М** мюлу \л ^илкшю ии(/а(^п

Аей.

Пришел опять в сознанье Карл-король. Его подняли четверо баронов. На землю бросил взгляд он снова И видит труп Роланда своего:

Красив, как был, но бледное лицо, И смерти пеленой оделись очи. Над ним заплакал император горько:

«Мой друг Роланд, пусть милосердный бог Твой дух в селеньях райских упокоит! В Испанию тебя привел злой рок! И каждый новый день несет мне горе. Отныне мощь моя склонилась долу! Для чести нет надежного оплота. Мне кажется, я в мире одинок, — Родные есть, но нет тебе подобных». Рвет волосы па голове седой. Сто тысяч верных франков скорби полны И ни один слезы сдержать не может.

Аои,

Героический зпос

«Моя друг Роланд! Вернусь обратно В пределы Франции моей желанной. Ко мне в Лаои'¹ из королевств и царств Сберутся чужеземные вассалы. «Где полководец ваш?» — они мне скажут. Отвечу им: «В Испании он пал. А мне в печали злой осталось править И слезы каждодневно проливать».

«Мои друг Роланд! прекрасный, юный, смельтп! В Аа\еп люди явятся ко мне Узнать, какие я привез известья. О горе алом придется им поведать:

«Роланд, племянник мой, похищен смертью,

Герой, что столько покорил земель».

Восстанут Саксы, и Болгары, Венгры,

II множество других племен неверкьп

Романья, Анулия и Палермо,

II житель Африки ц Калиферны,

Песя мне много трудностей и бед ²³.

Кто войско Карла поведет в сраженье,

Когда в живых Роланда больше нет?

О Франция, как ты осиротела!

Мне лучше самому бы умереть!»

Седую бороду свою он треплет,

Па голове рвет волосы в тоске.

Сто тысяч франков на землю поверглось.

«Моы друг Роланд! Да будут пусть раскрыты Ворота рая для твоей душц! Убийцы, кем вы былп сра/кепы, Подвергли франков скорбп неизбывной. Хотел бы жизни я п сам лишиться! Бароны верные, мой каждый рыцарь, Здесь за меня вы головы сложили! Пока я не достиг ворот заветных Цизры⁶,

^а Лион (Дан) — столица западной франкской державы в эпоху послед них Каролингов (конец IX и начало Х в.).

⁶ Ворота Циары — горнып проход у северного склона Пиренеев, ара мыкающих к Ронсева.по.

Пусть даст Христос, святой Марии сын, Чтоб души наши в небе вместе были И вместе бы тела схоронены!» Карл плачет громко, волосы седые В отчаянье он рвет из бороды. Нэм говорит: «Терзается владыка!»

Аой.

«Мой государь, — промолвил Жофруа, — Не предавайтесь так своей печали! Теперь собрать тела всех тех нам надо, Что были сражены в бою врагами. В могиле общей пусть они лежат». «Трубите в рог!» — король тогда сказал. Аой.

И Жофруа Анжуйский в рог трубит. Исполнить долг французы поспешили. Тела друзей и родичей своих Они несут к одной большой могиле. При войске находился не один Епископ и аббат благочестивый;

Священники в тонзурах там нашлись;

Каноники, монахи были с ними. И божьим именем благословили Они тела воителей убитых. Душистый ладан, мирру воскурили И с честью их великой погребли. Что сделать большее они могли?

Аой.

Готовит Карл Роланда погребенье, Турпина с ним и друга Оливера. В своем присутствии король велел Из груди каждого исторгнуть сердце И, спеленавши шелком драгоценным, Три сердца в урне мраморной беречь. Затем тела баронов убиенных Душистому подвергли омовенью И обернули шкурою оленьей. Тедбальду Реймскому и Гебоэну,

Зарубежная литература

ггв

Французская литература

Героический эпос

Милону и Отону с ними вместе Везти тела великий Карл доверил. На три возка положены три тела, Галатскою покрыты тканью сверху.

Аой.

[Карл хочет продолжать отступление, но его вызывает на бой Балигант со своими полчищами. В великой битве между франками и сарацинами Карл разбивает наголову Балиганта, убивает его самого в стычке, берет Сараго-су, где Марсилий умирает в отчаянии, и обращает в христианство всех оставшихся в живых.]

Вернулся из похода император. В Аахене он в городе прекрасном Вступил под сень высокого дворца. Красавица к нему явилась Альда, Спросила императора она:

«Где полководец храбрый ваш Роланд, Кто взять меня в супруги клятву дал мне?» От этих слов великий Карл заплакал, Принялся бороду седую рвать. «О девушка, о мертвом вопрошаешь! Тебе другого я супруга дам:

Женою моего Луи" гы станешь,

Кто после примет от меня державу.

Сказала Альда: «Странные слова!

Не дайте, ангелы и бог-создатель,

Чтоб я жила, когда Роланд скончался!»;

И побледнев, у Карла ног упала. | Она мертва, — господь над нею сжалься! По ней французские бароны плачут.

Так Альда приняла свою кончину. Подумал Карл, что чувств она лишилась, Спешит поднять красавицу с земли. Но голова безжизненно поникла, — Что умерла она, король увидел. Тогда велел он четырем графиням

^а Луи-Лодевис — будущий 840 гг.).

император Людовик Благочестивый

В святую монастырскую обитель Усопшую торжественно свезти. Всю ночь они над телом сторожили, Когда ж занялся первый свет зари, При алтаре ее похоронили. Высоко Альду-деву Карл почтил.

