Александр III. Контрреформы и реформы 80-х гг

 

Александр III вступил на престол 2 марта 1881 г. в кри­тический момент истории России, после трагической гибели своего отца от рук народовольцев. К этому моменту 36-летний Александр Александрович сформировался как личность, полтора десятка лет участвуя в качестве наследника престола в госу­дарственной жизни. Он был человеком с крутым характером, но осмотрительным в решении важных проблем, не отличаясь начитанностью, обладал природным здравым умом, хотя и довольно ограниченным. Консервативные симпатии являлись стержнем его мировоззрения. Император был любящим, забот­ливым мужем и отцом шестерых детей.

Александр III, потрясенный насильственной смертью своего отца и опасаясь других революционных акций, вначале колебал­ся в выборе политического курса. Его политические приоритеты были весьма определенными: безусловное сохранение самоде­ржавия, укрепление сословного строя, других традиционных основ российского общества, неприязнь к либеральным пре­образованиям, приводящим к социальным эксцессам и потря­сениям. Император колебался не относительно стратегической направленности политики, а в выборе тактики в зависимости от соотношения сил в правительственных кругах. Ему предстояло завершить обсуждение проекта Лорис-Меликова.

 

Только мощное массовое давление общественности могло заставить Александра III не сходить с дороги реформаторства. Между тем соотношение оппозиционных либерально-ради­кальных и консервативных сил менялось не в пользу первых. Цареубийство не привело к государственному перевороту, на что рассчитывали народовольцы. Более того, самая активная оппозиционная самодержавию сила оказалась подорванной не только полицейскими репрессиями, но и начавшимся разочарованием в терроре как методе политической борьбы. От народовольцев отшатнулось общественное мнение: был зверски убит человек, который являлся инициатором прове­дения самых крупных реформ в истории России. Сказались и монархические настроения в низах общества. Либералов отталкивали от радикально настроенных народников их тер­рористическая деятельность, социалистические устремления. Эти оппозиционные режиму силы действовали разобщенно. Огромные трудности процесса модернизации в стране, в ко­торой преобладавшая часть населения (традиционалистски настроенное крестьянство) не только не стремилась усвоить новые ценности, но, напротив, активно противодействовала им, усиливали позиции консервативных сил. Они сплотились в своем неприятии либеральных реформ.

В этих условиях стал возможен поворот к контрреформам в политике царского правительства. Он четко обозначился в Манифесте, опубликованном 29 апреля 1881 г., в котором император провозгласил свою волю сохранять незыблемыми устои самодержавия. Тем самым были похоронены надежды демократической общественности на трансформацию полити­ческого режима в конституционную монархию. Либеральных деятелей в правительстве и окружении Александра III смени­ли сторонники жесткого курса на укрепление самодержавия (М.Т. Лорис-Меликова на посту министра внутренних дел сме­нил Н.П. Игнатьев, а затем Д. А. Толстой, военным министром вместо Д.А. Милютина стал П.С. Ванновский, И.Д. Делянов был назначен на должность министра просвещения, которую прежде занимал А.П. Николаи) — менее способные и широко­мыслящие, но преданные самодержавной власти люди.

Концепция контрреформ разрабатывалась главным идеоло­гом Александра III К.Н. Победоносцевым. Он утверждал, что освобождение крестьян без устроения над ними надлежащей

 

власти привело к тому, что народ, оставшийся без всякого по­печения, стал пить, лениться и дичать. Либеральные реформы 60-х гг. привели к эксцессам и потрясениям в политической жизни. Исходя из этого, К.Н. Победоносцев делал вывод о необходимости вернуться к традиционным основам нацио­нальной жизни. Именно эти идеи, отвечающие умонастроению Александра III, были положены в основу внутренней политики правительства.

Этот политический поворот обозначился не сразу, его на­правленность окончательно сформировалась только к середине 80-х гг. Но уже в августе 1881 г. было издано «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественно­го спокойствия», действие которого будучи объявлено «вре­менным», рассчитанным на 3 года, продлевалось вплоть до Февральской революции. Оно свидетельствовало о том, что самодержавие было уже неспособно управлять на основе соб­ственных законов, сделало ставку на чрезвычайные меры. На территориях, объявленных на «исключительном положении», генерал-губернаторам и градоначальникам давались особые полномочия: право ареста и административной ссылки без суда, организации военных судов и закрытых судебных заседаний, они могли закрывать учебные заведения и предприятия, запре­щать выпуск газет и т. д. Дела административно высланных без суда начиная с 80-х гг. свидетельствовали о том, что мотивами высылки служили не только антиправительственная пропаган­да, распространение и хранение запрещенной литературы. С изданием этого Положения получила правовую основу борьба с «вредным образом мысли», несоответствующим официальной идеологии, «вредным влиянием на окружающих».

