What's that fucking noise?

 

В тот самый момент, когда я произнес слово «тропинка», Багз вдруг вскочил. От его сонливой доброжелательности не осталось и следа. Багз стоял с широко раскрытыми глазами, оскалив зубы.

– Что там, черт возьми, за шум? – прошипел он.

Все повернулись к нему.

– Что за черт?

Грязнуля сонно рассмеялся:

– Ты еще в состоянии что-то слышать, Багз?

– Это был… треск ветки. Кто-то пробирается к нам через лес.

Сэл вышла из позы лотоса и села на колени:

– Все здесь? – спросила она, окидывая взглядом развалившиеся на земле фигуры.

– Меня, на самом деле, здесь нет, – медленно протянул Джессе. – Меня, на самом деле, нигде нет.

Багз отступил на шаг от окружавшей навес темноты:

– Там определенно кто-то есть.

– Может быть, это Карл… – предположил кто-то.

Несколько голов повернулось ко мне.

– Это не Карл.

– Джед?

– Джед в палатке-больнице.

– Тогда, если это не Карл и не Джед…

– Подождите! – Кэсси тоже встала с земли. – Я что-то слышала!.. Вон там!

Мы все напрягли слух.

– Ничего там нет, – начал Джессе. – Почему бы вам всем не расслабиться? Это просто странный глюк…

– Никакой это не глюк, – перебил его Багз. – Прислушайтесь хорошенько! Сюда идут!

– Кто?

И вдруг мы все вскочили, потому что отчетливо услышали шум. Сомневаться не приходилось. Люди продирались через лесные заросли, наступали на листья, шли по нашей тропинке от водопада к лагерю.

– Бегите! – закричала Сэл. – Бегите все! Сейчас же!

 

Слишком поздно.

Метрах в четырех от нас из темноты вынырнула фигура. В считанные секунды рядом с ней появилось еще несколько фигур. Люди держали АК наперевес и целились прямо в нас. Их одежда, по-видимому, была сухой: значит, они не прыгали с водопада. Наверное, они знали какую-то тайную тропу в лагуну или спустились со скал при помощи веревок. А может, просто перенеслись по воздуху. Судя по тому, как они зависли в темноте, не такое уж невероятное предположение.

Я обернулся, чтобы взглянуть на участников пиршества. Сомневаюсь, чтобы кроме Этьена и Франсуазы кто-нибудь из них видел вьетконговцев раньше, и мне стало интересно, какая будет реакция. Всех охватил страх. Двое рухнули на колени – Моше и один из огородников; остальные застыли на месте с явными признаками ужаса на лицах: отвисшие челюсти, стиснутые губы, прижатые к груди руки. Я почти завидовал им. Для первого боя поражение – неплохо.

 

Апокалипсис

 

Я понял, что у нас отрезаны все пути к спасению и всех нас убьют, но принял это без всякого огорчения. Я не мог этого предотвратить и знал, что встречаю свою смерть в полном сознании. Хотя я и догадывался, что Вьетнам может закончиться подобным образом, я не попытался убежать. Я самоотверженно оставался в лагере, пока не убедился, что мои друзья смогут убежать вместе со мной. На этот раз я поступил правильно.

Вот почему я пришел в бешенство от того, что вьетконговцы вели себя не так, как нужно. Они все делали неправильно, поэтому я и взбесился.

Отвернувшись от своих товарищей, я увидел, что командир охранников тычет в меня пальцем. В тот же миг один из охранников выволок меня из-под навеса и силой уложил на землю. В ужасе я понял, что меня расстреляют первым.

Первым! Если бы меня расстреляли потом: десятым, одиннадцатым, двенадцатым – прекрасно. Но чтобы первым! Мне не верилось. Я не увижу, что произойдет дальше.

Охранник приставил к моему лбу дуло АК.

– Ты делаешь большую ошибку, – сердито сказал я. – Ты только все испортишь. – Я показал головой на Моше. – Почему бы тебе сначала не убить его? Какая тебе разница? Убей его.

Его гладкое лицо равнодушно смотрело на меня.

– Его, ради бога! Эту обезьяну!

– Обезьяну.

– Обезьяну, безмозглый ты кретин! Ты, тупой ублюдок! Эту гориллу! Его – вон там!

