Своими корнями биоэтическое мировоззрение уходит вглубь европейских философских традиций конца XVIII - начала XIX века - либерального индивидуализма и утилитаризма. Одновременно с этим, этика жизни связана тысячью незримых нитей с единым пространством научной, религиозной и философской мысли Европы, которое начинает формироваться в начале XX века, а впоследствии принимает форму культуры постмодерна. В качестве основных предпосылок биоэтики выступают идеи, разработанные в философии жизни, экзистенциализме, феноменологии, персонализме - тех философских учениях, в которых понимание феномена жизни получает новую пространственно-временную размерность и внутренние перспективы для философской рефлексии.
Одна из причин нашего стремления подвергнуть анализу основные предпосылки и возможные теоретико-мировоззренческие основания биоэтики объясняется той ситуацией, которая сложилась на сегодняшний день - «многоукладностью» подходов и истолкований предмета, методов, целей и задач биоэтики, а также неопределенностью, неоднозначностью и релятивизмом ее теоретических конструктов. В настоящее время в качестве предпосылок и оснований биоэтики рассматриваются различные религиозные представления и философские концепции. Так, например, существуют особые направления биоэтики, основанные на рецепции ее проблем традиционной аксиологией христианства, буддизма, иудаизма, ислама и т. д. С другой стороны, отчетливо просматривается тенденция сведения биоэтики к этике науки либо к прикладной, профессиональной этике за счет преувеличения роли ее научных предпосылок.
Биоэтика возникает как ответ на необходимость разработки нового духовного потенциала развития науки в эпоху развития глобальных технологий. Эта междисциплинарная область, как особый социокультурный феномен, является результатом современной трансформации науки и техники, прогресса новейших технологий.
XX век становится веком небывалого в истории человечества развития науки и техники, которые неузнаваемо изменяют мир и человека, прежде всего, его сознание и психологию. В человеческой истории впервые возникает ситуация, когда мир науки становится миром обыденной жизни человека. Он вторгается в повседневность через совокупность явлений материальной и духовной культуры (идей, слова, телевидения, информации, компьютерных систем и технологий) и, тем или иным образом, наука становится частью жизни каждого цивилизованного жителя Земли. Во всей предыдущей истории человечества только религия обладала таким абсолютным господством над человеком и всей его жизнью.
Результаты научно-технического развития становятся предпосылками и основами новой нравственности общества постмодерна, которой присущи критический подход к своим основам, осознание объективных границ своего действия, плюрализм мнений и взглядов, междисциплинарный характер, демократизм, стремление к универсальности, интеллектуальная независимость. Но ни естественные, ни общественные науки не способны разработать самодостаточную основу, из которой можно было бы непосредственно вывести этические принципы. Наука же, в целом, разрабатывает четыре важные принципа как предпосылки и основания биоэтики:
принципы критической самостоятельности научного сомнения и методологического скептицизма;
принципы универсализма и демонополизации притязаний на познание истины.
Оценивая последствия человеческой деятельности, наука вынуждена взять на себя роль не только разрушителя запретов, но и «конструктора табу». Научная рефлексия дополняется важными компонентами - научно обоснованным анализом последствий в свете соотношений «затрата-прибыль» и «риск-прибыль», оценкою технологий и стандартов воздействий на окружающую среду. Научная экспертиза становится необходимой частью принятия нравственных решений в социальной политике. А сама этика - экспертом состояния общественных отношений и таким их критиком, который обладает необходимой для этого интеллектуальной независимостью и способностью давать нравственную оценку (вплоть до табу) имеющихся ситуаций через практику деятельности этических комитетов. Для этого в биоэтике используется мнение различных «экспертов», в том числе, и представителей ее западных и восточных религиозных версий.
Наука - один из главных источников представлений о меняющемся мире, о месте человека в нем. Метафизические категории и существующая концепция реальности согласуются с научными данными и пониманием потенциальных возможностей человека. Наука помогает сформировать мировоззрение, в рамках которого возникает та или иная этическая система. Научная рациональность - это подвижная система, свидетельствующая о том, что проекты Просвещения и Модерна еще не закончены. Незавершенность присущая науке, ее многообещающий характер выступают в качестве отправного пункта становления нового мировоззрения и формирования новой этики, которая, подобно науке, стремится включить в сферу своего исследования и критического рассмотрения все новые представления, расширяющие ее горизонты.
