РИ́ТОР – 1. Всякий участник речи, стремящийся убедить кого-л. в чём-л. 2. Мастер риторики, образцово говорящий человек. 3. Учитель риторики.
Классические значения слова «Р.»восходят к античной традиции, где под ним понимался, прежде всего, мастер красноречия, человек, действующий словом и владеющий искусством убедительной и эффективной речи. Р. называли как самих ораторов, так и учителей риторики в риторических школах Древней Греции и Рима, где шло обучение ораторскому красноречию.
В древнерусских сочинениях слова «Р.», «ветий (ветия)» встречаются с XI века. На древнерусский язык греческое слово ρήτωρ переводилось чаще как «вhтия» (корень вhт- означал ‘говорение’ – ср. совр. ответ, совет, привет, завет и нек. др.). Слова «Р.» и «вhтия» имели в Древней Руси следующее значения: 1) человек, искусно действующий словом, говорящий и пишущий; 2) знаток, мудрец; 3) писатель. В «Пчеле», сборнике афоризмов XIII в., сказано, чем занимаются Р.: «Риторы учатся законней речи глаголати». В древнерусских Азбуковниках и Алфавитах XVII в. имеется множество толкований словам «Р.», «ветий», «оратор»: «Вития − хитрословец. Оратор − краснословец, еже есть ритор и вития. Ритор − речеточец, ведый добре и писати и глаголати» (Алфавит, XVII в.) «Оратор − витиа, ритор, иже знает хорошо говорить» (Лексикон вокабулам новым по алфавиту, нач. XVIII в.).
В самостоятельном добавлении древнерусского учителя, которое он сделал при создании перевода первой русской «Риторики» 1620 года, сказано: «Что есть ритор? Ритор есть его же речиточником (источником речи. – В.А.) нарещи возможно есть, который бо человек зело в науце речения хитр был, а существо его таково есть, чтобы ему о таковых вещех говорити мощно, которые в делах и на градских судах по обычею и по закону господарства того, где родился, бывают пригодные и похвальные. Таковые же суть человецы сицевы бывают, … был бы чтоб умел разсужати и ко всякому делу подобающие слова прилагати» [Аннушкин 2002: 22]. М.В. Ломоносов замечает: «речение retor (ритор), которое хотя на греческом языке значит витию или красноречивого человека и в российский язык в том же знаменовании принято, однако от новейших авторов почитается за именование писателя правил риторических» [Ломоносов 1952: 91].
В толкованиях слов «Р.» и «оратор» всегда присутствует дух и стиль времени, когда данные слова либо одобряются, либо не одобряются авторами, диктующими стиль времени. Подобно тому, как сами слова «язык» и «речь» испытывают двойственное толкование, подобной критике подвергаются и слова, обозначающие Р. – лицо, занимающееся практической речью. Часто это зависело от отношения к риторике и красноречию вообще. Так, «ругателем» Р. и всякого красноречия следует назвать страстного писателя и оратора протопопа Аввакума, который осуждал «внешнюю мудрость» и ратовал за «просторечие», призывая «в простоте Богу угождати». Однако старообрядцы Андрей и Семён Денисовы, создатели Выговской словесной школы на севере России в конце XVII в., назывались их учениками не иначе как «златоустные отцы наши риторы».
Разграничение, сделанное в критических статьях В.Г. Белинского между словами «Р.» (сухой учитель-педант, резонёр) и «оратор» (подлинный мастер публичного выступления), следует признать не научным, а журнально-публицистическим заострением. Современное слово-термин «Р.», восстановленное в его классическом значении, распространяется и на говорящего и на пишущего, при этом создателя устной публичной речи обыкновенно называют оратором, а создателя письменной речи − автором. Итак, Р. − это речедеятель (человек, действующий в речи), или человек «общающийся».
Классический термин «Р.» соединяет нас с предшествовавшей традицией речевой культуры, обогащая современную речь многообразием культурных ассоциаций. Ведь Р. – это и мастер речевого искусства, и теоретик науки риторики, и учитель хорошей речи. Для современной речевой жизни Р. – это человек, умеющий строить публичные высказывания с целью доказательства своей точки зрения. От Р. требуется соответствие нравственным нормам жизни, которые являются основой речевого искусства.
Лит.: Аннушкин В.И. Риторика. Вводный курс. М., 2008; Аннушкин В.И. История русской риторики. Хрестоматия. М., 2002; Античные риторики / под ред. А.А. Тахо-Годи. М., 1978; Белинский В.Г. «Общая реторика» Н.Ф. Кошанского // В.Г. Белинский. Собрание сочинений. Т. 7. М., 1981; Волков А.А. Основы русской риторики. М., 1996; Волков А.А. Курс русской риторики, М., 2009; Граудина Л.К. Русская риторика. Хрестоматия. М., 1996; Иванова С.Ф. Говори!.. Уроки развивающей риторики. М., 1997; Ломоносов М.В. Краткое руководство к красноречию // Полное собрание сочинений. Т. VII, М., 1952; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: учеб. пособие. М., 1996; Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 2004; Цицерон Марк Фабий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972; Шарафутдинова О.И. Речевые средства создания образа ритора в политическом дискурсе: динамический аспект: КД. Челябинск, 2008.
В.И. Аннушкин
РИТО́РИКА – теория и искусство убедительной и эффективной речи; фундаментальная наука, изучающая объективные законы и правила речевого творчества. Поскольку речь – инструмент управления и организации социальных и производственных процессов, Р. формирует норму и стиль общественной жизни.
Античная традиция рассматривала Р. как «искусство находить способы убеждения относительно каждого данного предмета» (Аристотель), «искусство хорошо и украшенно говорить» (Квинтилиан). В русской традиции Р. определяется как «учение о красноречии» (М.В. Ломоносов), «наука изобретать, располагать и выражать мысли» (Н.Ф. Кошанский), предметом которой является «речь» (К.П. Зеленецкий).
ОпределениясовременнойР.включают следующие идеи.
1. Р. – научная теория речи: в теории исследуются законы и правила построения всех видов речи современного информационного общества.
2. Р. – искусство мыслить и выражать философско-профессиональную позицию в слове. Владение искусством предполагает определённые умения, техническую «выучку», практическую «ловкость» извлекать нужные мысли и выражать их в уместных словах в разных ситуациях общения.
Обучение искусству речи в Р. есть не только обучение говорению (напр., в публичной речи), оно всегда предполагало одновременное обучение мыслить (и мыслить нравственно), формировать мировоззрение, получать знания и выражать свою жизненную позицию в слове. Отсюда особая серьёзность Р. как реального мыслеречевого творчества, выражающего позицию каждого человека в жизни. В сущности, цель профессиональной деятельности конкретного ритора – защита своей философско-нравственной и профессиональной позиции, организация людей и общества с помощью речи. Основой Р. всегда были философия, этика, образованность − вне духовно-нравственной и интеллектуальной основы невозможно представить современные методики преподавания Р. или иных многочисленных речевых технологий. Без философско-этической базы обучение Р. и её использование превращается либо в манипуляцию сознанием, либо в «праздноговорение».
3. Р. – теория и практика совершенной речи: убедительной и эффективной, целесообразной и уместной, подлинно украшенной и т.д. В определениях Р. обычно ищут точные эпитеты для образцовых качеств речи, поэтому Р. называют наукой об убедительной, украшенной (в классических трудах), целесообразной, эффективной, действенной, гармонизирующей речи (в современных теориях риторики). Качества речи исследуются также в учении о стиле, где в русской традиции обычно называются ясность, правильность, точность, чистота, логичность, образность, краткость, и нек. др. Ни одно из указанных качеств не исчерпывает представлений о Риторическом идеале (см.), но их совокупность позволяет назвать Р. учением о совершенной речи. Совершенство речи связано с имеющимися в общественном и личном сознании речевыми идеалами, образцами речи, культурно-стилевыми предпочтениями.