Я показал на слабо стонавшего Моше. Охранник пнул меня по ребрам.

– Черт! – задыхаясь, крикнул я, когда острая боль пронзила почки.

Не в силах угомониться, я перевернулся на бок и увидел своих друзей. Немая картина, казалось, не претерпела никаких изменений, за исключением того, что Этьен прикрыл глаза рукой.

– О'кей. – Усилием воли я встал на колени. – Тогда дайте мне хотя бы выбрать своего убийцу.

Я не повторил ошибки и не стал снова показывать пальцем. Но повернулся так, что теперь мне в голову целился АК кикбоксера.

– Я хочу, чтобы это сделал он. Так будет по-честному, правда? Пусть это сделает он.

Кикбоксер нахмурился, а затем взглянул на своего командира. Тот пожал плечами.

– Да, да, ты. Ты, с драконьей татуировкой. – Я замолчал и посмотрел на его рот. Рот был закрыт, но губы из-за изумленного выражения лица слегка надулись. – Я знаю! У тебя нет передних зубов! – Я показал ему свои зубы и постучал по ним. – Ведь у тебя их нет, а?

Он осторожно поднял палец и потрогал им свои десны, не раскрывая рта.

– Точно! – заорал я. – У тебя нет передних зубов! Я давно это знаю!

Несколько секунд кикбоксер подержал во рту палец, водя им по деснам. Потом он что-то сказал своему командиру по-тайски.

– Ага. – Командир охранников кивнул. – Ты – парень, который всегда приходить к нам в гости… Каждый день, да? Тебе нравится приходить к нам в гости.

Я уставился на него. К моему удивлению, он уселся передо мной на корточки и взъерошил мне волосы.

– Смешной мальчик за деревьями каждый день. Ты нам тоже понравился. Пособирать травы. Да? О'кей. Немножко травы для твой друзь.

– Не мешкай и убей меня, – смело сказал я.

– Убивать тебя? Ах ты, смешной мальчик… Я не убивать тебя сейчас. – Он снова взъерошил мне волосы и поднялся во весь рост. – Я не убивать никого сейчас, – обратился он к сгрудившимся в кучу под навесом фигурам. – Я предупреждаю вас. Вы, люди здесь, это о'кей для меня. Один год, два год, три год – нет проблем, да?

Если он ожидал ответа, то его не последовало. Это, по-видимому, рассердило вьетконговца. Он сделал глубокий вдох, а затем разразился, в ярости, тирадой:

– Но сейчас вы делать проблема! Вы делать очень чертовский проблема!

При полном молчании с нашей стороны он пошарил по карманам и вытащил листок бумаги. Казалось, даже цикады притихли, догадываясь, что они услышат.

– Вы делать карты! – завизжал он. Половину следующего предложения я не разобрал из-за стоявшего в ушах звона. – Но зачем вы хотеть делать эта? Карты ведут новых людей. Новых людей сюда! Новые люди – опасность для меня! Это очень чертова опасность для вас! – Он запнулся и с той же, сбивающей с толку внезапностью снова успокоился. – О'кей, о'кей, – пробормотал он. Затем бросил карту в грязь, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в нее. Он промахнулся, но пуля ударила в землю совсем недалеко от карты, и та затрепетала в воздухе. Я вновь оглох. Дуло находилось сантиметрах в тридцати от моей головы.

Когда ко мне начал возвращаться слух, командир уже говорил необычайно доверительным тоном:

– Итак, мои друзь. Мне нравится вы все очень. Очень хорошо. Один год, два год, нет проблем. Итак, мое предупреждение. Следующий раз я убью вас всех.

Последние слова не дошли до меня, поскольку я в третий раз лишился слуха: командир закончил предложение, треснув меня пистолетом по голове. Оправившись от шока, я попытался встать, но он снова ударил меня. Я снова упал на колени. Следующее, что я почувствовал, – он держит меня сзади за майку, чтобы я не рухнул.

– Погоди, – заплетающимся языком сказал я. Моя бравада полностью исчезла. Меня охватил самый обычный страх. Уже немного представляя себе, что это такое, я в ужасе думал, что меня забьют насмерть. – Погоди немного, пожалуйста.