Безусловно, что истоки биоэтики, как особого явления европейской интеллектуально-духовной культуры - в идеалах и ценностях эпох Возрождения и Просвещения, в традиции гуманизма, имеющего выраженный светский характер. В.Р. Поттер для подтверждения этого тезиса приводит следующее высказывание Т. Энгельгарта:
Биоэтика - это элемент секуляризированной культуры и правнучка Просвещения. В связи с тем, что 80-е годы... повсюду в мире ознаменовались попытками вернуть традиционные ценности и, несомненно, ценности религиозной веры, кто-то, возможно, спросит, чем это может обернуться для биоэтики в специальном секуляризированном смысле. Однако, похоже, что мир пока не стоит перед необходимостью объединения отдельных ортодоксальных учений, и если на ортодоксию не возлагается надежд... биоэтика неизбежно развивается как секуляризированная фабрика рациональности в эру неопределенности. Это означает открытую мирную дискуссию между различными группами атеистов, католиков, иудеев, протестантов, марксистов, гетеро- и гомосексуалистов об общественной политике, возникающей в здравоохранении, которая будет неизбежно приводить к поиску нейтрального общего языка. Биоэтика развивается как lingua franca мира, озабоченного сохранением здоровья человека, но не придерживакщегося одной точки зрения. Т. Энгельгарт акцентирует внимание на дихотомии светской и религиозной точки зрения и рассматривает биоэтику исключительно как явление секуляризированной культуры. Нам все же представляется, что как светская, так и религиозная версия биоэтики исходят из общей, очень важной в методологическом плане, предпосылки - признании ценности человека как личности, уважении его права на жизнь, свободу и счастье. И если обратиться к центральному принципу биоэтики - принципу автономии, то мы увидим, что в его основании лежит то понятие личности, которое обосновано христианством при помощи ряда мирвоззренческих тезисов и постулатов.
В христианстве, более чем в других религиозных традициях, утверждается полная реальность, великолепие, красота и праведность жизни, созданной Богом. Природа и человек понимаются как благородное творение рук Божьих и место божественного самооткровения, и уже, хотя бы по этой причине, вызывают к себе благоговение. Человек рассматривается как образки подобие Бога, а его тело и душа - как неделимая единица жизненной силы. Тело - сосуд духа, его храм и воплощенное выражение. В христианстве множественность проявлений природы человека рождена любовью и не является свидетельством его несовершенства. Эта множественность (многоликость) возводится в абсолют и таким образом признается божественное предназначение каждой отдельной человеческой личности.
Более того, человек является не случайным средоточием ряда реальностей, а неделимым целым. Нерушимый союз духовности и телесности - ось христианского мышления. Когда же эта целостность отдельного человека противопоставляется его сверхприродному, божественному призванию, христианство говорит о плоти, обозначая этим словом силу, сковывающую как душу, так и чувства. Устремляясь к Богу, тело и душа действуют сообща, а греховность рассматривается скорее как умысел и искажение духа, а не как проявление физической плоти. Иными словами, постижение и достижение Божественного образа возможно только на основе совместного совершенствования души и тела. Согласно христианскому мировоззрению, жизнедеятельностью человека управляет не слепая судьба или равнодушная Идея, но личность. Эта личность - Бог. Приобщение к Божественному возможно только в индивидуальном акте, на основе признания личности и личностного. И поэтому каждый христианин воплощает собой тайну души, которая известна только Творцу. С другой стороны, человек обладает свободой, ибо он создан по образу и подобию Божьему. И созданный Божественною силою человек сам выбирает либо греховность, либо божественность.
Именно христианская этика провозглашает в качестве главной человеческой заповеди — любовь к ближнему как высшую ценность и бесконечное проявление человеческой духовности.
