Возвращение сказки. Объяснительная записка Дмитрия Глуховского 3 страница

Взгляд Сергея скользнул выше по затянутым в черное трико икрам и наткнулся на узкую рукоятку клинка, вставленного в пристегнутые к лодыжке девушки специальные ножны. Он изумленно выкатил глаза. Женщины Рощи не носили при себе оружия – защищать их было делом мужчин. Возможно, на других станциях действовали другие правила, но! Незнакомка должна была оставить все оружие, включая свой клинок, на блокпосту. Если она, конечно, проходила через блокпост!

– Дрон, держи ее! – крикнул Сергей напарнику, который как раз направился следом за девушкой.

Но произошло непредвиденное.

Стоило Дрону приблизиться к незнакомке, как она развернулась к нему. Неуловимо качнулась в сторону, уйдя от протянутых рук, сама схватила Дрона за отвороты пижонской кожаной куртки и толкнула вперед, выставив на пути свою точеную ножку. Это была классическая передняя подсечка, но выполненная настолько стремительно, что даже Дрон, имеющий богатый опыт всевозможных драк и рукопашных схваток, не успел среагировать. Словно подрубленный, он повалился на пол, нелепо размахивая руками, но так и не сумел сгруппироваться – и врезался лбом в гранитные плиты. Еще до того, как его тело шмякнулось на платформу, девушка сорвалась с места, спрыгнула на рельсы и помчалась к виднеющемуся впереди входу в служебный туннель. Этот туннель открывали только по необходимости, в остальное время он оставался заперт, но сейчас Сергей с изумлением обнаружил, что входная железная дверь – та самая дверь, ключи от которой имелись только у его отца, коменданта станции и начальника ремонтно-восстановительной службы, приоткрыта. Значит, ничто не помешает пробравшейся на станцию незнакомке так же незаметно уйти. Сообразив это, Касарин бросился наперерез девушке.

Она почти успела. Ухватившись за дверную ручку, лазутчица уже тянула дверь на себя, когда Серега в прыжке сбил ее с ног. Сцепившись, они упали на рельсы. Девушка вскочила первой, но Сергей поймал ее за ногу, рванул и снова опрокинул на землю, закрываясь локтем от удара другой ногой в лицо. Тогда незнакомка выхватила свой клинок – не примитивную кустарную заточку, а настоящий боевой сталкерский нож с вороненым остро отточенным лезвием. Судя по полыхнувшим ненавистью глазам, это была не пустая угроза – она собиралась пустить клинок в дело. Схватка сразу перешла на другой, смертельно опасный уровень.

У Сергея тоже было при себе оружие – револьвер в поясной кобуре, но до него еще нужно было добраться. Он откатился в сторону и, вскочив на ноги, встал в боевую стойку. В тот же миг его противница сделала длинный выпад, выбросив перед собой руку, удлиненную остро отточенным стальным жалом. Сергей рефлекторно отшатнулся, и нацеленное ему в живот острие клинка всего на несколько сантиметров не дотянулось до диафрагмы. Амазонка сейчас же нанесла новый удар, на этот раз сбоку. Но теперь Сергей был к нему готов. Он блокировал ее руку, вывернул кисть, а для верности еще и ударил по руке ребром ладони. Нож вылетел из разжавшихся пальцев и, отлетев в сторону, вонзился в железнодорожную шпалу. Девушка рванулась прочь, но Касарин не позволил ей вырваться из своего захвата: завернул за спину руку и прижал к себе.

– Стой спокойно, иначе вывихнешь плечо, – предупредил он.

Однако амазонка не послушалась. Изловчившись, она впилась зубами в ладонь парня. Но это был, скорее, жест отчаяния – от платформы к ним уже бежали караульные с западного блокпоста и впереди – злой как черт, всклокоченный Дрон.

 

* * *

 

– Ты кто такая? Как сюда попала? – спросил начальник караула у девушки, которую крепко держали за руки двое дружинников.

