умеренностью наказаний и наград, правилами философии, морали и религии,
соответствующими характеру данного народа, разумным применением правил чести.
наказанием посредством стыда, радостями постоянного житейского благополучия и
мирного благоденствия; и если бы он опасался, что людей, привыкших к жестоким карам,
не будут сдерживать более легкие наказания, то стал бы действовать постепенно и
осторожно и, начав со смягчения наказаний за легкие провинности, дошел бы до
видоизменения их за все виды преступлений.
Но деспотизм не знает этих приемов; не такими путями ведет он людей. Он может
злоупотреблять собою — и только. В Японии он напряг все свои силы и превзошел в
жестокости себя самого.
Чтобы продолжать управлять людьми, напуганными и освирепевшими, ему пришлось
непрестанно усиливать жестокость своего управления.
Таков источник, таков дух законов Японии. Но в этих законах больше ярости, чем силы.
Им удалось искоренить христианство, но самая чрезмерность их усилий служит
доказательством их слабости. Они хотели создать хорошую полицию и еще более
обнаружили свое бессилие.
В Меако было задушено и убито невероятное количество людей. Негодяи похищали
молодых девушек и мальчиков. Потом похищенных находили каждый день в самые
неожиданные часы, выставленными в публичных местах нагими и зашитыми в холщовые
мешки, чтобы они не знали мест, по которым их проводили; там грабили все, что хотели;
распарывали животы лошадям, чтобы повергнуть на землю всадников; опрокидывали
кареты, чтобы обобрать женщин. Когда голландцам сказали, что им нельзя провести ночь
на подмостках, не рискуя быть убитыми, они спустились оттуда и т. д.
Попутно я хочу отметить еще одну своеобразную черту. Император, предаваясь гнусным
наслаждениям, не помышлял о браке: он рисковал умереть, не оставив наследника. Дейро
прислал ему двух очень красивых девушек; он женился на одной ради приличия, но не
имел с нею никаких сношений. Его кормилица приводила к нему самых красивых женщин
империи, но и это не помогло: дочь оружейника, наконец, его пленила; он решился и имел
от нее сына. Придворные дамы, возмущенные тем, что он предпочел им особу столь
низкого происхождения, задушили ребенка. Это преступление скрыли от императора:
иначе он пролил бы потоки крови. Так самая жестокость законов препятствует их
соблюдению. Когда наказание безмерно, ему часто приходится предпочитать
безнаказанность.
ГЛАВА XIV
О духе римского сената
В консульство Ацилия Глабрия и Пизона был издан закон Ацилия для прекращения
происков искателей должностей. Дион говорит, что сенат побудил консулов предложить
этот закон потому, что трибун К. Корнелий задумал ввести ужасные кары против этого
преступления и народ ему сочувствовал. Сенат полагал, что неумеренные кары, конечно,
устрашат умы, но вместе с тем будут иметь и то последствие, что никто уже не решится
ни обвинять, ни осуждать, между тем как при более умеренных наказаниях найдутся и
судьи, и обвинители.
ГЛАВА XV
О наказаниях в римском законодательстве
Я убеждаюсь в правильности моих основных положений, видя, что они подтверждаются
историей римлян; я не могу сомневаться в том, что характер наказаний зависит от
природы правления, когда вижу, что этот великий народ изменял в данном отношении
свои гражданские законы по мере того, как он изменял политические законы.
Законы царей, которые были созданы для народа, состоящего из беглецов, рабов и
разбойников, были очень суровы. Дух республики требовал, чтобы децемвиры не
включали этих законов в свои двенадцать таблиц; но люди, мечтавшие о тирании, не
считали нужным руководствоваться духом республики.
Тит Ливий говорит, что мучительная казнь Метия Суффиция, и диктатора Альбы,
который по приговору Тулла Гостилия был разорван двумя телегами, явилась первой и
последней казнью, свидетельствовавшей о забвении чувства человечности. Он ошибается:
законы двенадцати таблиц изобилуют очень жестокими постановлениями.
Яснее всего обнаруживается замысел децемвиров в назначении смертной казни поэтам и
авторам памфлетов. Это совсем не в духе республики, где народ любит видеть унижение
сильных. Но люди, замышлявшие уничтожить свободу, опасались писаний, которые
могли напомнить о духе свободы.
После изгнания децемвиров исчезли почти все их законы, устанавливавшие наказания.
Формально они не были отменены, но и не применялись после того, как закон Порция
запретил казнить смертью римского гражданина.