Христианское мировоззрение способствовало формированию понятия личности. Именно к этому понятию постоянно апеллирует биоэтика, когда говорит о правах личности, ее автономии, компетентности, информированном согласии, справедливости и т. д. Христианство в данном случае выступает как определенная духовная и социокультурная традиция, которая в значительной степени обосновывает и обогащает биоэтическое сознание. Поэтому несомненно, что принципы христианской этики внесли весомый вклад в формирование биоэтики, ибо они установили бесконечную ценность любой человеческой души, человеческой жизни и индивидуальности. Хорошо известно, что этика Иисуса Христа требует безграничного творения добра, но при этом достижение человеком совершенства есть всего лишь способ для преобразования реального мира в Царство Божие, так как вместе с грехопадением и человек, и природа теряют божественное достояние и благословение. В этом содержится исток той раздвоенности, которая обнаруживает себя в отношении христианства к физическому, телесному, тварному миру вообще. С одной стороны, для христианского мировосприятия характерно обожествление любого проявления жизни, а с другой - четко зафиксированная тенденция к отрицанию внутренней самоценности земной жизни, природного мира и статуса природной телесности человечества в божественной иерархии. Мир человека есть лишь определенная степень отчуждения, совокупность относительно статических и преходящих условий, в которых человек существует со времени своего грехопадения. В этом мире человек только с помощью Церкви реализует замысел своего спасения. С Богом в потустороннем царстве соединяется только часть человека, а именно - его душа. Физическому телу нет места в этом чисто духовном искуплении. Эта этическая проблема трагически преломляется в христианстве как конфликт закона и благодати.
Христианство не смогло выработать этики любви, понимания, сочувствия и справедливости к тварному. Любовь к ближнему понималась (и понимается до сих пор) как любовь к другому человеку - образу и подобию Божьему, как путь индивидуального самоспасения, как аскеза, целомудрие, достижение добродетели. Понятно, что все эти характеристики в основном духовной жизни человека. Они не применимы для понимания жизни вообще. Действительность тварного, всего живого — греховна. Поэтому в истории христианства постоянно повторяются поиски расширения границ христианской этики, такого способа решения этических проблем, при котором любовь к человеку, ко всему живому были бы «не только путем искушения и спасения, но и творчеством новой жизни» [5].
Вера в творение выступает основанием христианской формы биоэтически-экологического мировоззрения. Бог создал изначальную форму мира, потенциал которого поручил человеку исследовать и, по мере возможности, реализовать. Человек неразрывно связан с природой и в ней укоренен; природа — базис возможной человеческой истории, благодаря которой человек и все другие виды жизни становятся сопричастными в своем существовании и развитии. Благословение дает христианской вере указания для правильной направленности человеческой деятельности в мире и окружающей среде. Поступки против человека, природы, Универсума -грехи перед Богом, ибо разрушают Его творение. Фома Аквинский пишет: «Бога мы обижаем исключительно тем, что действуем против нашего собственного добра». Благословение не только препятствует грехам, но и призывает человека к Сотворчеству с Богом.
В идее Сотворчества реализуется позитивный потенциал науки и техники, экономики и культуры. Это благословенное поручение остается постоянно актуальным, так как живое стремление к развитию протекает через все сотворенное бытие (Ф. Аквинский). И если на предыдущих этапах истории самоосуществление человека происходило за счет внутренних способов - веры, медитации, философских рассуждений, аскезы, милосердия, то в эпоху научно-технического прогресса реализация внутренних духовных планов личности требует иных, «внешних» способов и механизмов самоосуществления, изменения и усовершенствования внешнего мира. Такое широкое и повсеместное использование в обыденной жизни «внешних» способов самоактуализации значительно усиливает нравственную ответственность каждого человека.
В условиях кризиса духовности и общечеловеческой морали теологи ссылаются на существование естественной нравственности, связанной со спасительным действием Бога, но при решении конкретных проблем они вынуждены прибегать к ценностям осмысленного опыта и разума человека. Сегодня нравственные решения, которые предлагает христианская этика, основаны не только на толковании Ветхого и Нового Заветов, рассуждениях нравственного догматического богословия и социальной этике. Они обобщают достижения социальных, естественных (биологических и медицинских) наук, результаты социально-культурной истории и научной практики человечества.
Таким образом, в основаниях христианской и биоэтической мысли лежат ряд общих мировоззренческих установок антропоцентрического характера. Только человек:
может жить, упорядочив свои отношения с природой; знает (хотя и несовершенно) природу;
выступает в качестве целостного, планетарного социоприродного преобразователя природы;
обладает личностью и самосознанием, что является основанием нравственности и права.
