Встретиться с кем—то, кого, как тебе казалось, ты потерял 4 страница

— Наши отношения в порядке. — Мое горло словно наполняется смолой. — Он просто много работает.

Его рука скользит по бумаге, пока он пишет что–то в своем блокноте, а потом продолжает беседу с предостережением.

— Он когда-нибудь бил кого-нибудь в вашей семье?

Это прекрасная возможность рассказать ему все: о своей жизни, боли и подлости. Но это словно предательство, и я понимаю, что являюсь марионеткой отца. Это как ужасные и запутывающие струны, привязывающие меня к нему.

— Я–я не знаю.

— Ты не знаешь? — В голосе звучит сомнение. — Уверен?

Я киваю и смотрю на пол перед собой. На нем розовое пятно и много трещин.

— Я правда не знаю.

Он изучает меня, а затем вынимает визитку из переднего кармана и протягивает ее мне, зажатую между пальцами.

— Хочу встретиться с тобой в понедельник. Адрес моего офиса на обороте. — Он переворачивает визитку и показывает, где написан его адрес. — Еще тут мой номер телефона. Если тебе когда-нибудь захочется поговорить о чем-нибудь – можешь позвонить мне в любое время.

Я беру карточку, понимая, что согласие на встречу будет означать куда больше, чем обычный визит. Это означает открыть двери, которые я заколотил гвоздями давным-давно с кучей демонов внутри. Означает рассказать ему обо всем, даже об отце. И что тогда? Что если я на самом деле сделаю это? Что случится с моей семьей? С матерью? С отцом? Со мной? Я не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, что я самый чертовки разочарованный и запутавшийся человек когда–либо живший в этом мире.

Дуг убирает стул в угол, а после прячет свой блокнот под подмышку, направляясь к двери.

— Хочу встретиться с тобой несколько раз до Рождественских каникул, а потом мы найдем для тебя врача в Ларами, когда ты вернешься в колледж.

Неторопливый вздох срывается с моих губ, когда я сжимаю его визитку в руке и сгибаю ее пополам. Бумага режет кожу и это на мгновение успокаивает меня.

— Что если я не хочу?

Он уверенно улыбается мне.

— Ты хочешь, иначе просто сказал бы: "нет".

Я не отвечаю, что означает – молчаливое согласие. Я встречусь с психотерапевтом в Ларами. То есть, если, конечно, вернусь в колледж.

Дерьмо. Я вдруг взглянул на картину в целом. У меня намного больше проблем, чем просто разборки с отцом. Как, черт возьми, я собираюсь выбраться из этой заварушки? Позволить отцу откупиться от Калеба? А что потом? Быть обязанным ему до конца своих дней? И скрывать его тайны, тайны нашей семья вечно.

Дуг выходит из комнаты, и моя голова падает на руки. Я провожу пальцами по волосам, грубо сжимая их. На этот раз я хочу, чтобы все было легко. Чтобы я мог расслабиться. Мог дышать.

Но на самом деле то, что я хочу больше всего – это Келли.

Келли

Я просыпаюсь рано утром, до того, как солнце полностью поднимается из–за кривой линии гор. Я ужасно спала прошлой ночью, ворочалась, никак не могла удобно лечь. Мне постоянно снится сон, где я захожу в дом Кайдена и вижу на полу лужу крови и ножи, но его самого там нет. Я обыскиваю весь дом, но все что нахожу – груды листьев. Я проснулась вся в поту и в конечном итоге побежала в ванную.

Я лежу без сна в постели, рядом храпи Сет, поглощенный своим сном. Слушаю его дыхание до тех пор, пока не могу больше лежать на месте и минуты, затем встаю и вытаскиваю свой дневник из сумки. Забираюсь на импровизированный подоконник, откуда виднеется заснеженная дорога. Автомобиль мамы завален снегом, а у грузовика папы цепи на колесах.

Я подтягиваю колени к подбородку и кладу на них дневник, прежде чем надавить кончиком ручки на бумагу.