Сергей стоял рядом, тщетно пытаясь остановить кровь, сочащуюся из прокушенной ладони. Он уже пытался слизывать кровь языком, зажимал укус куском марли. Ничто не помогало – рана все равно кровоточила.

Задержанную лазутчицу привели на блокпост, и там при свете двух горящих керосиновых фонарей Сергей смог ее как следует рассмотреть. Ей было от силы лет двадцать. Во всяком случае, девушка выглядела его ровесницей. Среднего роста, хрупкая, но не тощая – под плотно облегающим ее фигуру спортивным трико угадывались хорошо натренированные мышцы. Но не фигура, а лицо незнакомки поразило Сергея. Он никогда не видел такой чистой и свежей кожи. Лица всех без исключения женщин, с которыми хоть раз сводила его судьба, хранили печать тоски или тревоги, тяжелого труда и накапливающейся день ото дня усталости. Даже на лице шестнадцатилетней Лиды в уголках глаз залегли глубокие морщинки. А ее руки! От постоянной работы на плантации кожа на ладонях Лиды, да и у других работающих с нею девушек, огрубела и приобрела серый землистый оттенок. Зато у схваченной незнакомки ладони были такими же чистыми и гладкими, как и ее лицо. Похоже, она не только следила за собой, но и... регулярно пользовалась косметикой! Сергей слышал про увлажняющие огуречные маски, которые некоторые женщины якобы накладывают себе на лицо, но считал эти рассказы обычными выдумками. В голове не укладывалось, как можно использовать этот редкий и страшно дорогой плод просто для очищения и увлажнения лица. Приходилось ему слышать и вовсе фантастические истории о каких-то чудодейственных кремах, производимых то ли на Сибирской, то ли где-то еще из плодов каких-то редких растений и способных чуть ли не возвращать людям молодость. Но никто в Роще не пользовался такими кремами и никогда даже не видел их, поэтому Сергей считал рассказы о них такими же красивыми легендами, как и упоминания о живой воде, способной якобы заживлять любые раны. Но гладкая, без единой морщинки или рубца, кожа стоящей перед ним девушки опровергала все его прежние представления. Еще больше удивляло другое: почему никто из пристально разглядывающих незнакомку мужчин не обратил на это внимание?

– Ты будешь говорить или нет?! – повысил голос начальник караула.

– Да дайте мне с ней часик... Она у меня заговорит, – оскалился Дрон.

Девушка никак не отреагировала на их слова, даже головы не повернула, словно происходящее ее совершенно не касалось.

– Может, глухонемая? – предположил кто-то из собравшейся у блокпоста толпы любопытных, пришедших посмотреть на пойманную лазутчицу.

– Надо тряхнуть ее рюкзак, – вдруг сказал Сергей.

В ответ незнакомка метнула в него такой исполненный ненависти взгляд, что Сергею стало не по себе. Дрон тут же шагнул к пленнице и, не дожидаясь команды начальника караула, сорвал с ее плеч рюкзак. Толпа подалась вперед. Дрон, смакуя обращенное на него всеобщее внимание, неторопливо расстегнул рюкзак, запустил туда руку и, покопавшись внутри, вытащил запечатанную упаковку антибиотиков. В первый миг Сергей испытал разочарование, но, когда Дрон изменился в лице, насторожился.

– Да у нее полный рюкзак лекарств! – объявил он.

– Обезболивающие, обеззараживающее... – начал перечислять Дрон. – Да это же наши лекарства! Эта стерва все наши лекарства вычистила!

По толпе прокатился вздох возмущения. Сразу несколько человек бросились к палатке с красным крестом, где располагался медицинский пост. Там в сейфе начальника медицинской службы хранились все общественные медикаменты. Те самые, которые сталкеры, рискуя жизнью, разыскивали на поверхности в развалинах аптек и городских больниц и которые считались чуть ли не самой большой ценностью в метро.

Неужели?! Сергей впился взглядом в лицо пробравшейся на станцию незнакомки. Она стояла бледная и не шевелилась. Он все понял. А еще через минуту из медицинской палатки донеслись возбужденные крики.

