В XVII – XVIII ВВ. Положение крестьян

Во вт. пол. XVII – нач. XVIII вв. шляхетская Речь Посполитая, в т. ч. белорусские земли, входившие в ее состав, находились в состоянии глубокого экономического упадка и политического кризиса. Это было вызвано усилением феодального гнета, разрушением хозяйства как в результате антифеодальной, так и внешних войн (польско-русской, польско-шведской, Северной). С сер. XVII в. Речь Посполитая вступила в полосу разрушительных войн и внутренних междоусобиц. Из 68 лет ее истории (1648–1716 вв.) на военные события приходится 65. Войны, которым сопутствовали голод, эпидемии, принесли огромные бедствия, а местами привели к полному разорению крестьян, тяжелый отпечаток наложили на панское хозяйство, разрушили города, уменьшили численность населения. Так, войны сер. XVII в., засухи, голод, эпидемии почти вдвое сократили численность населения Беларуси.

Следует отметить, что после окончания военных действий существовали два пути восстановления разрушенного хозяйства: сохранение запашки и восстановление фольварков или раздача земли крестьянам и перевод их на денежный и натуральный оброк. Из-за нехватки средств в казне в королевских экономиях был выбран второй путь. В результате – пустоши до 40-х гг. XVIII в. сократились наполовину, что позволило в середине столетия перейти к восстановлению фольварков. Таким путем пошли и некоторые частные имения.

В лучшем положении оказались магнатские хозяйства. Опираясь на свою экономическую и военную мощь, они могли восстановить разрушенные фольварки за счет уцелевших, при этом не пренебрегали никакими средствами в борьбе за восстановление и увеличение личных владений. Известно, что для ведения войн правительство Речи Посполитой занимало крупные суммы у магнатов. Не имея средств для их погашения, оно раздавало им остатки государственных земель. В результате в Беларуси образовались огромнейшие латифундии князей Радзивиллов, Сапег, Огинских, Вишневецких, Чарторийских и др. Прибрав в свои руки также королевские владения и преобразовав их в наследственные, магнаты заняли независимое положение к центральной власти, представляли собой своеобразные «государства в государстве». Так, Кароль Радзивилл (пане Каханку) в середине XVIII в. кроме крупных наследственных владений, состоящих из Несвижского, Клецкого, Биржанского и Олыцкого княжеств, имел в так называемых «королевщинах» 16 городов, 583 деревни, 25 войтовств, множество графств и волостей. Его доход только с наследственных имений достигал суммы в 20 млн злотых, что в полтора раза превышало годовые поступления в казну Речи Посполитой. Неудивительно то, что он держал большой двор, свое войско. Имея неограниченную власть, он любил повторять: «Король себе королем в Кракове, а я в Несвиже».

Одновременно с расширением крупного феодального землевладения происходило постепенное сокращение землевладения мелкой и средней шляхты. Не имея достаточных средств для восстановления разрушенных во время войн хозяйств, мелкая и средняя шляхта часто продавала свои имения крупным магнатам, постепенно превращалась в приживальщиков при их имениях. У Радзивиллов, например, в Несвиже состояли на службе около 6 тысяч шляхтичей. В магнатских имениях они выполняли любую работу, но не могли только работать на земле. Шляхетская сословная мораль не позволяла им этого.

Наряду с тенденцией к росту землевладения светских магнатов со вт. пол. XVIII в. наблюдается и другая тенденция – передача в залог имений, которые со временем начали переходить в собственность залогодержателей. Таким образом, рождалась тенденция к преобразованию феодальной формы собственности на главное средство производства – землю – в буржуазную. Это был первый экономический росток капитализма в недрах феодализма.

Восстановление сельского хозяйства Беларуси в основном завершилось к 60-м годам XVIII в. В этот период значительно увеличилась площадь пашенных земель, повысилась культура земледелия, увеличилось поголовье рабочего скота, появилась тенденция к порайонной специализации сельскохозяйственного производства. Об оживлении экономики свидетельствовал и постепенный рост экспорта сельскохозяйственной продукции с территории Беларуси. Деревня постепенно связывалась с рынком, наемным трудом.

Вместе с тем важно подчеркнуть, что некоторые хозяйственные преобразования, проведенные в отдельных магнатских и шляхетских хозяйствах, не затронули основ феодального строя; они лишь приспосабливали помещичьи хозяйства к развивающимся товарно-денежным отношениям. Подавляющее большинство феодалов в условиях роста цен и спроса на зерно на внутреннем и внешнем рынках не только не отказывалось от устаревших, изживших себя приемов ведения хозяйства, а, наоборот, стремилось расширить за счет крестьянских земель фольварочную запашку, усилить феодальную эксплуатацию крестьян.