Мне снится что я добираюсь до торта раньше, чем Калеб уводит меня в мою комнату. Когда я задуваю свечи и загадываю желание, то мечтаю о самом лучшем и счастливом дне рождения в мире, и желание сбывается. Калеб не появляется в тот день, чтобы позависать с моим братом, и я играю в прятки на улице с другими детьми. Я вскрываю обертку и радуюсь своим подаркам.

В последнее время во сне, вместо того, чтобы загадать желание для себя, я загадываю его для Кайдена. Желаю, чтобы он никогда не встретил меня и не узнал мой секрет. Желаю, чтобы у него никогда не было причин избивать Калеба, и чтобы он не оказался на полу, истекающий кровью.

Желаю счастья в мире, полном печали.

Где всегда так много боли, и я хочу, чтобы все это ушло.

Конечно, желания так и остаются желаниями, но я надеюсь на лучик света в этом темном царстве.

Когда я анализирую свое желание для Кайдена, то пугаюсь мыслей – что же они означают. Если я готова принять все те ужасы из своего детства в обмен на него, то насколько глубоки мои чувства к нему? Готова ли я с ними справится?

Я останавливаюсь, чтобы обдумать то, что написала, и замечаю маму, выходящую из боковых дверей дома и пробирающуюся по снегу в сторону гаража. Я отпускаю ручку, и она падает на пол. Смотрю на Сета, спящего в постели, а после в панике хватаю куртку с телефоном и выбегаю за дверь. Она поднимается по лестнице, когда я закрываю дверь.

— Хорошо, что ты проснулась. — Она обнимает себя руками и слегка подпрыгивает, дрожа.

Я просовываю руки в рукава куртки и вытаскиваю волосы из–под воротника.

— Да, я собиралась пойти в дом.

Мама бросает взгляд на горы и розовый восход, что отражаются в ее глазах.

— Ты рано встала. — Ветер теребит ее каштановые волосы, пока она смотрит на меня. Даже притом, что я виделась с ней около месяца тому назад, она, кажется, постарела, но это может быть и потому, что она в пижаме без прически и макияжа. — Я не помню, чтобы ты была поклонницей ранних подъемов.

Я пожимаю плечами, застегивая куртку, натягиваю капюшон на голову и обнимаю себя руками, дрожа.

— Я всю дорогу проспала в грузовике, — лгу я. — Поэтому не особо устала.

Она смотрит на меня с сомнением.

— Кто привез тебя сюда?

Я настороженно отвечаю.

— Эм, Люк.

— Какой Люк?

— Люк… Прайс.

Ее плечи напрягаются, и она плотнее запахивает халат.

— Друг Кайдена?

Я киваю.

— Да.

Она сжимает пальцы на боках, напрягая челюсть, и смотрит на дверь в гараже, пытаясь разглядеть что–то сквозь матовое окно.

— Келли, я не хочу, чтобы ты крутилась возле Кайдена.

Ветер усиливается, и снежинки бьют по моей коже, жаля, пока кружат вокруг нас вихрем. В барабанных перепонках стоит вой, а проблески света ударяют по глазам.

— Почему? — Спрашиваю я, топчась на месте, пытаясь согреться.

— Потому что не хочу, чтобы ты как—либо была связана с Кайденом. — Она глядит на меня, я могу разглядеть ненависть в ее глазах. Или, может быть, это страх. — У него очевидно скверный характер, даже твой отец сказал, чтобы были проблемы, когда он был в команде.

— Сомневаюсь, что папа сказал так, — спорю я. — Он всегда любил Кайдена. И кроме того ты общаешься с матерью Кайдена.

— Не по собственной воле. — В ее глаза осуждение, она винит Маци Оуэнс за ошибку Кайдена. Если это так, она бы винила себя, если бы я рассказала ей, что случилось со мной?

Прячу руки в рукава, а подборок в вороте куртки. На мне пара пижамных штанов из тонкой ткани, и холодный воздух легко проскальзывает сквозь нее.

— Мы можем пойти внутрь и поговорить об это? Тут холодно.

