Трансформации волшебных сказок 7 страница

9. Рождение от рыбы. Эти случаи помогут нам по­нять и ту разновидность чудесного рождения, которая в сказ­ке встречается чаще всего, а именно рождение от рыбы.

В европейской литературе рыбе особенно повезло. Ей по­священо несколько трудов. Это объясняется тем, что в раннем христианстве Христос фигурирует в образе рыбы. Собран ог­ромный материал, который и мы можем использовать, хотя эти труды не представляют решения вопроса ³⁴.

В сказке рыба играет очень большую роль, но в данной главе затронут только тот случай, когда от рыбы происходит зачатие. После долгой бездетности царице дают совет пой­мать в таком-то пруду золотую рыбку. Царица и служанка каждая съедает по кусочку, корова (или кобыла, собака) вы­пивает ополощины, и по истечении положенного срока, в один день, в один час, в одну минуточку рождаются три брата.

Сопоставляя этот случай с предыдущими, мы можем по­ставить вопрос, не отражает ли данный случай обряд съеде­ния тотемного предка с целью его возвращения к жизни? На этот вопрос можно будет ответить положительно, если ока­жется, во-первых, что рыба, как тотемный предок, некогда действительно имела распространение, во-вторых, если ока­жется, что рыба действительно поедалась в целях вызвать рождение — возвращение ребенка.

Что рыба, как тотемное животное, была очень распростра­нена, более распространена, чем другие животные, видно по очень многим материалам. Здесь мы не можем дать ни кар­ты, ни истории распространения этого представления. Нам достаточно будет указать некоторые примеры. По сообщению Мошковского, у папуасов Голландской Новой Гвинеи рыба служит тотемным предком всего человечества. (Кроме этого каждый род имеет своего родового предка.) Это — огромная

³⁴ Н. Ache lis, Das Symbol des Fisches und die Fischdenkmaler der romischen Katakomben, Marburg, 1887; F. J. D б 1 g e r, Das Fischsymbol in fruhchristlicher Zeit, Bd I, Rom, 1910; H. Kunike, Der Fisch als Frucht-barkeitssymbol bei den Waldindianern Sudamerikas,— «Anthropos», Bd VII, 1912; W. Knoche, Einige Beziehungen eines Marchens der Osterinsulaner zur Fischverehrung und zu Fischmenschen in Ozeanien,—«Mitteilungen der Anthropologischen Gesellschaft in Wien», Bd 69, 1939, H. 1.

15*

228 Мотив чудесного рождения

рыба, живущая в море, и потому родители при наступлении у детей десятилетнего возраста говорят им: «Теперь тебе нуж­но нанести этот образ на кожу, потому что это твой прадед, и он должен знать, что ты принадлежишь ему» ³⁵. Боас в своей книге о социальной организации племени квакиутл по­казал, какое большое распространение имеет рыба в качестве тотемного животного; фасады многих домов расписаны огром­ными рыбами, так что вступающий в дом как бы вступает в рыбу³⁶. Карстен, специально исследовавший художествен­ные украшения в Южной Америке, приходит к заключению, что преобладание в этих украшениях рыбы вызвано тем, что эти украшения «стоят в связи с верой, будто души умерших превращаются в рыб». Племя Collas в Перу «рассматривает рыб как своих братьев, потому что их предки якобы произо­шли из той же реки»³⁷. В Перу распространено представле­ние, что некоторые рыбы ведут свое происхождение от небес­ной рыбы, которая очень заботится о сохранении своего по­томства. Эти породы считаются святыми. Сохранившиеся древнеперуанские сосуды поэтому часто снабжены изображе­нием рыб. Кроме того, там _были найдены рыбы из золота, серебра, меди, бронзы. Рыбовйдные боги были найдены так­же в храме бога Pachacamac (Шефт. 331). Фрезер³⁸ расска­зывает, как представляли себе происхождение клана от рыбы, как рыбы появились на земле из-под воды, как они были обу­чены человеческому языку, стали ходить на ногах и пр. От них ведут свое происхождение Chocktaws. Таких случаев у Фрезера приведено множество, но они представляют собой более позднее явление; здесь формы происхождения человека от животного рационализированы.

