Михаил Абрамович Трилиссер 2 страница

– Я согласен.

 

После съезда прошло несколько месяцев. Трилиссер работал в дальневосточном секторе ЦК РКП (б). Жил в гостинице «Люкс» на Тверской улице. После тяжелой болезни умерла маленькая дочь, и Трилиссеры глубоко переживали горе.

Вечером 6 августа в дверь гостиничного номера постучались. В комнату вошел Дзержинский.

– Добрый вечер, извините, что явился так неожиданно. Если бы не срочные дела, то не решился бы вас беспокоить в столь поздний час.

– Что вы, Феликс Эдмундович. Мы очень рады. Проходите, присядьте, пожалуйста. Оля, познакомься, это товарищ Дзержинский.

– Я на одну минуту. И присаживаться не буду. Спасибо за приглашение. Я сочувствую вашему горю и приношу свои соболезнования… – После небольшой паузы, откашлявшись, Феликс Эдмундович продолжил: – Я хочу сообщить вам, что вчера состоялось решение Оргбюро ЦК РКП (б) о вашем направлении на работу в ВЧК, как мы об этом с вами говорили.

– Считаю для себя большой честью работать вместе с вами. Надеюсь, что оправдаю доверие партии.

– Вот и хорошо. Приходите завтра в десять часов ко мне, и мы обсудим, с чего начинать.

– Хорошо.

Дзержинский ушел, а Трилиссер и его жена долго не могли уснуть. Когда утром следующего дня он вошел в кабинет Дзержинского, то находился в возбужденном настроении.

– Здравствуйте, Феликс Эдмундович. Дзержинский, напротив, был чем-то встревожен.

– Здравствуйте, товарищ Трилиссер, присаживайтесь, – предложил Дзержинский, а сам тут же позвонил по телефону: – Товарищ Самсонов, как дела с бандой Матюхина? Есть ли что-нибудь новое из Тамбова? – Выслушав ответ, положил телефонную трубку на рычаг и пояснил Трилиссеру: – С антоновцами мы покончили. Но осталась банда одного из главарей – Матюхина. Если ее сразу не пресечь, то опять начнется заваруха. Сейчас дело разворачивается, и я надеюсь, что пойдет успешно. Этим занимаются Самсонов и Дерибас. Вам с ними нужно будет познакомиться. И еще, будете работать в контакте с начальником Контрразведывательного отдела Артузовым. Но это – в будущем. Сейчас о ваших делах. Почему вы живете еще в гостинице?

– Да, собственно, не было срочной необходимости…

– Эта гостиница находится далеко от здания ВЧК. Вам нужно перебраться поближе, чтобы в случае необходимости можно было срочно вас вызвать. Обратитесь в хозяйственную часть от моего имени.

– Хорошо, Феликс Эдмундович.

– Теперь о вашей работе. Сейчас мы укрепляем Иностранный отдел ВЧК, о чем я вам говорил. Уж очень много пакости идет к нам из-за рубежа. Для нас крайне важно знать заранее, не готовят ли империалисты новое нападение на нашу страну. И в первую очередь располагать сведениями о замыслах белоэмигрантских организаций. Я хотел бы, – продолжал Дзержинский, – чтобы вы возглавили подразделение Иностранного отдела. Вы имеете некоторый опыт в этой работе, помните, мы с вами говорили о Луцком, у которого вы многому научились.

– Понимаю, Феликс Эдмундович. Я приложу все свои силы и знания…

– С чего вы думаете начать? – спросил Феликс Эдмундович.

– Полагаю, что прежде всего нужно разработать структуру этого подразделения. Затем мы будем использовать все возможности, чтобы в кратчайшие сроки создать за границей необходимые позиции. Для меня будет проще начать с Востока, где я знаю многих лиц и где у меня остались кое-какие связи. Труднее будет на Западе…

– Мы получили сведения, что скопившиеся во Франции и Германии офицеры белой армии и некоторые царские чиновники создали эмигрантские организации для борьбы с Советской властью. Эти люди очень активны и озлоблены. Пойдут на крайние меры, вплоть до террора, чтобы свергнуть большевиков… Да и Запад к нам поближе. Поэтому, мне кажется, следует создать необходимые предпосылки в первую очередь во Франции, Германии и в некоторых других странах Европы. Действуйте быстро и решительно. Докладывайте мне лично. – Дзержинский встал, давая понять, что разговор окончен.