Следует отметить, что к контрреформам 80-х — начала 90-х гг., в которых проявилось стремление правительства Александра III ограничить или урезать либеральные реформы 60-х гг., относились, прежде всего, два новых закона о земствах. Принятое в 1890 г. «Положение о губернских и уездных зем­ских учреждениях» ограничивало их независимость, подчиняя местное самоуправление контролю бюрократии. Губернаторам было, предоставлено право надзора не только за законностью, но и за «правильностью и целесообразностью» постановлений и действий земств. При сохранении принципа выборности ме­стных органов самоуправления ограничивалось право крестьян

 

избирать гласных: отныне губернаторы сами назначали их из числа выбранных крестьянами кандидатов. Изменение порядка выборов в земские органы привело к резкому увеличению в них представительства дворян.

В 1889 г. был сделан другой важный шаг в осуществлении земской контрреформы. В соответствии с «Положением о зем­ских участковых начальниках» они назначались губернаторами из среды потомственных дворян и сосредоточивали отныне всю власть на местах: должны были заменить мировых пос­редников и мировой суд, который отменялся, контролировали крестьянское и волостное управление. Крестьяне фактически вновь попадали в личную зависимость от помещиков, которыми, как правило, и были земские начальники. Смысл этой меры заключался в том, чтобы укрепить и усилить на местах власть правительства и влияние помещиков.

Изданное в 1892 г. новое «Городовое положение» серь­езно ущемляло самостоятельность органов городского само­управления. Городской голова и члены управы объявлялись государственными служащими и, следовательно, попадали под контроль администрации. Эти новые законоположения свидетельствовали о намерении правительства включить органы местного самоуправления в общую систему государственных учреждений.

Было предпринято и наступление на новые суды. Пра­вительство, учитывая их популярность у демократической общественности, стало на путь постепенной, но неуклонной ревизии отдельных положений судебной реформы. В 1887 г. было издано постановление, ограничивавшее принцип гласности судопроизводства, вводившее закрытые судебные заседания там, где они «целесообразны». Повышался имущественный ценз присяжных заседателей с тем, чтобы уменьшить в их составе представителей низов. В 1889 г. из-под юрисдикции суда при­сяжных была изъята значительная категория дел.

Важным направлением своей социальной политики пра­вительство Александра III считало укрепление крестьянской общины. Согласно законоположениям реформы 1861 г. крестьяне, внесшие свою долю выкупной суммы, могли распоряжаться своими наделами, т. е. продавать или закла­дывать их. В 70-80-е гг. наметилось ослабление общинных пут, которые мешали свободному передвижению крестьян,

 

сковывали их хозяйственную инициативу. Вместо того чтобы
способствовать этому естественному процессу, закон 1893 г.
запрещал продажу и залог крестьянских надельных земель.
Таким образом, вопреки экономической целесообразности
ставилась задача приостановить естественный процесс перерас-
пределения земельной собственности и растущую подвижность
сельского населения. Идеологам контрреформ сельская община
представлялась (наряду с самодержавием) важнейшей опорой
государственного строя.

В 1884 г. началась университетская контрреформа, цель которой — преобразовать университеты таким образом, чтобы они формировали конформистскую, а не оппозиционную власти интеллигенцию. Устав 1884 г. резко ограничивал автономию университетов, усилив над ними власть попечителей учебных округов и министерства просвещения. Программы универси­тетского образования отныне должны были утверждаться в министерстве. Почти вдвое возросла плата за обучение с тем, чтобы ограничить доступ к высшему образованию малоимущих слоев.

В своей социальной политике Александр III всячески стремился укрепить сословную структуру российского об­щества, разрушавшуюся под воздействием экономических и социальных процессов пореформенного периода. Главная ставка делалась на возрождение и укрепление дворянства, этой основной социальной опоры самодержавия, которое после отмены крепостного права стало утрачивать свои позиции. В Манифесте, изданном в 1885 г. по случаю столетнего юби­лея «Жалованной грамоты дворянству», император поставил задачу, чтобы дворянство, как и прежде, сохраняло «первое место» во всех государственных и общественных делах. Был ут­вержден Дворянский банк, призванный поддерживать ссудами помещичье землевладение на очень льготных условиях. Меры финансовой поддержки были распространены и на дворянское предпринимательство (субсидии, ссуды, отсрочки от выплаты задолженностей и др.).