Она снова бросает взгляд на дверь в комнату, а затем концентрируется на мне.

— Там твой друг? Тот, который… — Она говорит тише, и хлопает своими ресницами против снежинок, кружащих вокруг нас. — Тот, которому нравятся парни?

Я вздыхаю, поворачиваясь боком, и протискиваюсь между ней и перилами, не произнося ни слова. К счастью, она следует за мной, и разговор о Сете сорвался с крючка. По крайней мере сейчас.

Когда я захожу на кухню, то воспоминания той ночи ударяют мне грудь, когда Джексон сидел за стол и ел пирог, а Калеб доставал меня с моим секретом. Ночь, когда Кайден узнал кто «сломал» меня. Ночь, когда он позволил мне выплакаться, а затем выскользнул из моей жизни так легко, как если бы он был сделан из песка.

Я направляюсь к шкафу и вытаскиваю тарелку и коробку с хлопьями. Ставлю тарелку вниз на стол и открываю коробку, когда мама заходит внутрь, позволяя холодному воздуху и снегу залететь в помещение. Она хлопает дверью, а после снимает сапоги и направляется ко мне.

— Я собиралась приготовить тебе завтрак. — Она тянется к ящику над плитой, где хранит кастрюли.

Качаю головой, насыпая хлопья в тарелку.

— Все нормально. Я не так голодна, чтобы плотно завтракать.

Она опускает руку и сканирует мою крошечную фигуру.

— Похоже, ты снова теряешь вес.

Я смотрю вниз на свои короткие ноги и тонкую талию, скрытую под пижамой.

— Это просто стресс.

— Стресс из-за чего? — спрашивает она. — Из-за учебы? Или из-за того, что случилось с твоим другом?

Не могу удержать это в себе. Это слишком, и все слова разом выплескиваются из меня.

— Ого, теперь он мой друг, но когда ты впервые узнала об этом, то была так счастлива, что мы пара. На самом деле, думаю, что ты поделилась этим со всем чертовым городом.

— Выбирай выражения. — Она еще раз завязывает свой розовый халат и убирает волосы с лица. — Келли Лоуренс, ты не будешь разговаривать со мной в таком тоне.

Она разворачивается и тянется к шкафчику, где хранятся все ее лекарства.

— Это мой дом, и пока ты здесь, то будешь следовать моим правилам.

Я яростно закрываю коробку с хлопьями.

— Мне восемнадцать, и я могу дружить с тем, с кем захочу.

Он берет одну из больших баночек и медленно разворачивается ко мне лицом, держа руку на крышке.

— Даже с тем, кто избил лучшего друга твоего брата.

Я впиваюсь ногтями в столешницу, когда боль последних шест лет перекрывает мне кислород.

— Это все, что тебя волнует? Калеб?

Его имя на вкус, как яд в моем рту.

Она пытается открутить крышечку от баночки.

— Келли, Калеб был частью нашей семьи с шести лет. Ты знаешь, его семья едва разговаривает с ним. Мы его единственная семья.

— Мне плевать на Калеба! — Кричу я, а легкие словно в огне. Но это хорошие ощущения. Действительно хорошие. Я кладу руку на грудь, спокойно отпускаю столешницу и распрямляю плечи. — Я позавтракаю с Сетом.

Ее взгляд напрягается, а губы приоткрываются, готовые к протесту, но выражение моего лица успокаивает ее. Она закрывает рот, когда крышка соскальзывает с баночки.

— Прекрасно, веселитесь. — Таблетки грохочут в упаковке, когда она высыпает пару на ладонь.

Я ставлю хлопья в шкаф, а тарелку в раковину и спешу к задней двери. Бегу через дорогу и поднимаюсь вверх по ступенькам. Когда я открываю дверь, то с удивлением обнаруживаю Сета, сидящего на краю кровати и одетого в красную футболку и пару темных джинсов.

— Ты проснулся, — говорю я, закрывая дверь.

Он проводит пальцами по волосам.

— Я проснулся, когда ты убежала отсюда, словно случился пожар. Что произошло?