4. Р. – учение о воспитании личности через слово. Личностью человек как индивидуальное воплощение его телесно-духовного единства становится только тогда, когда сформируется его нравственное и интеллектуальное мировоззрение, которое находит воплощение в характере речи. Поскольку в речи выражен весь человек, Р. способствует формированию личности человека, его жизненной позиции и способности защищать эту позицию словом. Примеры политико-речевой деятельности не только многих классических ораторов прошлого, но и наших современников свидетельствуют, что развитие личности ритора осуществляется постепенно с накоплением риторического опыта, проявляющегося в утверждении философско-профессиональной платформы, формировании навыков и умений. Для риторического воспитания небезразлично, какими речами, текстами (содержанием учебного предмета) и методами (риторическая педагогика) будет осуществлено преподавание Р.
Лит.: Аннушкин В.И. Риторика. Вводный курс. М., 2008; Аннушкин В.И. Риторика. Экспресс-курс. М., 2008; Аннушкин В.И. История русской риторики. Хрестоматия. М., 2002; Античные риторики / под ред. А.А. Тахо-Годи. М., 1978; Варзонин Ю.Н. Когнитивно-коммуникативная модель риторики: КД. Тверь, 2001; Волков А.А. Основы русской риторики. М., 1996; Волков А.А. Курс русской риторики. М., 2009; Граудина Л.К. Русская риторика. Хрестоматия. М., 1996; Граудина Л.К., Кочеткова Г.И. Русская риторика. М., 2001; Иванова С.Ф. Говори!.. Уроки развивающей риторики. М., 1997; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово. М., 1996; Риторика. Специализированный проблемный журнал. 1995–1997. № 1–4; Рождественский Ю.В. Принципы современной риторики. М., 1999; Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 2004; Цицерон Марк Фабий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972.
В.И. Аннушкин
РИТОРИ́ЧЕСКАЯ ФИГУ́РА –родовое понятие для фигур, в названии которых закрепилось слово «риторический»: риторического вопроса, риторического восклицания и риторического обращения. Иногда используется как синоним терминов «Стилистическая фигура» (см.) или «фигура речи»; реже – «Риторический приём» (см.).
Лит.: Василькова Н.Н. Типология стилистических фигур в риториках и курсах словесности II пол. ХVIII – начала ХIХ вв.: КД. М., 1990; Квятковский А.П. Поэтический словарь. М., 1966; Маркасова Е.В. Теория фигур речи в русских риториках ХVII – начала ХVIII вв.: ДД. СПб., 2002; Матвеева Т.В. Полный словарь лингвистических терминов. Ростов н/Д, 2010; Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Общая и частные классификации. Терминологический словарь. М., 2006; Старичёнок В.Д. Большой лингвистический словарь. Ростов н/Д, 2008.
Г.А. Копнина
РИТОРИ́ЧЕСКИЕ ПРИЁМЫ ВИРТУА́ЛЬНОГО ОТКЛОНЕ́НИЯ ОТ ОНТОЛОГИ́ЧЕСКОЙ НО́РМЫ – это высказывания или завершённые в смысловом отношении фрагменты текстов, реже – целые тексты, в которых сообщается о выдуманной, фантастической, лишённой онтологических оснований псевдореальности. Объект такого сообщения (повествования, описания) – некий факт, не имеющий референта (соответствия) в реальной действительности. Объектами таких сообщений могут быть фантомные персонажи (их телесность, психическое состояние, поведение), ситуации, события, артефакты, натурфакты и т.д. Напр.: Меня похоронили на Ваганьковском кладбище. И теперь я тщетно пытаюсь припомнить мелодию похоронного марша, которая проводила меня в землю. Иногда мне кажется, будто марша и не было, и сопровождающие гроб двигались неохотно, поминутно оборачивались, словно ожидали, что откуда-то сзади с минуты на минуту раздадутся рыдающие оркестровые звуки…. И не дожавшись, отступали, расходились… (Вен. Ерофеев).
Риторические приёмы виртуального отклонения от онтологической нормы при выполнении функции создания фантазмов могут быть представлены значительными по объёму отрезками текста и содержать подтекст, адекватная интерпретация которого требует обращения к контексту целого произведения, напр.: – Партия старых денег с Гознака? – переспросил я недоверчиво. – Подумай сам. Люди постоянно теребят деньги в руках, пересчитывают, прячут, надписывают, хранят. Это для них самый важный материальный объект. В результате банкноты пропитываются их жизненной силой. Чем дольше бумажка находится в обращении, тем сильнее она заряжается. А когда она становится совсем ветхой и буквально сочится человеческой энергией, её изымают из обращения. И вампиры готовят из неё свой дринк.
Я задумался. Звучало это, конечно, странно и не особо аппетитно – но правдоподобнее, чем моя версия про счета на Каймановых островах (В. Пелевин); Муть, прилетевшая к луне, прибывала. Это было облако несметных тварей, летучих насекомых, гонимых ветром через моря и горы из песков африканской пустыни. Мириады существ с прозрачными крыльцами окутали луну, помещая её в туманное облако. Каждая невесомая тварь действовала как кристаллик стекла, преломляла свет в прозрачных крыльцах и стекловидных чешуйках. Жёлтую луну окружили зеленые и алые кольца, голубые и оранжевые оболочки. Лунный круг превратился в чёрный квадрат, по углам которого полыхали изумрудные и багровые вспышки. Рядом с квадратной луной образовались лазурный полумесяц, треугольное фиолетовое светило, шестиконечный спектральный крест. На заливе в багровом отражении струились чёрные змеи, словно плыли в кровавой реке. Чёрный квадрат набряк кровью. В его рубиновой глубине стали появляться силуэты, как в театре теней. Вместо привычной библейской сцены, в которой Каин убивает Авеля, возник Грозный царь, убивающий сына Ивана. Его сменил царь Пётр Первый, убивающий сына Алексея. Была явлена сцена, где Иосиф Сталин убивает сына Якова.
Люди на пристани с ужасом взирали на зловещее светило, являвшее сцены детоубийства, сулившие беды и пролитие крови (А. Проханов).
Функция создания комического эффекта обычно осуществляется в контекстах ме́ньшего объёма, напр.: комическая реклама: В нашей клинике при вставке двух силиконовых имплантатов груди третий вам вставят совершенно бесплатно (АиФ. 2007. № 20); комический диалог: – Наконец-то я получила замшевое пальто, о котором давно мечтала! – Муж на 8 Марта подарил? – Нет, я побрила свою норковую шубку! (КП. 15.03.2002); анекдот: Мужик вызывает ветеринара к своему питону – и ветеринар слышит, что питон лает! Ветеринар в восторге: – Это же беспрецедентный случай – лающий питон! За такое открытие я, пожалуй, получу Нобелевскую премию!!! Мужик: – Доктор, может быть, сначала извлечёте таксу, которую он проглотил?!! (Телевидение. 06.03.2002). Как показывают приведённые примеры, приёмы ирреального отклонения от онтологической нормы органичны для жанров, в которых существенную роль играют элементы фантастики.