Все эти материалы не оставляют никаких сомнений в том, что рыба, как тотемное животное, имела широкое распростра­нение.

Другой вопрос: съедалась ли где-либо и когда-либо рыба в целях вызвать рождение? Гартлянд говорит: «Неделю спу­стя после смерти кого-нибудь конды совершают обряд воз­вращения души умершего. Они идут к реке, выкликают имя умершего, ловят рыбу и приносят ее домой. В некоторых слу­чаях они едят ее, полагая, что, делая так, они возвращают

³⁵ М. Moszkowskf, Die Volkerstamme am Mamberamo in Hollan-disch-Neuguinea und auf den Vorgelagerten Inseln,— «Zeitschrift fur Ethno-logie», Bd 43, 1911, стр. 322.

³⁶ F. Boas, The Social Organization and the Secret Societies of the Kwakiutl Indians, Washington, 1897, стр. 311—337.

³⁷ R. К а г s t e n, Der Ursprung der indianischen Verzierung in Sud-.amerika,— «Zeitschrift fur Ethnologie», Bd 48, 1916, стр. 189!

³⁸ J. G. F r a z e r, The Fear of the Dead, I, стр. 22.

Мотив чудесного рождения 229

умершего, который благодаря этому снова родится в семье в виде ребенка» (Гартл. I, 50) ³⁹.

Этот случай особенно ясен. Умершего в виде рыбы зовут обратно, ловят его, приносят домой, съедают, и он возрож­дается в виде ребенка. Этот случай показывает, что съедение рыбы может быть рассмотрено как частный случай съедения останков умершего.

Подобный же случай мы имеем в одной из джатак, при­веденных у Пишеля. «Когда в древние времена в Бенаресе царил благочестивый и справедливый царь Падмака, на его подданных напала желтая лихорадка. После того, как врачи напрасно использовали все средства, они, наконец, объявили, что только рыба Rohita здесь может помочь. Несмотря на все поиски, такая рыба не могла быть найдена. Наконец царь решил принести себя в жертву для своего народа. Он передал царство своему старшему сыну, поднялся на вышку дворца и бросился вниз, выражая желание в следующем рождении возродиться рыбой Rohita. Его желание исполнилось. Немед­ленно после этого он был найден на речном песке в образе огромной рыбы Rohita. Народ сбежался и стал ножами сре­зать его мясо. Он назвал себя и обратил их в буддизм» (Пиш. 511; о том же Шефт. 51).

Этот случай представляет собой явное переосмысление. Сюжет прошел через руки жрецов и получил соответствую­щую политическую и религиозную окраску. Вкушение в це­лях исцеления и ведет к обращению в новую веру. Но для нас этот случай все же ценен, так как он показывает, что вкушение рыбы на более ранних стадиях представляло собой вкушение умершего.

По-видимому, именно в Индии этот обычай был особенно распространен. «Агиры, каста пастухов крупного скота в цен­тральных провинциях Индии, также возвращают души умер­ших домой в форме рыбы, после того как они сожгли или где-нибудь похоронили труп»⁴⁰.

Эти ссылки в связи с тем, что выше говорилось о вкуше­нии мертвецов в целях их возрождения, показывают, что и сказка относится к этой же категории явлений — к явлению поедания умершего в качестве рыбы в целях его возрождения в виде ребенка.

Но этими ссылками вопрос еще не исчерпан. Возникает вопрос, почему именно рыба, а не другое животное, сохра­нилась в этой роли?..

³⁹ Ср.: J. G. F r a z e r, Totemism and Exogamy: a Treatise on Certain Barly Forms of Superstition and Society, vol. I, London, 1935, стр. 5.

