Глава II без права на ошибку 3 страница

В один прекрасный момент мне даже показалось, что и сами английские футболисты, и еще недавно так верившие в них зрители оказались в состоянии шока.

«Уже после первого гола «Спартак» мог перестроиться и, перестав рисковать, сыграть более осторожно. Но он шел и шел вперед вплоть до финального свистка. Создавалось впечатление, что голы ему были необходимы не менее, чем воздух» — вот как после матча отреагировала на нашу игру та самая «Гардиан», которая настойчиво рекомендовала нам позаботиться о безопасности ворот.

...Мы покидали поле под восторженные овации чужих трибун. Нет более высокой в футболе награды, чем эта!

Награда за ИГРУ!

Александр Львов: Сезон-87 — победный в чемпионате — «Спартак» завершил матчем из категории «провальных». В Бремене во встрече с «Вердером» в рамках турнира УЕФА он после победы в Москве неожиданно уступил, пропустив 6 (!) мячей.

Умение не забывать неудачи свойственно игрокам «Спартака». Это идет от их наставников. Матчи, подобные бременскому, — своего рода остановки, позволяющие на пути, по которому из сезона в сезон, не сворачивая, идет команда, регулярно производить своеобразную переоценку ценностей. Такие моменты неприятны. Но в футбольной жизни, как показывает практика, избежать их не удается никому.

Увы, и без «науки поражений» не обойтись...

На праздничном «золотом» вечере в «Олимпийском» в январе 88-го, Дасаев в интервью одному из радиожурналистов сказал:

— Мы в долгу перед нашими болельщиками.

— Вы имеете в виду поражение в Бремене? — уточнил корреспондент, не ожидавший от капитана чемпионов подобного заявления.

— Не только. У настоящей команды лучшая игра всегда должна быть впереди. И мы обязаны помнить, что ее постоянно ждут те, кто приходит на стадион. В этом и состоит наш долг.

...А я в тот момент подумал: «Наверное, именно поэтому «Спартак» никогда не играет перед пустыми трибунами и каждый раз болельщики с волнением ждут от него маленького футбольного чуда».

ИГРОКИ

Ринат Дасаев: Мы и сейчас нет-нет да собираемся вместе в Сокольниках. Но не как прежде на очередную тренировку. А уже просто так, для себя: погонять мяч, вспомнить старое.

Чаще всего это удается поздней осенью или в декабре, когда сезон позади и можно составлять распорядок дня по своему усмотрению. Приходят те, кто предпочел заманчивому отпуску на юге домашний покой, по которому за десять месяцев бесконечных переездов и сборов успеваешь соскучиться так, что первые свободные дни и на улицу выходить не хочется.

Другим — тем, кто уже сменил беспокойную профессию футболиста-путешественника на более размеренную — тренера, преподавателя или иную, дающую возможность планировать собственное время, — вроде бы проще. Однако это, похоже, их не слишком радует. Ведь чем бы они ни занимались, как бы хорошо ни приняла их новая жизнь, душой каждый все равно остается в старой, где счет велся на матчи, таймы, минуты, забитые и пропущенные голы...

Но возврата в нее нет и, увы, не будет. И прежним огнем вспыхивают, а затем тут же гаснут глаза уже «вышедших из игры», если кто-то вдруг, вспоминая эпизод из «той жизни», бросит: «А помнишь...» А мне мгновенно передается ощущение их невероятной тоски по тому, чего уже не вернешь.

Нечто подобное, наверное, испытывают в день рождения глубокие старики, вспоминая свою молодость.

Да, время разводит людей, оказываясь снисходительным к одним и безжалостным к другим. Но как бы ни складывались наши судьбы, какими бы разными они ни становились, несмотря ни на что, мы все по-прежнему одна команда. Как тогда, в начале футбольной дороги, когда впервые встретились в «Спартаке».

И этим горды.

