О ВСЕЛЕНИИ ЕГО БЛАГОПОЛУЧНОМ В ДОМ, ВЕЛИИМ
ИЖДИВЕНИЕМ, ПРЕДИВНОЮ ХИТРОСТИЮ, ПРЕЧЮДНОЮ
КРАСОТОЮ В СЕЛЕ КОЛОМЕНСКОМ НОВОСОЗДАННЫЙ
Добрый обычай в мире содержится:
В дом новозданный аще кто вселится,
Вси друзи его ему приветствуют,
Благополучно жити усерствуют,
И дары носят от сребра и злата,
И хлеб, да будет богата палата
Нищ ли кто в злато, руце воздевает
К Богу и молбы теплы возсылает,
Да подаст здраво и щастливо жити,
Имже даде в дом новый ся вселити.
Аз сей обычай честный похваляю
И сам усердно ему подражаю,
Видя в дом новый ваше вселение,
В дом, иже миру есть удивление,
В дом, зело красный, прехитро созданный,
Честности царстей лепо сготованный.
Красоту его мощно есть равняти
Соломоновой прекрасной полате.
Аще же древо зде не есть кедрово,
Но стоит за кедр, истинно то слово;
А злато везде пресветло блистает,
Царский дом быти лепота являет.
Написания егда возглядаю,
Много историй чюдных познаваю;
Четыре части мира написаны,
Аки на меди хитро извааны.
Зодий небесный чюдно написася2,
Образы свойств си лепо знаменася;
И части лета суть изображены,
Яко достоит, чинно положены;
И ина многа дом сей украшают,
Разумы зрящих зело удивляют.
Множество цветов живонаписанных
И острым хитро длатом извааных,
Удивлятися всяк ум понуждает,
Правый бо цветник быти ся являет.
Едва светлее рай бе украшенный,
Иже вначале Богом насажденный.
Дом Соломонов тем славен без меры,
Яко ванны* име в себе зверы.
И зде суть мнози, к тому и рикают,
Яко живии лви глас испущают,
Очеса движут, зияют устами,
Видится, хощут ходити ногами.
Страх приступити, тако устроении,
Аки живии лви суть посаждении3.
Окна, яко звезд лик в небе сияет,
Драгая слюдва, что сребро, блистает.
Множество жилищ градови равнится,
Вся же прекрасна, — кто не удивится!
А инех красот не леть ми вещати,
Ум бо мой худый не может объяти.
Единем словом, дом есть совершенный,
Царю великому достойне строенный;
По царстей чести и дом зело честный,
Несть лучши его, разве дом небесный.
Седьмь дивных вещей древний мир читаше4,
Осмый див сей дом время имать наше...
«Приветство» написано в связи с завершением строительства царского дворца в с. Коломенском (ныне это село входит в черту Москвы). Постройка была начата в 1666 г. и окончена в 1671 г. Дворец поражал современников 0$оей красотой. В нем было 270 комнат, 3000 окон. Сохранившиеся рисунок Ф. Гильфердинга, акварель Д. Кваренги и деревянная модель Д. Смирнова могут лишь приблизительно передать сказочную роскошь дворца. Терема, башенки, живописные кровли разных типов, шатровые навесы над крыльцами, витые столбики, затейливые решетки, крашеная золоченая резьба, резные ставни и карнизы, фантастические изображения зверей, птиц, растений, печи из ярких цветных изразцов, дубовые резные лавки, зеркала и слюдяные окна — все это производило потрясающее впечатление. Коломенский дворец — образец стиля барокко в русском искусстве.
КУПЕЦТВО
Чин купецкий без греха едва может быти,
На многи бо я злобы, враг обыче лстити;
Изряднее лакомство в купцех обитает,
Еже в многая грехи оны убеждает.
Вопервых, всякий купец усердно желает,
Малоценно да купит, драго да продает.
Грех же есть велий драгость велию творити,
Малый прибыток леть* есть без греха стройти.
Вторый грех в купцех часто есть лживое слово,
Еже ближняго в вещех прелстити готово.
Третий есть клятва во лжу, а та умножённа,
Паче песка на брезе морстем положённа.
Четвертый грех татбою излише бывает,
Таже в мире в мерилех часто ся свершает, —
бо они купуют во меру велику,
А внегда продаяти — ставят не толику;
Инии аще меру и праву имеют,
Но неправо мерити вся вещы умеют;
Инии хитростию вещы отягчают,
Мочаще я, неции худыя мешают.
А вся сия без греха немощна суть быти,
Яко Бог возбраняет сих лукавств творити.
Пятый есть грех: неции лихоимство деют,
Егда цену болшити за время умеют.
Елма* бо мзды чрез время неко ожидают,
Тогда цену вящшую в куплях поставляют.
Шестый грех, егда куплю являют благую,
Потом лестно ставляют ину вещь худую.
Седмый грех, яко порок вещы сокрывают,
Вещь худшую за добру купующым дают.
Осмый — яко темная места устрояют,
Да худыми куплями ближния прелщают,
Да во темности порок купли не узрится,
И тако давый сребро в купли да прелстится.
О, сынове тмы люты! Что сия творите?
Летяще ближния вашы, сами ся морите.
В тму кромешную за тму будете ввержени,
От света присносущна вечно отлучени!
Отложите дела тмы, во свете ходите,
Да взидите на небо небесно живите!
МОНАХ
Монаху подобает в келий седети,
Во посте молитися, нищету терпети,
Искушения врагов силно побеждати
И похоти плотския труды умерщвляти, —
Аще хощет в небеси мзду вечную взята,
Неоскудным богатством преобиловати.
Пагубно же оному по граде ходити,
Из едина в другий дом переходяще пити.
