Ортология речевого общения

Ортология – еще один раздел культуры речевого общения, изучающий нормативность речи как один из важнейших компонентов речевой культуры. Ортологическая проблематика связана с созданием особого концептуального подхода к феномену языка – речи. Этот подход можно обозначить термином «аксиологический», поскольку, раскрывая типологическую неоднородность используемых в речевой практике норм речевого общения, составляя разнообразные классификации этих норм, вскрывая причины их изменений или нарушений, учение о нормативности речи всегда связано с оценкой культурного состояния языка и его функциональных разновидностей.

В истории языкознания ортология традиционно соотносится с задачами нормативного описания особого феномена культуры – системы литературного языка, поэтому в качестве центральной категории выявления некоторого свода правил и рекомендаций, то есть норм, отражающих культуру литературного языка и литературной речи, определяется понятие языковой нормы. С осознанием лингвистической актуальности данного понятия связано выделение в середине ХХ века культуры речи как особой научной дисциплины, призванной не только обобщить под эгидой нормативного аспекта языкознания те достижения, которые уже были накоплены русской и советской филологией, но и представить новые проблемы изучения этого сложного и многоаспектного явления.

Обсуждая современную теорию языковой нормы, нельзя не отметить, что в ней по-прежнему особой популярностью пользуются те ортологические версии, которые рассматривают языковую норму как проблему речевого общения. Именно на принципах коммуникативного подхода к правилам языка основаны распространенные в лингвистике ортологических типологии, в основе которых – важнейшее теоретическое представление о системообразующих (синтезирующих) свойствах «норм языковой коммуникации», их функционально-коммуникативная природе.

«Ортология (ortos – правильный, logos – речь, слово, закон), – пишет Н.Д. Голев, – наука о правильной речи, поставленная в современную лингвистическую парадигму (функциональной, антропоцентристской, деятельностной лингвистики), существенным образом изменяется и в качественном, и количественном плане. Сейчас это уже не та дисциплина, которая ассоциируется со списками правильных (подлежащих выучиванию) и неправильных (подлежащих запрету) произношений или написаний отдельных звуков, слов, словосочетаний в слабых (вариативных) позициях. Это наука о нормативной речи как системном объекте со сложной многоуровневой организацией. При таком подходе критерием правильности выступает уже не отвлеченный от речи «образец», однозначно предписываемый ортологическим меморандумом для облегчения (однозначного) выбора, а как коммуникативное задание данного типа речевых произведений в данных коммуникативных условиях… Соответствие коммуникативному заданию – и есть главная, инвариантная, норма. Таким образом норма регулирует выбор одного из возможных вариантов, предоставляемых языком говорящему. Понятие уместности выбора приходит на смену запрету и жесткому предписанию, формируется понимание толерантного отношения к стилистическому разнообразию вариантов: каждый из них потенциально уместен в определенных коммуникативных ситуациях. Тем самым ортология предстает наукой, которая стремится найти свое место в теории и практике речеведения, риторики, культуры речи, стилистики на самых высоких их этажах. В таком понимании ортологии есть диалектика толерантности и пуризма, креативности и регламентирующего, предписательного начала» [Голев 2002]. Как справедливо полагает Н.Д. Голев, наиболее актуальны следующие «коммуникативно-деятельностные» тенденции современной ортологии [там же]:

1) Функциональное расширение нормативности – а) «ослабление аспекта “запрет” и усиление разрешающей (креативной) стороны ортологии»; б) «преодоление “центризма” литературного языка, дающего единственно правильный вариант»; в) «диапазон вариативности становится все более широк: разные функциональные разновидности, разные жанры речи, разные ситуации предполагают свои нормы»; г) «признание вариативности норм как естественного и необходимого состояния языка, их неизбежного перекрещивания в речи влечет за собой усиление объективистского подхода»;