Вот эпоха, к которой можно отнести заявление Тита Ливия, сказавшего о римлянах, что
никогда еще ни один народ не проявил большего, чем они, сочувствия к смягчению кар.
Прибавив к мягкости наказаний право обвиняемого удалиться до суда в изгнание, мы
увидим, что римляне неуклонно руководились этим духом, столь естественным, как я уже
говорил, в республике.
Сулла, смешавший свободу с анархией и тиранией, создал законы Корнелия. Он, по-
видимому, создавал законы только для того, чтобы создавать преступления. Так, назвав
множество действий убийством, он везде находил убийц, и, действуя способами,
нашедшими в дальнейшем столько последователей, ставил ловушки, сеял тернии и
разверзал пропасти на пути каждого гражданина.
Почти все законы Суллы угрожали только лишением воды и огня. Цезарь добавил к этому
конфискацию имущества ввиду того, что богачи, сохраняя в изгнании свои богатства,
совершали преступления с большей смелостью.
Учредив военное правление, императоры вскоре почувствовали, что оно столь же пагубно
для них самих, как и для их подданных; они стали придумывать средства смягчить его и
сочли нужным установить различные звания и внушить почет к этим званиям.
Правление несколько приблизилось к монархическому, и наказания были разделены на
три класса: самые легкие — для первых людей в государстве, более суровые — для лиц
менее высокого ранга и, наконец, самые тяжелые — для людей самого низкого
положения.
Жестокий и глупый Максимин вместо того, чтобы смягчить военное правление, только,
так сказать, раздражил его. Сенат, говорит Капитолин, то и дело слышал, что одних
казнили распятием, других выставляли на растерзание зверям или зашивали в кожи только
что убитых зверей, нисколько не считаясь с их званием. Он, по-видимому, вдохновлялся
идеалом военной дисциплины, по образцу которой думал управлять делами
гражданскими.
В Размышлениях о причинах величия и падения римляне рассказано, как Константин
преобразовал военный деспотизм в деспотизм военно-гражданский и приблизился к
монархии; там же можно проследить различные перевороты в этом государстве и увидеть,
как в нем постепенно совершался переход от строгости к беспечности и от беспечности к
безнаказанности.
ГЛАВА XVI
О точном соответствии между наказанием и преступлением
Необходимо, чтобы между наказаниями существовала взаимная гармония; законодатель
должен стремиться к тому, чтобы в первую очередь не совершалось крупных
преступлений, которые наносят обществу больший вред, чем менее серьезные.
Один самозванец, назвавшийся Константином Дука, поднял крупное восстание в
Константинополе. Он был схвачен и приговорен к плетям; но за клевету на
высокопоставленных особ его приговорили к сожжению. Это очень странное
распределение кар за преступление оскорбления величества и за преступление клеветы.
Этот пример приводит нам на память слова Карла II, короля Англии. Однажды он увидал
на дороге человека, привязанного к позорному столбу, и спросил, за что он наказан.
«Государь,— отвечали ему,— он сочинял пасквили на ваших министров». «Вот глупец,—
сказал король,— отчего он не сочинял их против меня? Ему бы ничего не сделали».
«Семьдесят человек составили заговор против императора Василия. Он велел их
подвергнуть бичеванию; им опалили волосы на голове и теле. Однажды олень ухватил его
рогами за пояс. Некто из его свиты обнажил меч, разрезал пояс и выручил императора. Он
приказал отрубить этому человеку голову за то, что тот обнажал против него меч». Кто бы
мог подумать, что оба эти приговора были вынесены при одном и том же государе?
У нас очень дурно делают, что назначают равное наказание за грабеж на большой дороге
и за грабеж, сопровождающийся убийством. Очевидно, что тут следовало бы в видах
общественной безопасности установить некоторое различие в наказаниях.
В Китае разбойников рассекают на части, а простых воров — нет, благодаря этому
различию там воруют, но не убивают.
В Московском государстве, где воров и убийц наказывают одинаково, грабеж всегда
сопровождается убийством. Мертвые, говорят там, ничего не расскажут.
Если нет различия в наказаниях, то надо внести различие в надежду на облегчение участи.
В Англии не убивают, потому что воры могут надеяться на ссылку в колонии. а убийцы —
нет.
Указы о помиловании — великий рычаг умеренной монархии. Право помилования,
которым обладает государь, при благоразумном применении может приводить к весьма
благотворным последствиям. Принцип деспотического государства, которое не прощает и
которому так же никогда не прощают, лишает его этих выгод.