Но увы безчиния! Благ чин погубися,
Иночество в безчинство в многих преложися.
О честных несть зде слово: тыя почитаю,
Безчинныя точию с плачем обличаю.
Не толико миряне чревы работают,
Елико то монаси поят, насыщают.
Постное избравши житие водити,
На то устремишася, дабы ясти, пити...
Множицею есть зрети по стогнам лежащих,
Изблевавших питие и на свет не зрящих,
Мнози колесницами возими бывают,
Полма* мертвии суще, народ соблазняют.
Мнози от вина буи сквернословят зело,
Лают, клевещут, срамят и честныя смело...
Оле развращения! ах, соблазнь велика!
Како стерпети может небесе владыка!
В одеждах овчих волци хищнии бывают,
Чреву работающе, духом погибают.
Узриши еще в ризы красны облеченны,
Иже во убожество полное стрижени.
Ни жених иный тако себе украшает,
Яко инок несмысленый, за что погибает,
Ибо мысль его часто — да от жен любится;
Под красными ризами, увы! дух сквернится,
Таковии ко женам дерзают ходити,
Дружество приимати, ясти же и пити;
Сродство себе с онеми ложне поведают,
Или тетки, матери, сестры нарицают...
Престаните, иноцы, сия зла творити,
Тщитеся древним отцем святым точни быти.
Да идеже они суть во вечной радости,
Будете им общници присныя сладостей!
ПИЯНСТВО
Человек некий винопийца бяше,
Меры в питии хранити не знаше.
Темже многажды повнегда упися,
В очию его всяка вещь двоися,
В едино время прииде до дому
И вся сугуба* зрешася оному.
Име два сына, иже предстояста, —
Ему четыре во очию стаста.
Он нача жену абие мучити,
Дабы ему правду хотела явити,
Когда два сына новая родила
И с коим мужем она приблудила.
Жена всячески его увещаше:
Вино виновно быти сказоваше.
Но он никако хоте веры яти,
Муку жестоку нача умышляти.
Взял есть железо, огнем распаляше,
Ко жене бедней жестоко вещаше:
«Аще ты инем мужем не блужденна,
Сим не будеши огнем опаленна.
Аще же с инем блуд еси творила,
Имать ожещи тя огненна сила».
Бедная жена в люте беде бяше,
Обаче умно к нему глаголаше:
«Рада железо огненное взяти,
Невинность мою тебе показати,
Токмо потщися своею рукою
Подати оно ты на руку мою».
А все железо распаленно бяше,
Чесо пияный во ум не прияше.
Ятся железа, люте опалися,
Болезни ради в мале отрезвися.
И се — два сына точию видяше,
Невинность жены, свою вину знаше,
Срамом исполнен, во печали был есть
И прощения у жены просил есть.
Тако пиянство ум наш помрачает.
Всяк убо того верный да гонзает*!
ВОЗДЕРЖАНИЕ
Воздержание аще безмерно храниши,
Множицею души ти вред велий твориши:
Плоти бо изнемогшей ум не добр бывает, —
Разсуждение в меру вся да устрояет.
Уне есть мерно по вся дни вкушати,
Нежели долго от пищ ся держати:
Пост бо безмерный силу истребляет,
Дух уныния и печаль раждает.
КАЗНЬ ЗА СОЖЖЕНИЕ НИЩИХ
Епископ Могунтийский нищих не любяше,
Туне ядущы мыши оны нарицаше.
Егда же глад во стране велий сотворися,
Тогда число убогих велми умножйся.
Он, нищененавистник, скупством держим бяше,
От демона лукавый совет восприяше.
Собра нищих множество в житницу пространну,
Милостину сказуя им уготованну.
Егда же собраннии от гладу стеняху,
От него хлеба в пищу умилно прошаху,
Рече ко рабом своим: «Се воплствуют мыши;
Восхити кождо пламень, тыя да палиши!»
Раби житницу с теми нищими спалиша,
Веление безбожна мужа исполнйша.
Но злому делу зла казнь Богом сотворися:
Нечестивый епископ червми расточися.
И где либо на стенах имя его бяше,
Дивне род мышей того писма истребляше.
В знамение известно, яко бяше тое
Из книг жизни истренно имя поклятое,
И душа премерзкая яко в ад вержеся,
Червием неусыпным ко снеди дадеся.
От праведна судии прав суд сотворися.
Сия слышай, ко нищим милостив творися,
Да Господь нищых милость свою явит тебе
И питает тя хлебом жизни зде и в небе
Сюжетом для стихотворения послужила популярная средневековая легенда об архиепископе Гатгоне из германского города Метца, относящаяся кX в. На ее сюжет написали баллады Р. Саути и В. А. Жуковский
ЯЗЫК
Малая часть телесе язык человека,
но не виде злейшия ничто же от века,
Ибо аще малое слово изпущает,
хулно или клеветно, многи убивает.
Легко оно исходит, но язву велику
и зело тяжку в сердце деет человеку;
Мягко аер проходит, но в сердце жестоко
вонзает ся и рану творяет глубоко;
Из уст, яко же птенец малый, излетает,
но яко велбуд с горбом абие* бывает.
И никими мерами может ся сокрити,
весть же сердца человек многих озлобити.
Убо разсудно слово всякое пущайте,
да не будет стрелою, прилежно смотряйте;
Аще бо яко стрела пойдет, то вратится
не к языку, но в сердце и смерть приложится
Просветительская деятельность Симеона Полоцкого оказала большое влияние на дальнейшее развитие отечественной религиозно-философской мысли, став своеобразной идеологической и культурологической подготовкой ко многим изменениям в российской жизни, осуществленным позднее Петром I.