Аой.

(814-

В Аахене на площади дворцовой Стоит, к столбу привязан, Ганелон. На нем тяжелые лежат оковы. Ремнями из оленьей крепкой кожи Рабы связали руки у него И принялись плетьми стегать жестоко. Такой злодей не заслужил иного. Там в муках ждет суда он над собой.

Так говорят анналы старины:

Вассалов — и не из одной страны — К себе в Аахен император вызвал Над Ганелоном правый суд свершить. И в день, когда справлялся праздник пышный, Как будто бы Сильвестра день то был — Его судьба должна была решиться. И Ганелон предстал перед владыкой.

Аой.

«Мои бароны, — Карл сказал, — вам в руки Вручаю я над Ганелоном суд! ²⁴ Примкнув коварно к войску моему, Сгубил мне двадцать тысяч он французов;

Племянник мой Роланд был им погублен;

И Оливер, учтивый, храбрый муж;

Двенадцать пэров предал он врагу!» «Бесчестье на меня, когда солгу! — Ответил Ганелон. — Скрывать не буду:

Вражда к Роланду мне терзала душу, И я погибели хотел ему. Но я упрек в измене не приму». Сказали франки: «Депо мы рассудим».

8*

ч>ранцуаская литература

Могуч был Ганелон, дороден телом, Красив румянец на его лице;

Бароном почитался бы примерным, Когда б не запятнал свою он честь. Представ пред королем, он огляделся:

Среди баронов — тридцать человек Его родни и преданных друзей. С такой он к судьям обратился речью:

«Бароны — господа, внемлите мне1 Сражался я за Карла на войне, Служил ему и преданно, и верно. Но граф Роланд, мне исстари враждебный, Меня послом назначив в край неверных, Тем обрекал на гибель и на смерть. Лишь ловкостью я гибели избегнул. В присутствьи Карла и баронов всех Я вызов бросил мой Роланду смело, Его соратникам и Оливеру. И я отметил, но не ценой измены». Сказали франки: «Мы рассудим дело»...²⁵

Вернулись к императору бароны И говорят: «Мы, государь, вас просим Об оправданьи графа Ганелона, Чтоб он служить и впредь вам верно мог. Оставьте жить достойного сеньора. Ведь не под силу никакой ценою Вам воскресить Роланда своего». «Ваш суд неправ!» — ответствовал король, Аой.

Увидел Карл, его не поддержали. Поникнул головой седой печально И про себя сказал: «Ах, я несчастный!» Но рыцарь тут один пред ним предстал:

Тьерри — Анжуйца Жофруа он брат. Проворный, телом гибкий, худощавый, На волос темен, смуглый цвет лица, И ростом не велик, не слишком мал. С такою речью обратился к Карлу;

Героический апос

«Вы не печальтесь, мой король прекрасный! Известно вам, что я слуга ваш давний. Мне предков честь велит теперь сказать:

Пред Ганелоном если был бы даже

Роланд хотя бы в чем-нибудь неправ,

Роланд был императора вассалом,

И служба та — ему была охраной.

Но все же Ганелон его предал,

Тем оскорбивши вашу честь и право.

А потому, сужу, достоин казни

Граф Ганелон, изменник и предатель.

Повешен должен быть он без пощады.

Когда найдется здесь, кто пожелал бы

Мое суждение опровергать,

То я готов мечом вот этим правду

В честном бою отстаивать всегда».

«Он хорошо сказал!» — решили франки.

Вперед выходит храбрый Пинабель. Велик он ростом, силен беспримерно;

Удар его меча всегда смертелен. Сказал он Карлу: «Государь, зачем Шуметь и спорить будем мы бесцельно? Мечам мы предоставим здесь решенье. Слова Тьерри в бою я опровергну». Перчатку дал из кожи он оленьей. «Залог мне лучший нужен», — Карл ответил. Тут Ганелона родичи немедля Себя дают в его распоряженье. «Залог приму», — сказал король, велев Под стражу взять все тридцать человек. Аой.

Тьерри увидел, будет поединок. Перчатку снял он со своей десницы, Ее залогом император принял. Четыре установлены скамьи, На них противники расположились;

Тот и другой готовятся на битву. Оружье и коней они спросили. Ожэр-Датчанин будет бой судить.

Аой.

Французская литература

Бойцы закончили приготовленья. Грехи свои пред богом исповедав, Причастье приняли они за мессой. Богатый вклад тем и другим завещав Для храмов божьих и монастырей. Пред Карлом вновь Тьерри и Пинабель:

Стальные шпоры на ногах надеты, Кольчуги белые легки, но крепки, Забрала спущены у ясных шлемов, На поясах мечи в златой отделке, Щиты подвешены у них на шеях, И копья острые у них в руке. Сто тысяч франков плачут безутешно:

Тьерри заранее они жалеют. Лишь богу всемогущему известно, Какой у битвы будет той конец.

Вблизи Аахена есть луг просторный. На нем решат бароны бранный спор. Они душой отменно храбры оба, И горячи их боевые кони. Подпруги лопнули на крупах конских, Тьерри и Пинабель вступили в бой. Разрублены щиты, летят осколки, О панцирей металл сломились копья. Подпруги лопнули на крупах конских, И седла с лошадей упали прочь. Сто тысяч человек там плачут горько. Аой.

Упали оба рыцаря с коней, Но тут же поднялись они поспешно. Стремителен и легок Пинабель. Тот и другой сражаться будет пешим. Теперь настал черед для их мечей. Удару каждому удар ответный, — Недолго выдержат стальные шлемы. Все рыцари кругом полны волненья. Взмолился Карл: «Великий царь небес, Ты сделай так, чтоб правда одолела!»