2) Структурное (уровневое) расширение нормативности – а) «современная ортология предполагает раздвижение рамок нормативности, “повышение” уровня норм и расширение системы уровней и планов языковых средств, реализующих коммуникативную интенцию»; б) «синтез разных уровней вокруг коммуникативного задания – преодоление многоуровневости нормативного плана речевого произведения. Инвариантная, глубинная норма – соответствие коммуникативной интенции и способа ее воплощения. Этому инварианту системно подчиняются нормы других уровней. Общая линия подчинения: интенция – содержание (тема) – внутренняя форма (композиция) – внешняя форма (устная и письменная)»; в) «ослабление списочного подхода, атомизирующего правильную речь. Преодоление поуровневого подхода. Выдвижение на первый план алгоритмов взаимодействия разных уровней в пределах речевого произведения как непрерывного и разнонаправленного перехода от одного к другому»; г) «повышение уровня разрабатываемых ортологией норм (включение общетекстовых норм, прагматических норм, кодекса речевого поведения)»; д) «некоторое уменьшение в ортологии удельного веса “поверхностных” норм, удаленных от ядра коммуникативной интенции – акцентологических, орфографических и под.».

Не менее перспективна, на наш взгляд, и другая линия ортологии, связанная с трактовкой языковых норм в свете философских воззрений на природу языкового знака и его отражательные возможности. В частности, выделение особой теоретической парадигмы современного языкознания – когнитивной лингвистики – уточняет многие постулаты традиционных, структуральных и коммуникативных определений языковых норм как конвенциальных правил реализации системы языка.

Когнитивная линия ортологии связана прежде всего с описанием и моделированием речевой культуры человека как феномена его языкового сознания. По определению И.А. Стернина, языковое сознание – это «часть сознания, обеспечивающая механизмы языковой (речевой) деятельности: порождение речи, восприятие речи и хранение языка в сознании»; это «компонент когнитивного сознания, “заведующий” механизмами речевой деятельности человека, это один из видов когнитивного сознания, обеспечивающий такой вид деятельности, как оперирование речью. Оно формируется у человека в процессе усвоения языка и совершенствуется всю жизнь, по мере пополнения им знаний о правилах и нормах языка, новых словах, значениях, по мере совершенствования навыков коммуникации в различных сферах, по мере усвоения новых языков» [Стернин 2002: 48]. В этом смысле языковое сознание является «компонентом более широкого понятия – коммуникативной деятельности человека», его коммуникативного сознания. «Коммуникативное сознание – это совокупность коммуникативных знаний и коммуникативных механизмов, которые обеспечивают весь комплекс коммуникативной деятельности человека. Это коммуникативные установки сознания, совокупность ментальных коммуникативных категорий, а также набор принятых в обществе норм и правил коммуникации» [там же: 48-49].

Таким образом, когнитивная теория норм речевого общения (или когнитивная ортология), содержанием которой является культура речемыслительной деятельности человека, – это не «дань» популярному направлению, это системно необходимая сфера нормативного изучения и описания языка, позволяющая объяснить уникальность образов языкового и коммуникативного сознания в их взаимосвязи.

