Максим Максимович Ковалевский (1851-1916)

Среди всех русских социологов конца XIX - начала XX в. самую важную роль в духовном объединении и взаимном понимании Запада и России играл М. Ковалевский, жизнь которого была интересной и поучительной. Он был выходцем из богатой дворянской семьи, в кругу которой получил превосходное домашнее образование, прежде всего знание основных европейских языков. Его отец участвовал в кампании 1812 г., командуя полком кирасир, и вошел с русской армией в Париж, который покорил недавнего помещика-степняка. Он стал часто ездить за границу, захватывая с собой сына после того, как тому исполнилось десять лет. Еще в дошкольные годы Максим увлеченно читает книги по истории и этнографии. Дальнейшее образование было продолжено в гимназии, которую он закончил с золотой медалью, и с 1866 г. в Харьковском университете, где Ковалевский испытывал сильное интеллектуальное влияние со стороны профессора истории Д. И. Каченовского. поклонника французского позитивизма. Позднее Ковалевский называл его "незабвенным учителем".

Подготовка магистерской диссертации заставила Ковалевского провести несколько лет за рубежом. Там он слушает лекции специалистов в Берлине и Париже, много работает в Библиотеке Британского музея и государственном архиве. В Париже знакомится с профессором И. Лучницким. человеком преданным позитивизму, который вводит его в кружок лиц, собиравшихся вокруг "Журнала позитивной философии", куда позднее писал и сам Ковалевский. Этот первый в мире философский журнал редактировал Г. Н. Вырубов (задушевный друг Герцена, незаурядный химик, участник Парижской коммуны). Он был хорошо известен в научных кругах Парижа, и не случайно сменил П. Лафита (ученика О. Конта) в заведовании кафедрой истории науки в Колледж де Франс. Добросердечные отношения с Вырубовым Ковалевский поддерживал потом всю свою жизнь.

Во время поездки он знакомится и общается с многими известными людьми - В. Соловьевым, М. Бакуниным, Ф. Энгельсом, П. Лавровым, И. Янжулом, А. И. Чупровым и другими. В силу открытого, доброжелательного характера Ковалевского всегда привлекало человеческое общение, он охотно и быстро сходился с людьми, круг его добрых знакомых был неисчерпаем Так, он лично знал многих ведущих социологов своего времени, среди западных - В. Беджгота, Д. Милля, Л. Уорда, Г. Спенсеpa, Э. Дюркгейма, Г. Тарда, Р. Вормса, Г. Де Греефа, Т. Масарика и других, а среди русских - всю нашу верхушку - П. Лаврова, Н. Михайловского, Е. Де Роберти, С. Южакова, Н. Кареева, П. Сорокина, В. Ключевского и других. Обе его диссертации - магистерская (1875 г.) и докторская (1880 г.) были подготовлены на основе материалов по истории английского общественного строя средних веков. С 1877 по 1887 г. он преподает в Московском университете. Этот период был важной вехой в его эволюции.

В личной жизни Ковалевский - богатый, приветливый и хлебосольный хозяин, в квартире которого часто бывал цвет русской интеллигенции - И. Тургенев, А. Чехов, Л. Толстой, П. Боборыкин, Г. Успенский и другие. Многие отмечали, что "остроумие и находчивость неистощимого разговорщика" у него сочетались с громадными знаниями, он, словно губка, впитывал любые данные от своих интересных собеседников [1. С. 54-57].

Растет его известность и в научных кругах: в 1879 г. появилась серия работ "Общинное землевладение", а в следующем - "Историко-сравнительный метод в юриспруденции и приемы изучения истории права", справедливо оцененная как сочинение, открывающее "новые пути для научных исследований" [2]. И действительно, его трактовка и конкретное применение в других работах этого метода, заложившего основы генетической социологии, имело много поклонников, хотя встречались и критики. Отметим, что для своих исторических исследований Ковалевский в течение всей своей научной жизни выбирал темы, которые погружали его в котел политических страстей: общинное землевладение, национальный и рабочий вопросы, демократия и монархия и их политические доктрины, происхождение и судьба разных видов собственности и власти.