Лит.: Белокурова С.П. Фэнтези // Словарь литературоведческих терминов. СПб., 2007; Копнина Г.А. Отклонение от онтологической нормы как риторический приём на страницах современных российских газет // Язык современной публицистики / сост. Г.Я. Солганик. М., 2005; Копнина Г.А. Мотивированное отклонение от принципа правдоподобия как риторический приём: опыт описания // Разноуровневые характеристики лексических единиц: сб. науч. ст. по мат-лам докладов и сообщ. конф. (Смоленск, 3–4 октября 2006 г.). Смоленск, 2006; Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. М., 2003; Сковородников А.П. О классификации риторических приёмов // Stylistika XIV. Opole, 2005.
А.П. Сковородников
РИТОРИ́ЧЕСКИЙ ВОПРО́С, или ЭРОТЕ́МА, − стилистический приём, представляющий собой вопросительное по форме предложение, но имеющее значение эмоционально усиленного утверждения или отрицания. Некоторые исследователи относят Р.в. к грамматическим тропам, поскольку вопросительное предложение употребляется не в собственном своём (прямом) значении запроса информации: Р.в. не предполагает ответа, его вопросительная структура и специфическая интонация используются для того, чтобы привлечь внимание, сделать более убедительной выражаемую мысль, повысить эмоциональное воздействие на слушателя/читателя.
Р.в. широко используются в художественной и публицистической речи, а также в речи публичных ораторов, напр.: И скучно, и грустно, и некому руку подать / В минуту душевной невзгоды… / Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать? / А годы проходят − все лучшие годы! (М. Лермонтов); Пусть она (Татьяна Ларина. − А.С.) вышла за него с отчаянья, но теперь он её муж, измена её покроет его позором, стыдом и убьёт его. А разве может человек основать своё счастье на несчастье другого? (Ф. Достоевский). Как средство экспрессивного самовыражения и/или воздействия Р.в. употребляются в разговорной речи: − Евпатория − это разве имя? Это − город такой, − пробасила старуха (С. Сергеев-Ценский).
В формировании Р.в. определённую роль играет лексическое наполнение вопросительного предложения: частицы (разве, неужели, ли и др.), вопросительные местоимения и местоименно-наречные слова (как, какой, где, когда, что, зачем и др.), особые зачины (Может ли не… + инфинитив; что пользы… + инфинитив и др.), эмоционально-оценочная лексика и, особенно, интонация. В письменной речи после Р.в. ставится вопросительный знак, восклицательный знак, иногда − сочетание обоих этих знаков. В газетных текстах встречаются случаи постановки в конце Р.в. точки.
От собственно Р.в. следует отличать Делиберативный вопрос (см.) и Медитативный вопрос (см.).
Лит.: Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966; Белоколоцкая С.А. Риторический вопрос в английском языке: КД. Тула, 2005; Бердник Л.Ф. Риторический вопрос как экспрессивное средство // Риторика и синтаксические структуры: тезисы краевой науч.-практ. конф. (Красноярск, 1−3 февраля 1989 г.). Красноярск, 1988; Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. М., 1965; Голубева-Монаткина Н.И. Проблема классификации вопросов и ответов диалогической речи: ДД. М., 1990; Калинина А.А. Риторический вопрос среди различных типов предложений // Русский язык в школе. 1986. № 4; Квятковский А.П. Школьный поэтический словарь. М., 1998; Русский язык. Энциклопедия / гл. ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997. М., 1997; Скородумова Е.А. Коммуникативно-прагматические особенности риторических вопросов-реакций: КД. Челябинск, 2010; Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочёты / под ред. А.П. Сковородникова. М., 2005.
А.П. Сковородников
РИТОРИ́ЧЕСКИЙ ИДЕА́Л, или РЕЧЕВО́Й (КОММУНИКАТИ́ВНЫЙ) ИДЕА́Л, – фундаментальное понятие риторики, определяемое как «система наиболее общих требований к речи и речевому поведению, исторически сложившаяся в той или иной культуре и отражающая систему её ценностей» [Михальская 1996а: 379].
Русский Р.и. основывается на отечественной духовной (православной) традиции. Как отмечает А.К. Михальская, «традиционный русский речевой образец (идеал) можно назвать идеалом гармонизирующего положительно-онтологического диалога. Структура русского Логоса предполагает реализацию этого идеала в совокупности (системе) следующего набора частных этических и эстетических категорий: кротость в противопоставлении самодемонстрации; смирение в противопоставлении гневливости; хвала в противопоставлении хуле; безмолвие (понимаемое как речевая сдержанность, немногословие. – А.С.) в противопоставлении многословию <…>; умиротворение в противопоставлении соревновательности и борьбе; правда в противопоставлении лжи, а особенно клевете; ритмичность, мерность и умеренность (последняя понимается как исполнение долга перед ближним и справедливость в отношении к нему), вообще ровность и сдержанность – проявление порядка и упорядоченности в речи – в противопоставлении всякому беспорядку и хаосу» [Михальская 1996б: 186].
Обобщая положения и выводы А.К. Михальской, Т.Е. Тихонова выделяет «3 группы параметров идеального с позиций русской христианской традиции речевого поведения <…>: 1) Этико-эстетические категории: гармония, кротость, смирение, миролюбие, негневливость, уравновешенность, радость. 2) Риторические принципы: немногословие, правдивость, искренность, спокойствие, благожелательность; отказ от крика, повышенный эмоциональности речи; отказ от клеветы, сплетни, осуждения ближнего. 3) Требования к речевому поведению: 1. беседуй только с достойным; 2. выслушай собеседника; 3. сохраняй кротость в беседе; 4. избегай грехов многословия, пустословия, несдержанности языка, грубости; 5. избегай хулы – за глаза и в глаза, недоброжелательного осуждения, пустой, злобной брани; 6. чаще изрекай доброе слово, но избегай похвалы чрезмерной и льстивой; 7. стремись к подражанию лучшим речевым образцам, запечатлённым в книгах» [Тихонова 2005: 179–180].
Детализируя понятие Р.и., Т.Е. Тихонова, вслед за А.А. Ворожбитовой, выделяет культуру диалога, которая «включает в себя умения участвовать в беседе: а) соблюдая правила речевого поведения; б) уместно используя этикетные формулы; в) выслушивать собеседника; г) при необходимости прервать – извиняться; д) высказывать и доказывать собственное мнение по предложенному проблемному вопросу» <…>; и культуру монолога (ораторское мастерство), которое «включает в себя: умение выступать перед аудиторией: а) с декламацией, б) пересказом, в) рассказом (повествованием, описанием, рассуждением), соблюдая требования: а) вербального поведения (следование нормам литературного языка); б) акустического поведения (владение техникой речи <…>); в) жестово-мимического и пространственного поведения (уместность движений, мимики, положения тела относительно аудитории в процессе публичного говорения); г) степень проявления личностных качеств оратора: чувство уверенности в себе, непринуждённое поведение перед публикой, артистизм; умение установить голосовой и зрительный контакт со слушателями; умение наблюдать за их реакцией, поведением и реагировать по ходу выступления; умение корректировать своё высказывание, изменяя первоначальный замысел; умение отвечать на вопросы; умение кстати пошутить, рассказать забавный случай, юмореску, относящиеся к теме выступления и т.п.» [Тихонова 2005: 181].