 

В конце 1921 года Иностранный отдел получил информацию из Ревеля о том, что перехвачено письмо белогвардейца Артамонова, проживавшего в этом городе, адресованное в Берлин Ширинскому-Шахматову, члену организации «Высший монархический совет».

Артамонов писал, что встретился с прибывшим из СССР в командировку бывшим царским чиновником, ныне советским служащим – Якушевым Александром Александровичем. Якушев рассказал, что он возглавляет в Советской России подпольную организацию монархистов. Артамонов оценивал Якушева как выдающуюся фигуру.

Поздно ночью Трилиссер позвонил Дзержинскому;

– Феликс Эдмундович, можно к вам на доклад?

– Заходите.

Прочитав информацию, Дзержинский пригласил к себе начальника Контрразведывательного отдела ВЧК Артузова.

– Артур Христианович, присаживайтесь. Вам известен Якушев?

– Такую фамилию не помню… Нужно проверить…

– Вот информация из Эстонии… – Дзержинский передал текст. – Как ваше мнение?

Артузов пробежал глазами текст и ответил:

– Нет, Якушева я не знаю, но сведения интересные…

– Проверьте и дайте предложения.

Утром следующего дня Артузов установил, что А.А. Якушев – советский служащий, недавно вернувшийся из заграничной командировки, является руководителем малочисленной монархической организации в Москве. Было решено организовать его командировку на Дальний Восток, по дороге задержать и допросить.

Так было положено начало операции «Трест»,

 

Зимой 1922 года Михаил Абрамович Трилиссер был назначен начальником Иностранного отдела.

Обычно Трилиссер докладывал Дзержинскому текущие материалы почти ежедневно, поздно ночью, когда сотрудники отдела расходились по домам. Лишь в исключительных случаях просил принять его срочно. Так было и сейчас, в феврале 1922 года. Только Трилиссер позвонил Дзержинскому днем:

Феликс Эдмундович, получена шифровка из Берлина, очень тревожная…

– Заходите…

Спустя несколько минут Трилиссер передал Дзержинскому шифровку, в которой было написано:

 

«По достоверным данным, Торгово-промышленный и финансовый союз в Париже, объединяющий крупнейших „тузов“ царской России, создал специальный секретный совет, целью которого является организация террористических актов против руководящих деятелей Советского государства. В состав совета входят: Денисов (он же председатель союза), Густав Нобель, Степан Георгиевич Лианозов, бр. Гукасовы, Третьяков, кн. Белосельский-Белозерский и Павел Тикстон…

Для специальной задачи организации террористических актов выделяется фонд в полтора миллиона франков.

Барон Сергей Торнау, уполномоченный Торгово-промышленного союза в Финляндии, обращает внимание секретного совета на своего хорошего знакомого – Эльвенгрена. В ответ на предложение Торнау немедленно же в Гельсингфорс выезжает Павел Тикстон, вступающий в переговоры с Эльвенгреном о создании террористической группы».

 

Дзержинский и Трилиссер понимали, что это значит, имея в виду Генуэзскую конференцию, которая должна была в ближайшее время состояться.

Не допустить признания Советской Республики, принять любые меры, чтобы сорвать конференцию, стало лозунгом не только белой прессы, но и многочисленных эмигрантских антисоветских организаций.

За этим внимательно следил Феликс Эдмундович Дзержинский. Он поручил Трилиссеру усилить работу по предотвращению возможных акций со стороны эмигрантских главарей…

– Кто источник информации?

– Эрих Альбертович Такке, немец, наш помощник в Германии.

– Что за человек? Насколько он надежен?

– Идейный марксист. Преданный нам человек.

– Что известно об Эльвенгрене?

– Такке знает Эльвенгрена как активного участника эмигрантских организаций.

Дзержинский задумался. Потер руками виски. Сказал:

– Всю информацию, относящуюся к подготовке конференции, докладывайте мне немедленно. Даже на первый взгляд несущественную… Нужно принять меры к активизации наших источников. Я проинформирую Владимира Ильича и членов советской делегации, готовящихся к отъезду. А вас прошу принять все меры к получению своевременной информации и к охране делегации. Постоянно держите меня в курсе дела.