Я снимаю куртку, сворачиваю ее в ком и кидаю на кровать.

— Я увидела, как мама шла сюда, и мне не хотелось, чтобы ты встретился с ней.

Он застегивает часы на запястье, направляясь к своим ботинкам, стоящих возле кровати.

— Келли, независимо от того сколько мы отпустили шуток по этому поводу, я могу справиться с твоей матерью. — Он засовывает ногу в ботинок. — Поверь мне, если я могу выстоять против своей собственной матери, то я определенно могу управиться и с твоей.

Я хмурюсь, присаживаясь на постель.

— Но ты не разговаривал со своей мамой с того момента, как рассказал ей о Грейсоне.

Он пожимает плечами, завязывая шнурки на обуви.

— У нее это пройдет. Нужно немного времени, как тогда, когда я сказал ей, что гей.

Я заваливаюсь назад и прикрываю лоб рукой.

— Как ты решаешь, что стоит рассказывать родителям, а что нет?

Он молчит, а затем я слышу его шаги, приближающиеся ко мне, с моей сторону кровати. Он убирает мою руку со лба и смотрит на меня сверху вниз.

— Если ты спрашиваешь меня, думаю ли я о том – должна ли ты рассказать родителям о том, что произошло с Калебом, то мой ответ: «да». Я считаю, что ты должна это сделать.

Он отпускает мою руку, и я опираюсь на локти.

— Как ты можешь быть так уверен? — Срывается недовольство с моих губ. — Она может разозлиться на меня. Или будет ненавидеть себя, как я ненавижу… ненавидела себя.

Сет пальцами откидывает челку с моих глаз.

— Келли, она будет ненавидеть себя некоторое время. Ты шесть лет несла на себе это нелегкое бремя и пришло время чтобы кто–то другой взял на себя его часть.

— Не уверенна, что смогу, – шепчу я, сжимаясь от тупой ноющей боли в груди. — Просто там столько… столько всего в чем нужно признаться и рассказать ей правду.

— И наконец–то признать, что все это реально?

Я киваю, пристально смотря на ясное небо снаружи. Солнцу в Афтоне – редкое явление, возможно, это знак, что не все поглощено темнотой. Что свет существует даже в самых темных углах.

Он отодвигается, когда я сажусь и направляюсь к своей сумке на раскладном стуле возле двери.

— Я думала, что мы могли бы позавтракать сегодня утром где–нибудь. В городе есть кафе, где подают самые лучшие блины в мире.

Я вытаскиваю фиолетовую рубашку из сумки и джинсы.

— Я думал, что мы для начала навестим Кайдена, — говорит Сет, что–то печатая в телефоне

— Но к нему не пускают посетителей. — Я прижимаю одежду к груди и направляюсь в ванную.

— Пускают. — Сет кладет телефон на колено и делает глубокий вздох. — Я только что получил сообщение от Люка, что Кайдену не только разрешены посещения, он выписывается сегодня.

Я замираю посередине комнаты, и действительность наконец–то догоняет меня. Я никогда не задавалась вопросом вслух: «увижу ли я когда–нибудь Кайдена снова?» Возможно, что его вообще не существовало, и все, что случилось между нами – было мои воображением, заставляющим жить мой разум снова.

— Нам нужно дождаться его выписки, а потом поехать к нему? — я смотрю на открытую дверь ванны.

Матрас скрипит, когда Сет встает с кровати и шагает ко мне.

—Думаю, мы должны забрать его. Люк сказал, что его мать вроде хотела забрать его домой, но он считает, что мы должны это сделать и отвезти его куда–нибудь.

Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза.

— Типа похитить его?

Сет смеется надо мной, и его лицо становится красным, а глаза наполняются слезами.

— Ему девятнадцать, Келли. Мы не можем похитить его, если он этого не хочет.

— Но разве ему не требуется наблюдение?

— Что? В доме его родителей? С отцом?

Я выдыхаю воздух из легких.

— Я волнуюсь, что мы можешь причинить больше вреда, чем пользы…убегая.