Важным вопросом при изучении социально-экономического развития Беларуси в составе Речи Посполитой является выяснение юридического и экономического положения крестьян и состояния крестьянского хозяйства. Прежде всего, следует иметь в виду, что самым многочисленным сословием общества было крестьянство. В кон. XVI – пер. пол. XVII вв. в ВКЛ окончательно фактически и юридически оформилось крепостное право. Статут 1588 г. ввел срок розыска беглых крестьян до 20 лет. Он лишил крестьян права перехода и зачислял в положение непохожих людей тех, кто прожил на земле феодала 10 лет. Крестьяне оказались на самой нижней лестнице феодального общества. Постоянный или временный владелец-пан в любое время мог отнять у крестьянина землю, переселить его в другое место, продать со всем имуществом, землей или без нее, заложить за определенную денежную сумму. Покупателю или кредитору при этом предоставлялось полное право судить, карать и даже лишать жизни крестьянина.

Как свидетельствуют документы, площадь среднего крестьянского надела во вт. пол. XVII – пер. пол. XVIII вв. изредка была меньше, чем 1/2 волоки. Когда инвентари фиксировали за крестьянской семьей надел в 1/6, 1/8, а то даже и в 1/10 волоки, тогда, как правило, он дополнялся позанадельными, так называемыми приемными землями, за которые подданные выплачивали меньшие подати.

Для крестьянина это было выгодно, поэтому во время военного безвременья, когда многие земли лежали в запустении, крестьяне часто умышленно сокращали размеры своей надельной земли и разрабатывали пустоши. Иногда крестьяне утаивали пашенные позанадельные земли, чтобы вообще не отбывать за них никаких повинностей. Характерно, что крестьяне не только утаивали от владельцев часть земли, которой пользовались, но и отказывались принять ее на чинш после обнаружения. Делалось это потому, чтобы и дальше избегать выплаты податей. Это был своеобразный протест чисто экономического характера, который, хотя и ненадолго, но улучшал условия крестьянской жизни. Данные инвентарей свидетельствуют о том, что крестьяне на протяжении многих лет сохраняли приемные участки, передавали их вместе с основной долей надела сыновьям. Таким образом, приемная земля закреплялась за крестьянами, как и основная часть надела. Этот процесс более интенсивно протекал в западных и центральных районах, более медленно – в восточных.

Восстановление и дальнейшее развитие экономики крестьянских хозяйств сопровождались обеднением крестьянских масс, ростом их феодальной эксплуатации. Свидетельством тому являются существенные изменения в уровне эксплуатации и соотношении форм ренты. Значительная часть крестьян, переведенная на рубеже XVII–XVIII вв. на чинш, была снова в 60-х годах XVIII в. возвращена на положение барщинных. Сначала барщина возобновлялась в частных владениях, позже – и в королевских экономиях. Таким образом предпринималась попытка повысить доходность имений. В результате количество барщинных крестьян значительно увеличилось и достигло 70–75 % от всех крестьян Беларуси и Литвы. К этому следует добавить, что чиншевые крестьяне, не обремененные ежедневной барщиной, также выполняли некоторые дополнительные отработочные повинности: толоку, подводную и др.

На протяжении XVII–XVIII вв. норма дарового принудительного труда в хозяйстве феодала увеличилась. Особенно хорошо можно это ощутить, если сопоставить данные о размерах барщины в одних и тех же владениях за разные годы. Так, в имении Радзивиллов Кареличи Новогрудского воеводства тяглые крестьяне в 1672 г. отбывали барщину 4 дня с волоки и 5-й день с дыма в неделю. До 1746 г. в подданных этого владения барщина увеличилась до 12 дней в неделю с волоки на семью. В другом радзивилловском имении Блювеничи Лидского повета и без того высокая норма барщины в 16 дней в неделю с волоки поднялась в середине XVIII в. до фантастических размеров – 24 дня с волоки.

Кроме ежедневной барщины крестьяне выполняли в XVII–XVIII вв. и такие отработочные повинности, как гвалты, толоки, сгоны – работы, связанные с жатвой, сенокосом, вспахиванием земли феодала. Количество гвалтов на крестьянское хозяйство чаще всего определялось цифрой 12 в году.

Очень тяжелой для белорусского крестьянина, для его хозяйства была подводная повинность. Чтобы ее выполнить, крепостной должен был на личном рабочем животном и «на своем корме» доставлять панские грузы или к ближайшей пристани, или в торговые центры, чаще всего в Вильно, Ригу, Крулевец (современный Калининград). Подводная повинность на долгое время отрывала крестьянина от работы на своей земле.