Наука и религия являются основными элементами единой метасистемы социокультурной деятельности человека. Несмотря на фундаментальные различия, эти элементы имеют много общего. Именно поэтому многие религиозные и светские мыслители, пытаясь в XX веке осуществить синтез теологии и науки (Т. де Шарден), теологии и философии (А. Швейцер), вышли на новый уровень осознания традиционных этических проблем. С другой стороны, многие ученые и философы в своей деятельности совмещали научные и религиозные концепции и признавали существование «параллельных миров», способных влиять друг на друга (Платон и Аристотель, И. Ньютон и П. Лаплас, А. Эйнштейн и Н. Умов, И. Павлов и В. Вернадский).
Большое значение объединению принципов и ценностей религии и науки придавал основатель биоэтики В.Р. Поттер. В своей книге «Биоэтика: мост в будущее» он посвящает специальную главу анализу взглядов П.Тейяра де Шардена - теолога-эволюциониста, философия которого представляет, по мнению Поттера, своеобразный и действительный синтез науки и религии. «Тейяр де Шарден смог реализовать нашу общую цель, - пишет он, - соединить биологическое знание и традиционные человеческие ценности таким образом, чтобы на этой основе стремиться к осознанному будущему человечества». Отличие Тейяра от всех других эволюционистов состоит в его вере, как в поступательное движение культурной эволюции, так и в человека, который один знает ее направление и цель. Он утверждает, что при помощи науки, а также индуктивных процессов, присущих христианской вере, можно найти единственно правильный путь развития человеческой культуры к точке, названной им «Омега», в которой разум человека найдет общий язык с научным гуманизмом.
Подобно Тейяру, многие великие ученые признавали существование особого религиозного космического чувства. «Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде слабого косвенного отзвука — это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен» - писал А. Эйнштейн. В истории религии он различи три стадии: первая и вторая - антропоморфные, вызванные страхом перед обожествленными силами природы и необходимостью опереться на высший авторитет при установлении моральных норм. Третья, космическая стадия, связана с возникновением религиозного космического чувства. Оно не ведает ни догм, ни Бога, «сотворенного по образу и подобию человека», и не приводит к завершенной концепции Бога или теологии. Это чувство является «сильнейшей и благороднейшей из пружин» научного исследования. Космическая религия противоположна антропоморфной, потому что «для того, кто всецело убежден в универсальности действия закона причинности, идея о существе, способном вмешиваться в ход мировых событий, абсолютно невозможна». Она таким образом противостоит не только религии страха, но и религии морали, ибо «этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях. Никакой религиозной основы для этого не требуется».
Точку зрения, очень близкую по сути, но менее «атеистическую» по форме, высказывал А.Д. Сахаров. В воспоминаниях, датированных 1983 годом, он пишет: «... я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего их начала, без источника духовной «теплоты», лежащего вне материи и знания о ней».
В.И. Вернадский связывал возникновение ноосферы с превращением человечества в единое целое: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом ставится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть «ноосфера». В его учении мысль, разум понимается, прежде всего, как нравственный разум, воплощающийся как в науке, так и технике. «Истина, красота и добро едины в ноосфере» - утверждает В.И. Вернадский в работе «Научная мысль как планетарное явление».
Итак, биоэтика возникает как мост «между двумя культурами» - наукой и гуманитарным знанием, как попытка создания особого систематического мышления, основанного на знании ценностей и биологических фактов.
В последние годы анализ отдельных биоэтических проблем все чаще перерастает в дискуссию о том, что собою представляет сама биоэтика как парадигма и как метатеория.
Итальянские теологи-биоэтики Э. Сгречча и В. Тамбоне считают, что для серьезного обсуждения оснований биоэтики «... недостаточно одной лишь выработки концептуальных парадигм, подходящих для решения в крайних случаях тех или иных вопросов и основанных на своего рода прагматической договоренности, которая может меняться в зависимости от обстоятельств». Необходимо стремиться к выработке метатеории и раскрытию главного аргумента в пользу дозволенности или недозволенности, допущения или запрещения того или иного действия, поступка, решения с позиций биоэтики.
Метабиоэтика (глобальная биоэтика) не может ограничиваться предложениями выбора из произвольного набора элементов этических теорий, норм, принципов с тем, чтобы в зависимости от обстоятельств практического характера применялась та или иная система принципов. Она ставит своей целью вырабатывать у человека принципиальные аксиологические установки, формирующие его отношение к основам самой жизни.
При анализе наиболее характерных элементов теории современной биоэтики легко обнаруживается, что у многих исследователей их набор и иерархия определяется либерально-правовой и утилитаристской теориями. Основные права человека становятся общим знаменателем многих национальных аксиологических ориентации и свидетельством глобализации самой культуры, размывания традиционных национальных корпоративных этик. На биоэтику возлагаются надежды по созданию нового общественного договора и Интернационала общественных организаций.