Бесполезно. Командир очень сильно ударил меня. Несколько секунд я еще оставался в сознании, глядя на его обувь. Кроссовки «Рибок», такие же, как у того толстяка с Самуя. Затем у меня в глазах потемнело.

 

Я не знаю, что было дальше. Мне запомнились лишь несколько вещей – шаги, шорохи, приглушенные, говорящие по-тайски голоса, два-три пинка, от которых я перевернулся. Но все это было не связано одно с другим: все было как-то беспорядочно и непостижимо.

 

Когда я наконец смог встать на четвереньки, что произошло не раньше чем минут десять спустя, вьетконговцы уже ушли. Я начал ползком пробираться к навесу, где заметил расплывчатые фигуры своих товарищей, и пока я полз, я задавался абстрактным вопросом, почему именно меня выбрали в качестве козла отпущения. И вообще, зачем им понадобился козел отпущения? Если они не собирались нас расстреливать, зачем меня избивать? Это несправедливо.

 

А теперь…

 

Существовал еще один вопрос, которым мне следовало задаться, но я его обходил. Благодаря моему теперешнему большому опыту я могу объяснить это странным поведением мозга при сильном шоке. Вы зацикливаетесь на незначительных, а не наиболее важных загадках.

А вопрос следующий: почему никто мне не помог? Если, согласно моим предположениям, я минут десять провалялся без сознания, всем вполне хватило бы времени, чтобы оказать мне помощь. Но люди оставались на месте, трусливо прячась внутри кольца из свечей, и толку от них было столько же, сколько от восковых фигур.

– Помогите! – выдавил я из себя. – Что с вами, в конце концов?

Я попытался бросить на них сердитый взгляд, что оказалось нелегким делом. Помимо того, – что я был не в состоянии ничего как следует разглядеть, в глазах у меня двоилось, поэтому я не знал точно, куда смотреть.

– Кити… помоги.

Когда он услышал свое имя, это, по-видимому, вернуло его к жизни. Он сделал несколько шагов по направлению ко мне, но даже мои вышедшие из строя глаза позволили мне заметить нечто странное в его движениях. Создавалось впечатление, что он боится чего-то у меня за плечами.

Локти не выдержали, и я хлопнулся подбородком на землю. Я послюнявил губы, чтобы убрать со рта грязь:

– Скорее же, Кити.

Вскоре он оказался возле меня – вместе с кем-то еще. Судя по запаху, это была Франсуаза. Они подхватили меня и затащили обратно под навес, но они смогли лишь приподнять меня за руки и плечи. Когда меня тащили через линию свечей, я посбивал их пламя своим животом, что причинило мне дополнительную боль, в которой я совершенно не нуждался, но эта боль, по крайней мере, способствовала тому, что я начал лучше соображать. Глоток кокосового пива тоже подействовал на меня положительно. Оно очень быстро превращается в уксус, а выпитая мною жидкость была уже на грани этого. Я поморщился, зажмурился, а когда снова открыл глаза, мое зрение восстановилось.

Тут я наконец-то понял, почему все превратились в статуи. Благодаря Этьену, а также опираясь на один из бамбуковых шестов, поддерживавших навес из простыней, я оказался в состоянии подняться на ноги. Вьетконговцы не считали, что для предупреждения достаточно моего избиения. Они оставили нам серьезное напоминание, чтобы больше не возвращаться к обсуждению вопроса.

 

Пули сильно обезобразили тела прибывших на плоту. Большие отверстия, размозженные черепа. Все трупы были нагие, что наводило на мысль, что перед убийством людей раздели. Из-за трупного окоченения позы выглядели странно. Сэмми сейчас лежал на спине, но когда его тело одеревенело, он скорее всего лежал на животе и поэтому выглядел так, как будто его толкнули вверх, в направлении, противоположном силе тяжести. Девушка-немка с приятным смехом и длинными волосами лежала на боку. Казалось, она была готова броситься в объятия.

Я не вижу никакой необходимости описывать дальше. Я уделил их описанию ровно столько места, сколько необходимо для объяснения последующих событий.

В общем, зрелище не из приятных даже в самые лучшие времена. После сцены с охранниками оно производило еще более тяжелое впечатление. Но наблюдать его в отключке – от этого можно было просто сойти с ума.