В.В. Смолененкова замечает: «… Главное, что отличает идею риторического идеала Михальской от понятия идеальной речи, которым оперирует американская риторическая критика, – это учёт специфики национальной языковой культуры и языковых традиций, а также особенностей социополитического фона» [Смолененкова 2005]. Можно сказать, что Р.и. «культуроспецифичен и исторически изменчив» [Гринько 2004]. Последнее подтверждается тем, что в языковом сознании и коммуникативной практике российского социума последних десятилетий доминирующую роль стали играть такие прагматические понятия, как успешность (эффективность) речевого общения (см., напр., [Виноградов 1996; Сковородников 1997; Стернин 2001; Харченко 2003]). С этим обстоятельством связано наметившееся чисто прагматическое (в смысле – практическое, технологическое) понимание Р.и. Так, И.А. Стернин определяет Р.и. как «совокупность реальных (выделено автором цитаты. – А.С.) характеристик оратора и выступления, позитивно оцениваемых носителями русской коммуникативной культуры, а не некоторые теоретически постулируемые признаки идеального выступления или идеальные требования к оратору». На основании анкетного опроса студентов он приходит к выводу о том, что «идеальный оратор для студентов – это прежде всего опрятно одетый, умный, обаятельный мужчина лет 40, который говорит громко, коротко, эмоционально и с юмором». Идеальное выступление, с его точки зрения, – это, краткое, доступное аудитории, интересное, с жизненными примерами, эмоциональное и правильно построенное. «Представляется, – пишет автор, – что именно эти качества оратора и выступления должны формироваться и тренироваться в процессе практического обучения риторике» [Стернин 2002: 104–105]. Понимаемый таким образом Р.и. выдвигает на первый план технологический аспект эффективного речевого общения, оставляя в стороне проблему культурно-речевой традиции. Представляется, что сбалансированное соединение этих двух сторон речевого общения, в конечном итоге, обеспечит бо́льшую действенность Р.и. в применении не только к индивидууму, но и к социуму в целом.
Для полноты характеристики современного русского Р.и. следует также иметь в виду ориентацию его содержания на полнофункциональную (элитарную) речевую культуру (см. Типы речевой культуры), предполагающую владение полным набором базовых культурно-речевых компетенций (см. Культурно-речевая компетенция).
Лит.: Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996; Виноградов С.И. Нормативный и коммуникативно-прагматический аспекты культуры речи // Культура русской речи и эффективность общения. М., 1996; Ворожбитова А.А. Лингвориторическая парадигма: теоретические и прикладные аспекты: монография. Сочи, 2000; Гринько Е.Н. Риторика и риторическая культура: история и теория: учеб. пособие. Владивосток, 2004; Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова, А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М., 2003; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: учеб. пособие. М., 1996а; Михальская А.К. Русский Сократ: Лекции по сравнительно-исторической риторике. учеб. пособие. М., 1996б; Полякова Е.К. Риторический идеал в русском коммуникативном сознании: психолингвистическое исследование: КД. Воронеж, 2003; Сковородников А.П. О содержании понятия «национальный риторический идеал» применительно к современной российской действительности // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: науч.-метод. бюллетень. Вып. 5. Красноярск–Ачинск, 1997; Сковородников А.П. Об элитарном (полнофункциональном) типе речевой культуры и культуре речи // Мир русского слова. 2008. № 2; Смолененкова В.В. Понятие риторической критики // Современные вопросы общественно-речевой практики. М., 2005; Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001; Стернин И.А. Опыт экспериментального выявления риторического идеала носителя русской коммуникативной культуры // Риторические дисциплины в новых государственных образовательных стандартах. М., 2002; Тихонова Т.Е. Риторический идеал как системообразующий фактор в процессе формирования ком-муникативной культуры младших школьников // Проектирование инновационных процессов в социокультурной и образовательной сферах: мат-лы 8-й Междунар. науч.-метод. конф. (Сочи, 22–24 сентября 2005 г.). В 2 ч. Ч. 2. Сочи, 2005; Тихонова Т.Е. Формирование коммуникативной культуры младших школьников в условиях полиязыкового образования: АКД. Сочи, 2011; Харченко Е.В. Модели речевого поведения в профессиональном общении. Челябинск, 2003; Хлебникова М.С. Риторический идеал как предмет изучения и средство совершенствования общей коммуникативной культуры студентов-филологов в процессе анализа современного драматургического дискурса: АКД. Ярославль, 2009.
А.П. Сковородников
РИТОРИ́ЧЕСКИЙ КАНОН (от др.-греч. κανων – ‘правило’) – идеоречевой технологический цикл создания речевого произведения и центральный раздел Риторики (см.), изучающий «путь от мысли к слову» (процесс создания и произнесения речевого произведения).
Классический Р.к. включает в себя пять этапов (подразделов): 1) Инвенцию (см.), или изобретение содержания речи; 2) Диспозицию (см.) – расположение изобретённого речевого материала; 3) Элокуцию (см.) – стилистическое оформление речи, её словесное выражение; 4) меморио, или Запоминание речи (см.); 5) Произнесение речи (акцио гипокризис) (см.).
Техника запоминания и правила произнесения речи рассматриваются также в другом разделе риторики − в «Оратории», или «Теории ораторского искусства».
Согласно правилам Р.к. изобретение речи, риторическое расположение, выбор средств выражения и произнесение речи должны соответствовать Коммуникативной ситуации (см.) и коммуникативному намерению оратора (см. Интенция).
Лит.: Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М., 1991; Волков А.А. Основы русской риторики. М., 1996; Клюев Е.В. Риторика (Инвенция. Диспозиция. Элокуция): учеб. пособие. М., 1999; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово. М., 1996; Рождественский Ю.В. Теория риторики. М., 1997.
Г.А. Копнина
РИТОРИ́ЧЕСКИЙ ПРИЁМ, или ПРИЁМ РЕЧЕВО́ГО ВОЗДЕ́ЙСТВИЯ, – такой способ построения речевой единицы, который основан на мотивированном целеустановкой говорящего/пишущего и условиями общения (контекстом и/или ситуацией) отклонении от нормы в широком смысле (нормы языковой или речевой) или её нейтрального варианта с целью оказания воздействия на адресата. В основе построения Р.п. лежит общий принцип отклонения, который в свою очередь реализуется при помощи частных принципов (прибавления, убавления, замещения, перестановки). Эти принципы были выделены ещё в античности и получили детализацию в современных риторических исследованиях (см., напр., [Общая риторика 1986; Сковородников 2005а, 2005б; Копнина 2009]).
В рамках отклонений от языковой нормы или её нейтрального варианта традиционно выделяют отклонения от норм фонетических, словообразовательных, лексических, грамматических (морфологических и синтаксических). Напр.: 1) …Кому творчество этих кренделей (имеется в виду эстрадная труппа. – А.С и Г.К.) нДравится? (СГ. 8–14.07.2000)– намеренное отклонение от орфоэпической, а также от орфографической нормы, подчёркнутое графически; 2) В силу такого шараханья в нас парадоксально уживается легковерие с нивочтоневерием (АиФ. 2011. № 18) – отклонение от Словообразовательной нормы (см.), т.е. словообразовательный Окказионализм (см.); 3) – Попробуйте только меня тронуть, – кротко возразил я распорядителю. – Сами покойником будете (А. Аверченко) – Антифразис (см.) как отклонение от лексико-семантической нормы; 4) Даже <…> евтушенки и рождественские не смогли с 1985 года воспеть ни одного «прораба» (День. 1993. № 16) – употребление собственных имён в значении нарицательных, употребление форм мн. числа вместо ед. (см. Грамматический троп); 5) Спасибо Вам, и сердцем и рукой, / За то, что Вы меня – не зная сами! – / Так любите <…> (М. Цветаева) – ненормативное управление как отклонение от грамматической нормы.
