– Его к нам в клетке с апельсинами привезли, как Чебурашку, – парирую я.
Антон наклоняется и говорит ей что‑то на ухо, Наташа смеется и смотрит на меня, Антон продолжает болтовню, а я довольно улыбаюсь, пью виски и смотрю по сторонам. Диджей прибавляет звук и лофт заполняет пронзительный рифф «Nevermind» Nirvana. Я понемногу начинаю ощущать себя в привычной среде. И какаято девушка замечает, что «Тарантино опять всех убрал», а я говорю «вряд ли», но меня совершенно не слышно, и ей приходится перегнуться через стол, чтобы переспросить, впрочем, ответа с моей стороны не последует. И со всех сторон слышится «ты бы знала, как мы сюда попали», или «в “Подиум” я больше ни ногой», или «он мне сегодня приснился», или даже «инфернальный мудак». И разговор заходит в ту стадию, в которой непонятно, где чьи реплики, а Антон наглухо прилип к Наташе, что уже вызывает во мне дикую ревность. Я незаметно показываю ему кулак и говорю одними губами: «Какая ты сука!» – и тогда он поднимает руки вверх и отсаживается, громко заявляя:
– Главное в «Бесславных ублюдках» – это диалоги, девочки! – Он залпом опрокидывает стакан и укоризненно смотрит на девушек. – Но вы их не оценили, так как наверняка смотрели фильм с переводом.
– А ты как думаешь? – спрашивает меня соседка.
– Как‑то сложно все, – пожимаю плечами я.
– Вообще‑то да, – отвечает она.
Я поворачиваю голову и практически прислоняюсь к щеке Наташи:
– Тебе скучно?
– Нет, все вполне даже ничего.
– Поедем отсюда ко мне? Сейчас.
– Мне нужно подружку дождаться.
– Дождешься и поедем.
– Ты хочешь ее с собой взять, извращенец? – Она дотрагивается кончиком пальца до моего носа. – Забудь об этом.
– Я, конечно, джентльмен, но если ты против, – смотрю на нее через стакан виски, – можем обсудить как опцию, в будущем.
– У нас есть будущее? – Она берет мой бокал и отпивает.
– Я полагаю, что...
– Звездам кино от скромных тружеников полей! – звучит справа.
Мы поворачиваем головы и видим трех мужиков чуть за сорок в унылых двойках, и двух подруг того же возраста. Антон встает, обнимается с двумя мужиками, целуется с дамами.
– О, тут еще и звезды телевидения! – Чувак с седыми висками и игривым платком в нагрудном кармане шутливо кланяется мне. – Антон, ты бы нас познакомил, я дочери расскажу, она фанатка Миркина. Я Паша.
Наташа с любопытством наблюдает за моей реакцией.
– Андрей. – Я встаю, жму руку ему и товарищам, представившимся Сашей и Вагизом, потом галантно касаюсь рук их спутниц.
– Таня, – жмет мою руку погрузневшая блондинка в изумрудном платье и обвесе из драгоценностей.
– Лариса, – чуть задерживает мою руку и расплывается в улыбке худощавая брюнетка в сильно декольтированном платье.
«Вещь не новая, но хорошая», – отмечаю про себя.
– Для нас местечко найдется? – интересуется Паша.
– Может, на террасу выйдем? – предлагает Антон.
– Реально, тут так душно!
– Надо развеяться.
– Антош, а ты нам еще мохито закажешь? – говорят девушки томными голосами и дружно вскакивают, кокетливо оправляя наряды.
Я подаю руку Наташе, помогая подняться с дивана, но в этот момент у нее звонит телефон, она отвечает, поворачивает голову налево, встает и машет кому‑то рукой.
– Подруга приехала?
– Ага. Я их встречу, и мы пойдем на террасу! – Она быстро целует меня в губы.
– Что это за козлы, с которыми ты расшаркивался? – спрашиваю Антона, пока мы идем к бару.
– Паша – чувак, который собирается сериал спонсировать, а эти, – он пожимает плечами, – олигарье, наверное. Телочка в костюме, ага?