Спустя несколько дней работник Иностранного отдела доложил Трилиссеру, что получил новую информацию из Берлина:

 

«Незадолго до получения Савинковым денег на организацию покушения на советскую делегацию в Генуе в Париже появился и вступил в деятельные сношения Савинковым и Торгово-промышленным союзом Георг Сидней Рейли.

Савинков устроил две встречи Рейли с Эльвенгреном при участии белоэмигранта Деренталя. Одна из встреч происходила в отеле „Лотти“, другая – в ресторане. В результате состоявшейся беседы было установлено, что организация террористического акта возможна лишь в Берлине, через который будет проезжать и где остановится советская делегация. Рейли обещает содействие своего человека там…»

 

– Когда поступило сообщение? – спросил Трилиссер,

– Вчера.

– Почему доложили только сейчас? – Трилиссер помрачнел.

– Я проверял, кто такие Сидней Рейли и Деренталь…

Трилиссер разозлился еще больше. Вышел из-за стола, стал расхаживать по кабинету и отчитывать сотрудника:

– Вы знаете, что такую информацию нужно докладывать немедленно? Об этом я уже говорил. Если вам что неясно, можете спросить у меня.

– Понятно. Виноват.

– Идите!.. «Сапог»!..

Слово «сапог» было самым большим ругательством у Трилиссера. Таким словом он ругал работника только в том случае, если тот совершал большую оплошность.

– Постойте, – вернул сотрудника Трилиссер. – Сидней Рейли – сотрудник английской разведки Интеллидженс сервис, очень активный и опасный. – У Трилиссера была блестящая память. – Дикгоф-Деренталь – член савинковского «Союза защиты родины и свободы», начальник отдела сношений «Союза», а Эльвенгрен – штаб-ротмистр лейб-гвардии кирасирского полка, ярый монархист. Впредь информацию по вопросу поездки нашей делегации докладывайте немедленно. А сейчас запросите Берлин, что им известно о человеке Рейли в Берлине. Кто такой? Чем занимается? По возможности собрать нужно все сведения о нем.

Вскоре поступила новая информация из Берлина:

 

«Человеком Рейли в Берлине является некто Орлов, который хорошо известен также и Савинкову. Рейли, Савинков и Эльвенгрен по фальшивым паспортам направляются в Берлин. Савинков отдал приказание в Варшаву о высылке трех боевиков для технического производства террористических актов. Эльвенгрен, в свою очередь, вызвал своего приятеля, полковника Озолина, бывшего офицера Финляндского генерального штаба и бывшего финского военного атташе в Ревеле, человека опытного по этой части, связанного с немцами, и участника взрывов складов с военным снаряжением в Архангельске во время первой империалистической войны.

В Берлине Савинков и Эльвенгрен навестили Орлова, п последний устроил им две комнаты в маленькой гостинице вблизи вокзала „Шарлоттенбург“.

О дальнейшем будем сообщать».

 

После того как Трилиссер доложил Дзержинскому полученное сообщение, Феликс Эдмундович сказал:

– По-видимому, членам делегации нужно будет постоянно менять маршруты своего движения. Об этом я с ними переговорю. А вы усильте наблюдение.

На конференцию в Геную, а затем в Гаагу выехали нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин и полпред РСФСР в Лондоне Леонид Борисович Красин.

Примерно через две недели в Берлин прибыли три члена савинковской организации: Васильев, Климентьев и третий, фамилия которого осталась невыясненной. Еще раньше приехал полковник Озолин.

Информация поступала Трилиссеру регулярно, тут же докладывалась Дзержинскому.

 

«Началась интенсивная подготовка к нападению. Первым делом приобретены были у Орлова револьверы системы Маузера (среднего размера) с тщательно отбитыми нумерами на них; кроме того, тот же Орлов добыл особые палки (трости) с наконечниками внизу, в которые были вставлены маленькие шприцы (как для морфия), прикрытые затем металлическим остроконечным, как обычно бывает у трости, колпачком с дырочкой на конце, и соответствующий для них яд – цианистый калий.

Затем были получены фотографические карточки ряда советских деятелей: Чичерина, Красина… Было установлено будущее местонахождение прибывающей на днях советской делегации…»

 

Помощники Эльвенгрена приступили к наблюдениям за квартирами. Савинков провел и показал террористам места по имевшимся адресам и установил наблюдение, затем установлено было дежурство по ресторанам (вечерами).

Когда прибыл Чичерин, ему было отведено помещение в «Европейском дворце» на Потсдамской площади. Остальным членам делегации были отведены комнаты в одной из гостиниц с другой стороны той же Потсдамской площади.