– Сейф пуст!... Здесь почти ничего не осталось!...

– И кабель электрический наверняка она перерезала! – добавил кто-то из толпы.

Тем временем Дрон, продолжающий молча копаться в рюкзаке девушки, достал оттуда туго скрученный сверток прорезиненной ткани, а когда развернул и встряхнул его, оттуда посыпались металлические пилки и изогнутые зазубренные крючки разных форм и размеров.

– Да это же отмычки! – ахнул один из державших лазутчику караульных.

– А я что говорил! – выкрикнул все тот же голос из толпы. – Она, она кабель перерезала!

Над толпой взметнулись кулаки. Дрон шагнул к воровке и наотмашь ударил ее по лицу. Голова незнакомки мотнулась в сторону, и из разбитого носа показалась струйка крови. Но Дрону этого показалось мало, и он без замаха коротко ударил девушку кулаком в живот. Та захрипела и не упала только потому, что ее крепко держали за руки двое караульных. Сергей оцепенел, а в толпе раздались одобрительные возгласы. Люди, которых он хорошо знал, нормальные добрые люди, всегда готовые поделиться с товарищем едой и патронами, сейчас с одобрением наблюдали за избиением девушки, даже не пытавшейся защищаться. И никто, ни один человек даже не пытался остановить эту расправу!

А потом над толпой грянуло страшное:

– Повесить ее!

И сейчас же множество глоток подхватили этот крик:

– Повесить!

– Повесить!!!

Сергей разобрал даже несколько женских голосов.

Караульные подхватили девушку под руки и через неистовствующую толпу потащили к центру платформы. Но прежде чем бурлящее людское варево скрыло от Сергея схваченную воровку, она обернулась к нему – и он увидел на ее лице вымученную застывшую улыбку.

И эта прощальная улыбка, этот обреченный взгляд сорвали внутри Сергея какую-то пружину. Он бросился вперед, бесцеремонно расталкивая в стороны оказавшихся на пути мужчин и женщин, и в конце концов пробился к пленнице.

– Так нельзя! Нельзя ее вешать! – закричал Сергей, загородив караульным дорогу.

– Это еще почему?! – выступил вперед пожилой Кузьмич, опираясь на свой костыль. Глаза инвалида горели праведным гневом, на нижней губе повисла капля слюны. – Она же воровка! Гадюка! Туда ей и дорога!

Про «гадюк» Сергей уже слышал. В Рощу порой доходили разрозненные слухи о таинственном клане или секте неуловимых воров с таким названием. Дрон утверждал, что среди «гадюк» одни молодые, безумно красивые девушки, способные одним взглядом соблазнить любого мужчину, и что во всем метро нет такого места, куда бы они не могли пробраться и выкрасть то, что им нужно. Сначала Сергей ему поверил, но теперь – после признания Дрона о выдумке про бункер амазонок – и его рассказ о неуловимых «гадюках» выглядел сомнительно. Особенно откровения о главаре воровского клана, которого, по утверждению Дрона, почему-то звали не по-русски не то Тедом, не то Кеном, не то вообще каким-то Кедом. Правда, ловкость незнакомки, найденный при ней набор профессиональных отмычек и ее умение вскрывать сейфы и запертые двери говорили сами за себя...

– Если она Гадюка, у нее ведь на плече должна быть татуировка – змея! – выпалил он последний аргумент.

Дрон сейчас же шагнул к воровке и, разорвав на ней трикотажный свитер и открывшуюся под ним майку, обнажил ее левое плечо. Наблюдая за ним, Сергей с ужасом подумал, что если на плече девушки действительно обнаружится такая татуировка, ее уже не спасти. Возбужденная толпа тут же, на месте, приведет в действие свою угрозу. Но на плече незнакомки не оказалось никаких татуировок – все та же чистая, гладкая кожа. У Сергея отлегло от сердца, однако Дрон и не думал успокаиваться.