ГЛАВА XVII
О пытке преступников или допросе с пристрастием
Вследствие того, что люди дурны, закон обязан считать их лучшими, чем они есть. Так,
заявление двух свидетелей полагается достаточным для наказания всех преступлений.
Закон верит им, как будто устами их говорит сама истина. Положено также считать
законным всякого ребенка, зачатого во время брака; закон доверяет матери, как будто она
— воплощенное целомудрие. Но пытка преступников не является такой же
необходимостью. Мы знаем ныне очень благоустроенное государство (Имеется в виду
Англия), которое отменило ее без всяких для себя неудобств. Следовательно, она не
является необходимой по своей природе.
Против этого обычая писало столько искусных писателей и великих гениев, что я не смею
говорить после них. Я хотел было сказать, что он может быть уместным в деспотических
государствах, где все, что внушает страх, становится одной из пружин правления; я хотел
было сказать, что у греков и римлян рабы… Но я слышу голос природы, вопиющий
против меня.
ГЛАВА XVIII
О денежных и телесных наказаниях
Наши отцы, германцы, допускали только денежные наказания. Эти воинственные и
свободные люди полагали, что их кровь должна проливаться лишь на поле битвы.
Японцы, напротив, отвергают такого рода наказания под тем предлогом, что они не
затронут богатых людей. Но разве богатые люди не боятся утраты своих имуществ? Разве
денежные наказания не могут быть соразмерны богатству? И, наконец, разве нельзя
соединить эти наказания с бесчестием?
Хороший законодатель избирает средний путь: он не всегда карает денежными штрафами
и не всегда приговаривает к телесному наказанию.
ГЛАВА XIX
О законе талиона (возмездия)
Деспотические государства, где любят простые законы, широко пользуются законом
талиона. Государства умеренные также иногда его допускают; но здесь есть та разница,
что в первых он действует со всею строгостью, между тем как вторые почти всегда его
смягчают.
Законы двенадцати таблиц допускали два решения в делах такого рода; они присуждали к
талиону только в таком случае, когда жалобщик не соглашался на иное удовлетворение.
После приговора можно было уплатить протори (судебные издержки) и убытки, и
телесное наказание превращалось в денежное.
ГЛАВА XX
О наказании детей их отцами
В Китае наказывают отцов за проступки их детей. Тот же обычай был в Перу. Это опять-
таки одно из проявлений идей деспотизма.
Сколько бы ни говорили, что в Китае наказывают отцов за то, что они не пользовались
отеческою властью, которая установлена природой и усилена в этой стране законами, все
же этот обычай предполагает, что у китайцев нет чести. У нас и отцы, дети которых
присуждены к казни, и дети, отцы которых подверглись той же участи, настолько же
наказаны стыдом, насколько в Китае они были бы наказаны лишением жизни.
ГЛАВА XXI
О милосердии государя
Милосердие есть отличительное качество монархов. В республике, принцип которой —
добродетель, оно менее необходимо. В деспотическом государстве, где царствует страх,
оно встречается реже, так как там надо сдерживать высокопоставленных лиц государства
примерами строгости. В монархиях, где управляет честь, часто требующая того, что
запрещает закон, милосердие более необходимо. Опала там равносильна каре; даже
формальности судопроизводства являются наказаниями.
Стыд подкрадывается там со всех сторон и создает самые своеобразные роды наказаний.
Высокопоставленные лица чувствуют себя столь сильно наказанными немилостью
государя, потерей — часто лишь воображаемой — своего благополучия, репутации,
привычек, удовольствий, что строгость по отношению к ним становится излишней; она
могла бы только привести к утрате подданными той любви, которую они питают к особе
государя, и того уважения, которое они должны иметь к положению в обществе.
Непрочность положения высокопоставленных лиц соответствует природе деспотического
правления, безопасность их соответствует природе монархии.
Монархи могут так много выиграть милосердием, оно вызывает к ним такую любовь,
приносит им столько славы, что почти всегда возможность оказать милосердие есть для
них счастье; а в наших странах в этих возможностях нет недостатка.
У них могут оспаривать какую-нибудь часть их власти, но почти никогда не восстают
против всей их власти; и если им иногда приходится бороться за корону, то они никогда
не имеют надобности бороться за жизнь.