Героический апов

Воскликнул Пинабель, смиряя пыл» «Постой, Тьерри! Клянуся я служить Как преданный вассал тебе отныне, Моим богатством наградить в избытке, Добейся лишь у нашего владыки, Чтоб славный Ганелон прощен им был!» Тьерри в ответ: «Вступивши в торг постыдный, Себя навек позором я покрыл бы. Кто прав из нас, пусть бог теперь решит!» Аой.

Так Пинабелю говорит Тьерри:

«Известно всем ведь, Пинабель, отлично, Что благородный, смелый ты воитель. Пока еще не поздно, откажись Неправому служить своей защитой. Тебе смогу вернуть я Карла милость. Но графу Ганелону не уйти От кары за злодейство справедливой, Какой доселе мир еще не видел». «Избави бог!— здесь Пинабель воскликнул, — Чтоб я отрекся от моей родни! Я предпочту скорей в бою погибнуть, Чем родичам позорно изменить!» И тут свой бой они возобновили. По шлемам бьют тяжелые мечи, Взлетают к небу огненные искры. Теперь уже никто их не разнимет:

Смерть одного из них — исход единый. Аой.

Противника тут Пинабель Соранский По шлему провансальскому ударил:

От искр занялась пламенем трава. Еще один удар обрушил страшный Могучий Пинабель на храбреца:

Кровь льется сквозь разбитое забрало, Залита ею правая щека. Но богом сохранен Тьерри отважный, И не смертельной оказалась рана.

Аой.

4'ранцуа.сная литература

Духовная драма

Что смерть ему грозит, Тьерри почуял. Покрыта кровью вся трава вокруг. Он, силы все собрав, удар могучий На Пинабеля темный шлем обрушил. Рассек мечом всю голову ему, И вытекли мозги его наружу. Тьерри тогда из раны меч рванул — И мертвым Пинабель на землю рухнул. «Явил нам чудо бог! — кричат французы, — Теперь пусть Ганелон повешен будет, И вместе все, кто был его порукой».

Аой... ²⁶

«Свои войска теперь ты собирай,

Идти ты должен в Виры дальний край,

Помочь царю Вивьену в Инфе-граде ^а.

Язычники ведут его осаду.

К тебе из бед взывают христиане».

Вновь на войну идти не мило Карлу.

«О боже! — молвил он, — как жизнь трудна!»

Рвет бороду свою и горько плачет.

Устал Турольдус²⁷, и конец рассказу.

ДУХОВНАЯ ДРАМА

Совет закончив, судьи к Карлу вышли. Баварец, Алеманн, Нормандский рыцарь, Бретонец, Пуатинец, Франк решили, Что Ганелону умереть в жестокой пытке. На луг конюшими приведены Четыре жеребца горячих, пылких. Злодея руки к ним и ноги были Ремнями натуго прикреплены. Вблизи паслась кобыла средь травы. Погнали слуги жеребцов к кобыле, Быстрее вихря мчатся все четыре. Тут лопнули у Ганелона жилы, И вмиг он на куски разорван был. Такой конец изменник заслужил:

Злодейства своего пожал плоды.

Так совершил возмездье император И утолил великий гнев свой правый. Минует день, и ночи мрак настал. Король ложится в сводчатой палате. Посланец бога, Гавриил-архангел, К нему тогда спустился и сказал:

ДЕЙСТВО ОБ АДАМЕ.

Сохранившееся в англо-нормандской рукописи рождественское действо середины XII в. отражает тот этап развития литургической драмн, когда она переносится из церкви на паперть. «Действо об Адаме» состоит из трех частей: грехопадения (занимающего около 600 стихов); убийства Каином Авеля (около 150 стихов) и явления пророков (около 200 стихов). Весь текст—уже на народном языке (рифмованные восьмисложные двустишия, кое-где перебиваемые десятисложными четверостишиями); только сцени­ческие ремарки, весьма подробные и дающие ясное представление о теат­ральном оформлении пьесы, а также литургические тексты, читаемые кли­риком, написаны по-латыни.

«Действо об Адаме» примечательно тем, что в нем уже проявляется известная свобода поэтических характеристик, обычно отсутствовавшая в более ранних литургических драмах. Мы находим в пьесе живой диалог, попытку индивидуализации действующих лиц, ряд комических черт. «Дей­ство» подготовляет дальнейший подъем средневековой французской духов­ной драмы, все более и более выходившей за пределы собственно клери­кальной (культовой) литературы, наполнявшейся бытовыми, реалистиче­скими деталями. Эта эволюция духовной драмы была тесно связана с ростом средневековых городов, ставших средоточием новой литературы, тя­готевшей к реальной жизни. Выйдя со временем на городскую площадь, духовная драма уже прямо превратилась в один из видов литературы го­родского сословия.

Приводимые отрывки все взяты из первой части пьесы. В переводе текст местами сокращен.

^а Инфа бардов.

может быть, город Нимфа, который Карл отвоевал у ланго-

Французская литература

Бог⁸. Адам!

Адам. Господь?

Бог.

Я создал плоть Твою из глины.

Адам.

Так, Господь. Бог.

Я сотворил по своему Тебя подобью. Потому Блюди, чтоб мысли мне твои Противоречить не могли.

Адам.

Нет, буду верен до конца, Всегда лишь слушаться творца.