Сет подходит ко мне, кладет руки на мне плечи, и пристально смотрит на меня.

— Ты хочешь знать, что я думаю? Я думаю, что ты боишься.

Я сильнее прижимаю одежду к груди, потому что мне нужно держаться за что–то.

— Чего?

— Слухов о той ночи. Думаю, ты боишься правды.

— Но какая она правда?

Сет улыбается и слегка пожимает мои плечи.

— Это тебе и нужно узнать, потому что он нуждается в тебе.

Он прав. Я боюсь всего, что произошло той ночью, и что я должна буду признать, что это – моя вина. Я боюсь узнать, что Кайден на самом деле пробовал покончить жизнь самоубийством, пытаясь оставить меня одну в этом мире. Боюсь, что он оставит меня снова, а я нуждаюсь в нем, как в воздухе.

— И куда мы повезем его? — интересуюсь я. — Мама ясно дала понять, что не желает видеть его здесь.

Дьявольская улыбка расползается на его лице.

— Оставь это мне. Все, что тебе нужно сделать, это взять с собой сумку и сказать маме, что уезжаешь на несколько дней.

Мои брови приподнимаются в удивлении.

— Ты не скажешь куда мы поедем?

Его улыбка становится шире, а руки отпускают мои плечи.

— Это дорожное путешествие, Келли.

Я провожу рукой по лицу.

— Ты думаешь это разумная идея, учитывая все обстоятельства?

— Нет, но я никогда не был кладезем разумных идей, — отвечает он. — Я верю в иррациональные, мимолетные решения, что делают жизнь интересной. И жизнь должна быть интересной, потому что мы живем лишь раз.

Я улыбаюсь, и это почти кажется уже воплощенным в реальность.

— Ты самый разумный…я имею в виду иррациональный, плывущий по течению человек, которого я когда-либо встречала.

Он притягивает меня в свои крепкие объятия. Я бросаю одежду на пол и обнимаю его в ответ. Я не сжимаюсь. Не паникую. Просто наслаждаюсь моментом. Потому что Сет – это мой дом. И надеюсь, что однажды Кайден тоже им станет.

Мы обнимаемся какое-то время, а затем отпускаем друг друга. Я подбираю одежду и иду в ванну.

— Хорошо, давай заберем его, — говорю я, понимая, что это не будет так просто.

Потому что встретиться с тем, кого ты потерял – странновато, особенно, когда ты не уверен с кем именно тебе предстоит увидеться.

Глава 5.

#41 Съесть много блинов

Кайден

Моя мама вернулась на следующее утро, чтобы забрать меня, как и обещала. Они перестали давать мне лекарства, поэтому я чувствую себя истощенным и проткнутым изнутри, словно кусочки стекла бродят по моим венам.

— Готов? — входя в комнату, интересуется она. Что-то в ее голосе мне не нравится, возможно, это предупреждение о том, что ждет меня дома.

В это мгновение, я думаю о предложении Дуга рассказать о том, что произошло. По крайней мере, я, наконец, смогу освободиться от этого. Но тогда, я думаю о том, что это означает – то, что я должен буду принять и столкнуться лицом к лицу с этим. Каждый удар, каждый пинок, детство с мучительными воспоминаниями, спрятанное в дальний ящик. Я должен буду чувствовать, и у меня нет ни ножа, ни лезвия, чтобы отключить это.

— Да, — соглашаюсь я, наконец, укладывая джинсы в сумку.

Она выглядит освобожденной и испуганной.

— Хорошо.

Несколько минут она беседует с доктором возле двери, забирая бумаги с терпеливым выражением лица, которые врач отдает ей. Я собираю оставшиеся вещи с тумбочки возле кровати. Мне сняли швы, но они еще слегка побаливают, когда я напрягаю живот, хотя доктора уверяют меня, что в конечном итоге, я полностью восстановлюсь и вероятно буду способен играть в футбол в следующем сезоне.

Я не могу заглядывать так далеко, потому что без понятия, что ждет меня впереди. Обвинение в уголовном преступлении? Мой отец? Колледж? Келли? А возможно и ничего.

