Развитие сюжета в эйдетической поэтике

В эпоху синк-зма сложились 2событийных архетипа — кумулятивный и циклический, переданные последующим стадиям художественного развития как готовые сюжетные языки. Принято считать, что в эйдет. поэтике творчество сюжета прекратилось и началось его использование. По Фрейденберг, обо всем периоде от эпохи эллинизма до 19в. можно сказать, что он «целиком характеризуется традиционализмом, который выражается в том, что лит-ое произведение строится на готовом жанровом и сюжетном материале». «Готовым» сюжет может быть назван в следующих смыслах.

1)Уже сформировались кумулятивный и циклический сюжеты, а новые типы сюжетного построения не возникают. Сколь долго ни разрабатывались бы кумулятивная и циклическая схемы, они не дают принципиально нового качества, то есть не перестают быть именно кумулятивной и циклической схемами.

2) Сюжет строится не только по заданной архетипической схеме, но и из готовых блоков-мотивов. При этом традиционные мотивы являются активным началом, обусловливающим сюжетное построение. Избранный мотив становится принудительной силой, направляющей развитие сюжета в определенное русло. Не только в канонических жанрах.

3) Сюжет не принадлежит автору, не является его личным творением, а пришел к нему из традиции. Как правило, он представляет собой вариацию или прямую обработку другого, ранее созданного сюжета

Именно учет взаимодействия и внутренних трансформаций кумулятивной и циклической схем помогает выявить новые качества сюжета: иносказательность и связанный с нею принцип сюжетной неопределенности; движение от сюжета-мотива к сюжету-ситуации; появление «двойного» сюжета и начало формирования наряду с кумулятивным и циклическим сюжета становления — третьего исторического типа сюжета.

Соотношение кумулятивного и циклического сюжетов в нашу эпоху имеет структурный аналог в единстве образа и понятия в эйдосе. Они еще тесно связаны друг с другом, хотя в разных случаях может акцентироваться то одна, то другая схема. Кумулятивный сюжет как бы берет на себя функцию «образа» — он воспроизводит конкретно-чувственное многообразие жизни в его стихийности, неупорядоченности и случайности. Циклический сюжет ближе к «понятию» — он выражает идеальное начало целостности и законосообразности бытия.

Единый и имеющий прямой смысл сюжет эпохи синк-зма в эйдетической поэтике начинает дифференцироваться на прямой и иносказательный сюжеты разного типа — аллегорический и символический.

Чрезвычайно наглядный случай вызревания аллегорического сюжета внутри традиционного — «Повесть об Исмине и Исминии» византийского писателя Евматия Макремволита. Внешне это типичный греческий роман испытания со всеми его топосами. Описываются встреча юных героев, любовь, препятствия на ее пути. При том, что основная сюжетная канва греческого романа сохранена, очевидно, что по сравнению с классическими образцами жанра у Евматия резко ослаблено внешнее действие. В то же время ослабленность внешнего действия сопровождается пространными описаниями. Наряду с этим постоянно повторяются одинаковые или сходные сюжетные Фрагменты. Эти приемы, вытесняя внешнее действие, создают его неопределенную модальность и придают сюжету ненавязчиво аллегорический характер.

Как показало дальнейшее изучение сюжета-ситуации, сама его возможность коренится в особом типе «непричастной причастности» героя к изображенным событиям.

В наиболее очевидных случаях, в плутовском романе, герой сам является рассказчиком, и возникающее благодаря этому «противоречивое единство мировоззренческой установики героя как рассказчика и его практически-жизненной установки как действующего лица представляет собой ситуацию, которая создает сквозное единство сюжета» и «составляет основу сюжета нового типа». Здесь впервые я-повествование начинает обретать самостоятельный статус. Но я-повествование не является непременным условием сюжета-ситуации. Главное — именно теперь обретаемое «несовпадение героя с собой, которое делает его субъектом изображения и оценки своих же действий и судьбы даже в тех случаях, когда рассказ ведется не от первого лица».

Таким образом, изначальная связь героя и сюжета, которую мы наблюдали уже в поэтике эпохи синк-зма, остается ключевой и д/эйдетической поэтики. На наших глазах возникающий неравный самому себе герой становится силой, трансформирующей традиционные сюжетные архетипы и порождающей сюжет-ситуацию, затем «двойной сюжет и наконец сюжет становления — третий исторический тип сюжета (наряду с кумулятивным и циклическим).

Уже развитие плутовского романа выявило «возможность резкого противопоставления двух точек зрения и позиций героя и превращения каждой из них в обособленную и самостоятельно развивающуюся сюжетную линию». Первая, кумулятивная, линия (связанная с героем — участником событий) воспроизводила действительность как хаотическую и дискретную частную жизнь («быт»). Вторая, циклическая, в кругозоре

героя-рассказчика (при я-повествовании) или всезнающего автора (при аукториальном повествовании) изображала существующее как целостный и разумный миропорядок («бытие»). Эти две миросозерцательные установки, реализованные в архетипических сюжетных схемах, сошлись в эпоху Просвещения

в некоем альтернативном равновесии.

Эпоха Просвещения — переходная к новому этапу в истории поэтики. Она еще, как эйдетическая поэтика, исходит из, «Идеи», понятой как порождающий принцип бытия. Но она уже всерьез считается с бытом и формами частной жизни как (с ее точки зрения) «исторически сложившимися, но у словными и в этом смысле "неразумными"». Поэтому д/нее в сфере возможного доминирующей является концепция закономерного и разумного бытия, выражаемая циклической событийной схемой, а в сфере действительного — кумулятивная бессвязность быта. Это и обусловливает альтернативное равновесие двух сюжетных схем, каждая из которых может оказаться ведущей при акцентировании одной из противоположных художественных концепций. Прорыв в этой ситуаИции и осуществляет сюжет становления, окончательно оформляющийся во 2-ой пол.18 — н.19в., уже в новую эпоху поэтики.