Бог.

Подругу дал тебе одну;

Чти Еву, как свою жену. Она, жена, тебе равна;

Будь верен ей, как и она. Как и она, люби ее, И благом будет бытие. Пусть повинуется тебе, Вы ж оба — мне в своей судьбе. Она из твоего ж ребра, Родна должна быть и добра. Она из тела твоего, А не извне,— у вас родство. Разумно ею управляй;

Дух несогласья удаляй;

В великой дружбе и любви Ты с ней в саду моем живи. (он обращается к Еве:)

К тебе, о Ева, речь моя. Запомни все, что молвлю я.

Коль хочешь ты к добру идти, Мою ты волю только чти;

Люби и чти меня, творца, Как господина и отца. Служи мне мыслию своей, Всем сердцем и душою всей. Знай — ты жена, а он твой муж;

Любовь к Адаму не нарушь. Под волю ты его клонись, От противленья охранись. Люби его без всякой лжи, Ему без ропота служи, Коль будете в любви семья, Обоих вас прославлю я.

Ева.

Господь, закон твой нерушим, И против мы не погрешим. Ты — повелитель мне один;

Он равен мне, но господин. Мне дорог будет мой Адам, Совет всегда ему подам. И мне не надо лучшей доли, Я из твоей не выйду воли.

Дьявол. Пришел я, Ева, в твой эдем.

Ева. Скажи, о Сатана, зачем?

Дьявол. Тебе открою славы путь.

Ева. Господня воля.

Дьявол.

Страх забудь. К тебе приход мой не случаен. В раю узнал я много тайн И часть открыть тебе спешу.

^а Бог в оригинале назван «Образ» (Р^ига).

Духовная драма

Ева. Я внемлю, говори, прошу.

Дьявол. Ты внемлешь?

Ева

Да. Не огорчу Отказом, я внимать хочу.

Дьявол. Ты не расскажешь? Ева.

Нет. Открой. Дьявол. Но разгласится все...

Ева.

Не мной...

Дьявол.

Порукой слово. Не изменишь Ты мне и речь мою оценишь?

Ева. Доверься же, я не предам.

Дьявол. Ты знаешь: не умен Адам.

Ева. Он строг, суров.

Дьявол.

Он будет слаб. Ева. Чистосердечен.

Дьявол.

Больше раб ^а. Не мысля о своей судьбе,

Хотя б подумал о тебе.

Ведь ты слаба, нежна ведь ты,

Как розы вешние листы;

Свежее снега ты, белей Чуть распустившихся лилей. Творец вас дурно согласил:

Ты — нежность, он же —

грубость сил. Но лишь тебе желаю я Открыть всю тайну бытия, Затем что ты мудрей, чем муж. Так не расскажешь ты?

Ева.

Кому ж?

Дьявол.

Расскажешь, тайну не храня, Узнают все.

Ева.

Не от меня.

Дьявол.

Так слушай. В мире мы во всем С тобою будем знать вдвоем:

В пезнанье пусть живет Адам.

Ева. Ни слова я не передам.

Дьявол.

Тебя к познанию веду. Вы здесь обмануты, в саду. В плодах, что вам вкушать дано, В них соков слабое вино. Лишь те, что вам запрещены, Всей силой жизненной полны,

^а В оригинале непереводимая игра слов: «{гапс» — «чистосердечный» «свободный».

Французская литература

Одна б лишь мякоть их дала Познанья вам добра и зла. Дала б могущество и власть.

Ева.

А вкус?

Дьявол.

Божественная сласть. Твоей достойно красоте Дерзнуть вкусить плоды бы те. Владела б, этою ценой, Ты высотой и глубиной. Плода запретного поесть,— И ты б познала все, что есть.

Ева. Ужели плод таков?

Дьявол.

О, да.

(Ева внимательно взирает на све­сившийся плод и, ваирая, говорит:)

Ева. Такие видела всегда.

Дьявол.

Вкусив, уверишься вполне. Я прав.

Ева.

Как знать?

Дьявол.

Не веришь мне?

Адаму дашь. С ним примешь ты Венец небесный с высоты, И будете творцу равны, Прияв познанья глубины.

Плода лишь вкусите, тотчас Сердца изменятся у вас. Сравнились бы, когда б вкусили, Вы с богом в благости и силе. Вкуси плода!

Ева.

Запрет на нем

Дьявол. Не верь Адаму ты ни в чем.

Ева. Исполню я.

Дьявол. Когда?

Ева.

Пусть с глаз Уйдет Адам сперва от нас.

Дьявол.

Прошу, отведай же теперь. Смешна медлительность,

поверь...

(Дьявол удаляется от Евы и ухо­дит в ад. Подходит Адам, недоволь­ный, что с Евой беседовал Дьявол, и говорит ей:)

Адам.

Какое зло, открой, жена, Тебе внушал здесь Сатана?

Ева. Достигнуть славы он учил.

Адам.

Не верь, он имя получил Предателя — враг бытия!

Ева.

Откуда знаешь?

Адам.

Слышал я.

Духовная драма

Ева.

Что в том? Поговорил бы с ним, Твой стал бы приговор другим.

Адам.

Нет, не поверю я ему, Он сеет только зло и тьму. Не позволяй, приди в себя! Влечет он, души все губя. Врагом создателя он стал, На господа он клеветал;

Того, кто поступает так, Всегда беги, тому я враг!