Я застегиваю сумку и вешаю ее на плечо, решая не думать о будущем сейчас. Все, что сейчас мне нужно – это концентрация на выходе из больницы, а потом, чтобы дойти до машины. Мама и доктора куда-то пропали, поэтому я осматриваюсь, неуверенный, куда должен идти.

Провидение берет дело в свои руки. На половине пути из комнаты, судьба вносит свои корректировки в виде низенькой, крошечной случайности с большими голубыми глазами и каштановыми волосами. Она выглядит еще меньше, чем, когда я видел ее в последний раз. Ее талия стала тоньше, и у нее темные круги под глазами, как будто она плохо спит.

— Келли, — шепчу я, роняя сумку на пол.

Она нервно крутит свои пальцы, заламывая их, и выглядит расстроенной, глядя на мое забинтованное запястье.

— Привет, — произносит она своим тоненьким голоском, встречаясь со мной глазами. Ее волосы собраны, и некоторые пряди выбились из прически, спадая на лицо.

Ничего не могу поделать с собой. Улыбаюсь, как идиот, но потом быстро хмурюсь.

— Ты не должна быть здесь.

Она резко вздыхает.

— Сет, Люк и я решили забрать тебя... Я думала, Люк сказал тебе по телефону, что мы приедем.

— Да... но это не значит, что ты должна быть тут. — Я знаю, это звучит грубо, но ничего не могу поделать. Честно, на самом деле не думал, что она покажется, и сейчас, когда она здесь... Я ненавижу то, что позволяю ей видеть меня в таком месте.

Ее глаза расширяются, как будто я ударил ее, и из-за этого чувствую себя еще большим кретином. Она делает шаг ко мне, и я сжимаю руки в кулаки, удерживаясь от прикосновения к ней, от пропускания ее волос сквозь пальцы, от целования ее губ.

— Люк и Сет думают, мы должны отправиться в дорожное путешествие.

— Путешествие? — спрашиваю с сомнением. — Прямо сейчас?

Она пожимает плечами, как будто не знает, что делать или говорить. Я позволяю ей сорваться с крючка, потому что она не должна находиться в таком месте и смотреть на парня, который режет себя почти до смерти, и который позволяет своему отцу избивать себя.

— Послушай, Келли. — Беру свою сумку и перекидываю ручку через плечо. — Я не могу поехать в путешествие с тобой. — Чувствую пульсирование под бинтом и фокусируюсь на этом, вместо блеска в ее глазах и дрожащей нижней губе. — В данный момент я ничего не могу делать что-либо с вами. — Я делаю шаг вперед и обхожу ее. — Мы поговорим с тобой позже, хорошо?

Это самая глупая вещь, которая слетала с моих губ, но это нужно закончить. Она заслуживает лучшего, чем сломанный кусок дерьма, как я.

Келли

Я стою у входа в его палату, нервничая и ожидая, встречи с ним. Его мама в комнате, и я не хочу заходить туда, пока она не выйдет. Не знаю что сказать, или какие слова подобрать, когда зайду внутрь. Нет ни одного волшебного слова, которое поможет сделать ситуацию проще, и это ужасно.

Коридор полон болтающими людьми, хаос приводит в замешательство и поддает огня и в без того моим натянутым нервам. Я писала в дневнике днями о том, что я скажу ему, когда увижу. «Рада, что ты в порядке». «Извини». «Спасибо». Думаю, я всегда буду чувствовать вину, но не могу выкинуть это из моей головы.

— Ты выглядишь так, как будто тебя сейчас стошнит, Келли. — Голос Сета врывается в мои мысли. Он стоит посреди коридора, рядом с Люком, убрав руки за спину и смотря на меня с тревогой. — Нужно ли нам найти ведро для тебя?

Качаю головой.

— Нет, все хорошо. К тому же, где ты будешь искать ведро?

Уголки его губ ползут вверх, и в три огромных шага он пересекает коридор и останавливается передо мной.

