, отметил успехи и недостатки в их работе, указал, какие недостатки устранены, и в каком направлении работать дальше этому коллективу. Закончив доклад и ответив на вопросы, он поднялся и объявил: «Ну, вот и все!» При этих словах я кубарем скатился под стол, за которым сидел, потеряв сознание. Меня на санитарной машине повезли в Главный Военно-Морской госпиталь Северного флота, который в то время еще оставался в Полярном. В сознание пришел в приемном покое госпиталя. Дежурный врач определил у меня аппендицит и хотел отправить в хирургическое отделение.. Но его остановил находящийся рядом пожилой старшина м/сл. «Похоже его нужно показать подполковнику Улитину». Минут через 5 зашел подполковник и, осмотрев, скомандовал нести меня в его, урологическое, отделение. Там погрузили меня в горячую ванную, а затем поместили в палату.
Мне объяснили, что у меня камни в почках, запретили подниматься и слезать с кровати, ходить по палате и тем более выходить из нее. Чем-то меня поили, какими-то таблетками пичкали дней 7. И мне стало гораздо легче. Лежать надоело. На 8 или 9 день я поднялся, походил по палате и вместо горшка пошел оправляться в туалет. Там, во время мочеиспускания, у меня появилась режущая боль, в голове зашумело, но сознания я не потерял. Слышу по раковине один, затем другой стук как щелчок чем-то твердым. Немного постоял, пока не уменьшилась боль. При возвращении в палату встретил врача Улитина. Он начал меня отчитывать за то, что я поднялся с постели, да еще и болтаюсь по коридору. Когда же я рассказал ему, что у меня произошло в туалете, его чуть кондрашка не схватила. Двойной стук о раковину означал самопроизвольный выход камней из почек. Он кинулся в туалет. Но камни уже давно унесла вода. А они то ему и нужны были. Он доказывал какой-то способ лечения от камней, образуемых вследствие употребления большого количества пива. А у меня то они точно образовались от пива. Их то он и хотел предъявить в доказательство правильности своих выводов. А я испортил ему всю кашу. Особенно вредно употреблять пиво с солью. А именно так и было у меня.
До Выборга я ни разу не пил пиво. Даже брезговал. Оно мне напоминало по цвету конскую мочу. Запах тоже отталкивал. Приучил меня к пиву пом. нач. ПО по комсомолу Учебного отряда С.Ф,. старший лейтенант Мишин. Как-то шли с ним по городу. И он предложил зайти в пивную, выпить по кружке пива. Я ему рассказал свое отношение к этому напитку. Но он все же затащил меня в пивнушку, купил 2 кружки пива, по краям бокалов насыпал полоску мелкой соли и говорит: «Попробуй, я уверен, тебе понравится!» Мне действительно понравился солоноватый вкус Жигулевского пива, с тех пор я и пил его таким образом. Оказывается, соль попадая в почки вместе с пивом, не вся растворяется и, постепенно оседая в них, образует камни. Вот я и допился! Через 5 лет в бессознательном состоянии оказался в госпитале. Услышав причину его огорчения, я не взирая на субординацию отчитал его по всем правилам за то, что он не предупредил меня сохранить ему камни. «Я не хотел тебя обижать. Подумал бы, что я на тебе провожу опыт» - оправдывался он. Дня через 2 или 3 после этого я выписался из госпиталя.
Когда офицеры П.О. вернулись из Полярного без меня, Фая взгромоздила четырех летнего карапуза Сережу на плечи и ко мне. На следующий день они были у меня. Сидя у меня в палате рассказывала, как по дороге из губы Кислой, а это порядка пяти километров, она трухнула. Темнота, идти по камням и скалам с одной сопки на другую с Сережей на плечах и тяжело и неудобно. А тащить его пешком опасно, ножки поломает. Спасибо матросам, которые догнали их, метров через 400 от причала. Не раздумывая, они отобрали у нее Сережу, взгромоздили на свои мощные плечи и донесли до самого порога госпиталя. По дороге шла веселая беседа матросов с Сережей. Он от радости, что едет на матросах, сменяющих один другого, заливался всю дорогу, как соловей, рассказывая им о Североморске и папе с мамой.