Кипучая деятельность Ковалевского сказалась и в жизни этнографического отделения "Общества естествознания, антропологии и этнографии", где он вначале секретарствовал, а позднее стал председателем. В летние каникулы Ковалевский в сопровождении молодых университетских ученых (будущего академика В. Ф. Миллера, И. И. Иванюкова и других, однажды к ним присоединился и Н. Михайловский) отправлялся в полевые этнографические экспедиции по Кавказу, забираясь в глухие места. По особому плану он расспрашивает местных жителей (как правило, осетин и сванетов) о родовом быте, изучает взаимодействие и влияние древних обычаев на право. Обдумывает соотношение этнографии и социологии в изучении культур. В итоге получился ряд блестящих журнальных и книжных публикаций [3].

Вместе с В. Ф. Миллером Ковалевский решил и стал издавать "Книжное обозрение" (1879-1880), задуманное как оперативный справочник о самом ценном в текущей русской науке и литературе. В качестве авторов он привлек наиболее способных профессоров позитивистской ориентации С. Муромцева, Е. Де Роберти, Н. Кареева, О. Ключевского, А. Фортунатова. Позднее издание было оценено как "первенец научной критики и библиографии", "важный источник для будущего историка русской социальной науки" [1. С. 60]. По замыслу редакторов, предполагалось абсолютно объективное, надпартийное изложение материалов. Однако завязалась полемика Ковалевского в двух различных направлениях: с Н. Михайловским и Б. Чичериным. Ковалевскому это досаждало и мешало. Временные финансовые трудности еще более усугубили дело. Журнал пришлось ликвидировать, но с тех пор все толстые русские журналы завели научные критико-библиографические отделы, наполненные ре-фератами и рецензиями.

Как преподаватель, Ковалевский сложился довольно рано и в специфической манере читал лекции всю последующую жизнь. Слушатели свидетельствовали: его лекции отличались четкими планами, объективностью, редкой терпимостью к чужим точкам зрения, разнообразными, свежими научными данными. Глубина содержания их оттенялась остроумными репликами, анекдотами и забавными случаями из собственной жизни и встреч с "великими" людьми. Вот один пример: рассказывая американскому социологу Л. Уорду о том, что его "Динамическая социология" была запрещена царской цензурой и подвергнута сожжению, Ковалевский объяснил действия цензора тем, что тот, вероятно, перепутал слова "динамика" и "динамит, "социальная" и "социализм". Уорду это объяснение очень понравилось, и анекдот пошел гулять по свету. Между тем, настоящий цензор был не столь наивен-, сохранившиеся в наших архивах сведения показывают, что его запрет книги Уорда был связан с "материалистическим" позитивизмом и антиклерикализмом.

Ковалевский и сам испытал на себе полицейский пресс. Предмет его университетских лекций - конституции западных стран - казался начальству "опасным". Курс исключили из числа обязательных. Это не помогло, он по-прежнему собирал толпы студентов разных факультетов. Тогда в 1887 г. Ковалевский был уволен с профессорской должности в виду "отрицательного отношения к русскому государственному строю". Молодой профессор был очень огорчен потерей студенческой аудитории и серьезно опасался конфискации имущества.

На восемнадцать долгих лет Ковалевский покинул родину. Он читает лекции в университетах Франции, Швеции, Англии, Италии, США. На берегу Средиземного моря покупает виллу, собирает большую научную библиотеку (более 50 тысяч томов), впрочем ядро ее составила библиотека, перевезенная из Москвы. Работает с удвоенной силой и пишет свои капитальные труды: "Очерк происхождения и развития семьи и собственности", "Происхождение современной демократии", "Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства". Часто многотомные, эти труды выходят на русском и иностранных языках. Их замечают в разных странах, рецензии на некоторые пишут Э. Дюркгейм, Р. Вормс и другие социологи. Кроме того, Ковалевский пишет десятки мелких статей.

