Из всех страстей человеческих, после самолюбия, самая свирепая —
властолюбие. В. Белинский.
Политическая психология, начиная с работ французского социолога и социального психолога Постава Лебона, занимается поиском движущих сил политического действия и находит их преимущественно в иррациональных, т. е. бессознательных структурах психики человека. Среди отечественных психологов этой проблемой особо интересовался В. М. Бехтерев [27], предложивший объяснение воздействия толпы на личность через механизмы внушения, образования не только индивидуальных, но и коллективных рефлексов.
Жизнь дает немало примеров того, как иррациональные психические механизмы воздействуют на ход политического процесса. Одним из наиболее ярких и доступных для наблюдения примеров является необъяснимое, на первый взгляд, поведение депутатов парламентов (в том числе и российского) на заседаниях. Многие их решения были продиктованы не столько рациональным расчетом, личными или групповыми интересами, сколько взаимным эмоциональным заражением в ходе дискуссий.
[64]
Вместе с тем психологов привлекла возможность проникнуть и в глубь личностных механизмов формирования политического сознания и поведения через систему потребностей. Они исходили из того, что важнейшим мотивом политического участия является не простая выгода или политическая целесообразность, а глубинные потребности личности, образующие основу ее убеждений. В свою очередь, эти базовые потребности служат фундаментом собственно политических установок.
Поэтому представители гуманистической и когнитивист-ской психологии исследовали потребности, эмоции, мотивы, механизмы мышления, которые дают индивиду программу рациональных действий. В противовес этому психоанализ основной акцент делает на бессознательных структурах психики. В настоящее время это направление является одним из наиболее распространенных, в частности, среди американских исследователей.
Основой представлений о политическом поведении в этом направлении является фрейдовское учение о бессознательном. Личность, в целом, и особенно ее стремление к власти трактуются психоанализом как иррациональные, инстинктивные феномены. В политическую психологию эта школа внесла важную идею о том, что человек является не полностью сознательным существом и в своем поведении в немалой степени руководствуется инстинктивными импульсами.
Последователи 3. Фрейда и Г. Лассвела руководствуются также тем, что подлинные мотивы поступков обычно скрыты благопристойной «упаковкой». Скажем, «борьба за справедливость» или «стремление помочь бедным» на поверку могут быть продиктованы иными, чисто личными мотивами политика, например стремлением приобрести голоса избирателей.
От инстинктов — к разумному поведению
Психологи различают три формы проявления человеческой активности: инстинктивную, действия в соответствии с навыками и разумную. Эта психологическая классификация форм Деятельности полезна и в описании психологических предпосылок к манипулированию сознанием.
[65]
Инстинкты
Инстинкты представляют собой врожденные модели поведения, биологически детерминированные и задающие направление поведению. Хотя между психологами нет единства в вопросе о том, каковы границы действия инстинктов у человека, но общепризнано сегодня положение, согласно которому значительное число форм поведения имеет инстинктивный характер. Одни психологи насчитывают таких инстинктов десятки, другие доводят их число до нескольких тысяч. Набор инстинктов включает как все автоматизмы в поведении человека (от дыхания до ходьбы), так и более сложные врожденные потребности (самосохранение, продолжение рода, любознательность и множество других).
В политике присутствуют проявления всех человеческих инстинктов: от агрессивности до лояльности, от жадности до бескорыстия и от солидарности до самоизоляции с целью самосохранения. Инстинктивная составляющая поведения в политике объясняет прежде всего направленность энергии поступков, которые далеко не всегда осознаются самим человеком.
Так, инстинкт самосохранения толкает некоторых индивидов на борьбу за власть, а также объясняет некоторые (нерациональные, казалось бы, с точки зрения здравого смысла поступки). Историки и политологи до сих пор спорят о причинах жестокости к своим соратникам таких личностей, как Сталин. Между тем политические психологи приходят к выводу, что именно его потребность оградить свою травмированную самооценку от любых сравнений с эталоном (Лениным), выбранным им с юности, побуждала Сталина избавляться от конкурентов и возможных критиков, «слишком много знающих».
Жестокость, насилие, агрессия— это тоже инстинктивные формы поведения. Одни авторы полагают, что эти формы — врожденные, другие видят в них результат научения, третьи исходят из представления об агрессии как реакции на фрустрацию. Однако, помимо агрессии, фрустрация вызывает и другие, также инстинктивные реакции: апатию, регрессию, подчинение и избегание. В политике все эти поведенческие проявления трактуются как реакция на события или обстоятельства, в которых действуют участники событий.
[66]
Солидарность — также одна из инстинктивных форм поведения индивидов, которые способны не только соперничать друг с другом, но и сотрудничать. В основе проявлений солидарности в политике лежит идентификация людей с определенной партией, группой, нацией, позволяющая объединить усилия членов этих групп по достижению собственных целей и интересов.