Выписался из госпиталя, нужно добираться домой. Погода сквернейшая. Непроницаемый туман над морем и, особенно над Кольским заливом. Никакой транспорт не ходит, все на приколе. Не особо надеясь на успех, периодически позванивал то дежурному по Охране Водного Района, то дежурному по подводным силам. Вдруг появится какая-нибудь оказия в сторону Североморска. Вечером узнал, что рано утром, часов в 5 или 6 от пирса подводных лодок (подплава) в Североморск пойдет тральщик. Заранее прибыв на причал, я узнал, что на флот прибывает министр обороны СССР маршал Г.К.Жуков. В связи с этим, командующий СФ адмирал Чабаненко АТ. вызывает всех командиров соединений с заместителями в г. Североморск. Поэтому, не обращая внимания на непогоду, туда на тральщике идут командующий О.В.Р. с заместителями, и другие большие начальники. К 6:00 часам на тральщике уже набилось полно пассажиров-офицеров, женщин и детей. В назначенное время корабль вышел из Екатерининской бухты, направляясь в главную базу флота. При входе в Кольский залив туман был настолько плотным, что на вытянутую руку невозможно разглядеть фигуру другого человека. Всех пассажиров опустили вниз, в коридоры и кубрики. На верхней палубе только офицеры и матросы на своих постах. Во время движения, по громкой связи сообщили, что в командование кораблем вступил начальник штаба О.В.Р. капитан 1 ранга (фамилии не помню). А минут через 20 после этого, корабль обо что-то ударился и резко остановился. Загремели колокола «Боевая тревога», а в наш кубрик начала поступать вода. Матросы быстро вывели пассажиров на верхнюю палубу и приступили к ликвидации течи. На верхней палубе не видно ни зги, густой туман окутывал каждого белой простыней и промозглым холодом. Корабль стоял на месте, задрав вверх нос. Через какое-то время подошел торпедный катер. На него перешли адмирал и офицеры, которых вызывал командующий, и убыли. Второй катер увез женщин и детей. А, на последнем, убыли оставшиеся мужчины.
Надеясь, что он лучше знает фарватер Кольского залива, начальник штаба О.В.Р. временно отстранил командира корабля, капитан-лейтенанта от управления кораблем и взял командование на себя. Но не прошло и полчаса, как он посадил корабль на банку (подводный камень). Пока сообщили в Североморск, пока прибыли и убыли катера, да еще при таком тумане быстро не пойдешь. командование О.В.Р. на совещание опоздало.
Наш начальник политотдела полковник Луганский С.А. присутствовавший на этом совещании, рассказывал. Стоило попросить разрешения и представиться Жукову, как последовала его бурная реакция: «Нацепляли блестящей мишуры на свои мундиры, а никакого порядка, никакой дисциплины нет. Сами руководители распущенные, недисциплинированные люди. Даже к министру не можете прибыть своевременно!» и т.п.
А затем тут же разжаловал контр-адмирала до капитана 1 ранга, а его начальника штаба спустил до капитана 3 ранга и снял с должности. Так же понизил в звании на одну ступень и уволил в запас начальника политотдела ВВС СФ за низкую дисциплину в авиационных частях. За двое суток пребывания на флоте снизил в воинском звании 18 адмиралов и капитанов 1 ранга, многих уволил в запас.
Кстати, напомню, что в 1954 году за время пребывания на флоте Председатель Совета Министров Булганин Н.А. присвоил адмиральские, генеральские и полковничьи звания 18 офицерам. У каждого свой метод наведения порядка на флоте, а вернее – каждый по-своему сходит с ума.
Ставшая знаменитой «Тройчатка Жукова» (снизить в воинском звании, снять с должности и уволить в запас), многим офицерам испортила жизнь. Она, было, вошла в практику методов воспитательной работы у многих командующих и командиров соединений. И только с октября 1957 года, когда Жукова вывели из состава Политбюро ЦК КПСС и сняли с должности министра обороны, эта «тройчатка» стала применяться реже.