В чем же заключается научная значимость этой новой теории? Во-первых, ключевая проблема ортологии языка – природа языковой нормы – предстает в когнитивной ортологии как проблема категоризации знаний человека о языке в системной когнитивной модели знака. Во-вторых, тесная связь языковой нормы со структурой речевого акта, с его коммуникативными текстовыми, стилистическими и дискурсивными свойствами позволяет подойти к определению языковой нормы как к особой знаковой категории, организация которой обусловлена передачей культурной специфики заданных в аспекте категоризации мира языковых форм и значений. В этом смысле ортологию не могут не интересовать определение языковой нормы как когнитивной категории, имеющей в языковом сознании индивида свои прототипические (эталонные) структуры. В-третьих, языковая норма как особая ментальная категория языка, или культурно-знаковая форма языкового сознания, должна семиотически выделять особый класс знаков, структура и форма которых располагает специфическими преимуществами по сравнению с другими символами, так как своими формальными и содержательными характеристиками единицы данной категории не могут не представлять максимально приближенные к культурным моделям сознания символическые структуры – национально-культурные концепты. Через системы этого рода представлений о речевой культуре народа осуществляется аксиологический процесс формирования нормативно-языковых концептов, являющихся наиболее близкими к моделям концептуальной картины мира и концептам коммуникативных категорий. Следовательно, для того, чтобы решить вопрос об устройстве когнитивной модели языковых норм, нужно не просто выделить структурную доминанту нормативной интерпретации знака – семантически или формально «правильную», соответствующую принятым нормам речевого общения, но в первую очередь раскрыть психологические «рефлексы» системы языка, которые языковая норма учитывает, моделируя нормативно-языковую картину мира. Именно данные стимулы восприятия, оценки системы языка, или концепты языковых норм, интересуют когнитивную ортологию, доказывающую, что в процессе категоризации важен весь объем отражательных и знаковых свойств нормативной системы языка, а сам характер противоречивых признаков языковой нормы раскрывает в знаке выводимость ее культурных прототипов, логически, психологически, эмоционально интерпретируемых с опорой на системы языка и языкового сознания. Такая когнитивно-моделирующая версия системного подхода к языковой норме теоретически важна потому, что в современной теории языкового знака и его ортологического освещения все еще остается немало спорных вопросов, связанных с пониманием различных уровней представления символической функции. Системный подход, утверждающий мотивированность любого измерения языкового символа, обусловливает прежде всего поиск оптимальных моделей описания той системной обусловленности, которая обнаруживается в структуре и форме языковых категорий. Так, ортология языка, нередко оцениваемая в лингвистических терминах особого рода, оказывается, на первый взгляд, неконгруэнтной, невыводимой в контексте ведущих типов языковой мотивированности. И если при коммуникативном подходе к системе языка, устанавливаются хотя бы какие-то мотивационные тенденции, хотя бы какая-то обусловленность процессов функционирования коммуникативных систем, то в противоположении языковой системы и нормы ортологические свойства знака осознаются, скорее, как сфера бессознательного, как неинферентная область впечатлений, слабо выделяющая в структуре символа мотивационные границы выражения осознанного выбора языковой личности. В некоторых концепциях (даже в коммуникативно ориентированных) языковая норма вообще рассматривается изолированно, вне процессов коммуникации и проблем когниции. Особенно глубокими различиями проникнуты единицы так называемой «ошибочной» реализации языковой системы. Их «исключительность» вообще нередко выводится за пределы нормативного описания языка, что, на наш взгляд, только усиливает противоречия ортологического анализа, поскольку систематизация случаев «как правильно» и «как неправильно» «говорить», разрушает ментальность человека, языковая компетенция которого – этого его сознательный выбор, его индивидуальная система ментальных норм, наконец, его внутренний мир, и чтобы единица все-таки вошла в этот мир, то есть стала феноменом сознания, она должна самоосознаваться, должна закрепиться в системе сознания, должна стать необходимой единицей этой системы, а не простым исключением из принятых кем-то правил. Иначе говоря, только осознанный выбор той или иной формы, то есть ее объяснительная мотивированность, позволяет раскрыть значимость ортологии для человека, учитывающего в первую очередь свои представления о «личной» речи, а уже потом некоторые рекомендации из «общего» для всех языка. Следовательно, для того, чтобы описать природу, структуру и функции языковой нормы, необходимо раскрыть не только конвенционализм знака, безусловно важный в процессах речевого общения, но и естественную, ментальную форму норм, выражающую ассоциативные связи языковых знаков с концептами, понятиями, представлениями о нормативно-культурной специфике языка в процессе его функционирования. В противном случае даже выводимость этноречевых переживаний, а не одна только символическая абсорбция, ставит под сомнение саму возможность ортологических представлений.

Таким образом, придание нормативной форме знака статуса повышенно-символической, условной структуры, незакономерно соотносимой с типами системной репрезентации культурных концептов, вообще лишает ортологический план выражения когнитивной функции, провозглашая его особое безразличие к шкале категоризации и концептуализации. Поэтому особенно теоретически ценен тот синтез в видении знаковых функций языковой нормы как одного из способов категоризации мира, который достигается развитием сущностных положений когнитивной теории по вопросам семантической мотивированности, прототипической организации и концептуальным функциям языковых категорий, ментальными механизмам их нормативной категоризации и функционирования в процессах речевого общения.

§ 2. К определению понятия «языковая норма»

Вслед за чешским лингвистом А. Едличкой [1988], в современной ортологии выделяют три типа норм: языковые (системные, структурно-языковые), коммуникативные (коммуникативно-прагматические или ситуативные) и стилистические (стилевые).