– Значит, здесь! – громогласно объявил он и так же бесцеремонно оголил девушке другое плечо.

Но и там ничего не было.

– Так, может, не на плече, а ниже, – заявил Дрон и принялся срывать с девушки одежду.

Караульные все так же крепко держали ее за руки, поэтому она не могла защищаться, но все-таки попыталась оттолкнуть Дрона коленом. Ее сопротивление только еще сильнее раззадорило его.

– Стой, сучка! Не рыпайся! – прикрикнул он на девушку и снова ударил ее по лицу.

Этого Сергей стерпеть уже не смог. Он схватил Дрона за руку и оттолкнул напарника от пленницы.

– Ты что, сдурел?! – взревел тот.

Он обернулся – и они столкнулись с Сергеем взглядами. И, видно, было в Серегиных глазах нечто такое – страшное, дикое, – что даже Дрон обомлел, замешкался и отступил.

– Убедились?! Она не Гадюка! – обратился Сергей к притихшей толпе.

Но тут подал голос начальник караула:

– Не так давно на Маршальской тоже Гадюку поймали. Так у нее никаких татуировок не было.

– Тут и думать нечего! Она это! – подвел итог Кузьмич.

Ослабившие хватку караульные вновь зажали пленницу с двух сторон, а их начальник достал откуда-то узкий ремень и принялся сосредоточенно связывать девушке руки. Сергея оттеснили в сторону. Мнение рядового патрульного, да еще стажера, здесь никого не интересовало. Вот если бы на его месте оказался отец, он разом положил бы конец произволу. Отец! Сергей понял, что ему нужно делать.

Он снова протиснулся в центр.

– Даже если эта девушка воровка, нельзя казнить ее без суда! – твердым голосом объявил он. – Ведь мы не бандиты и не убийцы! Только суд может решить ее судьбу. Только суд, – повторил он. – Во главе с председателем.

Председателем суда в Роще являлся начальник службы безопасности, а двумя другими судьями выбранные члены станционного Совета, но они практически всегда соглашались с мнением председателя.

Оставалось дождаться возвращения отца... И надеяться, что тот его послушает.

 

* * *

 

На крупных станциях тюрьмы состояли из нескольких камер. Так, например, на Сибирской, где было больше всего жителей, под арестом могли одновременно находиться более десятка заключенных. Но в Роще в такой большой тюрьме не было необходимости, и камера имелась только одна. Да и то в основном использовалась не для содержания осужденных преступников, а для временного заключения пьяных дебоширов или потерявших человеческий облик, обкурившихся дурью наркоманов. Поэтому отец в шутку называл ее странным словом «вытрезвитель». Камера располагалась под пассажирской платформой, в одном из подсобных помещений. Прежде, еще до Катастрофы, здесь хранились швабры, ведра и другой хозяйственный инвентарь. Одно ведро, служившее заключенным отхожим местом, видимо, сохранилось с той поры. Кроме этого ведра в камере появились грубо сколоченные деревянные нары без тюфяка, а большего для отрезвления попадающим сюда пьяницам и наркоманам ничего и не было нужно.

Сейчас внутреннее пространство камеры терялось в темноте, так как единственная проведенная сюда лампочка теперь не горела. Но конвоиров это не волновало.

– Давай, заходи! – грубо сказал один из них и втолкнул остановившуюся на пороге девушку внутрь.

– Как же она там без света? – растерялся Сергей. – Ее же крысы сожрут...

– Договорится как-нибудь, – усмехнулся тот и, захлопнув железную дверь камеры, задвинул массивный засов.

«Ничего, через три, максимум через четыре часа, с отрядом разведчиков вернется отец», – успокоил себя Сергей. Но утешение, по сути, являлось самообманом. Если повреждение окажется серьезным и ремонт затянется, разведчики могут и задержаться. Такое уже бывало. Последний раз ремонтная бригада не возвращалась из туннеля целые сутки. А для молодой девушки каждый лишний час, проведенный в темноте и неизвестности, – настоящая пытка.