Александр Львов: Мне не раз доводилось присутствовать на этих встречах. Да и не только мне. Неизвестно, каким образом о них заранее узнавали болельщики. Те самые, что принадлежат к категории истинно спартаковских, располагающих той информацией о жизни своих любимцев, к которой не имеют доступа остальные смертные. Теснясь, они выстраивались вокруг площадки, превращенной в миниатюрное футбольное поле и не отрываясь следили за игрой.

Зрелище явно доставляло им удовольствие. Выдумка, азарт, красивые комбинации, голы — все это на сто процентов соответствовало той самой — спартаковской игре, раз и навсегда покорившей их сердца. Глядя на нее, они занимались любимым для болельщиков делом — предавались воспоминаниям.

Те, что постарше, грустновато кивая головой, говорили о чудо-технике Сальникова, прозорливости Нетто, меткости Симоняна, неудержимости Татушина.

Те, что годами помоложе, припоминали футбольные подвиги следующего поколения клуба: Севидова, Рейнгольда, Хусаинова, Крутикова...

Не оставалась обойденной вниманием и команда-чемпион конца 60-х, в которой блистали Кавазашвили и Логофет, Папаев и Калинов, Ловчев и Осянин.

И лишь сбившаяся чуть в стороне кучка совсем молоденьких ребят в красно-белых вязаных шапочках и шарфах, в этих «путешествиях в прошлое» участия не принимала. То ли стеснялись, то ли это их просто не интересовало. Понять трудно. Как и то, откуда вообще появилось в 77-м племя юных обожателей клуба, неизвестно кем сразу окрещенное «спартаковскими фанатами».

Я же старался следить только за игрой. Со стороны она могла показаться забавой, но участники матча относились к ней на редкость серьезно. Спор велся отчаянный.

Как обычно, не щадил себя уже чуть погрузневший Романцев. Как и в прежние времена, «заводили» партнеров и соперников Гладилин и Гаврилов. Был собран не теряющий формы Мирзоян. Злился, ошибаясь, Хидиятуллин. Каждый раз удивляя, находил пути в тесные ворота Ярцев...

Наверное, договариваясь об очередной такой встрече, они меньше всего думали о ней как о каком-то оздоровительном мероприятии. Это общение им просто необходимо. Как и в прежние времена, оно делает их сильнее, уверенней. Хотя, как подметил Дасаев, и заставляет иной раз взгрустнуть.

Игроки «Спартака»... Сколько их выходило с 1977 года на поле. Непохожие по мастерству, характеру, отношению к делу, и память о себе они оставили разную.

Эта глава посвящена тем, кто заслужил право называться СПАРТАКОВЦЕМ.

Возможно, кто-то посчитает наш рассказ неполным. Опасения по этому поводу у нас возникали. И, нисколько не умаляя достоинств и заслуг оставшихся «за кадром», считаем необходимым пояснить, что основное внимание мы решили уделить тем, кто внес наибольший вклад в создание ИГРЫ «Спартака».

Ринат Дасаев: Убежден, что правофланговым в этой шеренге стоит Олег РОМАНЦЕВ.

Внимание на него я обратил сразу же. Тогда, осенью 77-го, особым авторитетом пользовались в команде Прохоров и Ловчев — самые опытные, уже именитые. Но Романцева уважали не меньше.

Держался он независимо, с достоинством человека, знающего себе цену. Но свое «я» проявлял только на поле. И еще на тренировках, которым сил и нервов отдавал нисколько не меньше, чем любой игре.

Я тогда сразу подумал: «Надежный парень. Этот и сам не пропадет, и другим не даст пропасть».

Время показало: хоть и молод я был, но оценил Олега правильно.

Ошибка партнера никогда не вызывала у Олега гнева или обиды, если он видел, что она не результат расхлябанности. Он, казалось, всегда был готов ее исправить сам или помочь это сделать огорченному неудачнику.