– Я не всем даю, – закуриваю и отворачиваюсь.
На террасе уже довольно прохладно и большая часть публики кутается в принесенные официантами пледы. Пользуясь тем, что их спутники куда‑то подевались, наши подружки обступили состоятельных кротов и в унисон смеются каждой сказанной шутке. Наташу я нахожу чуть поодаль, в компании стройной рыжей девчонки в джинсах и обтягивающем джемпере и худощавого паренька – черная футболка, вязаная шапка на голове, руки по локоть в татуировках. Парень что‑то увлеченно рассказывает, вызывая восхищенные взгляды Наташки и ее подруги.
– Ты пойди с олигархами потри, ладно, Тох? – Кладу ему руку на плечо. – А то какие‑то непонятные у нее подруги, с татуировками... Добрый вечер! – Протягиваю бокал виски Наташе, второй предлагаю подруге, но та жестом отказывается. Зато этот кекс шипит «спасибо» и принимает бокал. Я остаюсь без выпивки.
– Петя, – высоким голосом представляется он.
– Андрей, – еле сдерживаясь, чтобы не передразнить его, отвечаю я.
– Это Марина, моя подруга, а с Петей мы вместе учились. – Наташа делает монашеское лицо.
– Я так и подумал, – брякаю я. Чувствуя нарастающее напряжение, Наташа берет меня за руку, одновременно протягивая бокал. – Могу поделиться.
Я киваю. Из лофта доносится «Улетели навсегда». Публика разражается свистом, одобрительными возгласами и хлопками.
– Это абсолютно в духе Нормана Фостера. – Петя рисует в воздухе замысловатые фигуры. – Абсолютная чистота линий, ничего лишнего.
– Слушай, я видела то, что ты нарисовал, это потрясающе, – кивает Наташа.
– Он под коксом? – спрашиваю я шепотом.
– Какая разница? – отвечает она. – Он очень талантливый архитектор.
– Это видно. И еще, видимо, метросексуал.
– Ты жутко нетерпим!
– Хорошо, пусть будет хипстер, это сейчас модно.
– Вам неинтересно? – Лицо Пети, обращенное ко мне, полно трагизма.
– О, что ты! Нереально интересно. – Я делаю глоток. – Норман Фостер, полный отпад, чувак, и все такое.
– А я видела ваше шоу, – вступает Марина, – оно... как бы...
– Слово «говенное» сегодня уже звучало, – опережаю я ее.
– Андрюша у нас звезда, – гладит меня по голове Наташа, – а звезды критику не любят.
– Только профессиональную. Любительская критика – это пустые базары.
– Ну, я только хотела сказать... – запинается Марина.
– Я тебя умоляю, зайка! – раздраженно возвращаю стакан Наташе. – Пойду пройдусь, а то Антон без меня напьется.
– Можно подумать, ты этому помешаешь! – язвительно замечает Наташа.
– Что‑то не дает мне отпускать его от себя. Я как бы... чувствую за него... ответственность...
Постояв несколько минут возле олигархов и послушав все эти «нормально он так в кэш вышел», «мы из Сан‑Тропе убегали на лодке», «гайки закрутят, будь здоров», я схватил с подноса пробегавшего мимо официанта бокал виски и пошел прочь. Антона я так и не увидел.
Я стою, облокотившись на перила террасы, и смотрю на огни ночного города. Шпиль гостиницы «Украина» ближе к центру, бледные огни «Москвы‑сити», потом громадина «Триумф‑паласа», дальше одинокий шприц «Останкино». Огни светофоров, фары автомобилей, все размывается и превращается в одно большое желтокрасно‑синее месиво. Я чувствую, как подкатывает опьянение, но оно не согревает. Мне дико неуютно. Я чувствую себя совершенно потерянным. Кто‑то проходит мимо, хлопает меня по плечу, спрашивает: «Как дела?» – и я отвечаю: «Ништяк», – не зная, кому.
Допиваю виски, оглядываюсь, чтобы удостовериться, что никто не видит, и отпускаю бокал. Он быстро исчезает в темноте, а здесь так высоко, что я даже не слышу звука разбившегося стекла.