Сергей хмуро взглянул на заперевшего дверь стражника, который устроился возле камеры на пустом перевернутом ящике.

– Охранять будешь?

– Как приказано, – ответил тот и, обернувшись к своему напарнику, добавил: – Сменишь меня через два часа, ага?

Хотя стражник выполнял приказ, его демонстративное равнодушие вывело Сергея из себя.

– Тебя бы вот так заперли, в этой крысиной норе, в темноте, а?!

– Ничего, вот как в петле задергается, так ей и наша тюрьма райским местом покажется, – оскалился тот. – Будет знать, как воровать!

– Хотя бы фонарь ей дай!

– А на том свете фонари не положены, так что пусть привыкает! – ухмыльнулся стражник.

Он ведь, гнида, специально старался говорить громко, чтобы пленница за дверью слышала каждое слово. Сергею захотелось дать тюремщику в рожу, но он лишь поиграл желваками, что, впрочем, не произвело на стражника никакого впечатления, повернулся и зашагал прочь.

Их с Дроном смена давно закончилась – сейчас станцию патрулировала другая пара дозорных. Увидев издалека Сергея, они остановились и уважительно покачали головами. Когда они поравнялись, один из патрульных одобрительно хлопнул его по плечу:

– Молоток, Серж! Лихо скрутил эту тварь, да еще в одиночку.

– Неужто она правда Дрона заломала? – поинтересовался другой.

Сергей рассеянно кивнул и, не вступая в разговор, побрел дальше. Ноги сами принесли его на место схватки с воровкой. Остановившись, он посветил вокруг себя фонарем и выдернул воткнувшийся в шпалу нож девушки. Это был метательный клинок, но не из тех грубых поделок, которые клепали в метро все, кому не лень. Отлично заточенное лезвие, прекрасная балансировка, удобная рукоятка с деревянными накладками, а не обмотанная скользкой изолентой. Сергей взмахнул рукой, нанеся воображаемому противнику короткий колющий удар, потом подбросил нож на ладони, перехватив за лезвие, и метнул в ближнюю деревянную опору из тех, что укрепляли свод туннеля. Нож вонзился точно в середину намеченного сучка. Однако! Касарин выдернул нож из опоры и, как свой законный трофей, вставил в узкий карман-ножны на левом запястье.

Если бы нож обнаружили в момент задержания или среди вещей схваченной девушки, он стал еще бы еще одной уликой. Впрочем, и без этого ножа никто на станции уже не сомневается, что она профессиональная воровка. Но как бы там ни было, Сергей не хотел ее смерти, даже несмотря на совершенное ею страшное преступление. В голове даже шевельнулась мысль, что, возможно, правильнее было бы позволить девушке сбежать, тогда бы ей сейчас ничто не угрожало. Но она сбежала бы с украденными лекарствами, оставив все население Рощи: мужчин, женщин, стариков и детей без медицинской помощи. И, значит, это тоже было неправильно! Он обязан был задержать воровку, и сделал это.

Только вот теперь из-за него красивая девушка, только начинающая жить, будет повешена. А это – правильно?

Терзаемый сомнениями, он вернулся на платформу. Если бы кто-то дал дельный совет или хотя бы выслушал его, на душе наверняка стало бы легче. Но, как назло, рядом никого не было, даже Дрон куда-то запропастился. Сергей зашел в свою палатку и уселся на койку. Может, действительно напиться? Он потянулся к ящику, где хранилось спиртное, но так и не донес руку, наткнувшись взглядом на стоящую рядом керосиновую лампу.

Вспомнив о кишащей крысами камере-одиночке, Серега схватил керосинку и вышел вон.

Еще на подходе к камере, куда поместили воровку, он уловил сладковатый запах дури. Обоняние не обмануло – оставшийся у двери стражник с блаженной улыбкой потягивал раскуренную самокрутку. Услышав приближающиеся шаги, он вскочил на ноги и попытался спрятать дымящийся косяк, но было уже поздно.

– На посту куришь? – прищурился Сергей.