Среди отклонений от речевых норм выделяем отклонения от норм структурно-текстовых (илл. 6), формально-логических (илл. 7), предметно-логических (илл. 8), информационно-речевых (илл. 9), функционально-стилистических (илл. 10), ситуативно-ролевых (илл. 11), этико-речевых (илл. 12). Напр.: 6) Шесть парадоксов советской системы: Нет безработицы, но никто не работает. / Никто не работает, но растёт производительность труда. / Растёт производительность труда, но в магазинах пусто. / В магазинах пусто, но в домах кое-что есть. / В домах кое-что есть, но все недовольны. / Все недовольны, но единогласно голосуют «за» (КО. 1991. № 48) – представленные здесь плеонастичность и синтаксическая упорядоченность являются отклонением от обычной (среднестатистической) структуры прозаического текста; 7) Мне, конечно, всё равно, но я хочу знать! (ТЕVЕнеделя. 25.01.2006) – отклонение от закона непротиворечия, поскольку не могут быть одновременно истинными противоположные утверждения «Мне всё равно» и «Я хочу знать»; 8) В Африке до сих пор есть племя, которое не умеет ощипывать кур. Поэтому они набивают их в подушку целиком (ЛГ. 2002. № 16) – описание несуществующего артефакта; 9) После новогодней ёлки в детском саду отец говорит сыну: – Сынок, ты уже большой, должен понимать, что никакого Деда Мороза нет. Это был я. – Да, я знаю. Ведь аист – это тоже ты (КП. 03.10.2003) – отклонение от постулата количества информации; 10) Россия обширная страна, и разрушение крестьянской общины привело к тому, что источником народной морали стала община уголовная. Распонятки заняли место, где жил Бог – или, правильнее сказать, Бог стал одним из «понятиев»… (В. Пелевин) – использование в книжной речи жаргонного слова «распонятки» и просторечной формы «понятиев»; 11) Мужик возвращается домой раньше времени, заходит в квартиру и вдруг слышит из спальни голос своего шефа и жены. Он сразу так тихо-тихо к двери: – Не-е-е, ещё спросит, что я делаю дома в рабочее время (КП в Красноярске. 04.08.2010) – поведение, не свойственное роли мужа в описанной ситуации; 12) При встрече раз сказал Бетховен Баху, / Что дал он непростительного маху / В какой-то, не припомню, из кантат. / На это Бах ему: – Послушай, брат, / Ведь я пишу, как всем известно, фуги, / Не всякие там буги-вуги, / И в этом деле съел собаку я, / А ты не смыслишь в фугах ни фуя <…> (Б. Кузин) – отклонение от этико-речевой нормы, заключающееся в использовании плохо прикрытой табуированной лексемы.
Следует иметь в виду, что существуют Р.п. синкретичного типа, которые представляют собой отклонения одновременно от нескольких норм. Напр.: Я пришел к вам с миром. С уголовным (МК. 18. 03.1999) – так называемая «синтаксическая аппликация»: происходит совмещение отклонения от нейтрального порядка слов (инверсия) и отклонения от синтаксической связности членов предложения (парцелляция), в результате чего образуется Дилогия (см.) и возникает эффект Обманутого ожидания (см.) (мир как «отсутствие враждебных намерений» оборачивается семантикой уголовной среды).
Синкретизм Р.п. нужно отличать от контекстуального взаимодействия Р.п. (см. Стилистическая конвергенция). Такое взаимодействие нескольких Р.п. мы можем наблюдать, напр., в следующем тексте:
Когда Альберт Эйнштейн умер, в очереди у райских ворот он встретил трёх новозеландцев. Чтобы убить как-то время, он спросил, какой у них интеллектуальный коэффициент.
– 190, – ответил первый.
– Прекрасно, сказал Эйнштейн. – Мы сможем поговорить с Вами о вкладе Резерфорда в атомную физику и в общую теорию относительности.
– 150, – ответил второй.
– Хорошо, – сказал Эйнштейн. – Мы обсудим с Вами роль Новой Зеландии в борьбе за нераспространение ядерного оружия.
– 50, – ответил третий.
Эйнштейн задумался, а потом спросил:
– Ладно, тогда поделитесь своим прогнозом относительно дефицита бюджета на следующий год (СГ. 12.04.2001).
В тексте этого анекдота взаимодействуют отклонения от норм: предметно-логической (изображение нереальной, фантастической ситуации), структурно-текстовой (стилистическая фигура нисходящей градации: 190…150…50; Прекрасно…Хорошо…Ладно…), информационно-речевой (намёк на низкие умственные способности третьего новозеландца).
Р.п. является наиболее общим (родовым) понятием по отношению к Тропу(см.) иСтилистической фигуре(см.). Р.п., используемый в художественном тексте, называют художественным приёмом (см. также: Паралогические риторические приёмы; Параэтологические риторические приёмы; Парагерменевтические риторические приёмы; Риторические приёмы виртуального отклонения от онтологической нормы).
Лит.: Болотов В.И. Проблемы теории эмоционального воздействия текста: ДД. Ташкент, 1985; Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985; Кемеров В.Е. Норма // Современный философский словарь / под общ. ред. В.Е. Кемерова. Лондон; <…> Мн., 1998; Копнина Г.А. Риторические приёмы современного русского литературного языка: опыт системного описания. М., 2009; Никитина С.Е., Васильева Н.В. Экспериментальный системный толковый словарь стилистических терминов. Принципы составления и избранные словарные статьи. М., 1996; Общая риторика: пер. с фр. / Дюбуа Ж., Эделин Ф., Клинкенберг Ж. [и др.]. М., 1986; Сковородников А.П. Риторические приёмы в аспекте речевой системности // Стереотипность и творчество в тексте: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 9. Пермь, 2005а; Сковородников А.П. О классификации риторических приёмов // Stylistyka-ХIV. Opole, 2005б; Сковородников А.П., Копнина Г.А. Об определении понятия «риторический приём» // Филологические науки. 2002. № 2; Хазагеров Т.Г., Ширина Л.С. Общая риторика: курс лекций. Словарь риторических приёмов. Ростов н/Д, 1999.
Г.А. Копнина, А.П. Сковородников
РИТОРИ́ЧЕСКОЕ ВОСКЛИЦА́НИЕ − стилистическая фигура, представляющая собой такое предложение, в котором эмоциональность выражена не только восклицательной интонацией (что характерно для обычных восклицательных предложений), но и некоторыми формальными (структурными) показателями эмоциональности: междометиями; риторическим обращением в сочетании с междометием; местоимениями и местоименными наречиями: как, какой (какая, какое, какие), сколько; глагольными конструкциями с частицами да, пусть, придающими высказыванию побудительную модальность; конструкциями с инфинитивом побудительной модальности; лексико-синтаксическими повторами, особыми зачинами и др. Напр.: Боже! Как ты хороша подчас, далёкая, далёкая дорога! (Н. Гоголь); Какую власть имеет человек, / Который даже нежности не просит! (А. Ахматова); До чего же драматична почти поголовная социально-психологическая безграмотность старших во всём, что касается поколения переходного возраста! (СК. 25.06.1987). Такие высказывания представляют собой отклонения от структур нейтрального повествования (наррации).
Главная функция Р.в. состоит в том, чтобы «отметить высшую точку накала чувства, выделить тем самым важнейшие в смысловом отношении фрагменты речи» [Михальская 1996: 239]. Используются Р.в. главным образом в художественной, публицистической и ораторской речи.