 

– Ладно, – сказала Сэл, выходя из транса и направляясь к трупам. – Давайте все уберем. Это не займет много времени, если мы дружно… – она запнулась. Ее плечи дернулись, когда она пыталась сбросить накинутую кофту. С глухим звуком Сэл села на землю. – Это не займет много времени. Ну, давайте же все уберем. – Она снова встала: – Какой ужас! Какое месиво!

Парень-немец лежал под Зефом и обнимал его скрюченными руками. Сэл никак не удавалось сдвинуть немца с места. Мы все молча наблюдали за тем, как она безуспешно дергает его за ноги.

– Какой ужас! – задыхаясь, сказала Сэл и снова сильно дернула мертвеца за ноги.

Ее руки соскользнули. Она упала на спину и растянулась на трупе Сэмми.

– О, черт! – вскрикнула она.

Потом она завизжала и принялась царапать себе щеки. Когда она скатывалась с трупа Сэмми, их лица соприкоснулись. У Сэмми не было нижней челюсти.

Она визжала так, как визжат некоторые люди, которые не способны плакать, и поэтому вы вдруг понимаете, что слезы выходят из какой-то непостижимой глубины. От этого звука у меня по телу поползли мурашки, а Багз, казалось, совсем сбрендил.

Я много думал над тем, что он сделал, и нашел два объяснения этому. Во-первых, его рассердило, что Сэмми как бы поцеловал Сэл. Во-вторых, он счел Сэмми виновником страданий Сэл и хотел положить им конец. Оба объяснения основываются на безумии Багза, но здесь как раз все ясно. Он действительно спятил.

 

Он окликнул Сэл по имени. Потом всхлипнул, но только один раз и негромко. Затем он подошел к месту пиршества, схватил большой кухонный нож Грязнули. Вернулся к трупу Сэмми и набросился на него.

Началось с пинков, которые быстро сменились ножевыми ударами. В грудь, в пах, в руки – куда попало. Затем он оседлал труп и принялся дергать его за шею. Или мне так только показалось. В темноте как следует не разглядеть, и труп загораживала широкая спина Багза. Я увидел все лишь после того, как он встал. Он отрезал голову Сэмми. Отрезал и держал ее за волосы.

Неожиданно Жан схватил нож и принялся наносить удары по трупу девушки-немки, кромсая ее живот и вытаскивая внутренности. Через некоторое время к ним присоединилась Кэсси, она склонилась над Зефом и принялась за его бедра. Этьена стошнило, в вокруг трупов спустя считанные секунды началась всеобщая возня.

 

Оглядываясь назад, я понимаю, что именно тогда настал самый подходящий момент, чтобы улизнуть из лагеря. Под навесом по-прежнему оставались люди – все повара, Джессе, Грегорио и несколько огородников, – но они даже и не попытались бы остановить нас. Физически я был в состоянии бежать. Жуткая сцена добавила в мою кровь столько адреналина, что я уже позабыл, что меня избили. При необходимости я смог бы пробежать марафонскую дистанцию, не говоря уже о том, чтобы просто скользнуть в темноту.

Но мы не шелохнулись. Мы были загипнотизированы сценой расчленения трупов. Казалось, каждая отрезанная конечность все крепче приковывает нас к месту.

 

Огонь со стороны своих

 

Я не знаю, сколько продолжалось это сумасшествие. Возможно, с полчаса. Потрошителям пришлось немало повозиться с некоторыми суставами, вращая руки, пока не рвались сухожилия. Но в какой-то момент я заметил, что толпа рассеялась, и люди, обессиленные, сидят возле результата своих трудов или кружат в темноте. Остался один лишь Моше. Он сосредоточился на чем-то маленьком, наверное, на пальце. И как раз наблюдая за Моше, я услышал голос Сэл.

– «Ждите нас в Чавенге три дня, – читала она с приводящей в оцепенение холодностью. – Если мы не вернемся к этому времени, значит, мы добрались до пляжа. Увидимся там? Ричард».

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл этих слов. Несколько секунд я просто слушал голос Сэл. Однако когда меня озарила вспышка понимания, столь явственная, что я буквально видел ее, значение слов стало совершенно ясным.

Я обернулся. Сэл стояла возле меня и держала в руках листок бумаги, который оставил командир вьетконговцев. Я забыл про этот листок. Оглохший и избитый, я не обратил на него никакого внимания.