⁴⁰ J. G. F r a z e г, The Fear of the Dead, I, стр. 29.

230 Мотив чудесного рождения

Здесь можно указать, что рыба, с одной стороны, очень часто имеет какую-то связь с миром умерших, с мертвецами, независимо от наличности или отсутствия у данного народа тотемизма. С другой стороны, рыба сильна силой своей пло­довитости.

В Буине некогда существовал обычай бросать кости сож­женных трупов рыбам⁴¹. На Гималайских горах есть пруд Сараевата, в котором находятся священные рыбы, называе­мые Mrikunda, «при кормлении которых приносятся жертвы манам умерших родственников» (Шефт. 312).

Это бросание костей рыбам для нас очень важно. Оно приводит нас к кругу представлений, что съеденный рыбой или змеем вновь возрождается. Этим не ограничивается связь рыбы с миром умерших. В древнем Вавилоне врач, являясь к больному, одевался рыбой. Это становится понятным, если вспомнить, что врачевание состояло в том, что умирающему возвращали душу. Врач в образе рыбы имел доступ в царство мертвых, откуда он мог вернуть душу. Это — Эа или Оаннес. К этому еще надо прибавить, что изображение рыб часто встречается на могилах и в могилах античного мира (в ми­кенских, греческих, римских, в катакомбах) (Шефт. 367). В частности, найдены небольшие золотые рыбки. Вспомним, что и в сказке герой очень часто рождается именно от золотой рыбки. Очевидно, предполагали, что в образе этой рыбки умерший должен был воскреснуть.

Все эти материалы показывают, что рыба — это умерший, и что такое представление было широко распространено. Но если это так, то мы можем объяснить, почему именно рыба сохранилась в большей степени, чем Другие животные. Рыба сохранилась по тем же причинам, по каким в качестве живот­ного, представляющего умершего или его душу, сохранилась птица Я. Птица есть представительница воздушного царства мертвых, рыба — подводного. Эти представления стоят в свя­зи с образованием представлений о воздушном далеком цар­стве мертвых, куда улетают, и о царстве мертвых, находя­щемся под землей или под водой.

Но если это так, то спрашивается, почему же именно ры­ба, а не птица поедается в целях вызвать потомство?

Это стоит в связи с тем, что рыбе приписывается особая сила плодовитости — представление, основанное на простом наблюдении народов-рыболовов, что рыба размножается чрез-

^4,1 G. S. Wheeler, Totemismus in Buin (Siid-Bogainville), — «Zeit-schrift fur Ethnologie», Bd 46, 1914, H. 1, стр. 47.

⁴² G. Wei eke r, Der Seelenvogel in der alten Literatur und Kunst. Eine Mythologish Archaeologische Untersuchung, Leipzig, 1902.