Обязательной отработочной повинностью в рассматриваемый период для белорусских крестьян были шарварки. Повинность эта заключалась в ремонте и строительстве дорог-гостинцев, мостов. Выполнялись они не регулярно, а по требованию панского двора и не определялись в инвентарях соответствующим количеством рабочих дней в году.

Много времени занимали и другие отработочные обязанности: сторожовщина, ночная стража и т. д. Это свидетельствует о высоком удельном весе отработочной ренты. Вместе с тем и денежная рента сохраняла немалое значение. Ее плательщиками были не только чиншевые крестьяне, но и тяглые. Они платили небольшой чинш с тяглой и с приемной доли надела. Несомненно, чиншевики в сравнении с барщинными крестьянами имели значительно большую хозяйственную самостоятельность. Однако по тяжести выполнения чинш был совсем не легче, чем барщина. Чиншевые ставки были неодинаковыми в разных владениях, но повсеместно достаточно высокими. Об эволюции чиншевой повинности на протяжении XVII–XVIII вв. свидетельствует следующий пример. В 1682 г. денежный чинш кричевских крестьян составлял 30 злотых с волоки. Однако уже в конце 30-х гг. XVIII в. размер его увеличился более чем в три раза и в 1727 г. был равен 99 злотым 22 грошам. В середине же XVIII в. денежный чинш поднялся до 120 злотых.

Чтобы получить более полное представление о феодальной эксплуатации белорусской деревни в XVII–XVIII вв., необходимо обратить внимание на два момента. Во-первых, следует подчеркнуть, что скрупулезный подсчет выявил наличие примерно 120–140 повинностей. Конечно, не все в одном владении. Но даже 10-й их части, приходившейся на отдельное крестьянское хозяйство, было достаточно, чтобы говорить о высоком уровне эксплуатации крепостных подданных в Беларуси в отмеченный период.

Во-вторых, данные инвентарей, по которым, главным образом, определялись крестьянские повинности, не всегда дают объективную картину действительного феодального гнета. Инвентари определяли нормы повинностей, но эти инвентарные нормы, как правило, повсеместно нарушались арендаторами и администрацией имений. И очень часто фактические повинности крепостных подданных были значительно выше, чем инвентарные.

Сохранились заметные отличия по форме ренты между географическими районами. На западе и в центре Беларуси, где фольварочное хозяйство было более развитым, преимущество имели отработочные повинности. На востоке денежная рента преобладала до 70-х гг. XVIII в.

Тяжелое положение крестьян усугублялось сдачей феодалами фольварков в аренду, получившей широкое распространение в Беларуси. У князя А. Огинского, имевшего в восточной Беларуси до 5 тыс. душ мужского пола, в аренде у разных лиц находилось более 3300 душ. У А. Сапеги, владевшего почти 19 тыс. крестьян мужского пола, более половины находилось в аренде. Арендаторы имений стремились извлечь как можно больше доходов за время аренды. Они самовольно увеличивали повинности, беспощадно грабили и угнетали крестьян, доводя их зачастую до полного разорения. По свидетельству современников, крепостная эксплуатация крестьян Беларуси во второй половине XVIII в. приняла самые тяжелые, бесчеловечные формы.

Важно отметить, что экономическое развитие деревни, связанное с ростом товарных отношений, содействовало углублению ее дифференциации. Увеличивается, с одной стороны, количество зажиточных крестьян, с другой – лишенных средств производства каморников, кутников, бобылей; последние составляли 1/10 от всех крестьян. Их обязывали наниматься на работу в фольварки. Наемные рабочие получали денежную плату и плату натурой. В условиях крепостной зависимости наем в основном был принудительным, однако это не исключало и относительно свободного найма.

И еще на одну важную проблему следует обратить внимание при изучении данного вопроса. Речь идет о том, что в середине XVIII в., и особенно во второй его половине, в ряде крупных феодальных имений начали строиться предприятия по переработке сельскохозяйственных продуктов и лесных материалов: винокурни, пивоварни, мастерские по выделке сукна, полотна, по производству мебели, свечей, керамических изделий, лесопильные предприятия. Появились и первые вотчинные мануфактуры, о которых речь пойдет ниже.

Таким образом, развитие товарно-денежных отношений, применение принудительного найма, денежная оплата, появление мануфактур – все это свидетельствовало о начавшемся процессе разложения феодальных производственных отношений и зарождении элементов капиталистического производства.