Достопочитаемый во Христе отец провинциал! На письмо вашего достопочитаемого преподобия, выданное мне 4-го числа настоящего месяца, 80 отвечаю следующее. Хотя я и боялся, как бы какое нибудь из моих поручений не расстроилось [153] вследствие мира, заключенного между Августом и шведским королем, но теперь вижу, что это мир фиктивный, что августейший наш Иосиф нисколько в этом не виновен и потому, по мнению всех, дела наши теперь еще пока не расстроены.
1-го декабря я имел милостивую и дружественную аудиенцию у нашего августейшего императора. Римская поездка по известному делу ему очень понравилась, так что добрейший император сам предложил свое дорогое содействие к ее успеху у святейшего отца; но августейший желает, чтобы и я оказал ему услугу раньше, чем возьмусь за дело Римское, именно, чтобы, как можно скорее, отправился в Польшу, а, если возможно, то и к самому царю, и секретным образом (ибо сильно следят шведы, особенно венские, не состоит ли в слишком дружеской переписке с московским царем наш августейший император) доставил царю весьма важное письмо и от имени его величества сообщил кое что и удостоверил касательно кое-чего и пр. Я покамест не без охоты берусь за этот удобный случай возвратиться к русским, так как считаю совершенно необходимым окончательно разузнать, насколько при нынешних обстоятельствах москвитяне постоянны, и не произошло-ли какого-либо расстройства в религиозной гармонии из за того мира, который попробовали устроить между собою, с исключением царя, шведский король и Август, (хотя теперь он уже расстроился) и не изменилось-ли хоть несколько у этого подозрительного народа расположение к нашему императору? Если я найду, что все в хорошем состоянии и что прежнее расположение не поколебалась, тогда тем с большею уверенностию и спокойствием буду в состоянии выехать в феврале месяце в Рим к его святейшеству по столь желанному делу веры, приостановленному теперь несколько по весьма основательным причинам.
Завтра назначена мне вторая аудиенция у нашего августейшего, поэтому надеюсь, что скоро выеду из Вены в благословенную Польшу. Я послал бы вам копию с того письма, которое доставил нашему августейшему; но так как говорят, что августейший держит его еще у себя, то [154] и нельзя было до сих пор достать копии. Пока посылаю копию с декрета, адресованного нашему святейшему господину и, хотя не следовало бы списывать его и давать туда и сюда, чтобы о нем не узнали в Риме раньше, чем он будет передан мною святейшему отцу, однако можно бы его сообщать нашим для прочтения, чтобы они тем усерднее молились об этом полезнейшем деле религии. 81
Что касается письма отца Берулы, 82 то я желал бы, чтобы этот муж пробыл там, по крайней мере, до окончания постройки храма. Тогда, я полагаю, меньше будет вреда для миссии, что на его место будет послан другой. Затем, касательно того, что пишет он, будто я привез с собой в Силезию сто империалов для того, чтобы они пошли на дорогу новому апостолу, имеющему отправиться в Москву, то здесь нужно разуметь китайские вещи, которые отец (ректор иезуитской коллегии) хотел обратить в деньги на сумму 400 флоринов; но я думаю, что оне еще до сих пор находятся в Праге и не проданы. Впрочем, об этом не стоит говорить. Еслибы я знал, что застану царя, не где либо в ином месте, а в Москве, и что следовательно должен отправляться с письмом и поручением от августейшего в самую Москву, то было бы во всех отношениях хорошо, если-бы сейчас отправился со мною какой либо, но очень знаменитый коммисар (миссионер). Провинция могла бы одолжить ему на дорогу сто империалов, приняв в обеспечение мое честное, ненарушимое слово, что они будут возвращены сейчас по моем возвращении. Эти китайские кортины (вазы), засевшие в Праге, легко могли бы быть доставлены со мною в Польшу, весьма легко нашли бы там ценителя и обращены былибы в деньги. Но так как для всего этого мало времени и нельзя знать наверное, поеду-ли я теперь в Москву по этой самой дороге, то думаю, что нужно все отложить до того времени, когда я возвращусь из Рима (если угодно будет всеблагому Богу) и буду направляться в Москву не только в сообществе двух или трех товарищей, новых работников, но и снабженный деньгами для новой римской фундации. Если бы мне нужно было еще что либо, то я мог-бы сам увидеться с вами, достоуважаемый отец, [155] а теперь пока, с сыновнею почтительностию поручаю себя отеческой вашей милости и остаюсь достоуважаемого отца провинциала смиреннейшим и недостойным во Христе сыном и рабом Илия Броджио. Вена 4 декабря 1706 г.
XLII