Одним из классических проявлений солидарности являются различные акции протеста, предпринятые в поддержку своих товарищей. Известны неединичные случаи, когда работники отрасли объявляют готовность к забастовке, чтобы поддержать коллектив предприятия, которое находится в конфликте с администрацией.
Одно из первых проявлений солидарности среди российских политических партий было вызвано отказом Центризбиркома в регистрации движения «Яблоко» в октябре 1995 года. Партии пригрозили отказом участвовать в выборах, если «Яблоко» не будет зарегистрировано. Красивые слова о солидарности в обоих названных случаях просто маскируют страх тех, кого не тронули, что следующей жертвой будут они.
Не описывая многочисленные формы проявления инстинктов в политике, заметим, что в целом инстинкты охватывают все бессознательные, иррациональные, чувственные формы политического поведения и отдельного индивида, и организованных групп, и массовые стихийные выступления.
Навыки и умения
Следующей формой проявления активности являются навыки. В отличие от врожденных инстинктов большая часть человеческого поведения является результатом жизненного научения. Определенных навыков требует поведение государственного деятеля и обычного избирателя, партийного функционера и сторонника какого-либо движения. Говоря о политических навыках, мы имеем в виду и определенные умения, которые требуются для компетентного выполнения ролей и Функций любым участником политического процесса, привычки, образующиеся у граждан в определенной политической культуре, и стереотипы, упрощающие принятие решений. Стереотипы вырабатываются в результате повторения определенных политических действий в однотипных ситуациях.
[77]
Политические умения означают, что гражданин знает, как добиться желаемого результата. Однако в политической жизни стран СНГ широко распространена точка зрения, что рядовые граждане, воспитанные советской властью, не имеют навыков в демократическом процессе. Отсюда и неэффективность демократических реформ.
Безусловно, прежние привычки, позволявшие существовать в советской политической системе, не помогают действовать в новых условиях. Поэтому теперь мы сталкиваемся с иным поведением электората.,
Так, раньше у населения был выработан стойкий политический навык участия в выборах. В советские времена число голосующих достигало 99 % избирателей, хотя результаты выборов были заранее известны. С началом демократизации наблюдается последовательное снижение числа участвующих в голосовании. Так, если в 1989 году в выборах в Верховный Совет СССР приняло участие 90 % граждан, в республиканские и местные органы власти России 1990года — около 80 %, то в парламентских выборах 1993 года в РФ участвовало уже только 53 % избирателей. Выборы в регионах нередко признавались несостоявшимися, поскольку к урнам пришло меньше 25 % избирателей. Поэтому в России и возник вопрос об отмене минимально допустимого порога явки избирателей.
В электоральном поведении граждан появляется определенная компетентность в отношении самого голосования.
Исследования предвыборных ожиданий показали, что граждане стали меньше ориентироваться на личные симпатии и больше на то, какие политические позиции отстаивают кандидаты и партии. Появились и такие новые политические навыки, приобретенные в забастовках, голодовках, несанкционированных захватах предприятий и зданий, в пикетах и т. д., о которых мы ранее знали лишь из средств массовой информации, рассказывающих о жизни «за бугром».
Разумные действия
Критериями разумности любых действий могут быть: 1) эффективность (сравнение цели с достигнутым результатом); 2) степень осознанности политических действий; 3) соответствие высшим ценностям, отстаиваемым проводимой политикой.
[79]
Чтобы обеспечить политике целенаправленный характер, объединяющий разных ее участников, применяются различные средства. В первую очередь эту задачу решают всевозможные программы, идеологические схемы, доктрины, концепции конкретных политических акций, кампаний. Особое значение для политического поведения отдельного человека и партий имеют идеологии как концентрированное и систематизированное выражение заявленных целей и ценностей.
Реальное поведение никогда полностью не совпадает с обозначенными целями и ценностями: последние служат для человека лишь своего рода путеводителем. Исследования массового политического поведения показывают, что только незначительное число людей в разных странах и политических системах изначально руководствуется в своем поведении идеологическими соображениями. Американский политический психолог Ф. Конверс полагает, что число таких граждан в разных странах колеблется от 10 % до 25 %. Поведение остальных определяется подсознательными импульсами, а затем уже (де-факто) может объясняться некими идеологическими мотивами.
В СССР идеологические формулы массированно внедрялись в сознание населения. В постсоциалистический период эти схемы активно разрушались новой властью, которая понимала, что старые догматы служат препятствием для реформирования политической системы. К сожалению, никто из реформаторов не построил на месте разрушенного новой схемы. В мемуарах тех, кто осуществлял перестройку (М. Горбачев, Б. Ельцин, Е. Яковлев, Е. Гайдар), не содержится указаний на то, что реформы были начаты по какому-то плану, что под ними была теоретическая схема, не говоря уже об идеологии реформ.
