---------------------------------------------------------------Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты / Пер. с фр. - М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998. - 416 с.---------------------------------------------------------------
КНИГА 1
Я хочу исследовать, возможен ли в гражданском состоянии какой-либопринцип управления, основанного на законах и надежного, если принимать людейтакими, каковы они, а законы - такими, какими они могут быть (2). В этомИсследовании я все время буду стараться сочетать то, что разрешает право, стем, что предписывает выгода, так, чтобы не оказалось никакого расхождениямежду справедливостью и пользою (3). Я приступаю к делу, не доказывая важности моей темы. Меня могутспросить: разве я государь или законодатель, что пишу о политике. Будь ягосударь или законодатель, я не стал бы терять время на разговоры о том, чтонужно делать, - я либо делал бы это, либо молчал. Поскольку я рожден гражданином свободного Государства и членом суверена(4), то, как бы мало ни значил мой голос в общественных делах, праваподавать его при обсуждении этих дел достаточно, чтобы обязать меня уяснитьсебе их сущность, и я счастлив, что всякий раз, рассуждая о формахПравления, нахожу в моих розысканиях все новые причины любить образПравления моей страны. Глава I
ПРЕДМЕТ ЭТОЙ ПЕРВОЙ КНИГИ
Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах (5). Иной мнит себяповелителем других, что не мешает ему быть рабом в большей еще мере, чем они(6). Как совершилась эта перемена? Не знаю. Что может придать ей законность?Полагаю, что этот вопрос я смогу разрешить. Если бы я рассматривал лишь вопрос о силе и результатах ее действия, ябы сказал: пока народ принужден повиноваться и повинуется, он поступаетхорошо; но если народ, как только получает возможность сбросить с себя ярмо,сбрасывает его, - он поступает еще лучше; ибо, возвращая себе свободу потому же праву, по какому ее у него похитили, он либо имеет все основаниявернуть ее, либо же вовсе не было оснований ее у него отнимать. Нообщественное состояние - это священное право, которое служит основанием длявсех остальных прав. Это право, однако, не является естественным;следовательно, оно основывается на соглашениях. Надо выяснить, каковы этисоглашения. Прежде чем приступить к этому, я должен обосновать те положения,которые я только что выдвинул. Глава II
О ПЕРВЫХ ОБЩЕСТВАХ
Самое древнее из всех обществ и единственное естественное - это семья(7). Но ведь и в семье дети связаны с отцом лишь до тех пор, пока нуждаютсяв нем. Как только нужда эта пропадает, естественная связь рвется. Дети,избавленные от необходимости повиноваться отцу, и отец, свободный отобязанности заботиться о детях, вновь становятся равно независимыми. Еслиони и остаются вместе, то уже не в силу естественной необходимости, адобровольно; сама же семья держится лишь на соглашении. Эта общая свобода есть следствие природы человека. Первый ее закон -самоохранение, ее - первые заботы те, которыми человек обязан самому себе, икак только он вступает в пору зрелости, он уже только сам должен судить отом, какие средства пригодны для его самосохранения, и так он становится самсебе хозяином. Таким образом, семья - это, если угодно, прообраз политических обществ,правитель - это подобие отца, народ - детей, и все, рожденные равными исвободными, если отчуждают свою свободу, то лишь для своей же пользы. Всяразница в том, что в семье любовь отца к детям вознаграждает его за тезаботы, которыми он их окружает, - в Государстве же наслаждение властьюзаменяет любовь, которой нет у правителя к своим подданным. Гроций отрицает, что у людей всякая власть устанавливается для пользыуправляемых (8): в качестве примера он приводит рабство*. Чаще всего в своихрассуждениях он видит основание права в существовании соответствующегофакта. Можно было бы применить методу более последовательную, но никак неболее благоприятную для тиранов. _____________ * "Ученые розыскания о публичном праве часто представляют собою лишьисторию давних злоупотреблений, и люди совершенно напрасно давали себе трудслишком подробно их изучать". - (Трактат (12) о выгодах Фр [анции] всношениях с ее соседями г-на маркиза д'А[ржансона], напечатанный у Рея вАмстердаме). Именно это и сделал Гроций. По мнению Гроция, стало быть, неясно, принадлежит ли человеческий родкакой-нибудь сотне людей или, наоборот, эта сотня людей принадлежитчеловеческому роду и на протяжении всей своей книги он, как будто,склоняется к первому мнению. Так же полагает и Гоббс (9). Таким образомчеловеческий род оказывается разделенным на стада скота, каждое из которыхимеет своего вожака, берегущего