Быстрое развитие промышленности и связанное с ним увеличение рабочего класса (в 1887 г. до 118 тыс. человек) при отсутствии трудового законодательства стали приводить к росту конфликтов между рабочими и предпринимателями, которые становились все острее (крупнейшим из них в начале 80-х гг.

 

была стачка на Иваново-Вознесенской мануфактуре). Пытаясь предупредить эти процессы, Александр III берет на себя роль посредника, начинает проводить политику попечительства. В 1882 г. был издан закон об ограничении 8 часами рабочего дня для малолетних. В 1885 г. принят закон о запрещении ночного труда женщин и детей, а в 1886-м — постановление об условиях найма и порядке расторжения договоров рабочих с предпринимателями. Надзор за осуществлением этих зако­нов был возложен на фабричную инспекцию. Таким образом, именно при Александре III было положено начало разработке фабричного законодательства, которое сдерживало хищнические инстинкты молодого российского капитала. Вместе с тем, осоз­навая, что любые, даже незначительные свободы несовместимы с самодержавной властью, император исключал возможность обеспечения права рабочим на проведение стачек, организацию рабочих союзов и других свобод, которыми пользовались в то время рабочие западных стран.

В годы правления Александра III более жесткой и прямо­линейной стала национальная политика, усилилась ее шови­нистическая направленность. Был принят ряд мер по ущемле­нию прав «инородцев» при поступлении на государственную службу и в хозяйственной деятельности. Именно в это время антисемитизм становится компонентом национальной поли­тики самодержавия. Резко сокращается черта оседлости, все новым изъятиям подвергаются места, где было разрешено селиться евреям, была введена процентная норма для еврейс­ких детей при поступлении в учебные заведения. В Польше и прибалтийских губерниях система образования подвергается насильственной русификации. Проводится ряд мер по диск­риминации украинского и белорусского языков. Шовинизм и антисемитизм становятся для царского правительства каналом отвлечения внимания масс от жгучих социально-экономичес­ких и политических проблем.

Таким образом, ряд пережитков средневекового общества: самодержавие, сословная структура, сельская община, патри­архальная политическая культура в результате деятельности правительства Александра III получили законодательное под­крепление, став тормозом в процессе модернизации страны.

Вместе с тем правительство Александра III, остановив про­цесс реформирования в социально-политической сфере, более

 

того, в ряде важных его направлений повернув вспять, не мог­ло и не пыталось остановить процесс модернизации страны в других областях.

В промышленности реформы продолжались. Александр III понимал, что Россия может сохранить статус великой державы, укрепить свою военную мощь, только обеспечив ускоренное развитие индустрии. Между тем в конце 70-х — начале 80-х гг. экономика переживала затяжной кризис. Оживление в промыш­ленности началось в начале 90-х гг. В стимулировании этого процесса сыграли свою роль ряд факторов, в частности, новый рывок железнодорожного строительства, интенсивный рост го­родов, которые предъявляли повышенный спрос на продукцию промышленности, особенно тяжелой. Особое значение имело то, что во время царствования Александра III России удалось избежать участия в серьезных военных конфликтах.

Важнейшей предпосылкой промышленного роста стала экономическая политика правительства, стержнем которой яв­лялся протекционизм, выражавшийся прежде всего в растущей таможенной защите отечественной индустрии. Важной вехой на этом пути стал таможенный тариф 1891 г., который ввел почти запретительные ставки на многие товары импортного производства. Он сдерживал импорт товаров и способствовал улучшению баланса внешней торговли. Превышение экспор­та над импортом, достигнутое в начале 90-х, способствовало накоплению значительных золотых и валютных резервов. Это обстоятельство позволило осуществить в 1895-1897 гг. денежную реформу, которая ввела устойчивый золотой рубль. Эта реформа в свою очередь дала сильный толчок частному предпринимательству во всех сферах народного хозяйства, пос­кольку обеспечивала получение прибыли в устойчивой валюте и создала условия для привлечения иностранных инвестиций, которые в конце XIX — начале XX в. стали важным фактором роста российской промышленности.