Мотив чудесного рождения 231

вычайно быстро и обильно. «Так как рыбы быстро размно­жаются, то у многих народов они символизируют плодови­тость, избыток и многодетность»,— говорит Шефтеловиц (Шефт. 376). И о том же свидетельствует Пишель: «Рыба была символом плодовитости» (Пиш. 530). Случаи, описан­ные нами выше, представляют собой раннюю манифестацию этого представления; более поздние случаи содержат эту мыслительную основу в более ясных для нас формах. В свете приведенных материалов понятно, почему индийский бог люб­ви имел знак рыбы (Пиш. 530) или почему у северных наро­дов богине плодовитости и плодородия Фрейе каждый ше­стой день приносили в жертву рыбу (Шефт. 378). С этим перекликается и Талмуд: «Жену надо брать в первый день недели, так как в этот день бог при сотворении мира благо­словил рыб словами: „Плодитесь и размножайтесь"» (Шефт. 376). У испанских евреев в Константинополе есть обычай: но-восочетавшиеся жених и невеста немедленно после церемонии бракосочетания трижды прыгают через большое блюдо, на­полненное свежей рыбой (Гартл. I, 51). Из материалов Гарт-лянда можно извлечь несколько подобных случаев. У тран­сильванских саксонцев бездетные женщины на праздник рож­дества едят рыбу, а кости бросают в проточную воду, надеясь таким образом произвести на свет ребенка (Гартл. I, 50). Неудивительно, что в связи с такими действиями стоят рас­сказы об успехах подобных мероприятий, которые очень сход­ны с сказкой, основаны на тех же представлениях, но имеют лишь местное, ограниченное хождение и выдаются за истину. Так, в Исландии «во второй половине XVIII века рассказыва­ли, что некая знатная женщина, желая иметь ребенка, по совету трех женщин, явившихся ей во сне, легла у ручья и попила из него. Она устроила дело так, что в рот ей попала форель. Она проглотила ее, и желание ее исполнилось» (Гартл. I, 7). Этот случай напоминает нам горошинку, выпи­тую с водой. Что это за горошинка, мы уже знаем. Мы знаем теперь также, откуда в этих случаях берется рыба. Мы не бу-. дем приводить всех случаев, приведенных у названных авто­ров. Для нас интересна производственная и социальная осно­ва их. Совершенно очевидно, что рыба, как живой, а не тра­диционный образ, первоначально возможна только у народов, живущих примитивным рыболовством и живущих родовой ор­ганизацией. Но уже очень рано человек стал не только охо­титься, но и приручать животных, разводить скот. В сказке мы видим, что рыбу съедает не только герой, но и корова, лошадь или собака, чаще всего — корова. Такое съедение не случайно. Но раньше, чем остановиться на этом, необходимо

232 Мотив чудесного рождения

указать, что рыба во всех случаях играет роль отцовского, а не материнского начала. Другими словами, рыбе свойствен характер фаллический. Это представление иногда понимается совершенно буквально: мужчина превращается в рыбу. В Се­верной Америке можно встретить сюжет о человеке, который преследует женщину, но не может овладеть ею. Тогда он под­стерегает ее во время купанья, и сам превращается в рыбу и в удобный момент, когда женщина принимает соответству­ющую позу, он ее оплодотворяет (Боас 73). Такие же случаи имеются в Океании. Здесь женщина после тяжелой работы каждый день купается в море. Всякий раз она видит боль­шую рыбу: «рыба терлась у ее ног и обнюхивала ее бедра». Бедро разбухает, из опухоли выходит мальчик⁴³. Эти случаи объясняют некоторые археологические находки. Так, на об­ломке оленьего рога, найденного в пещере в Лорбе, вырезаны три оленя, а между ног у них — по две рыбы. Рисунок отли­чается высокой художественностью (Шефт. 381). Сходные ри­сунки имеются из античности. В Тиринсе найден черепок с изображением лошади. Между ее ног по направлению к по­ловым органам изображена рыба (там же). Шефтеловиц от­носит его к VII веку до н. э. и прибавляет: «Такие рисунки, по-видимому, считались магическим средством для быстрого увеличения стада».

Неестественность такого соединения, по-видимому, не дала распространиться этой форме, распространение получила форма еды, и в таком виде она продержалась не только в сказке, но и в живой вере. Один сельский священник расска­зал Гартлянду следующее: «Однажды он шел с женой куз­неца через мост. В это время мальчик удил рыбу. Женщина сказала: Если бы он мог дать мне живую форель, я передала бы ее нашей корове, чтобы она произвела теленка» (Гартл. I, 52). Наконец, соединение человеческого и животного плодо­родия через рыбу мы имеем в древнеиндийском свадебном ритуале: «Новосочетающаяся пара до колен входит в воду и подолом одежды, обращенным на восток, ловит рыбу, зада­вая вопрос брамину: „Что ты видишь?" Тот отвечает: „Сыно­вей и скот"» (Шефт. 377). Шефтеловиц прибавляет: «Рыба здесь символизирует многодетность и увеличение поголовья скота».