Языковые, или системные нормы, включают в себя совокупность языковых средств и закономерностей их использования, свойственных данному языку. Этот тип норм ограничен собственно лингвистическим аспектом и соотносится непосредственно с языковыми единицами, их составом, сочетаемостью и употреблением. Отличительными чертами системной нормы является её общественное признание и обязательность для всех говорящих на том или ином языке. Иными словами, эти нормы определяют, какие языковые средства можно использовать субъекту речи, а какие являются ошибочными. Типология структурно-языковых норм обычно строится на основе уровней языковой системы: начиная с фонетического и заканчивая синтаксическим, в соответствии с чем, выделяются нормы орфоэпические, акцентологические, словообразовательные, лексические и грамматические.

Коммуникативные нормы имеют иную природу существования, они обусловлены не системой языка, а ситуацией общения (поэтому их называют еще ситуативными). Эти нормы включают в себя не только собственно лингвистические, но и невербальные компоненты.

Коммуникативные нормы регулируют отбор языковых средств и организацию речи в зависимости от коммуникативной ситуации, т.е. ситуативная норма понимается «как адекватность коммуникативного процесса ситуации общения, а так же его соответствие ценностям, стандартам, существующим в данной культуре» [Виноградов 1996: 126]. Этот тип норм особенно связан с коммуникативно-прагматическим аспектом культуры речи и с такими понятиями как ситуация общения, цель коммуникации, коммуникативный акт, дискурс, текст.

Многие лингвисты отмечают, что понятие «коммуникативная норма» еще недостаточно разработано, поэтому в настоящее время появляется много работ, посвященных выявлению и описанию коммуникативных норм, определяющих эффективность общения в различных его сферах, ситуациях, функциональных разновидностях литературного языка (см., например, работы Е.Е. Анисимовой, Д.Г. Богушевича, И.П. Макарова, Н.М. Разинкиной и др.).

Коммуникативная норма включает в себя языковые и стилистические, а также имеет и свои собственные параметры: например, следование постулатам общения и этическим нормам.

Третий тип норм – стилистические. Существует точка зрения о том, что стилистические нормы – это правила употребления языковых средств в соответствии с их стилистической окраской. Однако в последнее время данный тип норм все чаще связывают с текстом, текстопостроеним. Стилистические нормы охватывают не только языковые элементы, но и тематические и собственно текстовые. Они определяют построение текста (высказывания) в зависимости от того, к какому функциональному типу речи относится данное высказывание или текст.

По мнению А. Едлички, именно стилистические нормы являются наиболее сложными: они включают в себя языковые и коммуникативные [Едличка 1988: 146]. Однако в настоящее время большинство лингвистов склоняется к мнению, что коммуникативные, а не стилистические нормы обладают более «широким объемом», объединяя в своем составе нормы других типов [Виноградов 1996: 126]. Очевидно, что понятие коммуникативно-прагматической нормы шире, нежели понятие стилистической, поскольку оно включает в себя невербальные компоненты общения и соотносится с экстралингвистическими факторами, в то время как категория текста, находящаяся в центре стилистических норм – это лишь одна из составляющих процесса коммуникации.

В настоящее время стилистическую норму определяют как «соответствие текста (относящегося к тому или иному жанру, функциональной разновидности литературного языка) сложившемуся в данной культуре и общественно принятому в данный момент стандарту» [там же], особый вид нормы, регулирующий семантическую и формальную организацию текста [Пешкова 1990; Матвеева 1990].

Для ортологического аспекта культуры речи одним из центральных понятий выступает категория языковой нормы, т.к. нормативность, т.е. следование общепринятым в языке нормам, – основа речевой культуры. По мнению С.И. Виноградова, именно изучение языковых норм составляет содержание нормативного аспекта культуры речи, тогда как комуникативная и стилистическая нормы могут быть рассмотрены в рамках коммуникативно-прагматического подхода к культурно-речевой проблематике [Виноградов 1996]. Такая возможность специального освещения проблемы языковой нормы ни в коей мере не противопоставляет указанные выше типы норм языковой коммуникации, напротив, выделение категории языковой нормы в особый раздел исследований свидетельствует о том, что системные и функциональные характеристики этого типа норм способны быть рассмотрены с разных позиций: и в аспекте системно-структурном, и в аспекте коммуникативно-прагматическом.

