Это было так неожиданно, что Оля прикусила губу, чтобы не рассмеяться

Я?!

Совершенно правильно, вы, господин, це... церемониймейстер, - кивнула Яло.

Хм... не помню. Какая отвратительная стала у меня память! Хм, ну, конечно, это я вас поставил!

Что же вы спорите?

Мы не спорим.

Молчать! - взвизгнул церемониймейстер и, услышав, как где-то мелодично начали бить дворцовые часы, закричал: - Главный повар! Главный повар!

Откуда-то выскочил маленький толстенький человек. - Его величество сейчас должен завтракать. Что приготовлено на завтрак его величеству?

Господин церемониймейстер, на завтрак его величеству королю Топседу Седьмому приготовлены три жареных кабана, пятнадцать копченых индеек, десять маринованных осетров, двести яиц всмятку, двадцать фаршированных фазанов, тридцать жареных уток, сто печеных яблок, пятьдесят килограммов винограда, полтонны мороженого и десять ящиков заморского вина.

Это все?

Все, господин церемониймейстер...

Вы с ума сошли! Его величество останется голодным! Прибавьте еще что-нибудь!

В зале замелькали бесшумные слуги, уставляя стол яствами.

Церемониймейстер ушел, вероятно, чтобы встретить короля. И в это время в зал вошли два человека.

Нушрок! - с ужасом шепнула Яло.

Главный министр шел в своем черном плаще, из-под которого виднелся кончик шпаги. Рядом с ним двигалось что-то шарообразное. Это был толстый и словно бы состоящий из двух шаров человек, одетый в зеленый костюм, расшитый золотом. Большой шар был туловищем с четырьмя конечностями, а маленький шар - лысая голова с пухлым лицом. Выпуклые зеленоватые прищуренные глаза его прикрывали темные и сморщенные, как у жабы, веки. Но когда он медленно поднимал их и широко открывал глаза, в них можно было увидеть ум и хитрость.

И тогда казалось, что он вот-вот сделает молниеносный прыжок, словно жаба, высмотревшая на листке зазевавшуюся муху. Он посмотрел на стол, потом на Нушрока и сказал рокочущим грудным голосом:

Король пригласил вас на совещание по какому-то важному государственному делу, а сам, оказывается, еще не завтракал. Послушайте, главный министр, не смотрите на меня! Вы же знаете, что я не переношу вашего взгляда.

Никто не переносит моего взгляда, Абаж! - усмехнулся Нушрок.

Вы очень любите хвастаться своими глазами, главный министр, - раздраженно пророкотал человек-жаба. - Не лучше ли нам поговорить о деле?

Не кажется ли вам, что кривые зеркала перестали действовать на наш народ?

Да, кажется, министр Абаж. Вчера мальчишка-зеркальщик даже разбил одно кривое зеркало!

Жители королевства обнаглели, Нушрок! Чтобы держать народ в повиновении, пришло время почаще прибегать к устрашению. - Абаж вынул из кармана большой ключ. - Вот что нужно нашему народу!

Черные глаза Нушрока сверкнули.

Что это? Ключ?

Да, ключ от цепей для моих сеятелей риса.

На моих болотах стало очень неспокойно, Нушрок, и я приказал сделать цепи и замок по вашему образцу. Нушрок внимательно рассматривал ключ.

Да, он действительно совершенно такой же, как ключ от цепей на Башне смерти. Это мое изобретение, Абаж! - с достоинством проговорил главный министр.

Это ваше лучшее изобретение, Нушрок! Башня смерти известна всему королевству.

Плохо только то, Абаж, что теперь есть второй ключ, которым можно отпирать цепи на Башне смерти.

Пусть это вас не беспокоит, Нушрок. Мой ключ всегда находится при мне, а ваш висит над троном короля.

Все равно мне не нравится, Абаж, что в королевстве есть второй ключ, - сухо сказал Нушрок.

Оля и Яло настороженно прислушивались к разговору министров.

Ты слышала? - шепнула Оля. - Один ключ висит над троном короля.

Слышала, - едва шевельнула губами Яло.

Из-за колонн снова вышел церемониймейстер и, вытягивая шею, торжественно объявил:

Его величество Топсед Седьмой!

Где-то зазвучали фанфары, и все склонили головы. Окруженный свитой, к столу приближался Топсед Седьмой.

Король не торопился завтракать. Его короткие ножки медленно шаркали по полу. Он шел, опустив приплюснутую голову на темно-зеленый, усыпанный драгоценностями камзол. Толстые, растянутые почти до самых ушей губы Топседа Седьмого шевелились, как будто он разговаривал сам с собой. И словно в такт своим мыслям, он то и дело взмахивал короткой ручкой с пухлыми маленькими пальцами. Низенький уродец шел, неуклюже покачиваясь: слабым ножкам трудно было нести тяжелое тело.