Ковалевский усиленно изучает современную ему социологию, становится членом "Международного института социологии", участвует в ряде его конференций и съездов, а с 1895 г. -вице-президент, а с 1907 г. - председатель этого института. Одновременно с рядом русских социологов Ковалевский был участников "Общества социологии" в Париже, постоянным сотрудником "Международного обозрения социологии", помогая ему интеллектуально и финансово.

Но в ходе этой разнообразной и успешной научной, преподавательской и организационной деятельности Ковалевского неумолимо тянуло читать лекции "по-русски и для русских". В 1901 г. он организует вместе с Ю. Гамбаровым и Е. Де Роберти "Русскую школу общественных наук" в Париже. Школа сыграла важную роль в деле преподавания и институционализации русской социологии. Ковалевскому удалось пригласить крупнейших русских и западно-европейских специалистов, создать интересную программу по социологии, набрать сотни студентов и проработать ряд лет.

После закрытия Школы ее уже чисто русский вариант при содействии В. Бехтерева и Ковалевского был открыт в 1908 г. в виде Психоневрологического института, где была создана первая в России кафедра социологии, которую возглавил Ковалевский. Свои курсы, читаемые в парижской школе и Психоневрологическом институте, Ковалевский обобщил в серии социологических работ [5, 6]. До этих публикаций социологическая точка зрения у него топилась в массе исторических, экономических, правовых и других данных, их сопоставлениях и сравнениях. Теперь он демонстрирует "чистую" социологию. Начиная с критики существующих концепций. В "Современных социологах" (1905 г.) представлен критический обзор важнейших вкладов -Тарда, Гиддингса, Болдуина, Гумпловича, Дюркгейма, Зиммеля, Маркса и других.

Ученик Ковалевского Питирим Сорокин, спустя более 20 лет после ее публикации, писал, что эта работа "до сих пор остается наиболее основательным критическим анализом ведущих социологических теорий в мировой научной литературе" [7. С. 66]. Ковалевский старается найти ценное в каждом подходе и не отбрасывает огульно ни одну из рассматриваемых теорий, полагая, что в каждой есть верные эмпирических обобщения. Но одновременно остро критикует логические ошибки и просчеты, если их обнаруживает. Далее от критики он переходит к позитивной обработке социологических материалов и пишет через пять лет двухтомную работу "Социология".

В первом томе обсуждаются фундаментальные проблемы социологии: предмет, междисциплинарные связи, методы и основоположники - Конт и Спенсер, Уорд; во втором - зарождение и развитие таких социальных институтов, как власть, собственность, рабство, религия, право, род, семья и брак. Все это дано по рецептам генетической социологии той поры. Здесь обработан материал, который Ковалевский собирал в течение всей предыдущей жизни как политический мыслитель, историк, экономист, правовед, этнограф и социолог. Если не считать этой частичной попытки, Ковалевскому так и не удалось осуществить предложение свести вместе результаты всех своих научных разработок, как он сам выражался, сделать "синтетическую работу" [1. С. 76]. Фактически за него это сделала большая группа критиков и комментаторов как до, так и после революции [8]. Некоторые из этих работ весьма содержательны. Бросается в глаза, что все они написаны с любовью, даже если кое-какие утверждения Ковалевского ими ставились под сомнение.

В сфере социологии М. Ковалевский - последовательный позитивист, считавший, что научную социологию создал О. Конт, в работах которого разбросаны многие идеи, развитие которых принесло известность современным социологам - Спенсеру, Теннису, Дюркгейму, Уорду и многим другим. На сегодняшний день нет ни одной теории, которая бы вполне обоснованно претендовала на роль общей полной объяснительной теории. Сложились лишь односторонние подходы - психологический, экономический, формальный, демографический, географический. Эти теории одного фактора ущербны, когда они претендуют на роль единственно верных. Исходя из методологического плюрализма, эволюционизма и историко-сравнительного метода следует интегрировать отдельные верные идеи этих подходов, но эта работа не механического плана, она требует талантливых теоретиков и их объединенных усилий. Путь этот сложный, но идти по нему надо. Социологическую науку XX в. только на этом пути ждет удача [9]. Что касается религиозной социальной философии, методологических претензий неокантианства и феноменологии, то это тупиковые дороги, и социологии следует их остерегаться.