В 80-м, в матче с минчанами, Янушевский забил мне гол, вспоминая о котором, я до сих пор краснею. Не успели недовольные трибуны Лужников возмущенным свистом отреагировать на это событие, как ко мне, достававшему мяч из сетки, подлетел наш капитан.

— Не дуйся, Риныч, — бросил он понимающе. — С кем не бывает? Забьем, слово даю, забьем.

Оглушенный неприятностью, я, честно говоря, посчитал его слова дежурным подбадриванием. Но, когда увидел, как рвался Олег к чужим воротам сквозь строй грудью стоявших защитников, поверил, что Романцев забьет.

Романцев и забил. Выскочил на верховую передачу и, обманув Вергеенко, головой подсек мяч в дальний угол.

Сдержал слово. Так было и до того, и много раз потом.

Вагиз Хидиятуллин: С Романцевым мы познакомились в грустно-памятном 76-м. Высокий, мощного сложения — настоящий сибиряк. Прибыл он из Красноярска, где выступал за местный «Автомобилист». Тогдашнему тренеру Анатолию Федоровичу Крутикову Олег сразу же приглянулся. А уж когда в Сочи в перерыве между кругами Романцева лучшим защитником турнира признали, стало ясно: этот парень заиграет в «Спартаке».

И вдруг узнаю, что он назад в Красноярск уехал. Я тогда так и не понял, почему он домой вернулся...

Александр Львов: Много позже Романцев признался, что не понравилась ему обстановка в новом коллективе. А для человека его характера это многое решает. «Ну а потом, год спустя, когда ты опять был приглашен в «Спартак», обстановка показалась тебе иной?» — спросил я его. «Безусловно. Команда обновилась. Пришли в нее такие же, как и я, ребята, — без имени, без заслуг, с одним твердым желанием — научиться футболу. Вот это особенно понравилось. Словом, на этот раз я себя сразу своим почувствовал. Наверное, потому и заиграл быстро...»

Насколько важны для Романцева взаимоотношения в коллективе, особенно ощутилось, когда его избрали капитаном. Принципиальность, исключительная порядочность, способность доводить любое дело до конца, трудолюбие помогли ему завоевать авторитет у ребят. Да и у Бескова, чего добиться дано далеко не каждому.

Вагиз Хидиятуллин: Мне кажется, авторитет у Старшего Романцев приобрел еще и тем, что не ставил перед собой такой цели. Он просто был предан футболу, «Спартаку».

Если у команды такой капитан, каким был для нас Романцев, то она способна всегда добиться чуточку большего, чем от нее ждут.

Николай Старостин: Я бы отнес Романцева к разряду футболистов-интеллигентов: образован, начитан, умно-принципиален, со своим мнением, взглядами на жизнь, на дело. Его выдвижение из красноярского «Автомобилиста» в капитаны сборной страны и «Спартака» — лучшая рекомендация.

Олег всегда защищал интересы игроков. Причем так, что это неизменно шло на пользу коллективу:

Он и в игре стремился быть максимально полезным: не забывая о своих прямых обязанностях защитника, старался как мог помогать атаке. И за что бы ни брался — в игре ли, в жизни, — везде выкладывался до конца.

Александр Львов: Действия Романцева были напрочь лишены внешнего эффекта. Их отличала исключительная простота. И какая-то особая надежность. Иногда казалось, что какому-то нападающему из числа особенно ловких, «финтастых», скоростных он непременно уступит в споре. Но ощущение это быстро исчезало.

Олег умел находить ключи к игровым секретам самых хитрых форвардов. При этом он не прибегал к запрещенным приемам, которыми частенько пользуются его коллеги из других клубов. Валерий Газзаев, вдоволь натерпевшийся от опекунов, по этому поводу как-то сказал: «Я всегда знал, что Романцев ни за что не пойдет ни на какую игровую подлость. Против него было трудно играть. Но интересно. Это был защитник-джентльмен».