– «Увидимся там», – равнодушно повторила она.

Из-под навеса вышли патологоанатомы. Кое-кто подошел совсем близко, задев Кити, который смотрел на меня странно бессмысленным взглядом.

– Ричард? – раздался шепот толпы подошедших. – Этих людей привел сюда Ричард? – Говорила какая-то девушка, но она была так сильно выпачкана в красное и черное, что я не узнал ее.

Постепенно подходили новые люди, молча окружая меня и отрезая от Кити и Франсуазы. В отчаянии я начал вглядываться в них, стремясь найти какое-нибудь знакомое лицо. Я думал сослаться на обстоятельства, все объяснить. Но чем больше подходило потрошителей, тем больше появлялось незнакомцев. Они посбивали ногами все свечи.

Темнота сгущалась, и лица становились все более расплывчатыми. После исчезновения Этьена я остался перед незнакомцами в одиночестве.

– Жан! – заорал я.

Незнакомцы засмеялись.

– Моше! Кэсси! Я знаю, что вы здесь… Сэл! Сэл!

Но она тоже исчезла. С того места, где я недавно видел ее, на меня шипело какое-то сидящее на корточках существо:

– После Тэта жизнь вернется в нормальное русло.

– Сэл, пожалуйста, – взмолился я, а в мою ногу вонзилось что-то острое. Я посмотрел вниз, на ноги. Меня ударили ножом. Неглубоко. Но я испытал еще больший страх. Я завопил; последовал новый удар. С той же силой. Лезвие вошло в кожу больше чем на сантиметр. На этот раз удар пришелся в руку, следующий – в грудь.

На мгновение я испытал такое сильное потрясение, что мог лишь тупо вытирать стекавшую по животу кровь. Потом меня обуял ужас, и когда он достиг глотки, я завопил. Еще я попытался оказать сопротивление. Я нанес удар в ближайшее лицо, но он получился слабым, и моя рука соскользнула со щеки, не причинив человеку ни малейшего вреда. Мой следующий удар был упрежден, и меня схватили за запястья.

Я молил:

– Не на… – и начал изо всех сил вырываться. Страх придал мне силы, и я ухитрился высвободиться из их рук. Но каждый раз, когда мне удавалось увернуться от ножей спереди, мне наносили удары сзади. По силе ударов я чувствовал, что они постепенно становятся резче. Ножи больше не кололи, а резали кожу. Поэтому и боль стала другой, не такой острой. Гораздо более непонятной и тревожащей.

– Только не это, – всхлипнул я.

Что-то скользкое обвилось вокруг моей шеи. Кишки. Мои, подумал я. Мозг забился в конвульсиях от испуга, и я разорвал их. Незнакомцы засмеялись и начали бросать в меня другие части искромсанных тел. Отрезанная рука скользнула по моей груди, цепляясь за нее. Ухо стукнуло меня по виску.

Чувствуя, что у меня вот-вот подогнутся колени, я воздел руки. Я в последний раз взглянул на завывающие фигуры с ножами. Я снова окликнул Сэл. Я умолял, чтобы она велела им остановиться. Я сказал ей, что очень сожалею обо всем, что натворил, но я сделал это неумышленно. Я лишь знал, что никогда не хотел сделать ничего плохого.

В конце концов я позвал Даффи Дака.

И вдруг в водовороте лиц я увидел одно знакомое.

 

Но ничего…

 

Меня продолжали пырять ножами, но я больше не чувствовал боли. Лица по-прежнему вихрем кружились вокруг, но знакомое лицо оставалось на месте. Я мог спокойной обращаться к нему, и оно спокойно отвечало.

– Даффи, – заговорил я с ним, – мне пришел конец.

– Да, солдатик. – Он улыбнулся. – Beaucoup дерьма.

– Напоролся на поставленную своими мину.

– Это происходит сплошь и рядом.

Верхнюю губу кольнуло лезвие.

– Ведь это ровным счетом ничего не значит, правда?

– Это совершенно не важно.

– Мне вообще не следовало появляться здесь. Вот и все. – Я вздохнул, когда у меня подкосились ноги, и я рухнул на ковер из пальмовых листьев. – Боже, какая страшная смерть. Но слава богу, это конец.