Предмет социологии - "социальный порядок и прогресс", оба понятия соотносительны и в реальности не существует в отрыве друг от друга. "Социальный порядок", по Ковалевскому, есть система взаимодействий людей разного рода, подчиняющаяся особым законам эволюции и функционирования. Законы эволюции (их поиск и составлял предмет почитаемой им генетической социологии) демонстрирует типологическое единство институтов и явлений разных культур и народов на основе их происхождения. Он применил этот прием при изучении возникновения и последующего генезиса разных социальных общностей, институтов и религии. Одна из последних работ Ковалевского по генетической социологии называлась очень просто - "Происхождение семьи, рода, племени, собственности, государства и религии" (СПб., 1914), но представляла собою детальную реконструкцию человеческого социального прошлого. Один из выводов его генетической социологии гласил - нынешние примитивные племена - "современны" в подлинном смысле этого слова и нет оснований представлять их как реликты ранних фаз эволюции. Кажется, этот эмпирический факт игнорируется до сих пор, но всерьез и не оспаривается.

Что же касается законов функционирования, то они показывают более короткие в социальном времени и пространстве цепи зависимостей. Так, биосоциальное условие - "рост населения", по Ковалевскому, составлял стратическую детерминанту социальной дифференциации и "экономического роста", которые определяют политику, в свою очередь определяющую функционирование и строение системы образования, воспитания, идеологии. Все перечисленные явления подчиняются и обратному влиянию, взятые вместе эти зависимости составляют основу общества или "социальный порядок". Человеческая психология, в индивидуальной и коллективной форме, участвует на разных уровнях функционирования и в любом звене "социального порядка", хотя онтологически исходным его условием являются все-таки "рост и плотность населения".

Общественный прогресс, по Ковалевскому, это постепенное расширение сферы солидарности и "замирения": если человечество начало свою историю с небольших групп, типа рода и семьи, где легко обнаруживались эти критерии, то с ходом истории они стали охватывать многомиллионные образования - народности, нации, государства, церковь и т.п. [10].

Ковалевский разворачивал широкие полотна социальных явлений, их происхождения и современных зависимостей, но увлечение схемами иногда приводило к произвольному обращению с фактами. К указаниям критиков на сей счет он относился весьма добродушно, полагая, что главная ценность - общая теория и ее принцип, а не эмпирические детали. Ему удалось увлечь рядом своих теорий П. Сорокина, К. Тахтарева, Н. Кондратьева, Г. Гурвича, Н. Тимашева и других обществоведов, вклад которых в социологию нашего столетия был позднее высоко оценен.

Наряду с научной и преподавательской работой Ковалевский (с 1906 г. он профессор Санкт-Петербургского университета и Технологического института) с головой погружается в общественную деятельность, находя в ней сильные стимулы для первых. Он издает газету "Страна" (закрытую цензурой), редактирует с 1909 по 1916 г. популярнейший журнал "Вестник Европы". После продолжительной беседы в 1905 г. с В. Ключевским, сильную индивидуальность и самобытность которого Ковалевский всегда высоко ценил, выдвигает свою кандидатуру в Государственную Думу, позднее в 1907 г. становится членом Государственного Совета, в качестве которого неоднократно выступал ходатаем перед властями относительно преследуемых, высланных, арестованных молодых интеллигентов. Так, в 1913 г. он прервал арест студента П. Сорокина, уже несколько лет бывшего его научным секретарем.

Ковалевский искренне верил в силу просвещения и реформ. Он создает и возглавляет центристскую оппозиционную партию "демократических реформ". Будучи правоверным эволюционистом, он не доверял действенности быстрого социально-политического переворота, который мгновенно смел бы "старый порядок" и на его месте воздвиг новый порядок с быстро приспособившимися к нему людьми. Этот скептицизм был воспитан в нем обширными историческими сведениями.