Романцев закончил играть довольно рано и несколько неожиданно. «Комсомольская правда» по просьбе читателей с моей помощью предприняла попытку выяснить причину его внезапного ухода. Тогда Олег ответил, что давняя болезнь вот уже несколько лет не дает ему возможности играть в полную силу. О дальнейших планах он сообщил, что собирается поступать в аспирантуру института физкультуры и работать над диссертацией о проблемах восстановления формы после травмы.

Не верить этому не было оснований. Мало кто знает, что все годы в футболе Романцев выступал с не совсем здоровой печенью. Что в 79-м получил тяжелейшую травму спины. А три года спустя в Краснодаре — еще и голеностопа. Как он хотел тогда сыграть в финале Кубка с ростовским СКА! Словно знал, что другого такого случая может не представиться. Сам, без разрешения врачей, снял гипс, и, не обращая внимания на адскую боль, ежедневно ездил с Федором Сергеевичем Новиковым на самостоятельные тренировки в Тарасовку. Но перехитрить судьбу так и не смог...

Олег подал заявление с просьбой освободить его из команды сразу же по возвращении из Минска, летом 83-го. Та поездка оказалась для «Спартака» крайне неудачной. Сначала он проиграл в Вильнюсе «Жальгирису». Романцев был единственным из всех, чью игру в матче Бесков оценил «пятеркой». В следующей встрече с минчанами москвичи вели в счете с перевесом в два мяча. Но, пропустив затем три, проиграли. В поезде Бесков вызвал к себе в купе капитана и резко, с раздражением предъявил ему целый ряд претензий.

— Я сделал все, что мог, — ответил тренеру Романцев. — Но раз вы считаете, что я виноват в проигрыше, значит, пора мне уходить.

— Не возражаю, — бросил в сердцах Бесков.

...Чуть позже, поостыв, Константин Иванович предложил уже бывшему капитану помогать ему в команде, занимаясь с дублем. Олег вежливо отказался. И вовсе не потому, что, как думали некоторые, обиделся на своего «крестного отца» в футболе. Просто появилась возможность возглавить клуб второй лиги — «Красную Пресню». И ему вновь захотелось испытать себя в футболе — теперь уже в новом качестве.

Романцев и в тренерском деле оказался заметен. Из заурядных команда «Красная Пресня» выдвинулась в ведущие, стала обладательницей Кубка РСФСР, участницей переходного турнира в первую лигу.

Ринат Дасаев: Признаюсь, я долго не мог привыкнуть к тому, что нет рядом Олега, с которым и в игре, и в жизни мы понимали друг друга с полуслова. С многими хорошими защитниками мне хорошо игралось в клубе и в сборной. Но в Романцеве я какую-то особую надежность ощущал. Это еще с Ворошиловграда пошло, с первого моего матча с «Зарей»...

Александр Львов: А за два сезона до того, как «Спартак» остался без Романцева, темой для разговоров стал уход другого партнера Дасаева по обороне — Вагиза ХИДИЯТУЛЛИНА, подавшего заявление в ЦСКА.

В 1986 году журнал «Спорт в СССР» напечатал интервью с Хидиятуллиным. Но для того чтобы сделать заявление: «Только «Спартак»!», — недвусмысленно вынесенное в заголовок журналистом Сергеем Кружковым, Вагизу понадобилось целых пять лет — почти половина обычно отпускаемого футболом игроку времени.

Впервые Вагиз попал в спартаковский клуб случайно. Вместе со своим закадычным другом Валерием Глушаковым по окончании ростовского спортинтерната он собирался попытать счастья в столичном «Торпедо». Но по недоразумению на вокзале их никто из торпедовских представителей не встретил. И находчивый Хидиятуллин решил позвонить домой одному из спартаковских тренеров Ивану Алексеевичу Варламову, с которым познакомился в юношеской сборной. А уж тот привез их в «Спартак».