– Нужно поставить в известность германское правительство, – сказал Дзержинский, ознакомившись с последней информацией. – Но это я сделаю сам через НКИД.

Вскоре тон информации из Берлина изменился. Эмигранты-террористы, как следовало из поступавших Трилиссеру сообщений, стали сокрушаться:

 

«Установленное дежурство, в том числе и на автомобилях, не дало результатов, так как Чичерин и другие члены делегации ездят на машинах Министерства иностранных дел, которые вне всяких правил городской езды могут развивать любую скорость и на обыкновенной машине за ними никак не поспеть.

Несколько случаев посещения кафе, театров, собраний, где, по сведениям, должны были присутствовать советские делегаты, не увенчались успехом, так как то упускали из виду наблюдаемых лиц, то сведения оказывались неточными, и погоня оказывалась бесполезной».

 

За несколько дней до отъезда делегации из Берлина Трилиссер получил тревожные сведения о том, что у Савинкова имеются вполне точные сведения о времени отъезда Чичерина и других членов делегации с Потсдамского вокзала, где для них приготовлен особый поезд с салон-вагоном.

Прочитав сообщение, Дзержинский связался с Наркоматом иностранных дел. Попросил договориться с германским правительством о том, чтобы изменить место отправления советской делегации.

Из полученной затем информации из Берлина выяснились подробности неудавшейся попытки террористов:

 

«Перед тем как отправиться на вокзал, все участники акции собрались в какой-то пивной или кафе, там условились в случае, если что-либо произойдет, о дальнейшей связи… По условию, в случае встречи Васильев должен был стрелять, а остальные должны были поддержать его в случае неудачи…

Прошло время назначенного отъезда поезда и по расписанию они могли уже быть; их не было, и савинковцы очень тревожились. Наконец пришел Васильев и рассказал, что действительно попал на перрон, что там был приготовлен для делегации поезд с салон-вагоном и что он видел в одном вагоне бывшего генерала Верховского, которого хорошо знал в лицо, что публика на перрон не пускалась и там были лишь лица, причастные к делегации, чины явной и тайной полиции. Когда наступил срок отправки поезда, то выяснилось, что делегация задержалась на обеде Министерства иностранных дел и поезд задержан минут на десять. Об этом начальнику станции был передан по телефону приказ из министерства. Через десять минут поезд действительно отошел, но члены советской делегации так и не прибыли, а вагон Чичерина ушел пустым. Васильеву удалось узнать, что ввиду задержки в министерстве приказано поезд отправить и что Чичерин и члены делегации догонят его на министерских машинах и сядут в него на какой-то станции».

 

Так была предотвращена попытка расправы с советскими делегатами.

 

Осенью 1923 года возникла необходимость в поездке Трилиссера в Германию. Поездка начальника Иностранного отдела ОГПУ в капиталистическую страну была чрезвычайным событием.

Германская администрация, в том числе и контрразведка, после поражения в войне были ослаблены. Все их усилия были направлены на подавление внутренней революции. Но в западных странах и в Берлине активно работали английская, французская разведки и белоэмигрантские организации.

Обладая опытом конспиративной работы в подполье, Трилиссер был уверен в своих силах, надеялся на свое умение быть хладнокровным в любой ситуации. Необходимо было провести личную встречу с Эрихом Альбертовичем Такке, оказавшим неоценимые услуги в сборе информации о готовившемся Савинковым и Эльвенгреном покушении на членов советской делегации на Генуэзской конференции. Трилиссер должен был обсудить с ним задачи дальнейшей работы, чтобы создать новые возможности для получения информации из Германии, организовать сбор сведений о деятельности эмигрантских организаций не только в Германии, но и во Франции. Требовалось получать сведения о том, как реагируют главари «Высшего монархического совета» на развитие операции «Трест».

– Будьте предельно осторожны, – напутствовал Трилиссера Дзержинский. – Я полагаюсь на ваш большой опыт. В Германии с вами может случиться все, что угодно, если узнают, кто вы на самом деле… Вас могут даже украсть… Особенно опасны белоэмигранты. Сделайте все возможное для организации хорошей работы. Желаю успеха… И помните: о вашей поездке знаем я, Вячеслав Рудольфович Менжинский, вы и ваша жена. Больше никто.