– Конец? – Даффи отрицательно покачал головой. – Он не может наступить сейчас.

– Не может?

– Ну же, Рич. Подумай, как все должно закончиться.

– Должно?..

– Плоская крыша, охваченная паникой толпа, не хватает места на…

–… последнем улетающем вертолете.

– Вот молодец!

– Эвакуация.

– Всякий раз.

 

Даффи исчез. Ножевые удары прекратились. Одна девушка с ножом в руках стала, извиваясь, хвататься за живот, а один из парней начал падать на бок, беспорядочно махая руками.

Я оглянулся и увидел стоявшего рядом Джеда. Возле него были Кити, Этьен и Франсуаза. Они держали в руках остроги остриями вперед. На земле сидел, скрестив руки, Багз, и по его коленям струилась свежая кровь. Моше опирался на один из бамбуковых шестов, втягивая сквозь стиснутые зубы воздух и сжимая руками ребра.

– Всем назад! – заорал Джед. Он нагнулся, взвалил меня на плечо и потащил прочь. – Назад!

Багз закрыл глаза и рухнул лицом вперед.

– Но… – промолвила Сэл, – но… – Она сделала к нам шаг, и тут Джед ткнул ей острогой глубоко в живот. И быстро выдернул острогу. Сэл осталась стоять, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Назад! – снова крикнул Джед. – Всем назад!

К моему удивлению, они послушно выполнили его приказ. Несмотря на свое численное превосходство и на то, что могли бы без труда остановить нас, если бы захотели. Не думаю, что так получилось из-за Сэл, которая зажмурилась и, казалось, не могла отдышаться. Просто они устали. Об этом говорили их вяло повисшие руки и остекленевшие глаза. Устали от всего. Beaucoup страшного дерьма. Beaucoup – через край.

 

 

GAME OVER

 

Странно, но это так

 

Я чувствую, что должен привести отчет о нашем возвращении домой. Он, правда, будет очень кратким, потому что мой рассказ уже закончен. Это всего лишь эпилог.

 

Мы много разговаривали. Вот что мне в основном запомнилось из этого путешествия – разговоры. Они застряли в памяти, потому что были для меня неожиданностью. Я предполагал, что наступит полное молчание, что каждый погрузится в мир собственных страхов. И первая часть нашего путешествия – ночной переход к плоту – прошла в полном молчании. Но единственной причиной этого было опасение, что нас услышат охранники. Как только мы отчалили от берега и двинулись в путь, мы открыли рты и уже больше не закрывали их. Самое смешное, что я не помню, о чем именно мы говорили. Может быть, это потому, что мы говорили обо всем, а может, потому, что ни о чем.

Из-за моего состояния от меня было мало толку, но остальные по очереди, парами, гребли или плыли, держась за плот. На меня часто накатывала дрожь. Когда она начиналась, я мог только одно – сидеть согнувшись и трястись. Каждый приступ длился всего лишь минуту-другую, но Джед считал, что в такие моменты мне лучше вылезти из воды, чтобы я ненароком не утонул. И я действительно чуть не утонул, когда мы переплывали лагуну по пути к пещерам. Как бы то ни было, соленая вода доставляла мне страдания из-за моих, пусть поверхностных, ножевых ран.

Нам не пришлось грести слишком долго. Через несколько часов после восхода нам встретилась рыбачья лодка. Краткая добродушная беседа – и нас отбуксировали обратно на Самуй. Все произошло словно по волшебству. Люди с лодки проявили не более чем любопытство, пожелав узнать, кто мы такие и зачем отправились на плоту в Сиамский залив. У них изумленно поднялись брови, когда они увидели меня и мои раны. Я хочу сказать, что их удивление этим и ограничилось. Мы были для них всего-навсего еще одной группой странных «фарангов» – иностранцев, – которые делали странные, но обычные для «фарангов» вещи.

На Самуе у нас возникли кое-какие проблемы, потому что мы были без денег. Но, как опытные путешественники, мы не считали это непреодолимой трудностью. Мы с Кити продали свои часы. К нашему всеобщему изумлению, Этьен украл кошелек. Этьен всегда казался мне немного «темной лошадкой». Какой-то болван, решив искупаться, оставил на берегу под майкой ключ от номера. Мы также украли рубашку с длинными рукавами и брюки, чтобы я смог скрыть свои раны. Денег оказалось достаточно, чтобы добраться до «большой» земли, поесть и выкупить часы Кити.