(Змей, искусно сделанный, вы­ползает по стволу запретного дерева, Ева преклоняет к нему ухо, как бы прислушиваясь к советам. Она берет яблоко и протягивает Адаму, но Адам не принимает его, и Ева говорит:)

Ева.

Таких не приходилось есть. Возьми, пока возможность есть.

Адам. Так хороши?

Ева.

Попробуй сам. Оценишь вкус, лишь дав устам.

Адам. Страшусь.

Ева.

Как?

Адам. Взять — не взять, когда б...

Ева. Колеблешься... ужель так слаб?

Адам. Дай!

Ева.

Съешь! И станет все светло, Познаешь ты добро и зло, Все, что от нас таит эдем. Ты — после, я сперва поем.

(Ева съедает часть яблока и го­ворит Адаму:)

Ева.

О дивный вкус! Никто плода

Не ел такого никогда.

О сладость небывалых нег!

Адам.

Каких же?

Ева.

Я не знала ввек. Вся тайна стала мне ясна, Как будто богу я равна. Я знаю все, чем я была, Чем быть должна; вся глубь

светла. Не медли же, вкуси, Адам. Тебе я тем блаженство дам.

Адам.

Тебе поверю: ты жена.

Ева. Вкуси же. Прав был Сатана.

(Адам съедает часть яблока и по­знает, что согрешил; он опускает глаза, снимает пышные одежды и надевает одежду бедную, сшитую из фиговых листьев, и, являя вид вели-пой скорби, начинает сетовать:)

Адам.

Увы! увы! Я согрешил, Я счастья сам себя лишил. Увы, жалка судьба моя, И смерть за грех познаю я. Наказано мое дерзанье,

Французская литература

Блаженство перешло

в страданье. Сгубил меня совет жены, От бога мы удалены. Что делать мне? Как прежним

стать? Как буду господу внимать? Как бога мне внимать словам? От бога отошел Адам. Лишен невинных я утех, Познал я, что такое грех. Когда ж я в смерти взор смежу, Мир от себя освобожу? Что тяготить я буду мир? Тьму ада зреть мне — не эфир. В аду ждать буду, взаперти, Того, кто может иэвести. Вся будет адом жизнь моя. Кто из него спасет меня? Кто мне былое возвратит И от скорбей освободит? Зачем творца я оскорбил? Кто, как не он, меня любил? Меня спасет какой же друг? Иду в путь гибели и мук.

Бог.

Идите вон. Сменить вам рай Придется не на лучший край. Вот ставьте хижину свою:

Не нужно было то в раю. Вы не измените суда, Нет возвращенья вам сюда, Не ваше все, что здесь окрест, Себе других ищите мест! Идите ж вон. Запрет вам тут;

Ждет вас отныне глад и труд, Ждет скорбь, усталость и

нужда Дни, и недели, и года. И вам страдать отныне впредь, А наконец и умереть. А завершивши лет чреду, Потом жить будете в аду. И будут изгнаны тела, А души сгибнут властью зла;

У Сатаны быть — ваш удел. И нет того, кто б пожалел, Кто б вам помог хотя словами, Коли не сжалюсь сам над вами.

ЛИРИКА XII—XIII ВВ.

В Северной Франции куртуазная лирика возникла несколько позднее, чем в Провансе. И здесь она была тесно связана с феодально-рыцарской средой. Во всяком случае, почти все известные нам труверы (так называ­лись французские поэты; слово это имеет то же значение, что слово «тру­бадур») принадлежали к кругам феодальной знати. Правда, подчас в поэзии труверов слышатся отзвуки народной поэзии. На это указывают, например, распространенные во французской куртуазной лирике так называемые ткацкие песни (см ниже), представляющие собой переработку старых французских трудовых песен, распевавшихся девушками или женщинами из народа во время тканья. На связь с народной поэзией указывают также излюбленные труверами рефрены, столь характерные для народной песен­ной лирики. К традициям французской народной поэзии были, видимо, осо­бенно близки произведения ранних труверов. В дальнейшем труверы усваи­вают аристократическую концепцию куртуазной любви, сложившуюся в Провансе, а также используют в своих произведениях основные жанры

Д:'рика Х11-Х111 вв.

провансальской поэзии, уступая, однако, провансальским поэтам в творче­ской самобытности и поэтической яркости.

С жанрами провансальской лирики совпадают следующие жанры фран­цузской куртуазной лирики XII—XIII вв.: провансальской кансоне соответ­ствует французская сЬапэоп, провансальской альбе — французская аиЬайе, провансальской пастореле — французская разЦшгеПе, провансальской тенсо-де — французская 1епзоп или ]еи раг1! и т. д. Поэтому в характеристике этих жанров можно ограничиться сказанным во вводной заметке к прован­сальской лирике.

Однако наряду с этими жанрами, усвоенными рыцарской поэзией Фран­ции от поэзии провансальского рыцарства, во французской лирике XII— XIII вв. широко представлены жанры мало распространенные или совсем отсутствующие в провансальской лирике. Таковы:

СЬапэопэ Де 1оИе—ткацкие песни, лиро-эпические романсы, за исклю­чением нескольких поздних произведений начала XIII в., непритязательные в своей художественной форме (простые строфы из стихов, соединенных ассонансами, с припевом из более короткого стиха или двух-трех стихов);

сЬапзопз ое та1-тапёе — песни о несчастном замужестве, о определенной тематикой (жалоба молодой жены на мужа), часто весьма изысканные по форме; сЬапэопз йе спнваое — песни о крестовом походе, пропаганди­рующие идею организации крестового похода.