Но, спросят нас, когда же следует наказывать? Когда следует прощать? Это легче
почувствовать, так как никаких предписаний на этот счет дать нельзя.
Случаи, когда миловать опасно, вполне ясны, и не трудно увидеть разницу между
милосердием и тем слабодушием, которое заставляет государя пренебрегать наказаниями
и доводит его до невозможности налагать их.
Император Маврикий решил никогда не проливать крови своих подданных. Анастасий
совсем не карал преступников. Исаак-Ангел поклялся никого не лишать жизни в течение
своего царствования. Греческие императоры забыли, что они не напрасно носят меч.
КНИГА СЕДЬМАЯ
Влияние различных принципов трех видов правления на роскошь
и законы против роскоши, а также на положение женщин
ГЛАВА I
О роскоши
Роскошь всегда пропорциональна неравенству состояний. При равном распределении
богатств в государстве роскоши не будет, так как она основана лишь на тех удобствах,
которые люди доставляют себе посредством труда других людей.
Для равного распределения богатств надо, чтобы закон давал каждому лишь необходимое
для жизни. Имея больше этого, одни будут тратить, другие приобретать, и установится
неравенство.
Если мы определим необходимое для жизни некоторой суммой, то роскошь тех, которые
имеют одно необходимое, будет равна нулю; у тех, которые имеют вдвое больше, чем
первые, она будет равна единице; у тех, которые имеют вдвое больше, чем вторые, она
будет равна трем; у тех, которые имеют вдвое больше, чем третьи, она будет равна семи;
так что, при предположении, что имущество каждого последующего лица вдвое больше
имущества лица предыдущего, роскошь будет возрастать путем удвоения каждой
предшествующей цифры с прибавлением единицы, по прогрессии: 0, 1, 3, 7, 15, 31, 63,
В республике Платона роскошь могла быть определена с полной точностью. Там было
установлено четыре разряда ценза — первый на той границе, где кончается бедность, а
второй, третий, четвертый были вдвое, втрое и вчетверо больше первого. В первом
разряде роскошь равнялась нулю, во втором она была равна единице, в третьем – двум, в
четвертом — трем, т. е. возрастала в арифметической прогрессии.
Что же касается до сравнения роскоши у разных народов, то она в каждом государстве
определяется отношением неравенства богатств различных граждан к неравенству
богатств различных государств. В Польше, например, неравенство состояний доведено до
крайности; но бедность страны в целом не допускает в ней такой роскоши, которая
встречается в более богатых государствах.
Роскошь пропорциональна также и величине городов, особенно столиц, так что она
определяется отношением богатства государства к неравенству состояний отдельных лиц
и к количеству людей, собранных в известных местах.
Чем больше собрание людей, тем люди тщеславнее и тем сильнее ощущают они желание
выделиться какими-нибудь мелочами. Если количество их так велико, что они в
большинстве незнакомы друг с другом, то стремление выделиться у них усугубляется, так
как увеличивается надежда на успех. Надежду эту подает роскошь; каждый усваивает себе
признаки положения, которое выше его собственного. Но усиленная жажда отличий
приводит к равенству, которое уничтожает возможность отличиться; так как все хотят
быть заметными, то уже никого нельзя заметить.
Все это порождает большие неудобства. Лица, отличающиеся в какой-нибудь профессии,
назначают за произведения своего искусства какую им угодно цену; самые
посредственный дарования следуют их примеру; нет более соответствия между
средствами и потребностями. Если я вынужден вести тяжбу, то необходимо, чтобы у меня
были средства нанять адвоката; если я болен, надо, чтобы я имел возможность пригласить
доктора.
Некоторые полагали, что при таком скоплении народа в столице слабеет торговля
вследствие того, что люди уже не находятся на известном расстояния друг от друга. Я так
не думаю: у людей больше становится желаний, больше потребностей, больше прихотей,
когда они собираются вместе.
ГЛАВА II
О законах против роскоши при демократическом правлении
Я только что сказал, что __________в республике, где имущества распределены поровну, совсем не
может быть роскоши; так как это равное распределение было, как показано в пятой книге,
причиной превосходного состояния одной республики, то отсюда следует, что республика
тем совершеннее, чем меньше в ней роскоши. Ее не было у древних римлян, не было и у
спартанцев; и в республике, где равенство не совсем утрачено, дух торговли, трудолюбия
и добродетели дает каждому и возможность, и желание обходиться собственными
средствами, вследствие чего там не бывает большой роскоши.