Эти материалы позволяют нам сделать заключение, что мотив рождения от съеденной рыбы представляет собой част­ный случай мотива съедения предка в целях его возрожде­ния. Если в этих случаях сохраняется рыба, но не сохрани-

ⁱ³ P. H a m b r u с h, Sudseemarchen, Jena, 1912, стр. 66.

Мотив чудесного рождения 233

лись другие животные, то это происходит оттого, что рыбе приписывают плодородную силу независимо от тотемизма. Плодородная сила рыбы переносится и на скот, первоначаль­но в формах чисто фаллических, позднее только в форме при­ема рыбы в пищу.

10. Сделанные люди. Приведенные случаи не ис­черпывают сказочного материала по мотиву чудесного рожде­ния. Не все случаи восходят к тотемным представлениям, к происхождению человека от животного.

В религиях многих народов чудесным образом происходят только первые люди, которые не могли родиться. Они созданы божеством, и от них в дальнейшем уже рождаются все другие. Такие рассказы также отражены сказкой. В сказ­ке родители делают себе детей из глины или дерева. «Был да жил мужик да баба; у них не было детей никого. Ну, стару­ха-то и говорит: „Старик, сделай с глины паренька!"» (Онч. 130). «Жил досюль мужик да баба. У мужика да у бабы не было детей. Сделали они глиняного паренька; паренек и стал ходить, хоть и глиняный» (Онч. 102). В параллель к этим рассказам можно привести мифы более примитивных наро­дов: здесь не люди, а боги создают людей из глины, причем они — первые люди, родоначальники человеческого рода. Так, в древнеамериканском сказании боги сперва создают живот­ных. Но они не могут прославлять богов; боги их проклинают. Тогда боги говорят: «Сделаем еще одну попытку. Уже при­ближается время посева, светлое время. Создадим себе кор­мильца, создадим себе содержателя»... «Так они говорили. Тогда был создан человек. Из земли и горшечной глины сде­лали они его плоть. Но они увидели, что он был не хорош. Он был без связи и состава, он был цеподвижен, бессилен, неловок и был полон воды». Второй человек делается из де­рева, третий из маисовых зерен. Третий оказывается удач­ным (Крик. 123).

В этом предании обращают на себя внимание две черты, указывающие на земледельческую концепцию этого мотива. Боги создают себе кормильцев, т. е. находятся в положе­нии бездетных родителей. Они создают их перед посе­вом. Вторая черта — это неудача попытки. Глиняный чело­век не годится. Глиняный паренек русской сказки напоминает эти неудавшиеся создания. Он съедает своих родителей, а затем глина, из которой он сделан, рассылается от какого-ни­будь толчка. Если в мексиканском сказании глина слишком влажна, то здесь она слишком суха.

Разумеется, это не значит, будто русская сказка произо­шла от мексиканского сказания. Но можно предположить,

234 Мотив чудесного рождения

что такие сказания о неудачных созданиях были распростра­нены более широко, чем мы это знаем, и что сказка сохра­нила их след. Бог Библии также критически оглядывает свое творение: «И увидел бог, что это хорошо». Возможно, что Библия не сохранила рассказа о неудачных попытках, потому что это не соответствует представлению о его всемогуществе. Он благословляет людей, но он мог проклясть их предшест­венников, как их проклинают мексиканские боги.

Все эти черты указывают на сравнительно позднее проис­хождение этого мотива. Оно связано с наличием гончарного искусства. Этот мотив засвидетельствован еще в Вавилоне. Иеремиас говорит: «Из клинописных материалов мы знаем, что Эа, божественный гончар, месит свои созданья из гли­ны» ⁴⁴. Аруру, богиня-мать, создает Эабани из земли или гли­ны ⁴⁵. Сюда же относится библейское сказание о сотворении из земли Адама.

Предположение о неудачных людях из глины подтверж­дается вогульской сказкой. В точном соответствии с мекси­канским сказанием здесь делаются семь человек из глины и семь — из дерева. «Глиняные люди живыми стали. Только век их недолог: глиняные руки, глиняные ноги — куда годятся? В воду человек упадет — тонет, жарко станет — из него вода выступает. Из лиственницы сделанные люди крепче были бы и в воде бы не тонули»⁴⁶.