– Зачем ты злишься, это всего лишь одноклассник! – обнимает меня сзади Наташа.
– Знаешь, у меня тоже были одноклассницы. Не те, которые со школы, а те, которые с сайта. Он из какой категории?
– Ты меня ревнуешь, что ли? – Она гладит меня рукой по щеке. Очень нежно. Нестерпимо нежно, хотя мне отчего‑то хочется, чтобы оцарапала.
– Тебя? – Я любуюсь ее распущенными волосами, которые в свете газовых горелок отливают металлом. – У меня есть основания?
– Быстро ты становишься собственником. – Она ставит бокал на перила. – Мы знакомы второй день, а ты уже устраиваешь мне сцену. Не рано ли?
– Мне кажется, что мы знакомы целую вечность, прости за банальность, – делаю глоток из ее бокала. – Ты против?
– Я еще не определилась.
– Определишься – пришли эсэмэс. Или смайлик, – возвращаю бокал обратно. – Давай уедем?
– Через полчаса, ага? Мы правда давно не виделись.
– Как скажешь. Как тебе будет удобно. – Я снова отворачиваюсь лицом к городу.
– Почему бы тебе к нам не присоединиться?
– У вас там Фостер. И... как‑то сложно все. Оставь мне виски!
– Как тебе будет удобно.
Она уходит и наверняка ждет, что я обернусь, но я заставляю себя не делать этого. Какая, в сущности, глупость, а? Ревновать девушку, которую ты знаешь всего семьдесят два часа! Я становлюсь сентиментальней? Ранимей? Закуриваю и бросаю короткий взгляд через плечо. Наташи и ее друзей на террасе нет. Пойти, что ли, склеить подругу олигархов? Может ли это быть выходом?
– Привет! – слышу знакомый голос.
– Привет, – говорю я, не оборачиваясь.
– Поцелуй меня в щечку, что ли? Для проформы.
– Легко, – оборачиваюсь, и по телу пробегает электрический разряд. – Даша?
– Не ожидал?
– А я уже уходить собирался, – осматриваюсь украдкой, целую ее в щеку.
– Ты меня стесняешься? – Даша резким движением поправляет платье. – Ты тут не один?
– Ну что ты такое говоришь! – залпом допиваю виски. – Просто... просто тут люди с канала. Зачем нам лишние пересуды?
– В Питере тебя это не смущало. – Она подносит бокал к кончику моего носа. – Или ты тут в жестком поиске? Ты скажи, я уеду.
– Даша, – целую ее в шею, – ну зачем все так усложнять, а?
– Мне кажется, это ты усложняешь. Может, вместе уедем?
– Я сегодня не могу.
– У тебя месячные?
– У меня спонсорские. Мне нужно отвалить, обсудить бюджетный вопрос по продакт‑плейсментам в нашем сериале.
– Я могла бы тебе помочь, я все‑таки работаю на канале.
– Послушай, это другой проект. Не совсем канал.
– Я могла бы просто послушать. – Она надувает губы. – Посидеть рядом.
– Не сегодня. Я тебя умоляю!
– Ты поразительно несговорчив.
Я слежу за выходом на террасу через ее плечо. Горизонт чист, только какая‑то молодежь фотографирует друг друга.
– Ты нарочно не сказал, что здесь будешь? – Даша пытается перехватить мой взгляд.
– Да я сам не думал, что здесь окажусь.
За спинами молодежи начинается какое‑то шевеление.
– Может, это судьба? – трагичным голом произносит она эту пошлую фразу и впивается мне в губы, а я даже отстраниться не успеваю. Ощущаю себя маленькой рыбкой, которую захватывает щупальцами осьминог, как в мультфильме, продолжаю контролировать выход на террасу и, мать вашу так, из‑за спин молодежи выныривает Наташа. Я быстро отлипаю от Дашки, делаю вид, что озабочен стряхиванием несуществующей грязи с коленки. Наклоняюсь, скашиваю глаза в сторону входа. Кажется, не заметила.