С Самуя мы отправились в Сураттхани, а затем, на автобусе, в Бангкок, ради чего Кити пришлось снова продать свои часы. Мы по-прежнему говорили и говорили, выводя из себя своих попутчиков, так как не давали им спать.

Вернувшись в Бангкок, нам оставалось только позвонить домой. Мы все по очереди звонили из оборудованной кондиционером телефонной будки на улице Кхаосан. Меньше всего мне хотелось поддаваться запоздалой сентиментальности, но к тому моменту, когда мы сделали звонки, мы все уже обливались слезами. Со стороны, должно быть, мы выглядели престранно: я, в испачканной кровью новой рубашке, и остальные, в лохмотьях, – все источавшие реки слез.

Через семьдесят два часа у нас на руках уже были авиабилеты и временные паспорта из наших посольств. Последний раз меня охватила дрожь, когда я покупал сигареты в киоске беспошлинной торговли бангкокского аэропорта. Как только мы сели в самолет, я почувствовал себя нормально.

 

В это самое мгновение я сижу перед своим компьютером и печатаю данное предложение. В это самое мгновение исполнился год и месяц с того момента, как я улетел из Таиланда.

С тех пор я больше не видел Этьена и Франсуазы. Когда-нибудь, наверное, увидимся. Это произойдет случайно, но обязательно, потому что мир тесен, а Европа и того теснее.

Я часто вижусь с Кити и Джедом. Как и разговоры по дороге обратно, это еще одна неожиданность. По правилам мы должны были разбежаться, будучи не в состоянии нести бремя нашего общего прошлого. Но мы не разбежались. Мы стали хорошими друзьями.

Поэтому я часто встречаюсь с Кити и Джедом, а они видятся друг с другом еще чаще. Странно, но это так: они работают в одном месте. В разных фирмах, но в одном и том же здании. Еще удивительнее, что они нашли себе работу независимо друг от друга. Но самое удивительное, что ведь несколько лет назад они вот так же остановились в Индонезии в одной и той же гостинице, в той, которую потом спалил Кити. Они пока еще не спалили свои офисы – это было бы уже через край!

Вообще-то Кити ненавидит свою работу – какое-то административное дерьмо, – поэтому есть вероятность, что рано или поздно это все-таки произойдет. Я специально не привожу название фирмы, на случай, если он это сделает.

О чем еще рассказать? Месяца три, а может, четыре назад, просматривая «Сифакс», я наткнулся на заголовок «Англичанка поймана с контрабандой в Малайзии». В один из последующих вечеров я увидел в выпуске новостей Кэсси. Она сидела в кузове фургона «Исудзу» под охраной полицейских в хаки. Фургон стоял возле обшарпанного здания суда. Ее задержали в аэропорту Куала-Лумпура с фунтом героина. Сообщалось, что она будет первой из европейцев-контрабандистов, осужденной на шесть лет. Корреспонденту Би-Би-Си удалось поднести ей микрофон, прежде чем ее увезли, и она сказала: «Передайте моим родителям, что мне очень жаль, что я им давно не писала».

Бедная Кэсси. Она, вероятно, пыталась заработать на обратный билет. Ее родители, с виду приличные люди, подавали прошение о помиловании и выступали по телевидению. Но они напрасно теряли время. Она труп. Спеклась.

Однако Кэсси все же удалось покинуть остров, поэтому некоторые другие, наверное, тоже смогли это сделать. Любопытно было бы узнать, кто именно. Хотелось бы, чтобы это удалось Грегорио и Джессе, а также Грязнуле с Эллой. Я уверен, что им это удалось. Я также уверен, что Багз погиб, и мне хочется думать, что Сэл тоже. Не из злого умысла: просто для меня невыносима мысль, что она когда-нибудь могла бы переступить мой порог.

Что же касается меня…

Я в порядке. Мне снятся плохие сны, но я больше никогда не видел во сне мистера Дака. Я играю в видеоигры. Курю траву. Я многое видел. У меня много шрамов. Мне нравится, как это звучит.

У меня много шрамов.

 

 

^[1] Марка папиросной бумаги по названию компании-производителя. – Прим. пер.