оное с тем, чтобы его пожирать. Подобно тому, как пастух - существо высшей природы по сравнению с егостадом, так и пастыри людские, кои суть вожаки людей, - существа природывысшей по отношению к их народам. Так рассуждал, по сообщению Филона (10),император Калигула, делая из такой аналогии тот довольно естественный вывод,что короли - это боги, или что подданные - это скот. Рассуждение такого Калигулы возвращает нас к рассуждениям Гоббса иГроция. Аристотель прежде, чем все они (11) говорил также, что люди вовсе неравны от природы, но что одни рождаются, чтобы быть рабами, а другие -господами. Аристотель был прав; но он принимал следствие за причину. Всякийчеловек, рожденный в рабстве, рождается для рабства; ничто не может бытьвернее этого. В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от нихосвободиться (13), они начинают любить рабство, подобно тому, как спутникиУлисса (14) полюбили свое скотское состояние*. ___________ * См. небольшой трактат Плутарха, озаглавленный: О разуме бессловесных.Уступать силе - это акт необходимости, а не воли; в крайнем случае, это -акт благоразумия. В каком смысле может это быть обязанностью? Итак, если существуют рабы по природе, так только потому, чтосуществовали рабы вопреки природе. Сила создала первых рабов, их трусостьсделала их навсегда рабами. Я ничего не сказал ни о короле Адаме, ни об императоре Ное (15), отцетрех великих монархов, разделивших между собою весь мир, как это сделалидети Сатурна (16), в которых иногда видели этих же монархов. Я надеюсь, чтомне будут благодарны за такую мою скромность; ибо, поскольку я происхожунепосредственно от одного из этих государей и, быть может, даже от старшейветви, то, как знать, не оказался бы я после проверки грамот вовсе дажезаконным королем человеческого рода? Как бы там ни было, никто не станетотрицать, что Адам был властелином мира, подобно тому, как Робинзон (17) -властелином своего острова, пока он оставался единственным его обитателем, ибыло в этом безраздельном обладании то удобство, что монарху, прочносидевшему на своем троне, не доводилось страшиться ни мятежей, ни войн, низаговорщиков. Глава III
О ПРАВЕ СИЛЬНОГО
Самый сильный никогда не бывает настолько силен, что бы оставатьсяпостоянно повелителем, если он не превратит своей силы в право, аповиновения ему - в обязанность. Отсюда - право сильнейшего; оно называетсяправом как будто в ироническом смысле, а в действительности его возводят впринцип. Но разве нам никогда не объяснят смысл этих слов? Сила - этофизическая мощь, и я никак не вижу, какая мораль может быть результатом еедействия. Предположим на минуту, что так называемое право сильнейшего существует.Я утверждаю, что в результате подобного предположения получится тольконеобъяснимая галиматья; ибо, если это сила создает право, то результатменяется с причиной, то есть всякая сила, превосходящая первую, приобретаети права первой. Если только возможно не повиноваться безнаказанно, значитвозможно это делать на законном основании, а так как всегда прав самыйсильный, то и нужно лишь действовать таким образом, чтобы стать сильнейшим.Но что же это за право, которое исчезает, как только прекращается действиесилы? Если нужно повиноваться, подчиняясь силе, то нет необходимостиповиноваться, следуя долгу; и если человек больше не принуждается кповиновению, то он уже и не обязан это делать. Отсюда видно, что слово"право" ничего не прибавляет к силе. Оно здесь просто ничего не значит. Подчиняйтесь властям. Если это означает - уступайте силе, то заповедьхороша, но излишняя; я ручаюсь, что она никогда не будет нарушена. Всякаявласть - от Бога (18), я это признаю; но и всякая болезнь от Него же: значитли это, что запрещено звать врача? Если на меня в лесу нападает разбойник,значит, мало того, что я должен, подчиняясь силе, отдать ему свой кошелек;но, даже будь я в состоянии его спрятать, то разве я не обязан по совестиотдать ему этот кошелек? Ибо, в конце концов, пистолет, который он держит вруке, - это тоже власть. Согласимся же, что сила не творит право и что люди обязаны повиноватьсятолько властям законным. Так перед нами снова возникает вопрос, поставленныймною в самом начале. Глава IV О РАБСТВЕ (19) Раз ни один человек не имеет естественной власти над себе подобными ипоскольку сила не создает никакого права, то выходит, что основою любойзаконной власти среди людей могут быть только соглашения. Если отдельный человек, говорит Гроций (20), может, отчуждая своюсвободу, стать рабом какого-либо господина, то почему же не может и целыйнарод, отчуждая свою свободу, стать подданным какого-либо короля? Здесьмного есть двусмысленных слов, значение которых