Дошедшие до нас произведения французской куртуазной лирики при­писаны определенным авторам. Напротив, ткацкие песни и песни о кресто­вом походе по большей части анонимны.

ТКАЦКИЕ ПЕСНИ.

I.

Анонимная сЬапзоп ае 1о11е, засвидетельствованная в одной только ру­кописи XIII в., но относимая исследователями к значительно более раннему времени.

' Май возвращается с долгими днями. Едут, могучими правя конями, Рыцари Франции, — первым Рейно. Дом Эрамбор проезжая с друзьями, Он никогда не посмотрит в окно. Ах, Рейно, мой друг!

⁶ А в окне — Эрамбор. Она шьет шелками Пестрый узор на святой орифламме". Видит она — проезжают рядами Рыцари Франции, — первым Рейно.

^а Орифламма — знамя императора Карла Великого, а впоследствии каролингских и капетингских королей Франции.

Французская литература

Не молчит в ней сердце — кричит оно:

Ах, Рейно, мой друг!

«Если когда-то, о рыцарь мой, с вами Я не могла обменяться словами, Как в этот день тосковали вы, граф³!» «Кесаря дочь, изменили вы сами, Верного друга забвенью предав...» Ах, Рейно, мой друг!

«Разве, Рейно, изменила я вам? Пойду на мощах поклясться во храм В присутствии ста благородных дам:

Лишь вы прикасались к моим устам. Покайтесь, и сердце я вновь отдам». Ах, Рейно, мой друг!

Быстро Рейно побежал по ступеням, Мощный, как лев, и стройнее оленя, Кудри — парчи золотой драгоценней, Кто на земле красотой совершенней? Пред Эрамбор он упал на колени... Ах, Рейно, мой друг!

Сам он на башню пришел к своей даме, Сел он под полог, расшитый цветами^б, Вновь Эрамбор он коснулся устами, Прежней любви загорелось в них пламя. Ах, Рейно, мой друг!

II.

Анонимная сЬапэоп йе 1оПе, засвидетельствованная в рукописи XIII в., по возводимая исследователями к XII в.

^! Прекрасная Доэтта у окна

Книгу читает, но книга ей скучна, Друга Доона вспоминает она, Он в дальних краях, где идет война. И вот в сердце — боль...

⁵ Оруженосец у лестницы зала Остановился, и коня разнуздал он, Прекрасная Доэтта к нему сбежала, Еще она вести злой не слыхала.

__ И вот в сердце — боль...

^а Характерная для сЬапвоп Де 1о11е ситуация, где инициативу объясне­ния п любви берет на себя женщина.

⁶ Одна из форм средневековой вежливости — усадить гостя на постель.

Лирика XII—XIII вв.

Прекрасной Доэтты слова звучат:

«Когда господин мой вернется назад?» Но скорбно гонец опускает свой взгляд, Упала Доэтта без чувств у врат. И вот в сердце — боль...

К прекрасной Доэтте вернулись силы, К гонцу она очи свои обратила, А сердце обидою горько заныло О том, что уже не вернется милый...

И вот в сердце — боль-Прекрасная Доэтта гонцу говорит:

«Где тот, кого сердце любить мне велит?» «О дама, пусть бог вас от бед сохранит, Господин мой умер, в бою убит...»

И вот в сердце — боль...

Прекрасной Доэтты душа томится:

«Зачем уезжали, милый мой рыцарь? Отныне навек облекусь власяницей, Сброшены с плеч горностай и куница.

И вот в сердце — боль,

Ради вас постригусь я в церкви Сон-Поль.

Ради вас я построю такой храм, Что в день, когда праздник торжественный там, Изменник, любовь отвергающий сам, Дороги не сыщет к его вратам.

И вот в сердце — боль,

Ради вас постригусь я в церкви Сен-Поль».

Прекрасной Доэтты обет свершится:

Высок ее храм и все выше стремится;

В него каждая дама и каждый рыцарь От мук любовных придут исцелиться.

И вот в сердце — боль,

Ради вас постригусь я в церкви Сен-Поль.

III. Анонимная сЬапзоп йе ЬПе XIII в.

¹ Месяц май пришел, с розовых кустов Для возлюбленной я нарвал цветов:

Долетел ко мне чей-то нежный зов Из рощи у монастырской границы...

Французская литература

Лирика XII—XIII ев.

«Сердце болит под моей власяницей, Проклят тот, кто сделал меня черницей!

Проклят тот, кто привел меня сюда;

Целый день молись — нет скучней труда, А я ведь совсем еще молода, Негой любви я хочу насладиться...

Сердце болит под моей власяницей, Проклят тот, кто сделал меня черницей!»

Плачет она: «О, какая печаль! Четки порву я, сниму вуаль, Нашу обитель мне бросить не жаль. Клянусь Пречистой, — не стану молиться... Сердце болит под моей власяницей, Проклят тот, кто сделал меня черницей!

Другу скажу о решенье моем,

В нашу обитель придет он тайком,

Прямо в Париж мы уедем вдвоем,

Молоды мы и хотим веселиться...

Сердце болит под моей власяницей, Проклят тот, кто сделал меня черницей!»

¹⁷ Милый узнал, что она его ждет,

Весь задрожал он от счастья, — и вот,

Встретив подругу свою у ворот,

Он ее ночью увез из темницы...

Сердце болит под моей власяницеи, Проклят тот, кто сделал меня черницей!

Конон де Бетюн.