Лит.: Горшков А.И. Русская словесность: От слова к словесности: учеб. пособие для учащихся 10-11 классов школ, гимназий и лицеев гуманитарной направленности. М., 1995; Квятковский А.П. Школьный поэтический словарь. М., 1998; Маклакова Т.Б. Роль тропов и фигур в целом тексте: КД. Иркутск, 2010; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: учеб. пособие для учащихся 10–11 классов общеобразовательных учреждений. М., 1996; Нечаева О.А. Экспрессивность восклицательных предложений (в монологическом типе речи) // Риторика и синтаксические структуры: тезисы краевой науч.-практ. конф. (Красноярск, 1−3 февраля 1989 г.). Красноярск, 1988; Розенталь Д.Э., Джанджакова Е.В., Кабанова Н.П. Справочник по правописанию, произношению, литературному редактированию. М., 1998; Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочёты / под ред. А.П. Сковородникова. М., 2005.
А.П. Сковородников
РИТОРИ́ЧЕСКОЕ ОБРАЩЕ́НИЕ,или АПОСТРОФА (от др.-греч. αποστροφή – ‘обращение, отклонение’), – стилистический приём, отличающийся от обычного обращения тем, что используется не столько для называния адресата, сколько для привлечения внимания к этому адресату и/или его оценочной характеристики. Наиболее частотны Р.о. с фиктивными по существу адресатами (воображаемыми или умершими, с персонифицированными существами, предметами и даже абстрактными понятиями). Такие Р.о. обозначаются термином «аверсия». Р.о. чаще всего используются для выражения торжественности, лирического пафоса и поэтому характерны для поэтических текстов. Напр.: Пока свободою горим, / Пока сердца для чести живы, / Мой друг, отчизне посвятим / Души прекрасные порывы! (А. Пушкин); О, память сердца! Ты сильней / Рассудка памяти печальной … (К. Батюшков); Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать у бойкого народа ты могла только родиться <…> (Н. Гоголь).
Р.о. часто совмещается с олицетворением: Послушай, небо: человек поёт, / Поёт, как собирается в полёт <…> (Е. Исаев).
Р.о. используются также в публицистике и ораторской прозе: Где ты есть, деревня Колясино? Откликнись, напиши нам подробнее о несчастной Лере: где и кем похоронена, о чём успела ещё рассказать, говорила ли что о родных и близких, где их теперь искать? (Завтра. 1994. № 47); К юбилею телевидение просто оплевало Есенина. И самое нелепое в этой истории, что Безруковы болеют за него душой, что хотели как лучше. А получилось… Эх! Простите нас, дураков, Сергей Александрович! (ЛГ. 2005. № 51).
Реже Р.о. используется в иронических контекстах: Здравствуй, юмор российский, / Суррогат под английский! Галёрка хлопает, Улица слопает … (С. Чёрный).
Лит.: Вялкина Л.В. Обращение // Русский язык. Энциклопедия / гл. ред. Ю.Н. Караулов. М., 1997; Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986; Михальская А.К. Основы риторики: Мысль и слово: учеб. пособие. М., 1996; Никитина С.Е., Васильева Н.В. Экспериментальный системный толковый словарь стилистических терминов. Принципы составления и избранные словарные статьи. М., 1996; Щербинина И.В. Коммуникативная сущность обращений как средства общения в языкознании: КД. Краснодар, 2007; Энциклопедический словарь-справочник. Выразительные средства русского языка и речевые ошибки и недочёты / под ред. А.П. Сковородникова. М., 2005.
А.П. Сковородников
РО́ДЫ КРАСНОРЕ́ЧИЯ – типы речей, классифицируемых по целям, содержанию и стилю и соответствующие, с одной стороны, жанрам общения, с другой, областям профессиональной коммуникации. Происхождение термина восходит к первому в истории риторики делению на «три рода речей» в «Риторике» Аристотеля: совещательный, судебный, эпидейктический. Цель (как и содержание) совещательного рода – польза, судебного – истина, эпидейктического – прекрасное; что касается времени, то в совещательной речи говорят о будущем, в судебной – о прошлом, в эпидейктической – о настоящем. Нарушение содержательных норм ведёт к риторическим неудачам.
Термин «род» (греч. γένος, лат. genus, фр. genre) в последующей традиции преобразовался в «роды и виды словесности», но ещё в русских рукописных риториках встречается именно термин «роды речи». Так, первая русская «Риторика» 1620 г. говорит о четырёх родах речей: к вышеперечисленным «советовательный, судительный, показательный» добавляется «учебный» род. У М.В. Ломоносова в первой неопубликованной рукописи «Краткого руководства к риторике» встречаются те же традиционные три рода, но уже Н.Ф. Кошанский, учитель российской и латинской словесности в Царскосельском лицее, давал в курсе риторики сведения о классическом торжественном, политическом, судебном красноречии, а современное ему ораторство подразделял на духовное и светское, мирское, в котором разбирал также академические речи.
Современные классификации развивают традиционные деления речей в свете развития информационного общества и большего разнообразия различных видов текстов. Так, Л.К. Граудина выделяет десять типов красноречия: духовное (церковно-богословское), академическое, судебное, дискутивно-полемическое, дипломатическое, парламентское, митинговое, торговое (коммерческое), военное, социально-бытовое. Безусловно, подобные классификации могут быть продолжены по видам профессионального общения: делового, педагогического (оно различается с академическим) и т.д. В сущности, всякий вид интеллектуальной деятельности имеет отношение к эффективной речи, исторически восходящей к красноречию как искусству говорить убедительно и выразительно. Все основные профессии в обществе – «речевые», поэтому и основные виды (роды) красноречия называют либо основные профессии (политическое, судебное, академическое, церковное, военное), либо основные сферы общения (социально-бытовое, публицистическое). В настоящее время термин «Р.к.» отчасти устарел – чаще мы говорим о видах и жанрах речи, но и осознание последних невозможно вне классической традиции, ясно показывающей, как эволюционировало общество в развитии и пополнении видов прозы, которая первоначально рассматривалась как одна из разновидностей словесности. Красноречие, первоначально рассматривавшееся как ораторство, затем в русской традиции могло распространяться на все виды прозы (история, научные сочинения, романы и повести, разговоры, письма).
В настоящее время называние того или иного рода (вида, типа) красноречия не имеет строгого научного определения, тем не менее, учёные и профессионалы-практики в различных областях речевого творчества постоянно используют этот термин, понимая под «красноречием» эффективную и убедительную, совершенную речь, а под его «родами» – тип профессионального общения, в котором действует ритор-коммуникатор.
Лит.: Аннушкин В.И. История русской риторики. Хрестоматия. М., 2002; Аннушкин В.И. Русская риторика: исторический аспект. М., 2003; Аннушкин В.И. Красноречие // Русская речь. 2005. № 4; Античные риторики / под ред. А.А. Тахо-Годи.М., 1978; Граудина Л.К. Русская риторика. М., 2001; Граудина Л.К., Миськевич Г.И. Теория и практика русского красноречия. М., 1989; Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. VII. М., 1952; Русское красноречие. Хрестоматия и система заданий для учащихся старших классов общеобразовательных школ / Авторы-сост.: Купина Н.А., Матвеева Т.В. Екатеринбург, 1997; Цицерон Марк Фабий. Три трактата об ораторском искусстве. М., 1972.