Это заставляет нас ближе присмотреться к людям, сделан­ным из дерева. Иногда ребенок создается из куска дерева, из колоды или чурбана. «Был себе дед да баба, да у них не было детей. Вот баба говорит деду: „Иди, дед, в лес, да вы­рубай тельпушок [чурбан], да сделай калисочку [люльку]. Я буду тельпушок качать, не будет ли чего?" Дед сделал так, как сказала баба. Вот баба качает тельпушок, да и припе­вает [следует песня]. Глядит баба, а у тельпушка ноги есть; баба обрадовалась, да давай снова петь, и пела до тех пор, пока из того тельпушка не сделалось дитя» (Аф. 109).

Ребенок здесь (как и в других подобных текстах) не сде­лан из колоды, он превращается из колоды в человека. Характерна здесь колыбельная песнь, под которую колода превращается в ребенка. Это магическая, заклинательная пес­ня. Видя, что ребенок уже образуется, мать Продолжает петь.

Мотив создания человека из дерева также находит свою

⁴⁴ A. J e r e m i a s, Holle und Paradies bei den Babyloniern, Leipzig, 1900 (Der Alte Orient, Jg. I, H. 3), стр. 39.

⁴⁵ P. Jensen, Das Gilgamesch-Epos in der Weltliteratur, I. Strassburg, 1906, стр. 4.

⁴⁶ В. Чернецов, Вогульские сказки. Сборник фольклора народа манси (вогулов), Л., 1935, стр. 27—28.

Мотив чудесного рождения 235

\

параллель в сказаниях о первых людях, причем он несомнен­но древнее, чем предыдущий. Мотив сотворения из глины мог возникнуть только у народа, уже знающего гончарное искусство. Мотив возникновения из куска дерева известен на­родам, стоящим на самой низкой известной нам стадии раз­вития.

Здесь может быть поставлен вопрос о принадлежности к этому циклу той роли, которую у австралийцев играют чурин-ги — палки или камни, представляющие как бы двойник или вместилище силы или души человека. «Здесь они оставили чурингу, из которой вдруг родился человек по имени Угир-карпиния, потомок которого сейчас жив»⁴⁷. Однако вопрос это так просто решен быть не может, и мы перейдем к более поздним и ясным материалам. Здесь заранее нужно огово­риться о следующем: когда речь идет о создании первого че­ловека, он часто создается человеком же. Вопрос, откуда взялся создающий, в этих случаях никогда не ставился. Пер­вым считается созданный человек, а создатель отодвинут на второй план. Так, в африканском сказании жизнь человече­ства начинается с того, что из кустарника выходит человек, который никогда не моется и не стрижется, очень мало ест и мало пьет. «Он вышел и сделал изображение человека из дерева, взял его с собой и поставил перед своим жилищем в кустарнике». Это изображение пробуждается к жизни и ста­новится родоначальником человеческого рода⁴⁸. Этот случай показывает, во-первых, связь подобных сказаний с резными изображениями предков, имеющимися у многих первобытных народов. Во-вторых же, в лице человека, выходящего из ку­старника, мы легко узнаем «неумойку». «Неумойка» имеет связь с обрядом инициации⁴⁹. Отсюда видно, что мотив чу­десного рождения может быть увязан с формами символиче­ского рождения, совершаемого при наступлении половой зре­лости. В этих случаях рождение никогда не происходит от человеческой пары (в сказке создатели-боги заменены созда­телями-супругами). У Arapaho есть сказание о семи сестрах, живущих в лесу. Они создают себе сына из палки, которую кладут на постель. Каждая из сестер говорит что-нибудь. Одна говорит «встань», другая — «умойся» и т. д. Палка пре­вращается в мальчика ⁵⁰. Здесь сестры живут в лесу, так как

⁴⁷ В. S р е п с е г and F. G i 11 е n, The Native Tribes, стр. 434.