следовало бы пояснить;ограничимся только одним из них - "отчуждать". Отчуждать - это значитотдавать или продавать (21). Но человек, становящийся рабом другого, неотдает себя; он, в крайнем случае, себя продает, чтобы получить средства ксуществованию. Но народу - для чего себя продавать? Король не только непредоставляет своим подданным средства к существованию, более того, он самсуществует только за их счет, а королю, как говорит Рабле (22), немало надодля жизни. Итак, подданные отдают самих себя с условием, что у них заберуттакже их имущество? Я не вижу, что у них останется после этого. Скажут, что деспот обеспечивает своим подданным гражданский мир. Пустьтак, но что же они от этого выигрывают, если войны, которые им навязываетего честолюбие, если его ненасытная алчность, притеснения его правленияразоряют их больше, чем это сделали бы их раздоры? Что же они от этоговыигрывают, если самый этот мир становится одним из их бедствий? Спокойножить и в темницах, но разве этого достаточно, чтобы чувствовать себя тамхорошо! Греки, запертые в пещере Циклопа (23), спокойно жили в ней, ожидаясвоей очереди быть съеденными. Утверждать, что человек отдает себя даром, значит - утверждать нечтобессмысленное и непостижимое: подобный акт незаконен и недействителен уже поодному тому, что тот, кто его совершает, находится не в здравом уме.Утверждать то же самое о целом народе - это значит считать, что весь онсостоит из безумцев: безумие не творит право (24). Если бы каждый и мог совершить отчуждение самого себя, то он не можетэтого сделать за своих детей; они рождаются людьми и свободными; их свободапринадлежит им, и никто, кроме них, не вправе ею распоряжаться. До того, какони достигнут зрелости, отец может для сохранения их жизни и для ихблагополучия принять от их имени те или иные условия, но он не может отдатьдетей безвозвратно и без условий, ибо подобный дар противен целям природы ипревышает отцовские права. Поэтому, дабы какое-либо самовластное Правлениестало законным, надо, чтобы народ в каждом своем поколении мог сам решатьвопрос о том, принять ли такое Правление или отвергнуть его; но тогда этоПравление не было бы уже самовластным. Отказаться от своей свободы - это значит отречься от своегочеловеческого достоинства, от прав человеческой природы, даже от ееобязанностей. Невозможно никакое возмещение для того, кто от всегоотказывается. Подобный отказ несовместим с природою человека; лишитьчеловека свободы воли - это значит лишить его действия какой бы то ни былонравственности. Наконец, бесполезно и противоречиво такое соглашение, когда,с одной стороны, выговаривается неограниченная власть, а с другой -безграничное повиновение. Разве не ясно, что у нас нет никаких обязанностейпо отношению к тому, от кого мы вправе все потребовать? И разве уже этоединственное условие, не предполагающее ни какого-либо равноценноговозмещения, ни чего-либо взамен, не влечет за собою недействительноститакого акта? Ибо какое может быть у моего раба право, обращенное противменя, если все, что он имеет, принадлежит мне, а если его право - мое, торазве не лишены какого бы то ни было смысла слова: мое право, обращенноепротив меня же? Гроций и другие видят происхождение так называемого права рабовладенияеще и в войнах (25). Поскольку победитель, по их мнению, вправе убитьпобежденного, этот последний может выкупить свою жизнь ценою собственнойсвободы, - соглашение тем более законное, что оно оборачивается на пользуобоим. Ясно, однако, что это так называемое право убивать порожденных ни вкоей мере не вытекает из состояния войны. Уже хотя бы потому, что люди,пребывающие в состоянии изначальной независимости, не имеют столь постоянныхотношений между собою, чтобы создалось состояние войны или мира; от природылюди вовсе не враги друг другу (26). Войну вызывают не отношения междулюдьми, а отношения вещей, и поскольку состояние войны может возникнуть неиз простых отношений между людьми, но из отношений вещных, постольку неможет существовать войны частной (27), или войны человека с человеком, как вестественном состоянии, где вообще нет постоянной собственности, так и всостоянии общественном, где все подвластно законам. Стычки между отдельными лицами, дуэли, поединки суть акты, не создающиеникакого состояния войны; что же до частных войн, узаконенных УстановлениямиЛюдовика IX (28), короля Франции, войн, что прекращались Божьим миром (29),- это злоупотребления феодального Правления, системы самой бессмысленной(30) из всех, какие существовали, противной принципам естественного права ивсякой доброй политии. Итак, война - это отношение отнюдь не человека к человеку, ноГосударства к Государству, когда