Сказать, что Вагиз сразу же стал в команде своим, — значит не сказать ничего. С первой же тренировки, с первого матча стало очевидно: этот высокий, стройный, удивительно пластичный, взрывной семнадцатилетний паренек себя покажет. Он был хорош в подыгрыше. Но мог при необходимости и самостоятельно разобраться в любой ситуации: идеальным пасом вывести партнера на удар, а при случае и завершить комбинацию...

Его способность чувствовать себя уверенно на любом месте удивляла даже самых искушенных футбольных специалистов. Придя в «Спартак», Бесков использовал это качество Хидиятуллина, переведя его из средней линии в оборону свободным центральным защитником.

По лестнице успеха и признания Вагиз поднимался со стремительностью, соответствующей его футбольному таланту.

В 1977 году в составе молодежной сборной он становится в Тунисе чемпионом мира. В 78-м (в 19 лет) его приглашают в первую сборную. На следующий год Вагиз — обладатель золотой медали первенства страны. В 80-м по итогам сезона он — первый среди центральных защитников в списке 33 лучших футболистов.

А затем в судьбе Хидиятуллина и произошел тот самый поразивший всех крутой поворот, после которого он лишь пять лет спустя с надеждой заявил: «Только «Спартак»!».

К тому моменту, для Вагиза трагическому, стоит вернуться. Вот как он сам впоследствии оценил свой решительный шаг:

«Было у меня — что сейчас скрывать, — видимо, легкое головокружение от успехов: все могу, все сам решаю. Эдакая эйфория...» («Спорт в СССР»).

«После перехода в ЦСКА я достаточно быстро понял, какой опрометчивый шаг сделал» («Советский спорт»).

«Винить, естественно, могу только себя самого... Мне бы пойти тогда на маленький компромисс, нет, не с совестью, а просто немного приструнить свою гордыню. Я же из-за неосторожно брошенных тренером слов закусил удила: уйду и все, посмотрим, кто без кого обойдется» («Спортивные игры»).

Все эти цитаты — из публикаций 1986 года — года возвращения в «Спартак». История потери Хидиятуллиным своей команды гораздо сложнее, драматичней, чем кажется на первый взгляд. Она очень поучительна. А потому заслуживает особого разговора.

Лидер «Спартака», игрок сборной. Это ли не повод, чтобы привлечь к себе внимание тренеров других клубов, временами не скрывавших желания заполучить молодой талант? Задались такой целью и руководители армейской команды. Трудно сказать, увенчались бы их усилия успехом или нет, если бы не стечение некоторых обстоятельств.

Олег Романцев: Под занавес первенства мы должны были играть во Львове с «Карпатами», находившимися на грани вылета из высшей лиги. К тому моменту «Спартак» уже обеспечил себе «серебро». Но несмотря на это, да и на просьбы кое-кого из львовян уступить им очень нужные очки, настраивались только на победу. Ее-то в качестве подарка и хотела преподнести Константину Ивановичу в день его рождения наша команда.

Встреча получилась жаркая. И мы, и «Карпаты» постоянно атаковали. Хозяева делали все возможное, чтобы забить, ради победы они и грубить не стеснялись. Во втором тайме кто-то из соперников наступил мне на ногу. «Заморозка», сделанная доктором, не помогла. Но уходить с поля было нельзя.

И вот здесь вновь показал себя бойцом Вагиз. Он и за себя, и за меня отрабатывал в обороне. Думаю, мы бы выстояли, если бы незадолго до конца, когда мяч за пределами штрафной попал Вагизу в шею, арбитр, будто поджидавший удобного момента, не назначил в наши ворота пенальти. Этот гол все и решил. Мы проиграли. Огорченный Бесков на ужин не пришел. Да и у нас, понятно, настроение было далеко не праздничное.