⁴⁸ F. Fulleborn, Das deutschen Naussa- und Ruvanagebiet, стр. 48. ^й В. Я. Пропп, Мужской дом в русской сказке,— «Ученые записки

ЛГУ», № 20. Серия филологических наук, вып. 1, 1939.

⁵⁰ G- A. Dorsey and A. L. К г о е b e r, Traditions of the Arapaho, Chicago, 1903 (Field Columbian Museum Publication 81, Anthropological Se­ries, vol. 5), стр. 95.

23S Мотив чудесного рождения

не хотят выходить замуж. Мы здесь имеем безмужнее рожде­ние— остаток матриархальных представлений. Мальчик соз­дается путем заклинаний. Эти заклинания соответствуют пес­не, под которую в сказке чурбан превращается в мальчика.

Иногда подобное превращение приписывается не первому человеку, а первой женщине. Так, в океанийском мифе пер­вый человек вырезает себе жену из дерева и говорит: «Дере­во, стань человеком»⁵¹.

В мексиканских мифах, т. е. на стадии земледельческой, мотив создания из дерева перекрещивается с мотивом созда­ния из земли и из зерен маиса. Первые люди созданы из зем­ли и глины. Но они неудачны. Вторых создают из дерева. Боги сказали: «Хорошо, если будут сделаны куклы, выре­занные из дерева, которые смогут говорить, как хотят, на ли­це земли. Пусть так будет»,— сказали боги, и в то же мгно­вение из дерева были сделаны куклы. Людьми они вступили в жизнь, как люди они заговорили (Крик. 125). Здесь созда­тели, соответственно более поздней стадии, заменены богами, и противоречие между первым человеком-создателем и пер­вым созданным человеком до известной степени устранено. В этой форме подобные представления держатся очень долго.

Нет необходимости приводить все новые и новые материа­лы. Где бы мы ни встречали мотив создания человека из гли­ны или из дерева, мы почти всегда находим, что это — первые люди. Сходство между этими материалами и сказкой весьма велико. Отсюда мы заключаем, что мотив ребенка, сделанно­го из дерева или из глины, восходит к мифам о создании пер­вых людей. Дерево древнее, чем глина или земля. В мотиве создания сына из глины прослеживается более древняя фор­ма неудачного создания людей из глины: глиняный паренек оказывается чудовищем и рассыпается в прах.

Мы рассмотрели главнейшие формы чудесного рождения, имеющиеся в русской сказке. Русская сказка отражает далеко не все виды такого рождения. Нами оставлено в стороне чу­десное рождение от прикосновения, удара, из крови или сгу­стков крови, от проглоченных жемчугов или камней, от солн­ца, дождя, через животную пищу, из яиц (См. 184) и др. Не рассматривали мы также рождение из бедра, из головы, из нарыва и т. д. Другими словами, мы не имеем права соз­давать теорию партеногенезиса. Наши цели гораздо скромнее. Наша цель — найти те исторические категории явлений, к которых относится сказка. Категории эти найдены. Изучение

⁵¹ J. Meier, Mythen und Sagen der Admiralitatsinsulaner,— «Anthro-pos», Bd II, 1907, H. 4—5, стр. 652.

Мотив чудесного рождения 237

мотива чудесного рождения в сказке показывает, что этот мотив не одинаков и не однороден по своему происхождению. В основном намечаются три группы: представления, связан­ные с тотемизмом, представления, связанные с живительной силой растительной природы (тоже иногда с элементами то­темизма), и мотивы, восходящие к мифам о создании первых людей.