Трилиссер с семьей жил теперь в 4-комнатной квартире на улице Мархлевского. Это было совсем рядом со зданием ОГПУ. Недавно у них родился сын Леонид, и жена была занята уходом за ребенком.

В европейских странах Трилиссер еще ни разу не был, одеваться соответствующим образом, чтобы не выделяться из общей среды, не привык, поэтому готовился тщательно. Портной сшил для Михаила Абрамовича модный по тому времени костюм. Купили несколько сорочек, и Михаил Абрамович долго тренировался повязывать галстук. Жене и ему самому костюм казался некрасивым, моды в одежде на Западе были другими, не то что гимнастерка или косоворотка и полувоенные брюки, заправленные в сапоги, к которым все привыкли.

В Берлин прибыл как частное лицо – для совершенствования знаний немецкого языка и ознакомления с готической архитектурой.

Германия бурлила. На фоне общего кризиса в стране усиливалось революционное движение. Рейхсканцлер Штреземан, спекулируя на опасности нового революционного взрыва, пытался сделать бывших врагов Германии более сговорчивыми. Он предупреждал их, что его правительство может быть «последним буржуазным правительством Германии». В результате катастрофической инфляции, общего разорения росло недовольство населения.

Михаил Абрамович поселился в гостинице. Заводил знакомства, расспрашивал о достопримечательностях города и окрестностей. Хотя Трилиссер и не скрывал, что немецким языком он владеет хорошо, но всем говорил, что для преподавания необходимо изучить нововведения, некоторые диалекты и усовершенствовать произношение.

Время от времени Михаилу Абрамовичу выделялся автомобиль из посольства для поездок по Берлину и расположенным поблизости населенным пунктам… Он встречался с нужными ему людьми. Перед ним стояла задача: организовать получение информации о намерениях эмиграции и правительств империалистических государств в отношении Советского Союза.

В один из дней Трилиссер готовился особенно тщательно. Был даже взволнован, что было заметно по слегка порозовевшим щекам. Но это могли заметить только хорошо знающие его люди. Другим же это ни о чем не говорило, просто у человека здоровый цвет лица.

Утром к гостинице ему подали посольский автомобиль с советским шофером, и он отправился в Потсдам осматривать достопримечательности этого города, о чем подробно рассказал дотошному портье и еще двум постояльцам гостиницы, с которыми общался чаще, чем с другими.

В Потсдаме Михаил Абрамович действительно в течение двух часов рассматривал архитектурные памятники: выходил из автомобиля, ходил вокруг зданий и сооружений, задирая голову и протирая очки. В это же время внимательно наблюдал за окружающей обстановкой – кто стоит рядом, кто высматривает в стороне, нет ли поблизости подозрительных лиц, – пытаясь выяснить, нет ли за ним слежки.

В конце концов убедился, что никто им не интересуется. После этого попросил водителя вернуться в Берлин. На одной из улиц на окраине города Трилиссер вышел из автомобиля. Когда машина скрылась вдали, Михаил Абрамович вынул из кармана яркую почтовую открытку с видом Кёльнского собора, взял ее в правую руку. Быстрым шагом дошел до ближайшего переулка. Там в нескольких метрах от углового дома стоял другой автомобиль.

Водитель, полный молодой человек лет двадцати восьми, с веснушками на лице, бегло посмотрел на открытку, кивнул и сразу тронулся с места, быстро набирая скорость. Отъехав квартала два, он сбавил скорость, повернулся к Трилиссеру и сказал по-немецки:

– Красивая открытка. В этом соборе я венчался.

– Это Кёльнский собор. Здравствуйте, товарищ Такке.

– Здравствуйте, товарищ Трилиссер.

Затем довольно долго ехали молча. На другой стороне Берлина остановились возле небольшой виллы, кивнув на которую, Такке произнес:

– Вот мы и приехали. Здесь можно спокойно поговорить.

– Что это за вилла?

– Ее сняли мои друзья, надежные люди. Она давно пустует. И тут тихо. – Эрих своим ключом открыл дверь и, пропуская вперед гостя, предложил:

– Проходите, располагайтесь, а я сварю кофе.

Вскоре из кухни донесся приятный аромат, а затем Такке поставил на стол две чашки с горячим напитком Сел рядом.

– Вкусно, Вы умеете хорошо варить.

– Это в специальном аппарате, которые выпускают в Италии. Друзья были там и привезли подарок.