Наташа приближается к нам в сопровождении подруги и метросексуала. Даша чудесным образом преображается. Неуловимым движением поправляет декольте, рисует на лице очаровательную улыбку и... взвизгивает:
– Наташка!
– Дашенька! – Наташа приближается к ней, и они покрывают друг друга лобзаниями. – Сколько мы не виделись? Год? Полтора?
– Ты куда пропала? – Даша поворачивается и смотрит на меня недобрым взглядом. – А я тут с коллегой скромно выпиваю в углу.
– Правда? – Наташа подходит, смотрит на меня так, будто видит впервые.
– Вы знакомы? – Даша с видимым усилием сдерживается, чтобы не закусить губу.
– Мы познакомились на съемках «социалки», – делаю я отчаянную попытку сгладить острые углы.
– Надо же, как тесен мир! – Даша обнимает меня за талию, выразительно смотрит. – Ты мне ничего об этом не рассказывал.
– Э... – Я достаю сигарету и хлопаю себя по карманам. – У кого‑нибудь есть зажигалка?
Мальчик Петя протягивает мне зажигалку, и я делаю шаг ему навстречу, пользуясь возможностью ускользнуть из Дашиных объятий.
– А ты, дорогая, не участвуешь в этом проекте? – Наташа улыбается, обнажая ровные белые зубы. Я, кажется, слепну.
– Я этот проект курирую. – Даша тоже достает сигарету.
– Это, типа, моя начальница. – Я даю ей прикурить, сам смотрю на Наташу, стараясь изобразить, что Даша – просто... просто коллега по работе и все такое.
Возникает неловкая пауза, во время которой девушки обмениваются дружелюбными взглядами, а я стою между ними, чувствуя себя полным идиотом, пытаюсь разрядить ситуацию и выдавливаю еще большую глупость:
– Раз уж сегодня такой вечер... ну, типа, случайной встречи старых знакомых, и все такое... Может, засадить по паре коктейлей и пойти танцевать?
– Хорошая идея, – кивает Даша.
– Ты не прикурил. – Наташа смотрит на меня искрящимся взглядом волшебницы, но я‑то знаю, что в нем нет ничего, кроме снега.
– Что?
– У тебя во рту незажженная сигарета, это специально? Ты так курить бросаешь?
– А! – закуриваю. – Старая болячка. Как только вижу вокруг себя такое количество красивых женщин – цепенею.
Но девушки, кажется, не готовы оценить мою шутку. Звонит мобильный Наташиной подруги, Петя поворачивается к ней, Даша опять ныряет в сумку, а я, используя эти секунды, киваю в Дашину строну, отчаянно сигнализируя Наташе: «У меня с ней ничего не было!!!». Наташа шлет едва заметный воздушный поцелуй.
– Слушай, подержи, пожалуйста! – Даша плюхает мне в руки свою сумку. – Что‑то я телефон найти не могу.
– Так значит, ты теперь большая теленачальница, – говорит Наташа, склонив голову набок.
– Он врет! – смеясь, Даша тычет в мою сторону указательным пальцем.
– Ты меня разочаровываешь. – Наташа раскрывает свою сумку. – А я так надеялась, что умные и красивые девушки когда‑то начнут управлять страной. Но мои надежды, как обычно, разбиваются о жестокую реальность быта. – Она изображает плачущее лицо, хлюпает носом. – Черт, сигареты закончились. Петь, не угостишь?
– Авек плезир! – Петя услужливо достает из пачки сигарету.
– У тебя шапка сбилась, дай поправлю! – Кажется, она целую минуту возится с его гребаной шапкой, отступает на шаг, оценивает. – Теперь полный вперед.
– Спасибо, дорогуша, – Петя посылает ей воздушный поцелуй.
Играет легкий лаунж, и все начинают улыбаться как по команде. Разговор делается бессодержательным, и со стороны может показаться, что все мы ну просто не разлей вода друзья. И только легкие капли пота, которые я чувствую на своем виске, указывают на то, что в воздухе кружит с десяток шаровых молний.