— Ты же знаешь, что с ним все отлично, да? Он все тот же Кайден, просто побитый, и ты нужна ему сейчас намного больше, чем что-либо еще.

— Да, наверное, — я скрещиваю руки на груди, а затем распрямляю, не способная ждать дальше.

Он оборачивает свои руки вокруг меня и обнимает.

— Просто дыши, дыши.

Я киваю, вдыхаю воздух через нос и выдыхаю через рот, так как он и инструктировал. Но как только дверь распахивается, моя грудь сжимается на пару с сердцем, когда мимо проходит Маци Оуенс. Она одета, как будто собирается идти на необычный ужин, и это кажется мне нелепым. Ее волосы убраны в элегантный пучок, на глазах толстая подводка, а на губах помада. Она в темно-синем платье и в черных туфлях на шпильке. Мои темные чувства к ее наряду и внешности, возможно, вытекают из-за того, что она здесь и выглядит ничуть не расстроенной.

Ее каблуки цокают, когда она выходит вместе с одной из медсестер. В одной руке у нее телефон, а в другой пара кожаных перчаток. Она проходит мимо меня и женщина, которая однажды приветствовала меня с дружелюбной улыбкой, теперь даже не признает меня. Она, вероятно, все еще расстроена из-за моей реакции, когда та пыталась сказать мне, что Кайден режет себя.

Я смотрю на нее, пока она удаляется по холлу. Сет слегка толкает меня локтем, и я отвожу взгляд от нее и фокусируюсь на нем.

— Аа?

Он кивает головой в сторону двери.

— Перестань волноваться о ней и заходи в комнату.

Смотрю на Люка.

— Может тебе нужно пойти первым.

Он быстро трясет головой.

— Думаю, он предпочтет увидеть тебя первой.

Не уверена, что это так, но решаюсь идти первой. Вдыхаю воздух, подготавливаясь, и вхожу. Я всегда думала, что больничные комнаты самые депрессивные комнаты, которые только существуют, но на самом деле, это намного хуже. Стены страшные, пол обшарпанный, и кровать уже аккуратно застелили для следующего пациента.

Кайден стоит посреди комнаты с сумкой на плече. В моей голове были картинки, на которых он лежит в кровати, выглядя беспомощным и напуганным. Он стал выше, чем я помню, немедля поднимаю голову и встречаю его изумрудные глаза. Его каштановые волосы немного длиннее и растрепанны, лезут в уши и глаза, и, похоже, все это время он не брился, лицо слегка заросло. Шрам на щеке и повязки на запястьях с множеством браслетов. Его тело выглядит солидно, но выражение лица хрупкое и ненадежное.

— Келли, — выдыхает он мое имя, выглядит ошеломленным и немного расстроенным при виде меня. Его сумка падает вниз, ударяясь об пол.

— Привет. — Кажется, это самая глупая вещь, которую я вообще говорила, но это первое слово, которое выдало мое сознание.

Уголки его губ ползут вверх, но потом резко опускаются, и я начинаю сомневаться, видела ли я его когда-нибудь по-настоящему.

— Ты не должна быть здесь, — говорит он.

Мое сердце сжимается, скручиваясь в узлы, скручиваясь так сильно, что начинает разваливаться на кусочки. Я не знаю, что говорить или делать, поэтому я рассказываю ему про путешествие. Он, видимо, не воодушевляется этой идеей, а потом неожиданно уходит, проходя мимо меня и едва смотря в мою сторону. Я остаюсь одна, не способная ни двигаться, ни дышать. И все, о чем я могу думать – это о том, что все кончено. Конец моему счастью.

Не знаю сколько времени я стояла посреди комнаты, но, в конце концов Сет входит сюда. Он подходит ко мне, как будто бы я пугливый котенок, а я смотрю вниз, на свои ногти, и мне интересно, думает ли он что я его поцарапаю?

— Эй, — он засовывает руки в карманы и идет ко мне пока не останавливается передо мной. — Хочешь позавтракать? Первая партия блинов с меня.