В протекционистской политике царизма существенную роль играли государственные заказы частной индустрии и другие формы государственного финансирования, а также переход в 80-90 гг. от архаичной патентной налоговой сис­темы к прогрессивному принципу подоходного обложения промышленности и торговли. В разработку и осуществле­ние этой политики значительный вклад внес Н.Х. Бунге,

 

возглавлявший в 1881-1886 гг. Министерство финансов, а в 1887-1895 гг. Комитет министров. В результате действий всех этих факторов в стране в 90-е гг. начался новый, самый значительный в пореформенную эпоху промышленный подъ­ем, который продолжался до конца века. Самой значительной особенностью этого процесса наряду с быстрым ростом топ­ливной промышленности явились опережающие темпы роста тяжелой индустрии, выпуск продукции которой увеличился в 2,8 раза (легкой — в 1,6). Такое соотношение темпов развития этих отраслей сложилось впервые за всю предшествующую историю российской экономики.

Завершение промышленного переворота и быстрый рост фабричной индустрии резко повысили в 90-е гг. масштабы и уровень машиностроения. За десятилетие число заводов в этой отрасли удвоилось, количество рабочих увеличилось троекратно, выпуск продукции вырос в 4 раза. Созревали предпосылки для формирования аграрно-индустриальной структуры отечествен­ного народного хозяйства.

Однако несмотря на быстрый рост российской промышлен­ности ее отставание от развитых стран Запада как по техничес­кой оснащенности и энерговооруженности, так и по объемам добычи угля, нефти, производства металла на душу населения оставалось весьма значительным. Среди главных причин этого отставания следует отметить наряду с запоздалым индустри­альным стартом такую особенность развития отечественной экономики, как активное, целенаправленное и масштабное вмешательство государства в экономическую жизнь, которое таким образом стремилось компенсировать слабость потре­бительского спроса основной массы населения. Государство не только стимулировало быстрый рост промышленности, но и осложняло его, руководствуясь имперскими целями и своими социальными приоритетами. Именно поэтому подчас форсировалось строительство стратегических, но не имеющих экономического оправдания железных дорог. Огромные суммы нерентабельно вкладывались в гигантский государственный сектор экономики (военные заводы, казенные шахты, желез­ные дороги, обширный земельный фонд и т. д.), на который не распространялись законы рыночного хозяйства. Эконо­мическая поддержка дворянства, которая являлась одним из главных приоритетов политики правительства Александра III,

 

не только не исходила из интересов народного хозяйства, но, напротив, противоречила общему ходу экономического разви­тия, преследуя своекорыстную цель — укрепление социальной опоры самодержавия.

Менее динамично, чем промышленность, и более противо­речиво развивалось сельскохозяйственное производство. Сня­тие сословных ограничений на приобретение земли в частную собственность в крестьянской деревне определило появление частного землевладения. Но основой крестьянского хозяйства ос­тавалась надельная земля, которая составляла к началу 90-х гг. 124 млн. десятин (тогда как купчие земли — всего 15 млн). Поэтому общие результаты крестьянского хозяйствования, а также весь уклад жизни деревни, определялись прежде всего ус­ловиями надельного землепользования. В 80-90-е гг. ситуация в этом решающем секторе сельскохозяйственного производства стала ухудшаться. Это объяснялось рядом причин.

Прогрессирующее малоземелье вынуждало крестьянство арендовать землю у помещиков. В конце 90-х гг. оно арендовало 24 млн. десятин пашни, выплачивая за них 305 млн. рублей. Большая часть крестьян не имели средств для денежной аренды и оплачивали ее отработками, распространенными в 17 губерни­ях, причем из-за привязанности крестьян к общине арендовали землю в основном у соседского помещика, а тот, пользуясь этим, как правило, навязывал им кабальные условия.

В конце 70-х гг. XIX в. в Европу стал завозиться дешевый хлеб из Америки и Австралии, в связи с чем, цены на зерно стали стремительно снижаться, разразился мировой сельскохозяй­ственный кризис, что ухудшало условия сельскохозяйственного производства и в российской деревне.

Но, пожалуй, главной причиной бедственного положения основной массы крестьянства являлась низкая культура зем­леделия, повышение которой тормозилось прежде всего фор­мой землепользования. Поземельно-передельная община с ее круговой порукой, чересполосицей, практикой периодических уравнительных переделов земли была главным препятстви­ем на пути увеличения производительности крестьянского труда.

Эти причины обусловили низкую продуктивность крестьян­ского труда. Наряду с налоговым бременем, и как следствие, основная масса крестьянства нищала.