– Я хотел бы к вам прислониться, да боюсь обжечься о звезды, – звучит слева, и я, сука, знаю, чей это голос.
– Ой, Олежка! – Даша радостно бросается на грудь Хижняку.
– А вечеринка уже закончилась или так и не началась? – он целует ее в щеку. – Что‑то я запутался.
На Хижняке черная футболка с надписью «We are Pigs», голубые джинсы и белые кеды. В целом прикид на десятку, блядь.
– Ты пришел, и все разом ослепли. Не верят, что ты – это на самом деле ты! – глушу в себе раздражение я. – Предупреждать надо было организаторов, народ в панике. Сам Хижняк здесь!
– Я думал, ты подготовишь зрителей, разогреешь... – Хижняк раскланивается.
А я внезапно понимаю, насколько пьян, потому что, задрав голову к небу, старательно выговариваю:
– Это все равно, что представить себе Oasis на разогреве у Сплина. Очень странно и очень дорого.
– Мальчики и девочки! – торжественно говорит Наташа. – Оставляем вас поговорить о ваших важных телевизионных делах. Встретимся у бара.
– Что может быть важнее цвета лака на женских ногтях? – Хижняк быстро раздевает ее глазами, рождая во мне желание немедленно его уничтожить.
– Только цвет лака на мужских. У тебя хороший маникюр! – Она обращается к метросексуалу. – Петенька, проводи меня до туалета, боюсь не прорваться сквозь толпу веселящихся.
– Считай, что уже прорвалась, – говорит он и театрально подает ей руку.
– Реально, нужно выпить! – Хижняк обводит окрестности презрительным взглядом. – А то я трезвый, боюсь, не постигну всю полноту радости, правда, Даш?
И Даша послушно говорит «правда», а он треплет ее по плечу, она игриво льнет к нему, не переставая при этом сверлить меня глазами. К горлу подкатывает комок, я делаю шаг назад, достаю телефон, имитируя неотложный разговор, и сбегаю к краю террасы. Убедившись, что Даша под руку с Хижняком свалила, я перегибаюсь через перила и блюю. Перед глазами плывут цветные круги, желудок отчаянно сводит, но становится значительно легче. Глаза слезятся, я смотрю на город сквозь пелену и не понимаю, от чего меня на самом деле стошнило – слишком много виски или слишком много Москвы?
Иду в лофт, бреду по стенке, стараясь не смотреть в зал и не попасться никому на глаза, отстаиваю короткую очередь в туалет, там долго плещу на рожу холодной водой, вытираюсь салфеткой, возвращаюсь в зал.
Ищу Наташу в толпе, вижу, как мелькает ее платье среди извивающейся массы на танцполе, подхожу ближе, продираюсь через толпу, толкаю плечом какую‑то девушку, слышится недовольный возглас.
«Once I had a love and it was a gas, soon turned out had a heart of glass, – поет Blondie, – seemed like the real thing, only to find much o’mistrust. Love’s gone behind»...
Прямо передо мной парень в бейсболке New York Yankees жует жвачку, оценивающе рассматривая меня. Я делаю шаг в сторону, он движется туда же. В другую – он повторяет мой маневр.
– Этого еще не хватало! – толкаю его в грудь, иду дальше, он что‑то бурчит. Встречаюсь с двумя малознакомыми журналистками из «Tattler», делаю с ними пару танцевальных движений, краем глаза держу в поле зрения Наташу, посылаю девушкам полуулыбки и продвигаюсь вперед.
Наконец я протискиваюсь к ней и перед тем как обнять ее сзади за талию, кто‑то сует мне в руки стакан с мохито.
– Ты решила спрятаться? – шепчу ей в ухо.
– Что? – оборачивается совершенно незнакомая девушка.
– Ой! – Я плотно краснею. – Абсдача!
– Проблемы? – бычит взявшийся ниоткуда накаченный телок в футболке Frankie Morello.
– Никаких, – поднимаю руки. – Я вашу девушку со своей перепутал.
– Чтобы Таню с кем‑то перепутать... – Он угрожающе сдвигает брови.
