Валя встала так быстро, как выскакивает из своей коробочки бука — такой игрушечный чертик на пружинке

— Где они?

— Там… за сараем… Надо этот гриб у них отнять.

Валя уже не слушала — была за дверью. Дим тихонько пошел следом. Что он наделал? Ведь теперь он — ябеда!

А ябед больше всего ненавидели мальчишки. Как они расправились с рыжим Славкой, который рассказал, кто выкрасил белого кота Прокофьевны чернилами «в тигра»! Она никак не могла его отмыть, кот орал, а Прокофьевна плакала. Ее всем мальчишкам стало потом так жалко, что Горька с Вовкой опять поймали этого кота и тоже мыли и даже носили в «химчистку», но все равно — Славке на улицу теперь не показывайся, и Дим сам кидал в него камнями и кричал в калитку: «Ябеда! Ябеда!» А теперь он сам — ябеда! А если бы Горька с Вовкой отравились?..

Когда он пришел за сарай, Валя уже опрокинула на землю банку, раздавила ногой гриб, затоптала огонь и сейчас отчитывала неудачливых поваров:

— Балбесы! Вот постойте-ка, тетя Оля придет, я ей скажу. Маленьким простительно, а не вам!

«Повара» стояли и мрачно смотрели в землю. Дим стал в сторонке, он теперь — ябеда, ему с ними не место.

— Влип? — сурово сказал ему Горька, когда Валя, наругавшись, ушла; присев на корточки, он шевелил щепочкой остатки погибшего гриба. — Доверим тебе в другой раз какое-нибудь серьезное поручение — жди! — И отвернулся к Вовке: — А я спорю, что не ядовитый, — чемпион! Вот сейчас принесу книгу про грибы и докажу. Тоже мне — студентка! Не знает, какой бывает гриб чемпион!

Горька жил рядом. Он сбегал домой и принес книгу.

— Во! Смотрите сюда! Он или нет?

Книжка была полна разноцветных картинок — все грибы. И один гриб был на толстой ножке, сам толстый, с большой шляпкой, сверху белый, а с изнанки розовый, как жабры у рыбы. Тот самый.

— Шам-пинь-он! — прочитал Вовка.

Горька немножко замялся и сказал:

— Ну да, шампиньон. Это все равно, что чемпион. Это он так называется на каком-то иностранном языке… Забыл, но это ничего… Он?

— Он…

— Вот мы сейчас о нем почитаем. Где здесь… А, вот… «Один из самых вкусных и питательных… Его высокие качества очень ценятся»… и так далее… Ну? Эх!

Все замолчали.

Дим надувался, шмыгая носом, и вдруг всхлипнул, слезы прорвались и потекли у него по щекам часто-часто: кап-кап-кап-кап…

— Ты чего? — удивился Вовка. — Гриб жалко? Ничего, не плачь… Мы другой найдем…

— А это… — всхлипнул Дим. — А это я Вале сказал.

Вовка покраснел и заорал:

— А! Вот он ты кто! Вот он — шпион паршивый! Вот я тебе сейчас…

Он ухватил Дима за плечо, тряхнул. Горька его остановил:

— Стой…

И обратился к Диму, а в глазах у него были жалость и презрение:

— Слушай, зачем ты это сделал?..

— Чтоб вы не отравились… Вода была черная…

Теперь уже Горька посмотрел на Дима так, будто видел его в первый раз, потом тронул Вовку за локоть:

— Слушай… Да постой ты его теребить… Слушай! Да… А может, и правильно он сделал, а?

Вовка вытаращил на него глаза и вдруг понял. Пальцы его разжались, и рука теперь просто лежала на Димовом плече.

— Постой… А и правда… А? Вот история, а?..

Он закричал чересчур уж громко:

— Ну, ты! А ну не плакать! Наябедничал на товарищей-то! Ищи вот нам теперь такой гриб!

И они, Вовка и Горька, стали смеяться над Димом, как будто он — ябеда, а сами улыбались, и Дим понял, что поступил он правильно.

ДИМ-ЧАСОВОЙ

Маленький Дим, хоть и не плакал, но так жалко моргал ресницами и кривил губы, а глаза, блестящие, как вишни, так отчаянно смотрели то на Вовку, то на Горьку, что было видно: вот-вот и он разревется.

— Кар-рамба! — ругнулся по-пиратски длинноногий озорной Горька. У него просто руки чесались дать плаксе хороший подзатыльник.

Такой уж бестолковый уродился Вовкин братишка Дим. Толстый и бестолковый. Куда Горька с Вовкой ни пойдут, и он сзади плетется, а с собой лучше не бери — обязательно потеряется. Всегда с ним разные несчастья случаются: то его куры клюют, то его оса кусает, то пуговицу проглотит, то на крышу залезет, а слезть не может; а уж падает на каждом шагу. Удивительно даже, как это на ровном месте — и падать!

Сегодня с утра все клянчил, чтоб ему ружье дали. А ружье это Горька с Вовкой несколько дней делали: из доски вырезали ложе (такая твердая дубовая доска попалась, что, когда ее по очереди кромсали ножом, огромные мозоли на ладонях натерли), к ложу прикрутили проволокой железную трубку — ствол; длинный, во весь ствол, выстругали боек, приладили красную тугую резинку, и получилось ружье. Вложишь в ствол горошину или там маленький камешек, оттянешь боек на резинке, прицелишься и — хлоп: заряд летит, куда хочешь, даже через весь двор, и бьет очень даже сильно — это Горька испытал на собственной спине, когда подставил ее для пробы!

А Диму дай ружье — сломает. Положим, не сломает, да только зачем ему? Маленький! А тоже просит — дай, дай!