Мне нравится то, что он не спрашивает, что произошло. Если я заговорю, то, скорее всего распадусь на мелкие-мелкие кусочки, и застряну в забитых грязью трещинах пола. Я киваю, и он приобнимая меня, ведет к выходу, не давая мне развалиться.

~ ~ ~

Кафе переполнено и утопает в болтовне людей, наслаждающихся завтраком с их семьями. На кухне гремят посудой, а в воздухе витают запахи кофе и вафель. Люк идет с нами, но отвлекается на официантку за прилавком, когда мы заходим внутрь. Интересно, он делает это нарочно – не обращает внимание на то, что произошло в больнице. Люк, вообще-то, пытался догнать Кайдена, после того как тот ушел, но он вернулся через несколько минут, расстроенный и ничего не сказал.

— Знаешь, что я только что понял? — Сет указывает вилкой на меня, жуя блины. — Это должно быть добавлено в наш список.

Смотрю вниз на едва тронутую стопку блинов на тарелке перед собой.

— Что? Есть блины?

Его мышцы на шее двигаются вверх и вниз, когда он глотает слишком большой кусок блина.

— Нет, не просто есть их, а есть до одурения.

Я беру бутылочку с клубничным сиропом, которая стоит на конце стола. Переворачиваю бутылку, и сдавливаю ее, с кончика начинает вытекать на блины красный сироп.

— Это не такое значительное желание, чтобы заносить в наш список.

Сет накалывает на вилку блин и покачивает головой.

— Ни в коем случае. Все в мире должны, по крайней мере, раз в жизни, сесть и набить себя блинами по уши. — Он засовывает кусок в рот, закрывает глаза и вздыхает. — Особенно эти, они чертовски вкусные. Я клянусь, что у меня случился едазм.

Смешок слетает с моих губ, и он открывает глаза светящиеся радостью. Это первый раз, когда я подаю признаки жизни, после того, как покинула больницу.

— Едазм? — усмехаюсь я.

Он кивает, проглатывая огромный кусок.

— Едазмы чемпионов.

— Чемпионы чего?

— Жизни.

Не переставая улыбаться, подцепляю вилкой кусочек блина и засовываю его в рот.

— Ладно, мы добавляем это в список, и затем выполняем этот пункт сейчас же.

Он широко улыбается, беря салфетку и вытирая с губ сироп. Затем берет стакан с молоком, хватает губами соломинку и делает глоток, а потом ставит стакан на место, вытирает рот рукавом рубашки и откидывается на сиденье, кладя руки на спинку. Он таращится на меня, поглощающую блины, с озабоченным выражением лица.

Я набиваю свой рот и поднимаю взгляд на него.

— Что?

Сет пожимает плечами.

— Мне просто интересно, когда ты хочешь поговорить о том, что произошло.

Я протягиваю руку к маслу в середине стола, рядом с тарелкой полной тостов и чашей с пакетиками джема.

— С Кайденом? — спрашиваю я. Он кивает. Я беру нож и режу масло тоненьким кусочком, подхватывая его. — Никогда. Просто я налажала и все.

— Такое ощущение, будто ты собираешься заплакать сейчас, — констатирует он. — Кайден был расстроен, когда вышел. Я имею в виду, он практически убежал от меня, когда я сказал «привет».

Я мажу на блины масло поверх сиропа.

— Я сообщила ему про поездку слишком рано, и он испугался. По крайней мере, я думаю, вот, что произошло.

— И поэтому, он решил тупо вернуться домой, к маме с папой. — Опуская руки со спинки и ставя локтями на стол, говорит Сет. — Почему он так сделал?

Я разрезаю наполовину съеденные блины, а затем ставлю локти на стол, опираясь подбородком.

— Может, он еще не готов говорить правду вслух.

— Мы говорим сейчас о тебе или о нем?

— Не знаю...

Я продолжаю разрезать блины вилкой, пытаясь понять, что происходит в голове Кайдена. Если его отец сделал это с ним, то понятно почему он боится, но почему он стал бояться меня? Я начинаю думать о бинтах на его запястье и браслетах на руках.