– Это только так кажется! – Прежде чем он успевает ответить, сую ему в руки бокал с гребаным мохито и отваливаю.
In between what I find is pleasing and I’m feeling fine Love is so confusing, there’s no peace of mind If I fear I’m losing you It’s just no good you teasing like you do, –
продолжает мяукать Blondie.
Брожу, пошатываясь, среди диванов, выхожу на террасу, заглядываю в лица людей, и нигде, нигде ее не вижу. На балконе меня увлекает под руку директор ивентагентства с просьбой сфотографироваться на фоне какого‑то баннера. И я хочу сообщить ему, что фотографироваться не буду, ссылаясь на то, что я лицо канала, но выговорить это не получается, главным образом потому, что я не помню, как его зовут.
В итоге в тот момент, когда нас щелкают, я срываю с головы стоящей неподалеку девицы бейсболку и закрываю ею лицо. Всем это дико нравится, и меня просят остаться еще для пары кадров, но ноги уже уносят меня прочь.
Наташи нет нигде, равно как и ее друзей. Остается минимальный шанс поймать ее в туалете. Я стою минут пять, исподлобья изучая каждую выходящую девушку. Потом делаю попытку позвонить, но телефон отключен. Вне зоны действия сети. Вне моей зоны.
I’m the one you’re using please, please don’t push me aside
We coulda made it crushing yeah
La La La La La La La,
La La La La La La La...
И меня охватывает такая отчаянная злоба, что в пору валить отсюда, да не хочется это делать в одиночестве, дабы не портить имидж. Вот так вот, запросто, разменять меня на какого‑то дешевого клоуна, и все из‑за одного невинного поцелуя с коллегой по работе! Стерва с комплексами собственницы! Психопатка! Посмотрим, сколько времени пройдет между моим отъездом с вечеринки и твоим эсэмэс. Полчаса? Час – максимум!
Проходя мимо барной стойки, хватаю чей‑то виски, залпом осушаю стакан и валю дальше. Самое страшное – никаких якорей. Антон – и тот исчез.
Дохожу до наших диванов и среди олигархов, шушукающихся с подругами Антона, замечаю Дашу на коленях у Хижняка.
– Здесь здорово, правда? – говорю заплетающимся языком. – Вы мило смотритесь вместе. So nice и все такое.
Даша испуганно смотрит на меня. Хижняк сидит с довольной миной, меряет меня презрительным взглядом и говорит через губу:
– Наш мальчик вернулся! – Он небрежно роняет пепел сигареты практически на Дашино платье. – Вредно так сильно тусить. Береги лицо, впереди эфиры. Наверное...
– Тебе плохо? – Даша хватает меня за руку, и я чувствую, что температура ее тела как минимум на три градуса выше моей.
– Мне? Мне отлично! – сажусь на диван.
– Он сейчас в обморок упадет, прямо тебе на колени! – фыркает Хижняк.
– Может, помолчишь пару секунд? Тут вроде камер нет, – огрызаюсь я. – Вы с Наташей давно знакомы?
– Несколько лет, а что? – Дашино лицо меняется, застывает. – У тебя на нее планы?
– Нет, так просто спросил.
– Я тебе, кажется, романтический вечер испортила, прости! Ты ее в Питер пригласи...
– Оплачиваешь мою страховку? Представительские расходы? Я должен перед тобой отчитываться? – Даша окончательно выводит меня из себя.
– А чё ты так злишься‑то? – Она делает глоток воды.
– Да он нажрался! – Хижняк вытирает губы тыльной стороной ладони.
– Слушай, а не пошел бы ты нахуй! Вот так вот, просто, без условностей!
– Хочешь скандала? Публичной драки? Слишком мало камер, брат, а мне нужны видео‑свидетельства моего триумфа.
– Прекратите! – Даша кладет руку на колено Хижняка. – Вы больные, оба!
– Ты зато здоровая! Чистый генофонд! – Я закашливаюсь. – Хижняк, давай уговорим Дашу снять наш поединок на мобильный? Или при таком низком разрешении у тебя прыщи видны? Стесняешься?