Всякая неудача досадна. Но эта не была из категории тех, что надолго остаются в памяти — сезон-то мы уже заканчивали серебряными призерами. Так по крайней мере я думал в тот момент. А по приезде в Москву понял, что ошибся.

Через несколько дней на базе в Тарасовке ко мне в комнату зашел Вагиз.

— Слышал, что говорят? — спросил он.

— А что говорят? — не понял я.

— Ну, что Хидиятуллин «помог» «Карпатам» у «Спартака» выиграть...

Действительно, отголоски подобных слухов, время от времени рождаемых воспаленным воображением футбольных «знатоков», до меня доходили.

— Даже здесь, на базе, кое-кто об этом говорит. Неужели и ты, Олег, в это веришь? — вдруг каким-то неожиданно тихим, дрогнувшим голосом спросил Хидя.

— Да ты что?! Ну как я могу верить в небылицы? Мы же на поле бились рядом. Не обращай внимания на ерунду. Все будет нормально...

Мне тогда казалось, что удалось его убедить. Но на итоговом собрании стало известно, что Хидя подал заявление в ЦСКА, и я понял: разговор на базе не был случайным.

Ринат Дасаев: Я думаю, тот неприятный эпизод повлиял на решение Вагиза. Хотя армейские тренеры на обещания не скупились, он не на них клюнул — не такой Хидя человек. Нет в нем корысти. И от футбола не золотых гор он ждал.

Обида в нем тогда взыграла. А может, думал, что его уговаривать станут: мол, останься, куда мы без тебя... Видно, доказать что-то этим шагом хотел.

Я подошел к нему после собрания. Хотел сказать: «Что ты делаешь, Хидя, одумайся». Но посмотрел на его чуть побледневшее, осунувшееся, ставшее каким-то незнакомым лицо и передумал.

Александр Львов: Весь последующий период в футбольной жизни Хидиятуллина «от «Спартака» до «Спартака» может быть назван, как популярный французский фильм — «Удары судьбы».

Они посыпались на него один за другим.

«Хотел играть, был полон сил и амбиций, а на поле ничего не получалось. Я разговаривал на другом футбольном языке, мы с партнерами не понимали друг друга, и это была мука. Я чувствовал, что растворяюсь, что меня почти нет», — признается он в уже упомянутом интервью «Советскому спорту».

То был первый чувствительный удар.

Перед испанским чемпионатом мира Бесков приглашает Хидиятуллина в сборную, предвидя, что характер и самолюбие Вагиза могут пригодиться команде в Испании. Но в последнем перед отъездом контрольном матче, в нелепом столкновении с Черенковым за две минуты до финального свистка Хидя получает тяжелейшую травму. И выбывает из футбола на три года.

Довольно скоро он начинает понимать: вернуться в футбол, возвратить себе уважение и признание можно только в «Спартаке». И тратит все силы на осуществление этой единственной теперь для него мечты.

Николай Старостин: Мы не могли не протянуть ему руку помощи. Как бы то ни было, Хидиятуллин чисто спартаковский игрок. Жестокие уроки футбольной судьбы пошли Вагизу на пользу. То, с какой отчаянной решимостью сражался он, возвратившись в команду, за место в составе, убедило в этом и Старшего.

Вагиз восстановил себя в футболе, в «Спартаке». Но сколько и каких лет потеряно!

Допускаю, что последнего слова он не сказал. И очень хочется, чтобы произнесено оно Хидиятуллиным было не шепотом.

Александр Львов: Бесков, не торопясь афишировать «прощение блудного сына», выпускал Вагиза сначала лишь на замену. Присматривался, прикидывал, сравнивал. И только 27 апреля 1986 года (сам Хидиятуллин считает это число датой своего второго рождения в футболе) в Киеве дал ему возможность сыграть все девяносто минут.

И не ошибся.