Конон де Бетюн (вторая половина XII в.), родом из Пикардии (сохра­нилось предание, что его пикардское произношение вызывало насмешки при парижском королевском дворе), был участником третьего и четвертого кре­стовых походов. Из дошедших до нас десяти его песен наиболее оригиналь­ны песни о крестовом походе, рисующие конфликт любви и долга; остальные его любовные песни выдержаны в духе куртуазной лирики. Подражание пес­не Конона де Бетюн о крестовом походе — песня немецкого миннезингера Фридриха фон Хаузен — см. раздел «Немецкая литература»,

ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ.

' Увы! Любовь, зачем ты мне велела В последний раз переступить порог Прекраснейшей, которая умела Так много лет держать меня у ног! Но вот настал разлуки нашей срок... Что говорю? Уходит только тело, Его призвал к себе на службу бог, А сердце ей принадлежит всецело.

⁹ Скорбя о ней душой осиротелой, В Святую Землю еду на Восток, Не то спаситель горшему уделу Предаст того, кто богу не помог. Пусть знают все, что мы даем зарок:

Свершить святое рыцарское дело

И взор любви, и ангельский чертог,

И славы блеск стяжать победой смелой!

Мы восхваляем наши имена, Но станет явной скудость суесловий, Когда поднять свой крест на рамена Мы в эти дни не будем наготове. За нас Христос, исполненный любови, Погиб в земле, что туркам отдана. Зальем поля потоком вражьей крови, Иль наша честь навек посрамлена!

Земная жизнь была забот полна, Пускай теперь при первом бранном зове Себя отдаст за господа она. Войдем мы в царство вечных славословий, Не будет смерти. Для прозревших внове Блаженные наступят времена, А славу, честь и счастье уготовит Вернувшимся родимая страна.

Те, кто остался дома поневоле:

Священники, творящие обряд

За упокой погибших в бранном поле,

И дамы те, которые хранят

Для рыцарей любви заветный клад, —

Все к нашей славной приобщатся доле,

Но низким трусам ласки расточат

Те дамы, что себя не побороли!

•*• рипцу'некая литература

⁴¹ Господь сидит на царственном престоле, Любовь к нему отвагой подтвердят Все те, кого от горестной юдоли Он спас, прияв жестокий смерти хлад. Простит он тех, кто немощью объят, Кто в бедности томится иль в неволе, Но все, кто молод, волен и богат, Не смеют дома оставаться в холе.

Потоки слез мне щеки бороздят, — Я еду вдаль, предавшись божьей воле, Я не боюсь страданий и преград, Одна любовь причина тяжкой боли...

ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ.

Рукописи этой песни предпосланы слова: «Мастер Рено сложил ее для господа нашего». Установить историческое лицо этого Реио исследователям ие удалось, хотя язык его указывает на северо-восточную часть Франции, а начитанность в библии — на клирика. Простота языка и строфики песни, отсутствие изысканной рифмы, пользование припевом свидетельствуют о том, что песнь предназначалась не для аристократических кругов, а для народной массы.

' Чтоб вновь был светом осиян Во тьму повергнутый

народ,— Спою о том вам, сколько

ран

Земля господняя несет, Какой она от басурман Испытывает тяжкий гнет. Должны добиться мы тех

стран, Куда в день оный всяк

пойдет ^а Иерусалим рыдает⁶, О помощи взывает. ^п В день оный? Разве кто узнал, Когда те сроки подойдут? Когда наступит страшный суд. Все, кто крещение приял,

Наследуют и обретут Страну, где бог наш

пострадал, Дабы спасти весь грешный

люд. Иерусалим рыдает, О помощи взывает. ²¹ О, горе свыше наших сил — Гроб нриснославный

потерять, Места, где наш господь ходил, Поруганными увидать! Всевышний это допустил, Желая верность испытать Тех, кто служить ему сулил И за него врагам отмщать.

Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

^а Намек на библейский миф о долвве Иосафатской, где соберутся в день ашного суда все воскресшие мертвецы.

б /^г?^я~ —"•—--^ - " -'

м** мюлу \л ^илкшю ии(/а(^п

страшного суда все воскресшие мертвецы.

⁶ Образ, взятый из библейских пророчеств.

Лирика XII—XIII вв.

84.5

³¹ В погибель впал весь род

людской, Все люди сбилися с пути. И только через крест

честной Возможно им себя спасти. И грешник, даже самый

злой, Прощенье может обрести:

Для этого к земле святой Он должен под крестом

идти. Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

⁴¹ Обетованной названа Земля, где бог явился

нам— Иерусалимская страна, Где он был предан палачам, Испив из чаши мук до дна, И где восстал из гроба. Там Награда будет воздана Всем праведным по их

делам. Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

⁵¹ Но что же короли грешат Французский и английский"?

Мстить Они за бога не хотят И крест святой освободить. И как они заговорят,

Когда их станет бог судить?

За то, что днесь они

творят,

Он не захочет их простить. Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

⁶¹ Всей вашей жизни

благодать, Князья и графы,— ведь

тщета, Должны вы господу внимать:

Покиньте замки, города. В сосудах надо припасать Елей для встречи жениха. Чьи будут светочи пылать, Тех ждет блистательная

мзда⁶. Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

⁷¹ Увы1 кто знает, кто поймет, В господней притче смысл

какой? Горящий светоч — это тот,

Кто богу предан всей душой И заповедь его блюдет:

Пылает в нем огонь святой. Кто среди добрых дел умрет, Награду взыщет в жизни

той. Иерусалим рыдает, О помощи взывает.

Гас Брюле.

