Достопочтенный во Христе отец провинциал! Чтобы доставить вашему достопочтенному преподобию через надежную [136] окказию и с строгой осмотрительностью донесение о весьма удивительном положении здешних дел, я пишу вам это письмо в Кракове; но так как весьма ненадежно отдавать письмо на здешнюю почту из опасения, что письмо будет вскрыто королевскими почтарями, то я нарочно уезжаю сегодня из Кракова за две станции по направлению к Силезии, единственно с тою целью, чтобы обезопасить почтовую посылку.
Как только я достиг, 6 июня, до этого города (Кракова), так дал знать о себе во дворец короля Августа весьма дружеским письмом к одному моему близкому знакомому. Король, услышав, что здесь находится богослов маршала Огильви и торопится в Москву, послал ко мне вчера в коллегию св. Петра своего самого близкого придворного, славнейшего господина де-Дамница, который сказал мне следующие слова: что король рад моему прибытию сюда и предлагает мне получить от него патент, по которому я мог бы получать в Польше почтовых лошадей и тем скорее прибыть к светлейшему царю, с тем однако условием, чтобы я согласился тоже оказать ему услугу и свез к светлейшему царю секретное письмо, но чтобы первый министр царя, князь Александр, ничего не знал об этом письме и что об изложенном в нем деле сам король желал бы переговорить со мною (здесь я делаю отступление и деликатно сообщаю, каковы дела между Августом и царем, о чем мне подробно сообщил приближенный королевский министр). В то время, как царь в декабре месяце 1705 года уезжал в город Москву, он передал все русское войско в полную власть королю Августу, намеревавшемуся остаться в Гродне, так однако, чтобы заместителем Августа был князь Александр. Между тем около конца января 1706 года, при приближении к Гродне шведов, Александр, неизвестно под каким предлогом, уехал от войска. Король, в негодовании на это, написал царю в Москву, что Александр от страха убежал от войска в то самое время, когда ему всего более нужно было бы находиться при нем, «а я, писал король, тем менее могу оставаться при войске, так как мне необходимо идти [137] против Рейншильда с моими саксонцами». И так король Август, оставив русское войско под начальством генерала Огильви и взяв своих собственных солдат, прибыл в Краков.
Между тем у москвитян произошло смятение; солдаты насилу избегли плена, но потеряли при этом почти все пушки, а также весьма большие запасы. Вследствие этого царь, рассердившись на короля Августа, по наущению князя Александра, мстившего за позорное обвинение, взведенное на него Августом, решил отвести свои войска назад в Москву, как сделал и Август, уведший свои войска в Краков. Теперь король Август вновь ищет дружбы царя, а также и князя Александра, но та и другая сторона (т.e. царь и Меншиков) принимают сухо его заискивания и хотя не отказывают совершенно, но с таким видом, что король никак не может сообразить, в какой тон брать перед светлейшим царем и москвитянами.
Московский посол, который до сих пор еще здесь остается при короле, желал бы соединить опять разделенные души, ищет к тому средств, и весьма горюет, что не может безопасно отправить к царю почти ни одного письма, и потому тоже просил меня во имя всего святого отвезти секретное письмо и тоже дал мне патент на проезд по всей казацкой области, оказал мне и другия любезности (нужно ведь знать, что наше войско стоит в Киеве, в казацкой области). Вообще меня в Кракове так сильно просят и заискивают у меня, что я пришел в изумление от того, до какой степени и король и его придворные желают моей услуги и убеждены, что монахи свободно могут проходить чрез эти владения, которые, впрочем, мне во всяком случае нужно было проходить в монашеской одежде.
Однако, так как это поручение кажется мне весьма опасным, именно, с той стороны, что ради политических дел я подвергаюсь стольким опасностям, то чтобы получить хотя некоторый совет от вас, достопочтенный отец, я в настоящем письме желаю кое что изложить вам, как предположение. Мотивы, могущие побудить меня взять на себя вышеупомянутое бремя, могли бы быть [138] следующие: во-первых, исполнив тщательно это дело, я мог бы приобресть милость у обоих государей, — у московского царя и у короля Августа. Едва ли также можно сомневаться, что и затем меня бы приглашали при нынешних обстоятельствах путешествовать то туда, то сюда по такого рода делам. Второй мотив мог бы быть тот, что приобретя расположение у короля и у другого государя, я мог бы тем легче многое испросить для блага миссии. Но с другой стороны, меня отклоняет от этого поручения то, что дело это кажется мне неподобающим нашему обществу, и что за эту мою услугу некоторые лица, и без того не дружелюбно относящиеся к ордену, может быть, еще больше станут вредить. Кроме того и расположение царя ненадежно (так царь недавно предложил отцам капуцинам основать в Москве монастырь, и на это уже действительно дана была грамота; однако уже разлетелась в прах вся надежда, как на это вчера сильно жаловался мне капуцин отец Бенигн, духовник короля, и говорил, что царь уже забыл о всяком монастыре для капуцинов). Обсудив все это и представив на ваше усмотрение, достопочтенный отец, буду ждать вашего отеческого решения, что нужно делать? Если вам угодно, чтобы я подверг себя и даже мою жизнь опасностям, то я мужественно пойду вперед, лишь только получу приказание отправляться по долгу послушания; а если приказано будет противное, то я совершенно готов и к этому.
Тем не менее, я обязан сообщить, что мне необходимо так действовать, чтобы не оскорбить находящегося теперь здесь, в Кракове, короля и московского посла, которые лично меня избирают орудием для исполнения своих важных поручений. Я, пожалуй, могу сделать так, что проеду несколько миль из Кракова по направлению ко Львову и через некоторое время возвращусь назад под тем предлогом, что переезд невозможен. Я найду какие нибудь правдоподобные доказательства, которыми наверно убедятся эти знатные господа. Между тем, полагаю, мне нужно еще некоторое время пробыть в этих странах, потому что король еще надеется, что царь вернется в Польшу, так [139] как теперь решительно полагают, что он снова вооружается против шведов. Делает тоже король Август и здесь, в Кракове, который он ревностно укрепляет к неудовольствию поляков, так как стольким домам (даже и несколько храмов находится в опасности) грозит разрушение.
Сообщаю здесь также, что неправда, будто сын царя с матерью своею поднял в Москве бунт против отца; неверны и другия подобные нелепости о Московии, которая на самом деле наслаждается теперь миром.
Когда вы, достопочтенный отец, будете писать мне ответ, то благоволите адресовать письмо прямо в Краков, к св. Петру (в иезуитскую коллегию) и надписать, как условлено; но касательно сущности дела только написать кратко, именно: полагаю, что нужно это сделать, или: не нужно; нужно отправиться в дорогу, или погодить, или тот-час вернуться, как вы, достопочтенный отец, заблагорассудите решить. Поручая себя всецело вашим молитвам, остаюсь достопочтенного отца провинциала, покорнейший во Христе раб и недостойный сын, Илия Броджио. Краков у св. Петра 12 июня 1706 г.
P.S. Вынимаю нарочно это письмо из конверта на самой почте и прибавляю, что король Август уехал или, иначе сказать, отступил от Кракова и я видел его отъезд. Шведы потихоньку идут из Калиша к Кракову. Я же, возвращаясь обратно, на пятой станции от Кракова, по пути в Серадзь, куда направлялся, подвергся беде от разбойников, которые отняли у меня все белье, изобильные припасы и все постельные принадлежности, а остальные вещи искусно были спасены. Таким образом я немного... успокоюсь и поприоденусь, но еще не отказываюсь... от надежды на будущие плоды. 67
XXXIV