Еще одну проверку Вагиз прошел в том же году уже в сборной. В стержневом матче отборочного европейского турнира в начале первого тайма он заменил получившего травму Бессонова. На трибунах парижского стадиона «Парк де Пренс», возможно, ожидали, что уж теперь кумир публики Платини заиграет свободней. Но высокий парень с труднопроизносимой фамилией оказался на редкость цепким. И не только успевал следить за «великим Мишелем», но и сам при случае помогал партнерам атаковать.

Ринат Дасаев: История Хидиятуллина завершилась в духе «хеппи-энд». Я искренне рад этому, потому что высоко ценю его мастерство. В 1987 году, представляя своих товарищей — чемпионов страны в еженедельнике «Футбол-Хоккей», я так охарактеризовал этого футболиста: «Вагиз — самый универсальный игрок команды. Он не просто умеет играть на любом месте — на любом месте он играет отлично.

Александр Львов: А вот слова, сказанные предшественником Рината на капитанском мостике «Спартака» Олегом Романцевым в Ростове за восемь лет до этого, после первой чемпионской победы клуба в 79-м: «У Вагиза нет слабых мест: быстрый, смелый, тонко чувствующий игру».

Похоже, не правда ли?

Ринат Дасаев: Хидиятуллин — второй, кто через семь сезонов после первой нашей победы вместе со мной вновь стал обладателем чемпионского «золота». Третий — Федор ЧЕРЕНКОВ.

Если футболиста уважают все болельщики без исключения — значит, он настоящий ИГРОК.

Черенков из редкой категории именно таких.

О нем немало написано, но главный вопрос журналистов: «В чем секрет футбола Черенкова?» так и остался без ответа.

Отчасти получить его можно, повнимательней присмотревшись к нему на поле. И не только в моменты, когда он с мячом. Понаблюдайте за Черенковым, ищущим мяч, — поверьте, они не менее интересны и зрелищны.

Признаком высокого мастерства актера всегда считалось умение держать паузу, то есть, не произнося текста, передавать зрителю внутреннее состояние своего героя.

Черенков блестяще умеет держать на поле игровую паузу. Его маневры — не просто перемещения в разных направлениях по зеленому прямоугольнику. Это игровые ходы разного стратегического назначения: разведывательные, подготовительно-наступательные, остроатакующие. Их множество. Они непохожи друг на друга, но всегда одинаково непредсказуемы для соперников. Зато удивительно понятны партнерам.

Я всегда определяю, чего стоит полевой игрок, по тому, как быстро и хорошо умеет он открываться. Для вратаря это очень важно: поймал мяч в руки, сорвал атаку противника — значит, есть шанс провести ответную. Здесь многое решают доли секунд. Черенкову их вполне достаточно. Он всегда успевает занять такую позицию, что ему можно смело доверить начало контрнаступления. Как-то Федор мне сказал, что его уже с детства приучили к мячу в любой ситуации тянуться.

Михаил Мухортов: Федя действительно какую-то необыкновенную тягу к мячу испытывал. Бывало, отнимать мяч приходилось после тренировок. Мальчонка он у нас в «Сетуни» тогда хиленький был. Но азартный, чертенок, страшно. И упрямый. Над ним частенько подсмеивались: «Куда с таким ростом в футбол?..» А он от этого еще упрямей делался. Может, сам того не сознавая, уже в ту пору и начал свой футбол создавать, в котором бы его признали. А когда я узнал, что парень мечтает спартаковскую майку надеть, сам отвез его к Толе Масленкину в спартаковскую школу. И все ему про Федора рассказал.

Спасибо Анатолию — не стал он ни на рост, ни на вес пацана внимания обращать. Поверил на слово...

Александр Львов: Терпение и чуткость Масленкина, а затем и Владимира Чернышева, у которого Черенков завершал футбольное образование, помогли «Спартаку» получить игрока, о котором Николай Петрович Старостин в свойственной ему манере сказал: «Побольше бы футболу вот таких Федей...».

Чуть позднее выяснилось, что юный спартаковский дублер мечтал о гораздо большем, чем выступать в майке любимого клуба.