– Да я всего-то чуть, самую малость, – залепетал стражник и, бросив самокрутку, демонстративно затоптал ее ногой. – Ты это, Серый, не выдавай отцу. Будь другом, а?

Он заискивающе уставился на Сергея.

– Отопри дверь!

– Дверь? – мигом насторожился тот. – Тебе зачем?

– Хочу допросить задержанную.

– Допросить? – снова переспросил стражник.

Сергей и сам понимал, что его ответ прозвучал неубедительно, но другого у него не было.

– Вообще-то к арестованным не положено никого пускать, – замялся стражник, но потом, уставившись на упорно дымящийся на полу окурок, промямлил: – Но тебе, думаю, можно. Ведь это ты ее поймал.

Едва Сергей переступил порог камеры, дверь за ним тут же захлопнулась. Кое-как, на ощупь, он запалил лампу и при ее мягком свете горящего фитиля рассмотрел стоящую у противоположной стены пленницу. Она была уже без своего черного свитера, в одной разорванной майке, и босая. Возможно, это начальник караула приказал изъять у нее верхнюю одежду и обувь, но, скорее всего, свитер и дорогие кеды просто приглянулись кому-то из стражников.

– Вот, лампу тебе принес, – пробормотал Сергей – не зная, как начать разговор. – А то тут крысы лезут... В темноте.

Девушка в ответ только усмехнулась, не спуская с Сереги цепкого, подозрительного взгляда.

– Трогательно. Последнее желание приговоренного? Я бы не этого попросила.

– Не бойся, – зашептал Сергей, чтобы стражник за дверью, чего доброго, не услышал его. – Я помогу тебе. Договорюсь с судьями... Тебя отпустят.

– И что я буду тебе должна за такую милость? – девушка натянуто улыбнулась. – Перепихнуться с тобой?

– Зачем ты так? Я правда хочу тебе помочь. Мой отец начальник службы безопасности и председатель суда. Сейчас его здесь нет, но он скоро вернется на станцию, и я попрошу его, чтобы...

Он не договорил: девушка покачала головой и расхохоталась: негромко, горько, до слез на глазах. Страшно.

– Твой отец полковник Касарин? – спросила она; нехорошая улыбка словно примерзла к ее губам.

– Да. Что тут смешного? – насупился Сергей.

– Да то, что он тут же прикажет вздернуть меня, едва ты заикнешься ему обо мне!

– Ты не знаешь моего отца!

Девушка снова широко улыбнулась, обнажив ровные, белые зубы.

– Это ты его не знаешь. Всему метро известно, что полковник Касарин – настоящий зверь. Жестокий, как...

– Мой отец... Не такой! – Сергей вспыхнул, замахнулся на воровку, но поперхнулся своими словами и сдержал руку.

Что бы ни говорила воровка о его отце – если Серега сейчас ударит ее, он уподобится всем тем, кто собирался вздернуть девчонку, не разбираясь даже, зачем ей понадобились лекарства. Повинуясь внезапному импульсу, он взялся за ее запястья – и расстегнул стягивающий их ремень.

Девушка изумленно уставилась на него:

– Зачем ты это сделал?

– Тебе же... было больно, – пожал плечами Сергей, пряча глаза.

Она смерила его взглядом с ног до головы и покачала головой:

– Вот уж не думала, что у Касарина сын такой слюнтяй.

– Почему... – побагровел Сергей, но девушка не дала ему договорить.

– Потому что это глупо! Твой отец не стал бы церемониться с воровкой. Он прикончил бы меня прямо на месте без всяких разговоров. И это правильно! Так и должен поступать мужчина. Можешь убить врага – убей! И нечего распускать сопли!

Сергей опешил:

– Я... не могу. Жалко же...

Девушка с вызовом вскинула голову:

– Жалость – удел слабаков и слюнтяев! Зачем меня жалеть? Зачем позволять мне жить? Чтобы я состарилась, превратилась в больную, никому не нужную старуху и клянчила милостыню, пока не сдохну в какой-нибудь сточной канаве? Нет, спасибо. Такого будущего мне не надо! Уж лучше быстро умереть молодой и здоровой, чем гнить от болезней и околеть старой каргой!