Проблематика комплексного анализа языковых норм всегда привлекала внимание лингвистов и активно ими исследовалась. Это особенно очевидно, если обратиться к накопленным в науке концепциям системных норм.

В отечественной и зарубежной лингвистике существует несколько определений языковой нормы, в которых выделяются её разные конститутивные признаки и реализуются различные подходы к изучению этого явления. Как справедливо отмечает Л.И. Скворцов: «Норма языка – центральное понятие культуры речи. Вместе с тем это одна из сложнейших проблем, многомерность которой определяется фактами историческими, культурно-социологическими и собственно лингвистическими. Неизученность ее отражается прежде всего в неустойчивости терминологии, в неочерченности и разноплановости определения “языковая норма”».

Известный лингвист А.М. Пешковский важнейшим качеством языковой нормы считал её консерватизм: «Правильной всегда представляется речь старейших поколений… Нормой признается то, что было, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет… Норма есть идеал, раз навсегда достигнутый, как бы отлитый на веки вечные». Эта стабильность, по мнению А.М. Пешковского, способствует устойчивости русского языка, общепонятности, облегчает передачу культурных ценностей от поколения к поколению. Таким образом, согласно позиции А.М. Пешковского, исключается любая возможность динамики языковой нормы. Данное понятие определяется как нечто неподвижное, раз и навсегда данное и служит основой выведения статическойверсии языковой нормы.

Однако существует иная точка зрения на эту проблему – динамическая трактовка понятия нормы как формы отражения моделей эволюции и развития языковой системы. Так, В.А. Ицкович дает следующее определение: «Норма – это существующие в данное время в данном языковом коллективе и обязательные для всех членов коллектива языковые единицы и закономерности их употребления, причем эти обязательные единицы могут либо быть единственно возможными, либо выступать в виде сосуществующих в пределах литературного языка вариантов». В.А. Ицкович выделяет такие признаки нормы, как общеобязательность, исторический характер и вариантность.

Активно разрабатывалась проблематика динамической нормы и в трудах ученых Пражского лингвистического кружка, которые создали свою теорию литературного языка, где понятие языковой нормы занимало одно из важнейших мест. В качестве наиболее значимых с точки зрения языкового и социального характера выделялись следующие признаки, или требования, предъявляемые к системной норме: устойчивость (стабильность), относительное единство и функциональное расслоение. Однако данные определяющие признаки рассматривались не как абсолютные и взаимоисключающие, а в диалектическом единстве по отношению друг к другу. Например, требование стабильности сосуществовало с естественной изменчивостью, которая свойственна языку как социальному явлению исторического характера. Этому свойству отвечает и принцип гибкой стабильности языковой нормы, сформулированный известным чешским лингвистом В. Матезиусом, а также принцип динамичности, динамического характера нормы.

Всякий язык развивается, и вместе с ним изменяется его норма. В разные эпохи языковая норма не одинакова. Например, у А.С. Пушкина в одном из его частных писем встречаем такую фразу: «…что у вас нового в Петербурге? Какие нынче стоят погоды?» В наше время так, конечно, не говорят, поскольку существительное погода имеет только форму единственного числа. Или всем нам хорошо известный пример трансформации морфологической нормы: еще несколько лет назад название города Кемерово не склонялось, в газетах, на телевидении мы слышали: из Кемерово, в Кемерово. Сейчас же нормой считаются варианты из Кемерова, в Кемерове. Изменения происходят не только в грамматическом строе языка, меняются акцентологические нормы, регулирующие правила постановки ударения, синтаксические нормы и провила словоупотребления.

Как же происходит процесс трансформации языковой нормы и что тому причина? В.А. Ицкович представляет процесс смены норм следующим образом. Новое попадает в язык вопреки существующим правилам. Оно появляется обычно за пределами литературного употребления – в просторечии, в профессиональной речи и сначала воспринимается носителями языка как нарушение языковой нормы, но постепенно (в случае активного использования) закрепляется в литературном языке.

Такое изменение норм – явление естественное, поскольку развитие языка зависит не только от собственно лингвистических факторов, но и от социальных. С развитием науки, культуры, общественных отношений меняется и язык.