Самодурство у нас в России всегда было на высоте. И большинство нижестоящих самодуров, по примеру министра, за малейшую провинность, а иногда и без всякой вины, снижали офицеров в воинском звании, снимали с должностей и увольняли в запас. Среди офицерского состава развилась неуверенность в завтрашнем дне. Многие отказывались от очередных отпусков, боясь, что их обвинят в уклонении от службы и уволят в запас без пенсии. А такое бывало. Каждый сидел на стуле, боялся, чтоб его никто не вышиб. Особенно осложнилась обстановка, когда был опубликован приказ Министерства Обороны о переформировании строительных батальонов в строительные отряды. Офицерский состав, по этому приказу, почти полностью сокращался, солдаты и сержанты переводились на систему хозрасчета. Теперь они должны были все солдатское имущество и питание оплачивать из денег, которые они зарабатывали. Солдаты становились независимыми и никаким командирам не подчиненные. Вследствие чего, они вывалились в города. Начались драки, разбой и хулиганство. Только в Североморске на улицы города и в парк высыпало 7000 солдат бывших стройбатов и развязавших драки с матросами, отпущенными в увольнение с кораблей. В парке даже командующий флотом и весь состав военного совета флота нахватали синяков от разбушевавшейся стихии (фото ВС)
Военный Совет Северного ВМФ: Командующий – адмирал Чабаненко А.Т., член ВС – вице – адмирал Аверчук, нач. штаба СФ – вице адмирал Пантелеев, зам.нач ПУ – капитан 1 ранга Обушенков –среди секретарей комсомольских организаций предприятий Северовоенморстроя.
ЛЕСНЫЕ БАТАЛИИ.
Огромное строительство объектов и жилья на Севере поглощает громадное количество древесины. Для заготовки леса, было создано 2 леспромхоза в Мурманской и 1 ЛПХ в Архангельской. В них трудилось около 4 тысяч солдат. По железной дороге потоком шли эшелоны с древесиной, а его не хватало. Из-за нехватки леса часто простаивали работы на объектах. А в таких случаях толкачами посылают нас, политработников вместе со снабженцами. Неоднократно приходилось бывать в лесозаготовительном батальоне, размещающемся у ж/д станции Ена, да не меньше и во втором расположенном недалеко от ж/д станции Алакуртти. Мне больше нравилось бывать в последнем. Здесь и командир майор Попов и замполит подполковник Сергиенко, оба заядлые охотники. А в лесу, где велись заготовки древесины, была уйма глухарей. Выезжали на заготовительные делянки всегда с охотничьими ружьями. Пока доедешь до делянки, по дороге сшибешь штук пять глухарей. Удивительно насколько глупы эти птицы. Стоишь в кузове полуторки или в открытом газике. Увидев стаю глухарей, сидящих на дереве, подъедешь метров на 40-50, остановишь машину и стреляешь в ближнего глухаря. Подбитый глухарь падает с дерева, а остальная стая внимательно наблюдает за ним, пока он не стукнется о землю. За это время успеваешь подбить второго, и снова стая следит за его падением. На звуки выстрела они не обращают никакого внимания. Но если пошевелишься или сойдешь с места, птицы немедленно покидают дерево. По возвращению домой, Фая всегда могла точно определить, из какого батальона я приехал. Если с глухарями, то значит из Алакуртти. Если без них, то из Ены. Конечно, глухари всегда вызывали радость и хоть на какое-то время заменяли надоевшую треску. Во втором леспромхозе, почему - то этой птицы не было. Видимо потому, что он находился километров на 150 севернее.
Одно время резко сократилось поступление древесины из этого леспромхоза. Еду туда разбираться, в чем дело. Людей там достаточно, недавно добавили им еще 500 человек, а древесины прибывает меньше. Оказалось, что прибывшая молодежь работала из рук вон плохо. Все они прибыли из Дагестана. Абсолютное большинство из них русского языка не понимают, а руководители не понимают дагестанского. Попытались объясниться с помощью земляков, понимающих хоть и плохо по-русски. Тоже ничего не получилось. Наши «переводчики», оказывается, говорили на своем наречии, которого не знают солдаты из других сел. Представьте, в Дагестане существует более ста местных наречий и, зачастую, жители одного села или аула не понимают языка, на котором говорят жители соседнего аула. Пришлось связываться с Дагестаном и просить, чтоб нам прислали людей, способных объясняться со своими земляками.
Пока ожидали прибытия переводчиков, начался падеж трелевочных лошадей – на них вытаскивают бревна из чащи леса к путям его вывоза из леса или к месту укладки его в штабеля. Не трудно понять, какую тяжесть таскают бедные животные. А молодежь, вместо того, чтобы подкармливать лошадей, во время каждого перерыва или отдыха, ездили по 3-4 человека на обед или просто катались. Бедные измученные непосильным трудом, животные гибли.
