У г. Бельтова речь идёт об общественном человеке, о совокупности производителей, которым, действительно, предстоит победить экономическую необходимость. Г. Н. —он на место производителей ставитобщество, которое «в качестве производительного целого не может безучастно, «объективно», относиться к развитию таких общественно-хозяйственных отношений, при которых большинство его членов осуждено на прогрессивное обеднение».
Общество в качестве производительного целого»… Анализ Маркса, которого будто бы придерживается г. Н. —он, не останавливался перед обществом как производительным целым. Он расчленял современное общество, согласно его истинной природе, на отдельные классы, из которых каждый имеет свой особый экономический интерес и свою особую задачу. Почему «анализ» г. Н. —она не поступает также? Почему, вместо того, чтобы говорить о задачах русских производителей, г. Н.—он заговорил о задаче общества в его целом? Это общество, взятое в его целом, обыкновенно, и не без основания, противопоставляется народу и таким образом оказывается, несмотря на свою «целость», лишь маленькой частью, лишь незначительным меньшинством населения России. Когда г. Н. —он уверяет вас, что это ничтожное меньшинство организует производство, то мы можем только пожать плечами и сказать себе: это г. Н. —он взял не у Маркса; это он унаследовал от своего «Väterchen» («папаши». — Ред.), от г. В. В.
«»330
По Марксу, организация производства предполагает сознательное отношение к нему производителей, экономическое освобождение которых должно быть, поэтому, их собственным делом. У г. Н. —она организация производства предполагает сознательное отношение к нему со стороны общества. Если это — марксизм, то, действительно, Маркс никогда марксистом не был.
Но положим, что общество, действительно, выступает в качестве организатора производства. В какое отношение становится оно к производителям? Оно организует их. Общество является героем; производители — толпою.
Мы спрашиваем г. Михайловского, «утверждающего», что г. Бельтов исказил его учение о героях и толпе, думает ли он, подобно Н. —ону, что общество может организовать производство? Если — да, то он именно стоит на той точке зрения, при которой общество, «интеллигенция», являетсягероем, демиургом нашего будущего исторического развития, а миллионы производителей — толпой, из которой герой будет лепить то, что считает нужным вылепить, сообразно своим идеалам. Вот теперь пусть скажет беспристрастный читатель: прав ли был г. Бельтов в своей характеристике «субъективного» взгляда на народ, как на толпу?
Г. Михайловский заявляет, что он и его единомышленники тоже ничего не имеют против развития самосознания производителей. «Думается мне только,— говорит он, — что для программы столь простой и ясной незачем было подниматься за облака гегелевской философии и опускаться на дно окрошки из субъективного и объективного». Но в том-то и дело, г. Михайловский, что в глазах людей вашего образа мыслей самосознание производителей не может иметь такого значения, какое имеет оно в глазах ваших противников. С вашей точки зрения производство может быть организовано «обществом», с точки зрения ваших противников — только самими производителями. С вашей точки зрения «общество» действует, а производитель содействует. С точки зрения ваших противников производители не содействуют, а действуют. Само собой понятно, что для содействующих нужна меньшая степень сознания, чем для действующих,
«»331
Потому что давно и очень справедливо было сказано: «ина слава луне, ина слава солнцу, ина слава звёздам, звезда бо от звезды разнствует во славе».Вы относитесь к производителям, как относились к ним французские и немецкие утописты тридцатых и сороковых годов. Ваши противники осуждают всякое утопическое отношение к производителям. Если бы вы, г. Михайловский, лучше были знакомы с историей экономической литературы, то вы знали бы, что для устранения утопического отношения к производителям надо было подняться именно до облаков гегелевской философии и опуститься потом на дно политико-экономической прозы. Г. Михайловскому не нравится слово «производитель»: конюшней, видите ли, пахнет. Мы скажем: чем богаты, тем и рады. Слово «производитель»впервые стали употреблять, насколько нам известно, Сен-Симон и сен-симонисты. Со времени существования журнала «Le Producteur» («Производитель»), т. е. с 1825 года, оно употреблялось в Западной Европе бесчисленное множество раз и никому конюшни не напоминало. Но вот заговорил о производителях русский кающийся дворянин и тотчас вспомнил о конюшне. Чем объяснить такое странное явление? Вероятно, воспоминаниями и традициями кающегося дворянина.
Г. Н. —он с большим ехидством приводит следующие слова г. Бельтова: «хотя у одного из них (русских учеников Маркса) могут быть более, у другого менее обширные экономические познания, но дело здесь не в размере познаний отдельных лиц, а в самой точке зрения». Г. Н. —он спрашивает:«Куда же девались все требования держаться почвы действительности, необходимости детального изучения хода экономического развития (это что-то неясно, г. Н. —он: «требования необходимости детального изучения»). Теперь оказывается, что всё это нечто второстепенное, что дело не в размере знаний, а в точке зрения».
Г. Н. —он, как видно, любит сказать подчас что-нибудь смешное. Но мы посоветуем ему не забывать здравого смысла в тех случаях, когда он хочет посмешить людей. Иначе смеющиеся будут не на его стороне.
«»332
Г. Н. —он не понял г. Бельтова. Постараемся выручить его из затруднения. В той же самой книжке «Русского Богатства», где напечатана заметка г. Н. —она, в статье г. П. Мокиевского: «Что такое образованный человек?» (стр. 33, примечание) мы нашли следующие, очень поучительные для г. Н. —она, строки: «Один арабский учёный говорил своим ученикам: если кто-либо скажет вам, что законы математики ошибочны, и в доказательство этого превратит палку в змею, то не считайте подобное доказательство убедительным. Это типичный пример. Образованный человек отвергнет подобное доказательство, хотя бы он (в отличие от учёного) и не знал законов математики. Он скажет: превращение палки в змею есть необычайное чудо, но из него не следует, что законы математики ошибочны. С другой стороны, несомненно, что все необразованные люди немедленно повергнут к ногам подобного чудодея все свои убеждения и верования».
У одного из учеников умного араба могли быть более, у другого менее обширные математические познания, но ни один из них, вероятно, не упал бы к ногам чудодея. Почему? Потому, что каждый из них прошёл хорошую школу; потому, что тут дело не в обширности знаний, а в той точке зрения, с которой превращение палки в змею не может служить опровержением математических истин. Понятно ли вам это, г. Н. —он? Надеемся, что — да: очень уж это простая, совсем даже азбучная вещь. Ну, а если понятно, то вы и сами видите теперь, что слова г. Бельтова насчёт точки зрения и пр. никоим образом не устраняют им же выставленного требования держаться почвы действительности.
Но мы боимся, что вы всё-таки плохо соображаете, в чём дело. Мы дадим вам другой пример. У вас не бог знает сколько экономических сведений, но всё-таки их больше у вас, чем у г. В. В. Это не мешает, однако, вам стоять на одной с ним точке зрения. Вы оба — утописты. И когда кто-нибудь станет характеризовать взгляды, общие вам обоим, он оставит в стороне количественное различие ваших знаний и скажет: дело в точке зрения этих людей, заимствовавших её у утопистов времён царя Гороха.
«»333