Федор Новиков: Весной 78-го в Сочи, в номере гостиницы «Жемчужина», я с Черенковым впервые и встретился. Застал его отдыхающим после тренировки. Он лежал в большой кровати, укрывшись до подбородка одеялом. И показался мне ну просто двенадцати-тринадцатилетним мальчишкой.

— Меня Федором зовут, — сообщил паренек, вежливо поздоровавшись. И замолчал, уставившись в потолок.

— О чем размышляете, молодой человек? — поинтересовался я, когда спустя полчаса застал его в номере все в том же положении.

— Мечтаю я, — откликнулся он. — Мечтаю в этом году заиграть в «Спартаке», стать чемпионом страны, попасть в олимпийскую сборную... И... жениться.

— Смелые, прямо скажем, мечты, — осторожно заметил я. А про себя подумал: с чудинкой паренек.

А он словно мои мысли угадал и убежденно заявил:

— Только вы не удивляйтесь. Все так и будет. Вот увидите.

Александр Львов:...Все так и вышло. Правда, не в один год. Хотя времени прошло не так уж и много. В том же сезоне Черенков дебютировал в основном составе во встрече с «Араратом». В следующем — стал обладателем золотой чемпионской медали. А в 80-м — бронзовой олимпийской.

Олег Романцев: Помню, первый раз Черенкова в Тарасовке перед двухсторонней увидел и подумал: очередной эксперимент Старшего. Ну таким Федька «нефутбольным» на вид показался, что в какие-то его особые возможности, о которых я уже кое-что слышал, никак не верилось.

А игра началась, понял — парень необычный, с «изюминкой». В первый раз он мяч получает и останавливается. Я — на него, думаю — либо дрогнет сейчас, либо поспешит пас отдать. А «Черенок» вдруг с места рывок, и нет его — ушел во фланг. Я разозлился — как-никак в сборной уже играл. А тут мальчишка какой-то со своими дворовыми фокусами. Ну и за ним.

А мальчишка неожиданно встал как вкопанный, и я — мимо. В следующее мгновение новичок, не дожидаясь, опять включил скорость и, выйдя на свободное место, опасно прострелил. В той же встрече он еще не раз всех нас удивлял подобными неожиданностями.

Я потом понял: все время в игре что-то новое находить — у Федора в крови. Потому и непредсказуем он на поле.

Александр Львов: Черенков подтверждает слова своего бывшего капитана постоянно. Особенно когда в форме — легок, подвижен, весел. Тут с ним опекунам не совладать.

И голы его нередко поражают находчивостью, временами просто даже какой-то нелогичностью. Ну кто, скажите, мог предполагать, что осенью 87-го в Киеве в матче, много решавшем для «Спартака», Федор пошлет мяч в ворота Чанова головой, перехитрив бдительных, гренадерского роста защитников Кузнецова и Демьяненко. А чуть позже, в сложнейшем матче дома с «Гурией», когда, казалось, все вот-вот кончится нулевой ничьей и поздравления «Спартака» с чемпионским званием придется отложить, Черенков вновь изловчился и забил-таки блиставшему в тот вечер голкиперу Кантария.

Ринат Дасаев: Много разных голов на счету Федора — за сотню уже перевалило. Но один, знаю, он ценит особенно высоко — тот, что в 80-м на поле самой «Мараканы» бразильцам в первом тайме забил. Мы к этому моменту проигрывали. На 22-й минуте Нуньес, пока мы разбирались в непривычной обстановке, и защитников и меня перехитрил.

Под грохот и шум гигантских трибун бразильцы шли и шли в атаку. И даже когда Зико не забил пенальти, в победе своей они не сомневались. Было от чего растеряться. Я уж не знаю, что тогда Черенков испытывал. Но когда мяч после удара Андреева отскочил от защитника к нему, Федор не дрогнул...