Много пришлось провозиться с этой молодежью и по поводу отказа почти всех прибывших от приема пищи. На складе батальона была только свинина и естественно все блюда готовились с этим мясом. А дагестанцы свинину не едят, и от всех блюд отказываются. Другого мяса нет, заменить нечем. А голодные на работу не идут. Пока не завезли говядину, пришлось переходить на обезжиренную вегетарианскую овощную пищу. Да и когда привезли говядину - они долго присматривались к мясу. Пришлось организовать присутствие солдатских доверенных лиц при разделке и закладке мяса в котел. Постепенно, месяца через 3, они уминали и свинину не хуже говядины.
За месяц моего пребывания в Ене, я убедился, что вместо глухарей, здесь в изобилии другой живности – клопов. Причем, в таком массовом масштабе, что спасу нет. Особенно эти паразиты досаждали ночами. Не знаю, есть ли вообще от них какое-нибудь средство спасения в лесу. Пытались спастись водой. Ставили кровать посредине комнаты, застилали постель свежим бельем. На пол наливали воды (полы там деревянные), стены и потолок смачивали водой, чтобы клопы не подбирались к постели. Не тут то было! Как только в комнате погаснет свет, минут через 20 на тебя градом начинает сыпаться с потолка клопы. Включишь свет, а подушка и простыни уже не белые, а конопатые, пятнистые, покрытые целой сворой клопов. Вынуждены были спать при включенных электрических лампочках. Это несколько уменьшало, но не избавляло от их нашествия. В чем причина такого изобилия клопов, именно в этом леспромхозе, никто толком не мог объяснить. Сколько ни пытались врачи их травить, количество их не сокращалось.
Оба леспромхоза расположены в 80-100 километрах от западного побережья Белого моря (у Кандалакшского залива). Любуясь густыми могучими зарослями сосновых деревьев, высотой до 30 метров, растущих на песчано-каменистой почве, я удивлялся тому, что и на восточном побережье этого моря, растут такие же богатыри. А ведь восточное побережье Белого моря – это почти не проходимые болота. Там почти все населенные пункты построены на сваях. Даже г. Архангельск, весь в деревянных постройках, стоит на сваях. Тем не менее, сосновые леса здесь не менее дремучи, чем на Кольском полуострове. Стоит высадиться на берег в Архангельск, как тебя окружает плотный запах болота, хвои и тухлой рыбы. Эти запахи настольно вошли в быт местных жителей, рыбаков, поморов, что выработали у них определенные, своеобразные вкусы и привычки. Например, самым любимым, «фирменным» блюдом для них является не свежая или живая рыба, а «с душком». То есть рыба с тухловатым запахом начала гниения.
Как-то работая в Архангельском строительном отделе СВМС и проживая в гостинице «Арктика», мы пошли поужинать в ресторан при этой гостинице. П.Т. Бандурка заказал принести нам самое лучшее фирменное блюдо. Через несколько минут, перед нами поставили тарелки с отварной треской и гарниром. Выглядело оно красиво, но запах от него шел довольно не свежий. Пахло тухлой рыбой. Официанта объяснила, что в этом запахе и состоит секрет «фирменного» блюда, любимого всеми жителями города и моряков. Я попросил заменить мне на не «фирменную», свежую рыбу. Посмотрев на сидевшего за соседним столиком клиента, она говорит: «Сейчас принесу вам свежую рыбу, но посмотрите, какая реакция будет на нее у наших местных клиентов». Приняв заказ за соседним столиком, она быстро принесла тарелку с треской. Не успела поставить тарелку на соседний стол, как раздался возмущенный голос: «Ты что за гадость мне принесла? Мне нужна настоящая тресочка! Убери с глаз!». Сделав вид, что она ошиблась столами, быстро подошла к нашему столику, поставила мне новую тарелку, а мою с душком, отнесла возмущенному клиенту. У того рожица расплылась в улыбке: «Ну вот это рыбка! Это другое дело! Это то, что надо! Не поешь тресочки – так и не поработаешь!» Видимо правильно говорят, что на вкус и цвет товарищей нет. У них выработался свой – рыбацкий вкус.