– Андрей, что ты несешь?! – Ноздри Даши раздуваются, кажется, она и сама не рада последствиям флирта с Хижняком. – Я еду домой!
– Вот‑вот! – Я закуриваю. – Антон должен подойти, вы его места заняли.
– Пойдем! – Даша встает и берет Хижняка за руку.
– Скажешь ей завтра спасибо! – Хижняк нехотя поднимается. – Она тебя спасла.
– Может, останешься, звезда? – Я привстаю с дивана. – Покурим на террасе, поговорим о наболевшем!
– Олег, я прошу тебя! – Даша тянет его за собой.
– Давно пора перейти от слов к делам, зайка! – Я толкаю его в грудь.
– Я тебя здесь похороню! – Глаза Хижняка темнеют.
– Прекратите немедленно, Андрей! – верещит Даша. – Олег!
– Всегда мечтал о таком стильном могильщике! – Я кладу ему руку на плечо, он ее сбрасывает, а я не удерживаюсь, делаю шаг назад, задеваю чье‑то плечо и вижу, как из темноты что‑то вылетает. Пятно движется в рапиде, постепенно обретая контуры бутылки Dewars, которая медленно падает на стеклянный стол и разбивается. Стекло выдерживает паузу, видимо, забыв законы физики, а потом разбегается паутиной трещинок.
Девицы взвизгивают, Даша успевает утащить Хижняка с поля боя, официант, которого я задел, стоит как вкопанный и не понимает, извиняться ему или просто вызвать охрану. Олигархи разражаются дружным хохотом.
Я сажусь на диван, тупо смотрю, как официанты вытирают со стола разлитый виски, собирают осколки, кто‑то из них поранился. Раскладывают салфетки с мелкими капельками крови, и веселье продолжается, а мой пьяный угар некому пресечь. Что обидно – ведь я продолжу нажираться дальше.
В глазах двоится, я пытаюсь рассмотреть окружающих, но вижу лишь танец теней. Я пьяно улыбаюсь и пытаюсь поймать хвост беседы.
– А что у него с налогами? – говорит кто‑то.
– Они через Кипр закрылись, – отвечает другой голос.
– Это жизненная позиция!
– Ага, надо было все‑таки в «Сохо» ехать!
– Мужчины, а шампанское еще осталось?
– Это «Асти», милая, шампанского здесь и не было!
– Давайте поедем в «Галерею»!
– А чем нам здесь плохо?
– Здесь ужасная тоска, – вклиниваюсь я.
– Что бы ты понимал в тоске! – отвечает мне человек с восточным именем. Вахит? Бахит? А! Вагиз!
– Уж в чем‑в‑чем, а в этом я понимаю!
– Люблю я нынешних молодых, – заключает его друг Паша. – Мы в твое время в общежитии портвейн пили, и было весело!
– Полагаю, общежитие было рядом с Saint Martin College, и это был Лондон, да? – Я закуриваю сто пятнадцатую сигарету. – Isn’it?
– Чего? – непонимающе осклабился Паша.
– Он тебя подъебывает, – подсказывает Вагиз.
– А моя дочь твое шоу любит! – обиженно говорит Паша.
– Это ее спасет, – глубоко затягиваюсь, старюсь выпустить дым ему в лицо. – А тебя нет!
– Почему это?
– Потому что пару секунд назад кто‑то из вас сказал фразу «жизненная позиция», и мне показалось, что я ослышался. Такое впечатление, что я половину ваших слов не понимаю, хотя мы вроде говорим на одном языке.
– У нас в Риге такой официант был. Помнишь, Вагиз? – вступает в беседу третий. – Тоже делал вид, что половину слов не понимает. А после первых чаевых засуетился, заулыбался, сразу все понимать начал, милым таким стал...
– Это ты к чему? – Я пытаюсь соединить его рассказ со своим, но у меня не получается. – Да нет таких чаевых, которые заставили бы меня стать «милым»!
– Это я к тому, что мы с партнерами вроде как ваш сериал спонсировать собираемся. Или я перепутал, и он не в теме, а, Паш?
Паша утвердительно кивает.