В.И. Аннушкин
РОНДО́.См. КОЛЬЦО
РУ́ССКИЕ ЛИ́ЧНЫЕ ИМЕНА́ – имена, в разное время входившие в русский обиход. Р.л.и. формировали русский ономастикон (от др.-греч. ονομα – ‘имя, название’), или именник, – совокупность собственных имён. Наука о личных именах – антропонимика, которая является частью ономастики – раздела языкознания, изучающего имена собственные: названия людей, животных, мифических существ, стран, рек, гор и проч. Знать особенности Р.л.и. важно, т.к. имена связаны с системой форм и формул принятых обращений, т.е. необходимо ясно представлять способы употребления Р.л.и. в процессе общения людей. Антропонимическая модель русских (восточнославянских) имён представляет собой трёхчастную структуру: личное имя, отчество (отцовское имя), фамилия (наследственное, или фамильное, имя).
Система Р.л.и. формировалась в конкретных социально-экономических и культурных условиях. Древнерусский период развития Р.л.и. характеризовался тем, что именование человека осуществлялось только по имени. Причём существовала тенденция именования в зависимости от социального статуса человека. Имена, присущие социально значимому классу людей, так называемые княжеские имена, родом из скандинавских, финно-угорских, тюркских языков: Олег, Игорь. Также при образовании социально значимых Р.л.и. было характерно сложение двух основ: Святослав, Ярослав, Владимир, Остромир. Входящие в их состав слова были старославянского или древнерусского происхождения. Вторая группа имён, характерная для остального социального большинства, состояла из «повтора» нарицательного слова: Волк, Ждан, Добрыня. Дошедшие женские имена отражают ту же тенденцию: княжеское имя Ольга, некняжеское Красава. Однако основным способом создания системы женских имён было именование женщины по имени отца (Ярославна) или мужа (Завижая, Полюжая – жены Завида, Полюда).
С принятием христианства система Р.л.и. претерпела изменения. Христианин мог получать только канонизированное имя, т.е. имена святых первых веков христианства. Поэтому новое наполнение именника произошло за счёт древнегреческих имен (Елена, Ирина, Андрей, Василий, Александр), латинских (Татьяна, Сергей, Константин), еврейских (Мария, Анна, Иван). Важно отметить, что происходила языковая адаптация данных имён древнерусским языком, поэтому в иноязычных именах упрощались несвойственные русским звуковые сочетания: Николай вместо Николаос, Павел вместо Паулос, Аким вместо Иоаким, Устинья вместо Иустиния. Адаптация многих церковных имён к повседневной речи привела к появлению «просторечных», не канонических параллельных форм имён, которые в современном русском именослове представляют собой разные имена: Ксения и Аксинья, Ирина и Арина, Георгий, Юрий и Егор, Иосиф и Осип. С Х в. и примерно до ХVII в. христианская традиция именования боролась с языческой. Это выражалось в том, что ребёнок получал в церкви при крещении имя по святцам и зачастую ему же родители давали «домашнее» имя, следуя языческому обычаю. Имя давали по внешнему признаку новорождённого либо по другим особенностям появления ребёнка на свет (Первак, Второй, Ждан, Неждан, Богдан, Любим и пр.). Особенностью мирского раннего славянского именослова было наличие в нём необычно звучащих для современного слуха «поносных» имён: Кисель, Износок, Нелюб, Неудача, Поп, Чёрт и пр. (см. подробнее [Успенский 2008]). Эти «языческие» имена интересны тем, что они стали базой для образования русских фамилий. Период распространения нецерковных имён закончился в эпоху правления Петра I.
Особенностью русского (восточнославянского) именника является раннее возникновение отчеств. Модель «имя в форме краткого притяжательного прилагательного с суффиксом -ь (-ль)» известна с первых письменных памятников: Володимерь сын (Владимиров сын), сын Ярославль (Ярославов сын). С ХII в. получает распространение и остаётся практически единственно возможной модель с суффиксами - ов (-ев) или - ин: сын Иванов, сын Ильин и пр. Таким образом сложился следующий основной способ образования и русских фамилий: основа, содержащая указание на имя (каноническое или нецерковное, либо прозвище), с присоединением суффиксов. В качестве источника могли выступать как имя отца (патронимические фамилии – Жданов, Прокопьев, Дмитриев), так и имя матери (метронимические фамилии – Аннушкин, Катюшин, Семинихин). Важно, что образование фамилий происходило гораздо чаще не от полного имени, а от различных его производных форм, так называемых уменьшительных. Так, Б.-О. Унбегаун приводит 32 (!) формы имени Михаил, каждая из которых способна производить фамилию [Унбегаун 1995: 57].
Современное использование имени в русском речевом этикете в достаточной мере изучено и подробно рассмотрено, напр., в [Формановская 1989]. Коротко можно сказать, что в русском обиходе реализуются все исторически накопленные возможности именования: только по личному имени (от полного до различных его «домашних», или «семейных» вариантов); по имени и отчеству (что является восточнославянской особенностью); с использованием всех трёх компонентов. Выбор зависит от степени близости (социальной, родственной и пр.) между людьми. Интересной особенностью последних лет стала дискуссия об «европеизации» русского этикета, что выражается в намеренном отказе от отчеств. И хотя использование имени без отчества имело место и в русской традиции, напр., именование русских царей, однако современное именование различных «публичных» людей – политиков, спортсменов, писателей, актеров, теле- и радиоведущих – по форме «имя + фамилия» является чуждой для русского этикета.
Р.л.и., являясь частью лексикона, не избежали влияния моды на те или иные имена, причём можно утверждать, что именно антропонимика наиболее чутко реагирует на различные модные тенденции в речи. Напр., в 20-гг. ХХ в. русская антропонимия испытала мощное «вливание» новых имён. Одни продержались недолго (Авангард, Гений, Гранит, Коммунар, Октябрь, Артиллерия, Пятилетка, Идея, Эра, Заря, Поэма, Владлен, Вилор, Ким, Рем, Ревмира). Другие остались, напр., народные формы канонических имен (Алёна, Лена от Елена, Катерина от Екатерина) и «иноязычные» имена, т.е. имена, взятые из именника других народов (Альберт, Тимур, Спартак, Эдуард, Алла, Жанна, Клара, Инесса, Снежана и пр.) или имена, взятые из литературных произведений (Ассоль, Аэлита, Нора, Лолита).
Р.л.и. отличаются разнообразием, что объясняется свободой граждан в выборе имён. Право выбирать личное (индивидуальное) имя новорождённому ребенку принадлежит родителям и это закреплено законодательно. Благодаря этому современный русский именослов продолжает (хотя не с той же силой, что в 20-е гг. в.) пополняться новыми именами и в него прочно вошли, напр., имена Алиса, Алина. Однако, как компетентно отмечают составители монографии «Системы личных имён у народов мира», постепенно сложился именник Р.л.и. из 40–50 мужских и 50–55 женских имен. Этого количества достаточно, чтобы удовлетворить потребность в выборе имени, хотя частотность выбора имени в разные периоды была разной. Лингвисты отмечают высокую концентрацию имён: иногда почти 80% новорождённых охвачены 10-ю самыми частотными именами. В разные периоды эта «десятка самых популярных» имён разная. Выбор имени связан с социальной жизнью общества. Родители очень часто осуществляют свой выбор, исходя из немногих причин (назовем главнейшие из них в порядке уменьшения частотности): в честь родственников, знакомых или известных людей; из-за «красоты» имени (критерий красоты – очень субъективный, сюда могут входить как самые популярные имена, так и наоборот – самые редкие); по святкам и, наконец, по иным соображениям.
