Больше всех ружье понравилось рыжему Славке. Он и в дуло заглянет, и резинку — туга ли? — попробует, и ложе погладит, и просто полюбуется, отставив руку, а уж стрелял так много и так упорно не хотел отдавать ружье другим, кому еще ни разу не досталось пострелять, что те возмутились и отняли силой.
А Славка подсел к хозяевам и стал просить:
— Давай меняться, а?
Хозяева даже и не ответили, только слегка головой покачали: нет.
— Я за него дам мотоциклетные очки с черными стеклами!
Горька с Вовкой переглянулись и прыснули: вот так сказал — очки за ружье!
— Ну, противогаз без коробки!
— Нет, нет.
— Ну, очки и противогаз?
— Ищи дурака!
По правде-то, мотоциклетные очки и противогаз без коробки очень нужны были Горьке и Вовке. Но все-таки отдавать такое замечательное ружье за какие-то там очки, которые можно и разбить и потерять, было, по меньшей мере, неразумно.
— Ладно! — Славка решился на последнюю жертву, махнув рукой.
— И всю бодягу!
Очки, противогаз без коробки и вся бодяга!
Над этим стоило подумать.
Вовка представил себе, как они высушат ком бодяги и принесут его в биологический кабинет и Андрей Кондратьич удивится и примется разглядывать диковину и через очки и поверх очков, потом скажет: «Молодцы!» и много-много лет будет показывать ее ученикам!
Вовка вздохнул и поглядел на Горьку.
Но Горька был непреклонен:
— Нет!
Вовка подумал, что можно, пожалуй, и самим выловить, если хорошо поискать, даже и не такой ком, а побольше, и тоже сказал:
— Нет. И ни-ни-ни за какие там очки… Мальчишки не заметили, как скрылось за облаками солнце.
Вдруг кто-то крикнул:
— Дождик!
Горизонт с одной стороны был закрыт сплошной дождевой завесой от неба до земли, она приближалась, захватывая далекую полосу леса, город, и шум ее все нарастал.
— Скорее! Белье прятать!
Похватав разбросанную одежду и свертывая ее на ходу в тугие свертки, мальчишки помчались на песок. Сложили все в кучу и быстро насыпали сверху огромный песчаный холм. Лей теперь дождь, как хочет, вода скатится по склонам холма, а внутрь не пройдет.
Сами попрыгали в воду.
Тут и дождь хлынул, да такой, что все кругом скрылось с глаз, а из-за шума дождевых струй ничего не было слышно. Вода в реке словно кипела, по ней плыли пузыри. Дождь был теплый, и вода в реке — теплая.
Мальчишки плавали и кувыркались в реке.
Ударил раскатистый гром.
Горька и Вовка, а за ними все мальчишки выскочили из воды и принялись, обдаваемые дождевым душем, бегать, плясать и подпрыгивать, разбрызгивая грязь.
Кончился дождь так же внезапно, как начался. Над рекой опять засияло солнце, и голубое небо стало чище, словно и его помыл дождик. И деревья, и трава, обмытые, свежие, еще больше зазеленели, а ветер стряхивал с деревьев новый дождь сверкающих на солнце капель. Везде стояли теплые лужи.
Разрыли холм. Внутри песок был сухой, одежда промокла только кое-где — пустяки самые.
Мальчишки оделись и разбежались по домам.
Горька и Вовка возвращались в прекрасном настроении.
В ольховнике все листья были усеяны каплями. Тронешь ветку, и на тебя — холодный душ.
Горька и Вовка нарочно нагибали ветки и, хохоча, трясли их друг на друга.
Вдруг Горька дернул Вовку за рукав:
— Ой! Посмотри!
Возле руин автомобиля стоял Дим! Вид у него был жалкий: он, наверное, прятался от дождя под автомобилем, и поэтому майка и штанишки запачкались и местами вымокли.
Палку он не бросил и держал ее не как обыкновенную палку — за конец, а как держат ружье — за середину. Он прижимался спиной к ржавой раме и, не отрываясь, смотрел в чащу кустов, где шевелилось и мелькало что-то красное.
Как ни растерялись друзья, Горька понял, что делать: твердым шагом подошел к Диму и, когда тот обернулся, спросил, сурово сдвинув брови:
— Часовой Дим, все в порядке?
— Все… в порядке… — запинаясь, проговорил Дим, поднося ладонь к виску. Потом уронил палку, согнулся и тихо заплакал.
— Ну, чего ты? — бросились к нему смущенные Горька и Вовка. — Разве часовые плачут? Часовые никогда не плачут! Часовые…
— Я… Я испугался… — всхлипнув, Дим указал на кусты. — Там… там хандрилла…
Вовка глянул на Горьку, и оба покраснели: им стало так стыдно, как еще никогда не было, и, чтобы заглушить этот стыд, они громко заговорили, утешая Дима:
— Да нет, Дим, что ты! Это не хандрилла! Хандрилла у нас не водится! Он… Он в жарких странах — далеко-далеко водится! И даже вовсе это и не зверь никакой, а растение… А зверя такого не бывает… А там теленок тети Вари Борька пасется, за ногу привязанный… Ведь ты знаешь Борьку?
— Борька?..
— Борька! Пойдем скорей посмотрим!
Подхватив Дима за руки, ребята повели его туда, где и на самом деле пасся привязанный за длинную веревку Борька. Диму дали потрогать его за розовый нос, погладить мокрую шерсть, и Дим перестал плакать. Только две большие слезинки висели у него на ресницах. Горька положил ему на плечи обе руки и сказал:
— Ты молодец, Дим! Ты настоящий часовой, Дим! Тебя поставили на посту, и ты никуда не ушел и ничего не боялся. За это мы тебя награждаем!