По мнению итальянского философа Дж. ди Бернардо, биоэтическая теория должна базироваться на следующих понятиях: а) самостоятельность; б) рациональность; в) ответственность; г) реализм. Все эти качества присущи либерально-правовой теории, которая оказала большое влияние на формирование лица современной биоэтики.
Философская традиция, на которой основан либеральный индивидуализм, признает в качестве основополагающего блага сохранение человеческой жизни. Ее сохранение возможно лишь на основе соблюдения фундаментальных прав человека: на жизнь, свободу, частную собственность. Впервые язык прав в качестве политического и морального аргументов применил английский философ Т. Гоббс. Именно у него понятия морали и нравственности, добра и зла, справедливого и несправедливого, стали выводиться из естественного права человека на жизнь, которое получило приоритет над всеми другими правами и обязательствами.
Согласно Гоббсу, жизнь каждого народа можно разделить на 2 стадии: природную и гражданскую. В естественном, природном состоянии все люди равны и обладают равным правом на все. Однако при отсутствии общей власти реализацию этих прав никто не может гарантировать. Каждый человек занят самим собой, стремится осуществить свои эгоистические желания, для чего вступает в борьбу с другими людьми. Таким образом, естественное право человека на все, что он считает необходимым для своего самосохранения, ведет к войне «всех против всех», что само по себе противоречит принципу самосохранения. Такое состояние войны несовместимо с понятиями правильного и неправильного, справедливого и несправедливого.
Вместе с тем, люди наделены истинным разумом, который дан им Богом, и знанием естественных законов (leges naturales) — высших неизменных моральных императивов. Основным законом человеческой природы является стремление к выживанию, самосохранению, миру с другими людьми: «Естественный закон - есть предписание, или найденное разумом общее правило, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни и что лишает его средств к сохранению, и пренебрегать тем, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни». Знание естественных законов присуще человеку. Именно оно приводит к заключению общественного договора, автоматически обращающего человечество в состояние государственности и гражданственности. Каждый член гражданского общества сознательно идет на ограничение своих «прав на все» и частично уступает их другим согражданам.
Однако для установления мира на Земле недостаточно договоренности не убивать, не красть и др., а необходимо также предусмотреть наказания за ее нарушение. Для защиты мира требуется сильная единая воля, носителем которой и выступает государство. Оно становится хранителем прав, от которых отказались его граждане. Таким образом, согласно Гоббсу, государство служит целям самосохранения и благополучия его граждан, а государственные законы - воплощению природных законов в жизнь Социума. Только благодаря гражданскому обществу, которое ограничивает человеческие страсти, становится возможной реализация естественных законов и прав человека.
Сложность возникает тогда, когда мы начинаем осознавать, что гражданские законы - это отнюдь не естественные законы. Государство устанавливает новые границы для справедливости и ее нарушений. Так, кража, убийство, прелюбодеяние, хотя и запрещены естественными законами, но могут оправдываться общими целями сообщества - договорившегося между собой большинства. Только государство определяет, какое имущество наше, а какое - чужое; и что является «прелюбодеянием», а что нет; что является убийством, а что - «защитой личности или отечества». Понятия добра и зла рассматриваются и приравниваются к понятиям справедливого и несправедливого, относящегося к компетенции гражданских законов: «Определение добра и зла, справедливого и несправедливого, достойного и недостойного принадлежит гражданским законам, а посему то, что законодатель повелевает нам делать, той должно почитаться за благо, а то, что он нам запрещает, - за зло... Если я по приказу государства пойду на войну, которую я считаю несправедливой, я тем самым не поступлю несправедливо...» - пишет Гоббс.
Традиции либерального индивидуализма находят свое продолжение в философии Дж. Локка, который в значительной степени модернизирует представления Гоббса, придает им более демократический характер. Его идеи способствуют объединению теории прав и свобод человека с христианскими представлениями о существовании безусловной любви в божественном мире.
Локк выступает против согласия большинства и договора, как идей, при помощи которых можно построить теорию нравственности. Природное состояние людей, считает он, характеризуется не взаимной враждой (как у Гоббса), а доброжелательностью. В таком естественном, природном состоянии мира, доброй воли, взаимной помощи законы и право построены на «здравом смысле», утверждающем, что все люди равны и независимы, поэтому никто не должен причинять ущерба жизни, здоровью, свободе и имуществу других людей.