Сергей изумленно уставился на незнакомку. Не похоже было, чтобы она паясничала или лгала.

– Неужели у тебя нет ничего, ради чего стоило бы жить?

– Можно подумать, у тебя есть! – резко ответила девушка. – Я прекрасно понимала, на что шла, и представляла, что со мной будет, если я попадусь. Так что валяться в ногах и вымаливать пощаду не стану. Это все равно ничего не изменит.

Она помолчала, словно решала – говорить или нет, а потом выпалила Сергею прямо в лицо:

– И я бы заколола тебя там, в туннеле, без колебаний – если бы только был шанс!

Сергей покачал головой.

– Знаешь... Кажется, будто ты пытаешься убедить меня... И себя... Что заслуживаешь смерти...

Она снова рассмеялась: коротко и зло.

– А ты считаешь, нет?

– Нет, – твердо ответил Сергей. – Ты совершила подлый поступок. Лекарства, которые хранились в нашем сейфе, начала собирать еще моя мать. Она была врачом, возглавляла нашу медицинскую службу. И, хотя могла этого не делать, часто лично выходила со сталкерами в город на поиски лекарств... Пока однажды во время одной из таких вылазок их всех не растерзали мутанты. Моя мать могла бросить рюкзак с собранными лекарствами и бежать, но не сделала этого, потому что думала об оставшихся внизу людях, для которых эти лекарства были последней надеждой. А ты хотела их просто присвоить. Украсть. Тем не менее, я считаю, что ты должна жить.

– Почему?! – крикнула ему в лицо воровка.

– Потому что ни один человек не заслуживает смерти.

Девушка отвернулся и замолкла. Потом посмотрела на Сергея снова – и улыбнулась, на этот раз грустно и уже без всякой издевки.

– Если ты останешься жив, то скоро переменишь свое мнение, – вздохнула она. – Мне тебя жаль. Твоя мать глупо воспитывала тебя и глупо погибла. Ей надо было бросать все лишнее и бежать, раз у нее была такая возможность. Ради кого она погибла? Ради кучки жалких людишек, которые даже не подумали прийти ей на помощь.

– Они не могли, – возразил Сергей. – Да и не успели бы. Нападение произошло на поверхности.

Прежде это не приходило ему в голову, но сейчас он вдруг увидел все случившееся в тот роковой день другими глазами. Никто в Роще не знал, когда отправившиеся в город сталкеры должны вернуться. Да они и сами этого не знали. Мать сказала «до темноты». Но что это значит: на закате, за час или за два до захода солнца? Монстры могли напасть на ее группу в любой момент. Значит, когда он уговаривал отца отправиться на поиски матери, и она, и ушедшие с ней сталкеры, скорее всего, уже были мертвы. И отец это понимал. Он отказался ночью идти на поверхность, потому что знал: поиски в темноте ничего не дадут, и не хотел подвергать напрасному риску себя и остальных спасателей. Хотя о себе он, скорее всего, не думал. Нет, думал! Ведь он понимал, что с этого дня они остались вдвоем и что кроме него больше никто не позаботится о его ребенке. Он чувствовал свою ответственность за судьбу сына, поэтому не пошел ночью в город, а не потому что струсил, побоявшись нарушить станционный устав, запрещающий в темноте вылазки на поверхность. Сергею стало стыдно. Все эти годы он носил в душе обиду, а ведь отец, если разобраться, поступил тогда единственно правильным образом. Так ведь? Или он все же должен был, бросив все, подняться наверх и искать мать, пока не найдет ее – живой или мертвой?..

Сергей взглянул в глаза стоящей перед ним девушке: поняла ли она его? Но она ничего не поняла.

– А если бы нападение произошло в туннеле, думаешь, что-то изменилось? – ехидно переспросила воровка. – Черта с два!