Мы видели также, что в основе некоторых форм чудесного рождения лежит представление о возвращении умершего. Чудесное рождение в некоторых своих формах основывается на представлении о реинкарнации. Как этот мотив уклады­вается в сказку как целое, не может быть показано на ана­лизе лишь одного мотива. Но уже сейчас можно сказать, что сказка отразила или сохранила не ту наиболее раннюю ста­дию, когда причина рождения была неизвестна, а более позд­нюю, когда это рождение приписывалось героям, спасите­лям или богам. Правда, во многих случаях чудеснорожден-ный герой — отнюдь не спаситель (Тельпушок, Снегурочка и др.). Но в целом, в системе сказки, герой именно как спа­ситель рождается чудесным образом. Так, чудеснорожденный от рыбы часто является змееборцем и избавителем царевны. Здесь можно бы возразить, что герой рождается чудесным образом еще до того, как он нужен в роли спасителя. Когда он рождается, еще никаких змеев или других врагов на го­ризонте нет. Однако здесь можно усмотреть чисто художест­венный прием, свидетельствующий об утрате тех религиоз­ных представлений, на основе которых он вырос. Да и утрата эта также не полная. «Покатигорошек» рождается чудесным образом после катастрофы. Ларокопей царевич также рож­дается после исчезновения сестер (ЗП 27). Такие случаи со­храняют древнюю логику и последовательность вещей. «Чу­десное рождение» есть признак героя. Он рождается для спа­сения и избавления.

11. Быстрый рост героя. Если верно наше наблюде­ние, что чудесное рождение восходит к представлениям о ре­инкарнации, то это внесет некоторый свет в другой мотив, тесно связанный с чудесным рождением: мотив быстрого рос­та героя. Герой этот растет «не по годам, не по дням, а по часам, по минутам — как тесто на опаре киснет» (Аф. 185); «Кто растет по годам, а он по часам» (Аф. 143); «Утром при­несла, а в вечеру на ногах пошел» (Онч. 177). Если чудесно-рожденный есть вернувшийся умерший, то мы приходим к за­ключению, что герой, умерший взрослым, взрослым же и воз­вращается. Правда, он рождается в виде ребенка, так как женщина не может родить взрослого. Но, родившись, он

Мотив чудесного рождения

мгновенно превращается в взрослого. Это мгновение в сказ­ке растянуто на часы и минуты, а стремление сказки все утраивать превращает этот срок в три дня или шесть, девять суток и т. д.

Можно ли показать на материале, что герой рождается взрослым? «Родила себе двух сыновей. И как они ее удиви­ли, сейчас с ней заговорили: мамаша, говорят, переплывайте эту реку» (Худ. 23). Здесь ясно, что ребенок рождается взрослым.

В африканском мифе племени Базуто рассказывается, как огромное животное пожирает всех людей. Наконец, остается в живых только одна женщина, и у нее рождается сын. Он является на свет с украшением на шее (знак божественного происхождения). Мать готовит новорожденному солому, обо­рачивается, чтобы его взять, и приходит в ужас: ребенок уже достиг величины взрослого человека ⁵².

Эти материалы показывают одну сторону дела: они пока­зывают мотив на более ранней стадии и обнаруживают, что герой сразу рождается взрослым. Но это только одна сторона дела. Другие материалы ясно показывают, что он рождается взрослым потому, что он возвращенец, потому что он рождается во второй раз. В одном из вариантов мифа о по­хищении солнца дело происходит следующим образом. В стране темно, нет солнца. Герой хочет украсть его. Оно хра­нится в коробочке у некоей женщины. Чтобы попасть в ее дом, герой, выучившись у белки в лесу превращаться в ребен­ка, входит в чрево женщины и вновь рождается через четыре дня. «Когда он был одного дня, он уже был в состоянии хо­дить, а на следующий день он начал разговаривать. В воз­расте четырех дней он начал кричать о коробочке с солн­цем» ⁵³. Здесь надо упомянуть, что в Америке число четыре такое же сакральное и условное число, как у нас три. Быст­рому росту предшествует быстрая беременность — случай, из­вестный и в нашей сказке. Но самое важное — этот материал ясно показывает причину быстрого роста.