С именем этого шампанского поэта (конец XII—начало XIII в.), поль­зовавшегося в свое время большой известностью (так, например, составитель романа «ОиШаигпе йе 061е» начала XIII в. говорит о Гасе как о знаменитом

" Это обращение позволяет точно определить время сложения песни — между 1189 и началом 1191 г.

⁶ Намек на евангельскую притчу о девах разумных и девах неразум­ных, пользовавшуюся особой популярностью в средние века и неоднократно драматизировавшуюся.

поэте), традиция связывает более пятидесяти песен, но по отношению к доброй трети их авторство Гаса является спорным. Песни Гаса изображают различные стадии любви — радость тайных свиданий, скорбь разлуки, гаев отвергнутого влюбленного. Предлагаемая песня представляет оригинальную разработку альбы в виде монолога влюбленной.

ПЕСНЯ.

¹ Мне ничего противней нет, Чем видеть утра алый цвет:

Прочь гонит от меня рассвет Того, кто мне всего милей. День ненавижу от души:

Нас разлучает он, злодей.

² Сиянью дня мой взор не рад, За нами люди днем следят;

Боюсь бесчисленных засад Завистливой я черни всей. День ненавижу от души:

Он разлучает нас, злодей.

³ Когда в постели я лежу И вкруг себя с тоской гляжу, Я вас, мой друг, не нахожу. Кто наших недругов подлей? День ненавижу от души:

Он разлучает нас, злодей.

⁴ Друг милый, вам пора уйти. Храни всевышний вас в пути! Прошу вас память унести С собою о любви моей. День ненавижу от души:

Он разлучает нас, злодей.

⁸ Любовников прошу я впредь Повсюду эту песню петь. Не нам завистников жалеть И злобных в ревности мужей! День ненавижу от души:

Он разлучает нас, злодей,

Лирика XII—XIII вв.

ПЕСНЬ О ЗАРЕ.

АиВАОЕ).

Анонимная песня этого жанра (XIII в.) дает очень сложное и своеобраз­ное развертывание обычной ситуации. Вместо традиционного диалога рыца­ря и его верного друга, стоящего на страже (ср. альбу Гираута де Борнель, стр. 178), первая часть этой песни представляет спор двух стражей: первый, ничего не подозревающий о тайном свидании влюбленных, обеспокоен появ­лением рыцаря, которого он принимает за разбойника (строфы 1-я и 2-я)} он готов поднять тревогу, но его успокаивает второй страж — друг рыцаря, разъясняя ему, в чем дело (строфы 3-я и 4-я), после чего он обращается о приветной речью к рыцарю (строфа 5-я); последние строфы представляют ответ рыцаря (строфы 6-я и 7-я).

' Страж башни, эй! Дремать не смей, Глаз не спускай с ограды. Сеньор за ней С дамой своей, А вкруг — воров засады.

Э-гой, э-гой! Один такой

Замечен мной

В зеленой чаще сада.

Ужо его — э-гой,

э-гой!—

Я проучу, как надо.

² Любовный лей Пропеть, ей-ей, Душа была бы рада, Когда бы ей Не был злодей Пугающей преградой.

Э-гой, э-гой! Один такой Замечен мной В зеленой чаще сада. Ужо его — э-гой,

э-гой!— Я проучу, как надо.

³ Друг, в башне сей Вздремнуть, ей-ей, Мне было бы усладой. Страха не сей, В виду имей:

Не вор прошел по саду.

Э-гой, э-гой,—

товарищ мой, Храни покой И не питай досады. Э-гой, я поделюсь

с тобой Предчувствием отрады.

⁴ Пойми скорей:

Один злодей Переступил ограду;

Он в башне сей;

Лежит он в ней Без верхнего наряда. Э-гой, э-гой —

товарищ мой, Храни покой И не питай досады. Э-гой, я поделюсь

с тобой Предчувствием отрады.

⁵ О свет очей

Своих друзей!

Спокойно за оградой

Зари лучей

Ты жди и пей

Из родника услады.

Э-гой, э-гой, товарищ мой,

Храни покой

И не питай досады.

ччшнцуаская литература

Лирика XII—XIII вв.

Э-гой, я поделюсь с тобой Предчувствием отрады.

О страж ночей, Я в башне сей Услышал спор из сада. Любви моей Я в жизни всей Ценней не знал награды.

И все ж — э-гой!

э-гой, э-гой!

Был краток мой

Глоток из чаш услады.

Э-гой, э-гой! Дня

вестник злой

Влил в эту чашу яду.

Творец людей! Будь я смелей, Сказал бы я, что надо Чреду ночей Создать из дней;

Мне только ночь — услада. Э-гой, э-гой, в тиши

ночной Был познан мной Венец земной отрады. Э-гой! Теперь, страж

верный мой, Нам распроститься

надо.

Тибо, граф Шампанский.

Для более поздней куртуазной лирики произведения Тибо, графа Шам-иаяского (1201—1253 гг., с 1234 г.—король Наваррский), необычайно типич­ны и по своей тематике (любовь—служение знатной даме, не названной поэтом и отождествленной современниками с Бланкой Французской), в по изысканности форм. Первая пьеса представляет собой так называемое ]еи рагН на типичную тему любовной схоластики средневековья — смертность и бессмертие любви.

Вторая пьеса носит название песни. Следует обратить внимание на слож­ное строение этой песни, сближающее ее с ронделями позднейшей эпохи.

Третья пьеса представляет собой куртуазную переработку тематики «пе­сен о крестовых походах».

ПРЕРЕКАНИЕ.