– Это вроде чаевых, парень. Так что ты поляну‑то секи. Не груби старшим! – Он наклоняется ко мне, а мне приходится задержать дыхание: несмотря на костюм за десятку, его выдают передние зубы. Lacalutoм тут не пахнет.
Сказал и весь подобрался, будто ожидая моей бурной реакции на то, как ловко залепил мне пощечину. Окружающие притихли, и я невольно почувствовал себя рестлером на ринге. Вроде все понарошку, бить всерьез не будут, но придется схватиться за лицо, скрючиться и сделать вид, что тебя накаутировали. Чтобы не разочаровывать тех, кто купил билет в первый ряд.
– Слушай, а тебе не жалко себя? – спрашиваю я.
– Чё?
– Я просто размышляю вслух. – Ловлю себя на том, что дирижирую стаканом в такт своим словам. – Как это должно быть обидно, когда тебе даже улыбаются только за деньги, а? Меня бы тошнило непрерывно.
– Парень, ты еще слишком молод, чтобы тебя тошнило от фраз взрослых дяденек. – Я замечаю, как его кадык чуть дергается, вверх‑вниз. – Ты сначала доживи до сорока пяти, потом поговорим!
– Знаете, – я стараюсь тщательно выговаривать слова, – Иэн Кёртис умер в двадцать один, а Курт Кобейн в двадцать восемь. Первый страдал эпилепсией, второй – героиновой зависимостью. Но это же не оправдывает того, что вы еще живы? Только не надо спрашивать, кто это такие.
– А ты хочешь, чтобы мы скорее сдохли? – недобро осклабился Вагиз. – За что же ты нас ненавидишь?
– Вы неправильно меня поняли! Я не хочу вашей смерти, я просто хочу, чтобы вас не существовало, вот и все. Неужели сложно понять?
– Опять смерть! Почему все на этой неделе говорят про смерть? – вклинивается в разговор вынырнувшая из темноты зала Таня.
– Партнеры, вы нам тут много интересных мужчин обещали! – поддерживает ее подруга Лариса. – И где они? Все уехали?
– Вот, – Паша показывает на меня, – для вас берегли. Пошли, Кость!
Он берет под локоть третьего, но тот явно не хочет уходить. Смотрит на меня, как мент, и тихо цедит:
– Лет десять назад я бы тебе язык отрезал.
Я высовываю язык насколько могу.
– Пошли‑пошли! – Паше удается подтолкнуть его с дивана. Подруги снимаются вместе с ними.
– Ты сегодня большую ошибку сделал, – говорит на прощанье Вагиз. – Жалеть однажды будешь.
– Мы все пропустили? – вопрошает Лариса, характерно шмыгая носом. – Нет, я не понимаю, ну почему все самое интересное без нас?
– Все только начинается! – улыбаюсь я.
– Правда? – Она смотрит на меня томным взглядом. – А можно мне билет в партер?
– Можно даже в фанзону, там лучше вокалиста видно.
– Ларис, мне домой пора, муж обзвонился, – пожимает плечами Таня.
– Танечка, – Лариса вытягивает губы, – посиди с нами, рыбка моя. Ну, подумаешь, обзвонился... Перестанет.
– Нет, я правда поеду! – Таня встает, чмокает Ларису и уходит.
– Нас бросили, – фальшиво говорит Лариса.
– Какие‑то все порывистые сегодня. – Я думаю о том, что и мне пора отваливать. – Выпьем по крайней?
– А мы собираемся уезжать?
– А у нас есть варианты? – Стой, мать твою, остановись! Сколько можно флиртовать с каждой из тех, кто оказывается на уровне глаз.
– Не знаю, какие могут быть у бедной девушки варианты, когда перед ней звезда? – Лариса поглаживает лежащую рядом сумку ценой в средний автомобиль.
– Я бы заплакал от смущения, да боюсь, грим потечет, – смотрю на нее взглядом очаровательной газели. «Интересно, сколько тебе лет? Бедная богатая девушка».
– Не бойся, я сама дрожу! – Она кладет руку мне на колено. – Как осиновый лист.