Равенство понимается Локком как равное право всех людей (равенство возможностей и притязаний) на инициативу, проявление творческой энергии, направленной на достижение своих целей: «Хотя земля и все низшие существа принадлежат сообща всем людям, все же каждый человек обладает некоторой собственностью, заключающейся в его собственной личности, на которую никто, кроме него самого не имеет никаких прав. Мы можем сказать, что труд его тела и работа его рук по самому строгому счету принадлежат ему...».
Труд и талант людей, склонность к тому или иному роду деятельности создают различия между людьми, в результате чего и закладываются основы собственности. Ее дифференциация приводит к необходимости создания государства, которое должно гарантировать инициативу и свободу людей, а не ограничивать их.
В отличие от Гоббса, Локк говорит не только о правах, но и обязательствах человека, которые заключаются в соблюдении вечных и неизменных моральных правил: «Свобода не является свободой для каждого человека делать то, что он пожелает...; она представляет свободу человека располагать; и распоряжаться как ему угодно своей личностью, своими действиями, владениями и всей своей собственностью».
В либеральных теориях принцип автономии приобретает особое значение и смысл. Единственным основанием нравственного действия становится автономный выбор, направленный на дальнейшее освобождение общества. Свобода выступает в качестве высшей ступени и критерия нравственности - дозволено то, что соответствует свободному выражению желаний человека, с единственным ограничением - не ущемлять при этом свободу другого. Однако на самом деле, всякий свободный акт исходит из реальной жизни человека, который его совершает: «Жизнь предваряет свободу, ибо тот, кто не живет, не может быть свободным. Свобода обладает содержанием, это всегда акт, имеющий какую-то цель или затрагивающий кого-то, и за это содержание свобода несет ответственность». Свобода предполагает онтологический и оптический (сущностный) контекст и поэтому не может рассматриваться изолированно от других человеческих ценностей.
Либеральная доктрина, несмотря на существующую критику за декларативный характер прав, не подкрепленных обязательствами, и пренебрежение общественными интересами, все же находит все больше сторонников в мире. По сути, язык прав и демократических свобод, при существующих межкультурных и межнациональных конфликтах и разногласиях, становится единственным языком, понятным не только биоэтикам, но и представителям различных религиозных течений, философам, политикам, государственным деятелям во всех странах.
Теория либерального индивидуализма во многом способствовала сближению позиций антропо- и биоцентризма, «размыванию» четких границ между ними, поиску общих интегральных понятий и языка для диалога, основанного на представлениях, с одной стороны, о соизмеримости человеческих ценностей ценностям жизни, а с другой — о жизни как субстрате духовного, как важной предпосылки возникновения человеческих акциденций. Либеральные теории расширили границы человеческого общества до эко- и биосообщества, где «свои права» получили их «полномочные» представители - отдельные животные, растения, виды, экосистемы, биоценозы и т. д.
Либеральные теории — одно из направлений британского эмпиризма. Другой ветвью этой плодотворной в теоретическом плане философской школы стал утилитаризм И. Бентама и Дж. Милля.
Этику, построенную на основе принципов эмпиризма, в целом можно охарактеризовать как утилитаристскую и эвдемоническую. Ее отправным пунктом является чувство, ощущение нехватки чего-либо (неудобства, дискомфорта, страха и т.д.), некоторое беспокойство души, стремящейся к отсутствующему благу. Именно такие чувства и ощущения, как считают эмпирики, управляют действиями и поступками человека, который при помощи различных средств стремится избавиться от неприятных ощущений и максимизировать приятные. Соответственно, добро и зло — это удовольствие либо страдание или же действие, мысль, поступок их вызывающий, а «...добродетель представляется не столько долгом человека, сколько выгодой, и нравственным для человека будет только то, что полезно...».
Принцип полезности стал основанием этической теории И. Бентама и Дж. Милля. С позиции этики утилитаризма необходимо стремиться к «принесению наивысшей пользы наибольшему количеству людей». При этом в качестве пользы может выступать счастье, удовольствие, здоровье, благополучие, а в качестве конечной цели морали - активизация стремления людей к получению удовольствия, наслаждения и счастья.