Источники обновления языковой нормы многообразны. Прежде всего, это разговорная речь, она подвижна, изменчива, в ней допускается то, что нередко не одобряется официальной нормой: необычное ударение, выразительное слово, которого нет в словарях, синтаксический оборот, не предусмотренный грамматикой. При неоднократном повторении эти новшества постепенно входят в литературный обиход. Таким образом возникают варианты. Осознанное обращение к норме происходит именно в этом случае – когда имеют место варианты.

Вариантность – это важнейшая черта языковой нормы, которая тесно связана с её динамикой. Именно через появление вариантов происходит изменение нормы и её развитие.

Варианты – это разновидности одной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением и не имеющие каких-либо различий (узкое понимание). В широком смысле термина вариантами являются два или более языковых средства, одно из которых имеет дополнительный смысловой оттенок, либо отличается сферой использования (чаще всего термин вариант используют именно во втором значении).

Кроме разговорной речи источником появления вариантов могут служить местные говоры, профессиональные жаргоны и другие языки. В соответствии с этим выделяют два типа вариантов: региональные (которые появляются в результате взаимодействия с диалектами) и контактные, возникающие при взаимодействии литературного языка с другими иностранными языками. Также различают варианты, относящиеся к разным языковым уровням, выделяя соответственно фонетические варианты, грамматические и лексические.

Варианты, различающиеся произношением звуков, составом фонем, ударением или одновременно несколькими этими признаками относятся к фонетическим. Среди них выделяют орфоэпические варианты, которые отличаются произношением, например: д[е] кан и д[э] кан; акцентные, различающиеся ударением: звон И т и зв О нит и фонематические, имеющие разный состав фонем: г алоша и к алоша.

Грамматические варианты, выполняя одну и ту же функцию, имеют разную грамматическую форму. При этом выделяются словоизменительные варианты, например: рук ой – рук ою, сахар а – сахар у и др.; словообразовательные варианты, отличающиеся словообразовательными аффиксами: дост ичь – дост игнуть, турист ск ий – турист ическ ий; синтаксические варианты, к которым относятся варианты управления, согласования и примыкания, например: большинство присутствовал о – большинство присутствовал и, ждать автобус () – ждать автобус а и т.д.

Лексические варианты представляют собой разновидности одного и того же слова, которые имеют одно значение, но частично различаются звуковым составом неформальной части слова, например: серед ина – сред ина.

С вариантностью нормы тесно связаны понятия нормализации и кодификации. Нормализация – процесс становления, утверждения нормы, её описания, упорядочения лингвистами. Нормализация представляет собой исторически длительный отбор из языковых вариантов единых, наиболее употребительных единиц. Результатом нормализации языковой нормы является её кодификация – официальное признание и описание в виде правил в авторитетных лингвистических изданиях (словарях, справочниках, грамматиках). Таким образом, кодификация – это выработанный свод правил, который приводит в систему нормированные варианты, «узаконивает» их. Необходимо отметить, что кодификация – отличительная черта литературной нормы. Норма есть и у диалекта, она исследуется и описывается, но не закрепляется как свод необходимых правил пользования этим диалектом, следовательно, не подвергается кодификации.

Условно можно выделить четыре этапа в процессе изменения нормы. На первом этапе господствует единственно правильная форма, а её вариант находится за пределами литературного языка. На втором этапе этот вариант начинает проникать в литературный язык и считается либо допустимым (тогда он фиксируется в словаре с пометой доп. – «допустимый к употреблению»), либо равноправным по отношению к первичной норме (в этом случае в словаре указываются оба варианта с союзом и, например: тв О рог и твор О г). На третьем этапе «старшая» норма перестает быть главной, уступая место «младшей». И на последнем этапе «младшая» норма становится единственной, а первоначальная становится устаревшей. Однако следует помнить, что процесс изменения нормы достаточно длительный, ход его вряд ли можно проследить в течение жизни одного поколения.

Для того, чтобы вариант стал нормой, он должен отражать закономерности языковой системы и быть одобренным носителями языка. Таким образом, можно говорить о двойственной (объективно – языковой и социально – аксиологической) природе нормы. Как справедливо отмечает К.С. Горбачевич: «Языковые нормы…это явление сложное и многоаспектное, отражающее и общественно-эстетические взгляды на слово, и внутренне независимые от вкуса и желания говорящих закономерности языковой системы в её непрерывном развитии и совершенствовании».