– Как вы живете? Как ваши дела? – спросил Трилиссер.

– Да как вам сказать… Работаю по ремонту автомобилей.

– Почему вы говорите так неуверенно?

– Не вижу особых перспектив. В промышленности у нас застой, а однообразная работа тяготит.

– Но вы делаете и другое важное дело. Мы очень благодарны вам за те сведения о Савинкове и Эльвенгрене, вы своевременно сообщили нам и оказали неоценимую услугу.

– Мне приятно это слышать.

Некоторое время они обсуждали политическое положение в Германии, говорили о политике Англии и Франции, о белой эмиграции.

– Нам было бы важно в настоящее время знать о деятельности Бориса Савинкова, о «Высшем монархическом совете», главари которого базируются во Франции, о связях этой организации с какими-либо лицами или группами в Советском Союзе. Могли бы вы оказать нам в этом помощь?

Такке задумался. Потом ответил:

– Видите ли, особых связей во Франции у меня нет. Разве только Эльвенгрен.

– А он сейчас где?

– В Финляндии. Сказал, что скоро вернется и поедет во Францию. Я постараюсь у него разузнать и сделаю все, что в моих силах.

– И последнее, – сказал Трилиссер усталым голосом, так как длительный разговор, нервное напряжение, которое он испытывал перед встречей, его утомили. – Как вы отнесетесь к тому, чтобы через год-два приехать в Советский Союз? У нас вы отдохнете, подучитесь, а затем вместе решим, что делать дальше?

– Это для меня довольно неожиданно, – неопределенно ответил Эрих Такке. – Здесь я у себя на родине… Если вы не возражаете, я подумаю и вам напишу.

– Хорошо,

Рано утром Трилиссер возвратился в гостиницу городским транспортом. Его отсутствие никто не заметил, чем он был весьма доволен, так как ему предстояла работа по усовершенствованию линий связей, по которым можно было бы получать информацию.

Иностранный отдел ОГПУ в результате проделанной работы стал регулярно получать информацию о деятельности эмигрантских организаций. Чекистам становилась известна реакция главарей организации монархистов на действия участников «Треста», и это помогало А.X. Артузову планировать дальнейшие мероприятия.

 

Наступил конец ноября 1923 года. Было холодно и сыро. Однажды вечером Трилиссер зашел в квартиру Дерибаса, чтобы рассказать о впечатлениях от поездки в Германию.

В одном доме с Трилиссером на улице Мархлевского этажом ниже жила семья А.X. Артузова, а на одной площадке с Трилиссером – семья начальника одного из отделов ОГПУ Т.Д. Дерибаса.

Небольшого роста, в очках старого типа – с белыми дужками, одетый в полувоенную форму – в синюю полублузу-полугимнастерку, Трилиссер, сидя в кресле, рассказывал Терентию Дмитриевичу о своих наблюдениях.

В комнату вошел сын Дерибаса. Робко поздоровался.

– Андрей, ты что, не узнаешь? – удивился Дерибас. – Ведь это наш сосед, Михаил Абрамович.

Андрей смутился, тихо сказал:

– Здравствуйте…

– Мы до сих пор ни разу не встречались, – выручил мальчика Михаил Абрамович. – Ты почему к нам не заходишь?

Трилиссер был внимательным и чутким, если видел, что кто-то находится в затруднительном положении, старался ему помочь.

– Заходи к нам… У нас большая библиотека, и ты можешь ею пользоваться…

С тех пор Андрей Дерибас стал частым гостем у Трилиссера. Обстановка в квартире была самая простая, по всему было видно, что живущие в квартире не придают особого значения вещам. А вот библиотека была отличная. И когда Андрею нужно было прочитать какую-либо книгу по школьной программе, он теперь обращался к соседям.

 

Организовав работу на западном направлении, Михаил Абрамович стал принимать меры к тому, чтобы свести к минимуму ущерб, который наносили эмигрантские организации, обосновавшиеся на Дальнем Востоке. Иностранный отдел в начале 20-х годов провел серию мероприятий, в результате которых удалось захватить матерых врагов Советской власти.

Однажды Артузов зашел к Трилиссеру, чтобы обсудить некоторые действия, связанные с «Трестом». Закончив разговор об эмигрантах на Западе, Трилиссер, помолчав, задумчиво сказал:

– На Дальнем Востоке ведь тоже остались «зубры». От них можно ожидать всего чего угодно. Ты читаешь мою информацию по Востоку?