Как ученый, Ковалевский отличался необычайной широтой интересов, которые охватывали правоведение, историю, политическую экономию, этнографию, социологию и ее историю. Он внимательно следит за научными новинками у нас и за рубежом, часто рецензирует их. Его обширные знания помогают ему редактировать энциклопедический словарь "Гранат" (1910-1916) и серию "Новые идеи в социологии" (1911- 1914). С 1889 г. Ковалевский член-корреспондент, а с 1914 г. - ординарный академик Российской Академии наук.

Но его цельная и недюжинная натура требовала не только спокойного, олимпийского академического изучения, но и злобы дня, он жаждал общаться с широкими общественными кругами в качестве политического обозревателя, отсюда его многочисленные публикации в газетах "Русские ведомости", "Биржевые ведомости" и деятельность публичного лектора, часто выступающего в Вольном экономическом обществе, Юридическом обществе, кружках им. А. Герцена и Л. Толстого. Он пишет множество статей о России и Западной Европе, ее научных и политических деятелях, взаимовлиянии двух культур. Им опубликованы проницательные и тонкие воспоминания и некрологи о А. И. Чупрове, И. Тургеневе, С. И. Муромцеве, Д. А. Дриле. В. Миллере, Л. Толстом, В. О. Ключевском, С. Ю. Витте, П. Столыпине.

Одновременно он председатель русского отделения "Международного общества мира", член Верховного трибунала для решения споров между США и Канадой. С уникальными знаниями и мощной энергией Ковалевского хватало на все, к радости его знавших, казалось, что этому не будет конца. В 1914 г. с началом военных действий он был задержан в качестве заложника австрийскими властями в Карлсбаде, где лечился. Томясь вынужденным бездельем, он сел за написание полной автобиографии, названной "Воспоминания". Этот исторический документ проливает много света не только на его автора, но и русскую культуру того времени. Между тем, руководители Антанты планировали включить Ковалевского в Международную юридическую комиссию по выработке условий мира с Германией, после завершения мировой войны. К делу по освобождению Ковалевского пришлось привлечь важных лиц - испанского короля, президента США и даже папу Римского. Через семь месяцев хлопот он вернулся домой, приветствуемый множеством телеграмм и писем.

Здоровье Ковалевского было подорвано, но в течение оставшегося одного года жизни он, как и прежде, перегружал себя работой, особенно много читал публичных лекций о текущей политической жизни. За дни предсмертной болезни два его секретаря и ученика - П. Сорокин и Н. Кондратьев (сами ставшие со временем украшением русской науки) - не покидали его.

Весной 1916 г. ушел из жизни этот ученый и обаятельный русский человек. Современники вспоминали: "все у него было - и слава, и любовь женщин, и общественное сочувствие, и радость творческого, вдохновенного труда... Умных людей на свете очень мало. Пожалуй, еще меньше людей истинно добрых, А таких, которые бы соединили эти качества - ум и доброту -днем с огнем поискать. Вот таким-то счастливчиком был" Ковалевский. "Со времени смерти Толстого русское общество не переживало другой [12. С. 57-58], столь же крупной потери", -выразил мнение многих М. Туган-Барановский.

Потеряло не только русское общество, но и Запад - европейский и американский, - писал в некрологе о Ковалевском его друг, французский социолог Р. Вормс, ибо в глазах Запада Ковалевский "был символом русской науки в области социальных знаний". Профессор А. Меллэ (Колледж де Франс) назвал М. Ковалевского "великим социологом", а известный историк Ш. Сеньобос - великим европейцем, воспринявшим все благородные идеи, работавшим для нового расцвета России. И это было верно. Ковалевский, умирая, думал о русской науке и всю свою великолепную и очень обширную научную библиотеку завещал Московскому университету. В том же году созданное Русское социологическое общество, с единодушного согласия его членов, получило имя М. М. Ковалевского. Этим наши ведущие обществоведы подчеркнули свое уважительное отношение к его трудам и уму.