Особенностью именования последних лет стоит назвать поиск родителями редких (вплоть до редчайших) имён. Зачастую такими оказываются старинные русские имена – Фока, Фома, Савва, Макар, Арсений, Таисия. Вторая тенденция последних лет – стремление к заимствованию из чужой культуры двойных имен. Причём иногда родители наряду с существующими в католической традиции именами (Марк-Андре, Жан-Морис, Анна-Мария, Мария-Луиза) дают детям «русифицированные» имена: Иван-Елисей, Василина-Маргарита, Евдокия-Стефания, Агата-Валентина. Такие именования чужды системе Р.л.и.
Лит.: Андреева К.А. Русское личное имя в коммуникативно-прагматическом аспекте: КД. М., 2011; Никонов В.А. Имя и общество. М., 1974; Системы личных имён у народов мира. М., 1989; Суперанская А.В. Словарь русских личных имён. М., 2006; Унбегаун Б.О. Русские фамилии. М., 1995; Успенский Л.В. Ты и твоё имя. М., 2008; Формановская Н.И. Речевой этикет и культура общения. М., 1989.
А.Н. Сперанская
РУ́ССКИЙ ПОСТМОДЕРНИ́ЗМ. Р.п.получает массовое признание не ранее 1990-х гг., когда его западные образцы прививаются на русскую почву, становятся составной частью культурной ситуации, связанной с освоением наследия трёх волн эмиграции, искусства андеграунда, «другой» живописи, переоценкой творчества соцреализма. Атмосфера «стихийного постмодернизма» – открытой, поливалентной, эклектичной культуры – соединяется с духом академизма, присущим западным образцам, зачастую иронически оценивающимся в отечественной культуре. Интерес к постмодернистскому творчеству как «иному», «другому» соседствует в современной русской культуре с разочарованием, чувством потерянности, рождающими тоску по идеалу, гармонии, связывающимися с искусством постпостмодернизма.
Элементы постмодернистской поэтики актуализируются в отечественной литературе 1960-1970-х гг.: «новая проза» В. Катаева, роман «Ожог» В. Аксёнова. Происходит критика эстетики «шестидесятников» с её романтизмом и утопизмом. Литературное «подполье» становится способом существования. Своеобразным предчувствием постмодернизма считают и прозу «сорокалетних»: «никакой» герой (тексты В. Маканина), «равнодушие» автора к персонажу, игровое начало, стилевая изысканность.
В критической литературе существуют несколько версий периодизации Р.п., в самом общем виде развитие этой культуры можно разделить на несколько этапов: первый – конец 1950-х – середина 1960-х гг., когда происходит формирование опорных тем, образов, принципов эстетики, складывается переходное искусство соц-арта. Второй этап – конец 1960-х – середина 1980-х гг. как время становления и утверждения эстетики Р.п., оформления ведущих направлений в постмодернистской словесности. Третий этап – 1980-е – 1990-е гг. – характеризуется распространением постмодернистских тенденций во всех областях отечественной культуры и, в целом, в жизни общества: в быту, моде, рекламе.
В критической литературе открытие новой эстетики, литературы получает самые разные названия: «другая проза» (С. Чупринин), «калейдоскоп» (И. Дедков), «андеграунд» (В. Потапов), «проза новой волны» (Н. Иванова), «младшие семидесятники», «артистическая проза» (М. Липовецкий), «литература эпохи гласности» (П. Вайль, А. Генис), «актуальная литература» (М. Берг), «типичный сюр» (Д. Урнов), «бесприютная литература» (Е. Шкловский), «плохая проза» (Д. Урнов), «рипарография» (Г. Гусейнов), к концу 1980-х гг. термин «Р.п.» утверждается как в европейской исследовательской традиции, так и в отечественной. Работы, посвящённые специфике Р.п., зачастую строятся с использованием терминологии, концептологии, разработанной западными аналитиками и художественными критиками. Иной подход к изучению постмодернизма в России предлагает М. Эпштейн («Постмодерн в русской литературе»), претендуя на формирование теории из самой практики, продуцирование оригинальной терминологии. Основная идея книги – утверждение непосредственной связи между культурой советского времени, соцреализмом и постмодернизмом, равными для них гипертекстуальности, антимодерности, эклектизме, критике метафизики, цитатности, своеобразном утопизме.
К особенностям русской посткультуры относят литературоцентризм и политизированность. На отечественной почве новый стиль утверждается не «после модернизма», но «после соцреализма», что определяет его художественные особенности. Отечественный постмодернизм стремится оторваться от идеологизированной почвы идеологизированными, но сугубо антитоталитарными методами (творчество Э. Лимонова, В. Курицына, В. Сорокина, И. Кабакова, В. Пелевина и др.). Неким переходом от соцреалистической культуры к постмодернистской является соц-арт. Движение от соцреализма к соц-арту осуществляется с середины 1950-х до середины 1970-х гг., от творчества «Лианозовской группы» – неформального союза поэтов и художников, существовавшего в конце 1950-х – начале 1960-х гг. (И. Холин, Г. Сапгир, Вс. Некрасов) – до программных соц-артовских работ В. Комара, А. Меламида, И. Кабакова, Э. Булатова, Д. Пригова. Термин «соц-арт» введён Комаром и Меламидом в 1972 г. и мыслится, в интерпретации М. Эпштейна, как советская параллель американскому поп-арту: на Западе в массовом сознании утвердились рыночные атрибуты вещей, в советской России – идеологические атрибуты общих понятий. Искусство и в том и другом случае «опрощается», лишается аристократизма: пластиковые бутылки, консервные банки, сушилки для бутылок – материал поп-арта, уличные призывы и лозунги – соц-арта. Противовесом соц-арта считают творчество авторов, сосредоточившихся на чистой игре, стилизации, превративших пародию в чистый абсурд, прославляющих «пиршество текста». Наиболее яркие представители этого направления: С. Соколов, Вен. Ерофеев.
К принципиальным отличиям Р.п. относят мистицизм, эзотеризм (позднее творчество В. Сорокина, А. Монастырского), интерес к национальным мифам, традициям, склонность к предельным категориям («Жизнь с идиотом», «Страшный суд» Вик. Ерофеева, «Норма» В. Сорокина, «Змеесос» Е. Радова, «Непорочное зачатие» М. Волохова). Писатели вскрывают состояние национального бессознательного, его парадоксальное воздействие на жизнь общества. Р.п. испытывает особый интерес к примитивистской составляющей творческого наследия авангарда, но движется в сторону окостенения и консервации форм повседневной жизни. Отечественную версию посткультуры отличают исторический пессимизм, связанный с жёстким разочарованием в перспективах «светлого будущего». И.С. Скоропанова отмечает – если в период становления Р.п. акцент ставится на проблемах массового сознания, то с его развитием авторское внимание смещается на тему воздействия коллективного бессознательногона жизнь общества (роман «Оно» А. Слаповского). М. Липовецкий специфику Р.п. видит и в отсутствии деконструкции либеральных ценностей, что характерно для западной версии. Н.Б. Маньковская отмечает создание в русской посткультуре специфической культурной атмосферы, компенсирующей ряд традиционных национальных «комплексов»: вторичности, отставания, пропущенных эпох (ностальгия по «русскому Возрождению»). Связанность Р.п. с русской духовной традицией, эзотерикой авангарда позволяет утверждать, что постмодерн в России больше, чем постмодерн, он отсылает не только к эстетике и поэтике, но и к философии, социологии, науке, политике (парламент-арт – приключения политиков), к эмблематике телеимиджей, самой атмосфере спонтанного постмодернизма в жизни нации с её непредсказуемостью, перевёртышами, разрывами, эклектизмом.
Для отечественной традиции период постмодернизма – время освоения достижений мировой культуры и, одновременно, опасен