частные лица становятся врагами лишьслучайно и совсем не как люди и даже не как граждане*, но как солдаты; некак члены отечества, но только защитники его. ____________ * Римляне, которые знали и соблюдали право войны более, чем какой бы тони было народ в мире, были в этом отношении столь щепетильны, что гражданинуразрешалось служить в войске добровольцем лишь в том случае, когда онобязывался сражаться против врага и именно против определенного врага. Когдалегион, в котором Катон-сын (31) начинал свою военную службу подкомандованием Попилия, был переформирован, Катон-отец написал Попилию (32),что, если тот согласен, чтобы его сын продолжал служить под его началом, тоКатона-младшего следует еще раз привести к воинской присяге, так как перваяуже недействительна, и он не может более сражаться против врага. И тот жеКатон писал своему сыну, чтобы он остерегся принимать участие в сражении, непринеся этой новой присяги. Я знаю, что мне могут противопоставить в этомслучае осаду Клузиума (33) и некоторые другие отдельные факты, но я здесьговорю о законах, обычаях. Римляне реже всех нарушали свои законы, и у ниходних были законы столь прекрасные. Наконец, врагами всякого Государства могут быть лишь другиеГосударства, а не люди, если принять в соображение, что между вещамиразличной природы нельзя установить никакого подлинного отношения. Этот принцип соответствует также и положениям, установленным во всевремена, и постоянной практике всех цивилизованных народов. Объявление войныслужит предупреждением не столько Державам, сколько их подданным. Чужой,будь то король, частный человек или народ, который грабит, убивает илидержит в неволе подданных, не объявляя войны государю, - это не враг, аразбойник. Даже в разгаре войны справедливый государь, захватывая вовражеской стране все, что принадлежит народу в целом, при этом уважаетличность и имущество частных лиц; он уважает права, на которых основаны егособственные. Если целью войны является разрушение вражеского Государства, топобедитель вправе убивать его защитников, пока у них в руках оружие; но кактолько они бросают оружие и сдаются, переставая таким образом быть врагамиили орудиями врага, они вновь становятся просто людьми, и победитель неимеет более никакого права на их жизнь (34). Иногда можно уничтожитьГосударство, не убивая ни одного из его членов. Война, следовательно, недает никаких прав, которые не были бы необходимы для ее целей. Это - непринципы Гроция, они не основываются на авторитете поэтов, но вытекают изсамой природы вещей и основаны на разуме. Что до права завоевания, то оно основывается лишь на законе сильного.Если война не дает победителю никакого права истреблять побежденных людей,то это право, которого у него нет, не может служить и основанием права на ихпорабощение. Врага можно убить только в том случае, когда его нельзя сделатьрабом, следовательно: право поработить врага не вытекает из права его убить(35); значит, это несправедливый обмен заставлять его покупать ценою свободысвою жизнь, на которую у победителя нет никаких прав. Ибо разве не ясно, чтоесли мы будем основывать право жизни и смерти на праве рабовладения, а праворабовладения на праве жизни и смерти, то попадем в порочный круг? Даже если предположить, что это ужасное право всех убивать существует,я утверждаю, что раб, который стал таковым во время войны, или завоеванныйнарод ничем другим не обязан своему повелителю, кроме как повиновением дотех пор, пока его к этому принуждают. Взяв эквивалент его жизни, победительвовсе его не помиловал: вместо того, чтобы убить побежденного без всякойвыгоды, он убил его с пользою для себя. Он вовсе не получил над ним никакойвласти, соединенной с силою; состояние войны между ними продолжается, какпрежде, сами их отношения являются следствием этого состояния, а применениеправа войны не предполагает никакого мирного договора. Они заключилисоглашение, пусть так; но это соглашение никак не приводит к уничтожениюсостояния войны (36), а, наоборот, предполагает его продолжение. Итак, с какой бы стороны мы ни рассматривали этот вопрос, праворабовладения недействительно не только потому, что оно незаконно, но также ипотому, что оно бессмысленно и ничего не значит. Слова "рабство" и "право"противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга. Такая речь: "я стобой заключаю соглашение полностью за твой счет и полностью в мою пользу,соглашение, которое я буду соблюдать, пока это мне будет угодно, и котороеты будешь соблюдать, пока мне это будет угодно" - будет всегда равно лишенасмысла независимо от того, имеются ли в виду отношения человека к человекуили человека к народу. Глава V