Знакомство с программными документами новых политических партий показывает, что и в них пока не содержится четкого представления о том, что и в какой последовательности Реформаторы собираются делать, какова иерархия их целей и приоритеты ценностей.
Исследования индивидуального политического сознания как политиков, так и рядовых граждан показывают, что в настоящее время в головах большинства и тех и других царит скорее хаос, нежели детальные планы необходимых преобразований.
[69]
2 5. МАНИПУЛЯТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ЯЗЫКА
Слово — величайший владыка.
Горгий.
Мы — рабы слов. К. Маркс.
Магия языка
Дар речи — уникальное достояние человека. Принято считать, что это один из основных факторов, способствовавших выделению людей из других живых существ. Например, выдающийся психиатр Зигмунд Фрейд полагал, что слова являются базовым инструментом человеческого сознания и, будучи таковыми, наделены особой силой. Он писал:
«Слова и магия изначально были едины, и даже в наши дни большая часть магической силы слов не утрачена. С помощью слов человек может подарить другому величайшее счастье или ввергнуть его в отчаяние; с помощью слов учитель передает ученику свои знания; с помощью слов оратор увлекает за собой аудиторию и предопределяет ее суждения и решения. Слова вызывают эмоции и в целом являются средством, с помощью которого мы оказываем влияние на наших ближних».
О манипулятивных возможностях языка знали еще в древности. Злая сила языка нашла своеобразное отражение в Евангелии от Иакова (3:5—6):
«Так и язык — небольшой член, немного делает... Язык — огонь, прикраса неправды... Это неудержимое зло: он исполнен смертельного яда». Язык есть самое главное средство подчинения. Этот вывод доказан множеством исследований. Все больше ученых склоняется к мнению, что первоначальной функцией слова на заре человечества было его внушающее воздействие — подчинение не через рассудок, а через чувство. Это догадка Б. Ф. Поршнева [202, 203], которая находит все больше подтверждений, некоторые из которых мы привели в разделе 2.3.
[81]
Важное направление в использовании психоанализа открыл Джеймс Вайкери — он изучал предсознательный фактор в семантике, то есть воздействие слова на предсознание. Факт воздействия слова на предсознание показывает, что действительно, именно в сфере языка лежат главные возможности манипуляции сознанием.
Известно, например, что на предсознание сильно действует слово - «жизнь» и производные от него, в том числе приставка «био». К тому же она имеет добавочную силу, оттого что ассоциируется с укой и подкрепляется ее авторитетом. Поэтому в рекламе эти слова используются очень широко. Стоит заглянуть в газету, и сразу бросается в глаза: «Магазин здоровья — БиоНормалайзер», «Лавка Жизни»... «Молодая грудь»... «Биомаска для груди за 100руб.» и т. д.
Найденные и отработанные в рекламе методы и приемы семантики были затем перенесены в идеологическую и политическую сферы.
Значительные возможности языковых средств в процессе манипулирования были вскрыты в работах Р. Блакара [330], Ш. Балли [15], которые станут предметом нашего дальнейшего рассмотрения.
Диктум и модус
Швейцарский лингвист Ш. Балли в структуре высказывания выделял два основных элемента: диктум и моду. При этом диктум — это основное содержание высказывания, а модус — «коррелятивная операция, производимая субъектом, выражение модальности, отношение субъекта к содержанию». Ш. Балли указывает, что ответная реакция может быть направлена либо на Диктум, либо на модус, но никогда на то и другое вместе [15].
Таким образом, инициатор манипулятивного воздействия соответствующим построением своего обращения может «организовать» ту или иную реакцию на него и тем самым побудить адресата к активности в нужном направлении.
Одним из возможных приемов достижения этого является подбор слов и выражений. Установлено, что «найти точные синонимы почти невозможно, и именно здесь, подчас в тонких различиях между так называемыми синонимическими выражениями, заключен один из наиболее важных инструментов отправителя (манипулятора)» [330]. Как говорит пословица, у любимого ребенка много имен.
[71]
Инициатор передает различное отношение к «любимому ребенку» и подчеркивает его различные аспекты и характеристики в зависимости от того, каким выбрано обращение.
Предложения «Стакан наполовину пуст» и «Стакан наполовину полон» синонимичны с точки зрения существа предмета. Тем не менее есть основания считать, что они по-разному воздействуют (например, на настроение веселой компании) [30, 58].
Л. Выготский [428, 73] указывает, что одного и того же человека (Наполеона) можно назвать победителем при Иене и побежденным при Ватерлоо. Эти определения создают разное впечатление об объекте суждений и побуждают адресата к размышлению в соответствующем ключе. То же самое, когда говорят «заключенный», «зэк», «осужденный» или «сиделец». В этих случаях мы имеем дело с «культуро-психологическим опосредованием» (Я. Л. Коломинский).
Огромные возможности оперирования синонимами раскрывает «Словарь синонимов русского языка» [3]. Аналогично—в английском и других языках.