 

Усиление социального напряжения в деревне, рост кон­фликтов рабочих с предпринимателями в городах, растущее недовольство оппозиционной интеллигенции консервативной политикой правительства Александра III были питательной почвой активизации общественного движения в 80-90-е гг.

Либеральные деятели после 1 марта 1881 г. в своем адресе Александру III осудили террористическую деятельность рево­люционеров и выразили надежду на «завершение великого дела государственного обновления».

Революционное народничество после 1 марта 1881 г. пере­живало тяжелый кризис. Цареубийство, на совершение которого было потрачено столько сил и принесено столько жертв, не при­вело к желаемым результатам. Начался раскол в народническом движении. Разрозненные группы народовольцев продолжали действовать в глубоком подполье или эмиграции, но реального резонанса их деятельность уже не имела.

Усиливает свое влияние либеральное крыло народниче­ства. Их главным идеологом стал талантливый публицист Н.К. Михайловский. Содержание народнической идеологии оставалось прежним: пропаганда особого некапиталистичес­кого пути развития России, общинного социализма как идеала общественного устройства. Отличие заключалось в том, что либеральные народники надеялись воплотить свои идеи мирным путем. Их идеология получила название «теория малых дел», которая нацеливала интеллигенцию на ежедневную будничную работу по улучшению положения крестьян — в земских школах, больницах, волостных правлениях и т. п. От либеральной их идейная платформа отличалась тем, что здесь первостепенное место уделялось социально-экономическим, а не политическим преобразованиям.

Часть революционных народников, разочаровавшись в своих прежних концепциях разрешения проблем общественного разви­тия, обратились к марксизму как к идеологической платформе, способной дать правильные ответы на насущные вопросы рос­сийского общества. Им импонировал вывод К. Маркса о скором крахе капитализма и неизбежности движения человечества к социализму по пути самостоятельного рабочего движения и будущей пролетарской революции.

25 сентября 1883 г. в Женеве (Швейцария) несколько быв­ших народников во главе с Г.В. Плехановым создали марксист­-

 

скую группу «Освобождение труда», которая поставила задачей пропаганду марксизма в России и анализ с позиций этой теории социально-экономических и политических проблем российской действительности, критику народнических идей. Их усилия не пропали даром. В стране возникают марксистские кружки Д. Благоева, М. Брустнева, П. Точисского, М. Федосеева, которые, как правило, формировались в студенческой среде. Они вели в основном пропагандистскую работу среди рабочих. На рубеже 80-90-х помимо Москвы и Петербурга социал-демок­ратические группы существовали в Киеве, Харькове, Одессе, Минске, Туле, Иваново-Вознесенске, Вильно, Ростове-на-Дону, Тифлисе и других городах. В 1895 г. кружки петербургских марксистов объединяются в общегородской «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», который развернул активную социал-демократическую пропаганду в рабочей среде. Так было положено начало социал-демократическому направлению в общественном движении в России.

В своей борьбе за социализм марксисты в отличие от на­родников делали ставку на новые факторы — промышленное развитие и рабочий класс. Упрощаясь и вульгаризируясь в процессе проникновения в массы, марксизм из экономического учения превращался в политическую идеологию со стержневой установкой на социальное насилие, вооруженную борьбу с су­ществующим режимом, его ниспровержение путем революции. Эти идеи российских марксистов, их стремление перевести свои субъективные интерпретации социального бытия в практическую плоскость революционного преобразования общества могли бы остаться фактом истории отечественной общественной мысли, если бы не попали на благодатную социально-психологическую почву, во взрывоопасный социальный контекст российской действительности. Страстное ожидание «новой жизни», вера в «социальное чудо», укорененные в ментальности основной массы населения, ее растущая неудовлетворенность условиями жизни способствовали привлекательности этого нового социаль­ного учения, его широкому распространению среди политически активных слоев российского общества уже в 90-е гг. XIX в.

Подводя итоги эпохи царствования Александра III, следует отметить ее противоречивость. В начале 90-х гг. начался новый промышленный подъем, в ходе которого не без помощи пра­вительства был заложен фундамент индустриализации страны.

 

В то же время в социально-политической области был упущен шанс сделать новые шаги к правовому гражданскому обществу, более того, была предпринята попытка стабилизировать ситу­ацию в обществе путем движения вспять. В результате усили­лись социальные противоречия, возникли новые конфликты и социальные дисбалансы. Император сумел удержать страну от ввязывания в военные конфликты, заслужив титул миротворца, но ему не удалось замирить собственное общество, социальное напряжение в котором нарастало.