– Да, спасибо. Информацию получаю регулярно ив курсе многих событий. Знаю, что там собирают силы и готовятся к нашествию Иванов-Ринов, Анненков, Краковецкий, Семенов, Яковлев и другие. Ты хорошо знаешь этих людей?

– Еще бы!

– Расскажи мне о них подробнее! – попросил Артузов.

– Иванов-Ринов – организатор контрреволюции в Западной Сибири, бывший «военный министр» так называемого омского «Временного сибирского правительства». Осенью 1918 года крестьяне Славгородского уезда Омской губернии под руководством большевиков подняли восстание против белых. В Славгороде собрался уездный крестьянский съезд, а в деревне Черный Дол разместился затем созданный крестьянами военно-революционный комитет… Иванов-Ринов поручил расправиться с большевиками Борису Анненкову…

Трилиссер разволновался, прервал рассказ и предложил:

– Ты знаешь, Артур Христианович, давай выпьем чайку… Я каждый раз волнуюсь, когда вспоминаю об этом…

По вечерам, особенно в ненастные дни, давала себя чувствовать усталость. Работники ОГПУ могли заказывать в буфете крепкий чай. Так было и сейчас. Трилиссер продолжил:

– Но ты должен это знать.

Антоновцы, махновцы и прочие бандиты бледнеют перед садизмом анненковцев. Деревня Черный Дол была сожжена дотла. Захваченных крестьян казнили, мучили, пытали, некоторых живьем закапывали в землю.

В ноябре 1919 года анненковские бандиты ворвались в Усть-Каменогорскую крепость, в которой содержалось около пятисот политзаключенных. Издевались над арестованными, некоторых расстреливали прямо в коридорах тюрьмы. Отобрали группу советских работников, в частности, из Павлодарского Совета, и поместили на пароход. Спустя несколько дней анненковцы вывели всех политических на берег скованного льдом Иртыша, сделали проруби и приказали прыгать в воду, в не желающих прыгать стреляли.

– Откуда тебе известны такие подробности?

– Несколько человек смогли оттуда сбежать… Слушай дальше…

Даже со своими солдатами, проявляющими малейшую непокорность, Анненков расправлялся беспощадно.

Под ударами Красной Армии Анненков бежал к китайской границе. У самой границы собрал свои части и заявил: «Со мной должны остаться только самые здоровые борцы, решившиеся бороться до конца. А тех, кто устал, я не держу. Пусть кто хочет идет назад, в Советскую Россию».

Многие изъявили желание остаться на Родине. Тогда Анненков отдал распоряжение: всех, желающих остаться, расстрелять! Недалеко от границы впоследствии была обнаружена груда пустых гильз от патронов, а все ущелье было завалено трупами.

Вот что представляют собой Анненков и Иванов-Ринов. Под стать им Краковецкий, руководитель сибирского контрреволюционного подполья, Яковлев, колчаков-окий губернский комиссар, руководитель белогвардейского подполья в Иркутске, и атаман Семенов. Все они еще гуляют на воле, плетут интриги, собирают новые части Для нападения на мирных советских людей.

Трилиссер рассказывал тихо, полушепотом, хрипловатым голосом, не проявляя никаких эмоций, хотя внутри у него все кипело. И от этих его слов, за которыми чувствовались боль, негодование, даже видавшему виды Артузову делалось жутко.

– И такое могут творить люди!? – не выдержал Артузов, – Их нужно вытащить сюда, чтобы судил народ!

– Не так-то просто. У них еще слишком много покровителей. Да и руки не доходили. Во-он как далеко укрылись… Но будем это вместе делать. Как только я соберу достаточно сведений, мы с тобой разработаем план операции.

 

Летом 1925 года Трилиссер выехал в Гельсингфорс, где ему предстояло встретиться с Дмитрием Быстролетовым, биографию которого он хорошо изучил, но лично, «в глаза», еще не видел.

Быстролетов родился в 1901 году в небогатой интеллигентной семье. Во время гражданской войны учился в мореходном училище в Крыму. Увлеченный случайным порывом, вместе с остатками белой армии бежал в Турцию. Через неделю опомнился и с небольшой группой товарищей на шаланде возвратился в Севастополь. Встретил знакомого чекиста и поведал ему об этом,