Она замолчала, а потом снова заговорила, но уже совсем другим голосом:

– Моя мать умерла, когда меня рожала, и я даже не знаю, как она выглядела. Зато помню, как умирал мой отец. Он умер у меня на глазах, после того как один мерзавец выстрелил ему в живот. Мой отец был сильным человеком, он умирал долго. Если бы те, кто оставался на станции, помогли ему, его, может, удалось бы спасти. Они слышали мои крики, но никто из них даже не подумал помочь нам, хотя им и нужно-то было пройти по туннелю каких-то пятьдесят метров. Я тоже должна была умереть. Когда пятнадцатилетнюю девчонку насилуют четверо амбалов, это нормальный исход. Но я выжила. А когда собрала последние силы и подползла к отцу, он был уже холодным. Те четверо давно ушли. Они получили, что хотели, и никто из нас им больше не был нужен. Сейчас они, наверное, уже забыли нескладную девчонку, которую четыре года назад трахнули в темном туннеле. Но я все помню. И единственное, о чем жалею, так это о том, что не сумела добраться до них, чтобы заставить испытать ту же боль, что перед смертью чувствовал мой отец. Пока не сумела. Думала, доберусь до них, если пойду в воры... Но...

Что-то перевернулось в душе девушки. У нее на глазах выступили слезы. И она, словно испугавшись этого, стиснула зубы и резко тряхнула головой, отгоняя их от себя.

– Все! Хватит! Уходи. Я хочу остаться одна.

Но Сергей не послушал ее.

– Ты ищешь убийц своего отца – и для этого связалась с ворами?..

– Какая тебе разница?! – Подскочив к Сергею, девушка сильно толкнула его в грудь обеими руками. – Что ты мне в душу лезешь?! Вали отсюда! Слышишь?! Вали!

Сергей отлетел к двери и выдохнул. Неужели он прав?

Но это значит, что несчастная девчонка – не только преступница, но и жертва. Как можно казнить ее? Как можно оборвать жизнь, искалеченную людским равнодушием, бессмысленной жестокостью и чудовищной несправедливостью, которую никто никогда не попытается исправить?

Когда его отец вернется на станцию, он должен это услышать. И он простит девчонку.

 

Глава 3 Приговор

 

Разведотряд уверенно продвигался вперед по темному туннелю. Здесь почти не бывало чужих. Челноки-торговцы крайне редко забредали на дальнюю станцию Союза, а монстры, которые, несмотря на тщательно запечатанные технологические колодцы, иногда непостижимым образом проникали в туннель, немедленно истреблялись дозорами с обеих сторон.

Правда, несколько обширных радиоактивных пятен не позволяли назвать перегон между Рощей и Маршальской полностью безопасным. Разведотряд только что благополучно миновал последнюю зону радиационной угрозы, скоро впереди должны были показаться сигнальные огни Маршальской, и бойцы воспряли духом. К тому же, идущая за ними по пятам бригада электриков не обнаружила повреждений проложенного по туннелю электрического кабеля. Словом, все было чудесно.

И только одного полковника Касарина одолевали тревожные предчувствия.

Он привык доверять своим предчувствиям. Двадцать с гаком лет жизни в подземелье, проведенные в непрестанных схватках с чудовищами и человеческим отребьем, научили его предугадывать опасность, чуять ее загривком. И худшие опасения зачастую сбывались.

До Катастрофы он был совсем другим. Касарин до сих пор помнил, как шел по улицам Новосибирска, буквально ощущая на своих плечах новенькие лейтенантские погоны. В кармане лежало полученное при выпуске из военного училища командировочное предписание с номером части, где ему предстояло служить. Но молодой лейтенант не думал о своей будущей службе, потому что рядом с ним рука об руку шла самая прекрасная девушка на свете, решившая связать с ним свою судьбу. Они поженились сразу после его выпуска. Он – новоиспеченный армейский лейтенант и она – ученица последнего курса Новосибирского медицинского университета. Стоял жаркий летний лень, светило яркое со.