Законы о переделе земель, которых так настойчиво домогались в некоторых республиках,
были по своей природе очень благодетельны. Они могут быть опасны лишь как
мероприятие внезапное. Внезапно уменьшая богатства одних и увеличивая состояния
других, они производят переворот в каждой семье и должны привести к общему
перевороту во всем государстве.
По мере того как в республике водворяется роскошь, умами овладевают частные
интересы. Людям, которые довольствуются одним необходимым, не остается желать
ничего, кроме славы для себя и отечества. Но душа человека, развращенного роскошью,
имеет много иных желаний. Она вскоре станет врагом законов, которые стесняют ее.
Роскошь, с которой познакомился гарнизон Реджии, побудила его к избиению жителей.
Когда римляне развратились, желания их стали безмерны. Об этом можно судить по росту
цен. Кружка фалернского вина стоила 100 римских динариев; бочонок понтийской
солонины — 400 динариев; хороший повар — 4 таланта; молодые мальчики и цены не
имели. И когда всех увлекло неудержимое стремление к роскоши, что стало с
добродетелью?
ГЛАВА III
О законах против роскоши при аристократическом правлении
Дурно устроенная аристократия несчастна тем, что там знать обладает богатствами, а
пользоваться ими не может. Роскошь, так как она противна духу умеренности, должна
быть изгнана из этого государства. Население такого государства состоит из людей очень
бедных, которые не имеют возможности получать, и очень богатых, которые не имеют
возможности тратить.
В Венеции законы принуждали знатных людей к умеренности, и те так привыкли к
бережливости, что одни только куртизанки умели выманивать у них деньги. Этим
пользовались для поддержания промышленности. Презренные женщины безопасно
предавались роскоши, между тем как их данники вели самую скромную и незаметную
жизнь.
Благоустроенные греческие республики имели на этот счет превосходные установления.
Богачи тратили свои деньги на устройство празднеств и музыкальных хоров, на
колесницы и лошадей для состязаний в беге, на исполнение должностей, сопряженных с
большими расходами. Богатство было столь же тягостно, как и бедность.
ГЛАВА IV
О законах против роскоши в монархиях
Сейоны (Сейоны жили на-территории современной Швеции), народ германского
племени, почитают богатства, говорит Тацит, вследствие чего они живут под управлением
одного. Это значит, что роскошь особенно свойственна монархии и что в монархии не
должно быть законов против роскоши.
Так как неравное распределение богатств вытекает из самого устройства монархии, то
роскошь там неизбежна. Если богатые будут мало тратить, то бедным придется умирать с
голоду. Необходимо даже, чтобы траты богатых были пропорциональны неравенству
состояний и чтобы, как мы уже сказали, роскошь возрастала в той же самой пропорции.
Отдельные богатства увеличились только потому, что часть граждан была лишена
необходимого для жизни; надо, следовательно, чтобы эти граждане вновь получили
утраченное.
Итак, для поддержания монархического государства роскошь должна возрастать от
земледельца к ремесленнику — к торговцу — к знати — к чиновникам — к вельможам —
к главным откупщикам государственных доходов — к государю; иначе все погибнет.
В правление Августа римскому сенату, состоявшему из важных сановников, юристов и
людей, преданных идеям прошлого, было предложено заняться исправлением нравов и
ограничением роскоши среди женщин. Интересно читать у Диона о том, как искусно
отклонил император неуместные требования сенаторов: ведь он основывал монархию и
уничтожал республику.
В царствование Тиберия эдилы внесли в сенат предложение о восстановлении древних
законов против роскоши. Государь, не лишенный проницательности, воспротивился
этому. «При настоящем положении вещей, — сказал он, — это погубило бы государство.
Как стал бы существовать Рим? Как стали бы существовать провинции? Мы были
умеренны, пока мы были гражданами одного только города, теперь же мы потребляем
богатства всего мира и заставляем работать на себя господ и рабов». Он ясно видел, что в
законах против роскоши уже не было надобности.
Когда при том же императоре сенатору предложили запретить губернаторам брать с
собою в провинции своих жен вследствие производимых ими там соблазнов, это
предложение также было отвергнуто. Возразили, что «суровость древних теперь уже
уступила место более приятному образу жизни». Люди чувствовали, что теперь нужны
иные нравы.
Итак, роскошь необходима для монархических государств; необходима она также и для
государств деспотических. В первых государствах она является особым видом
употребления предоставленной людям свободы; во-вторых — особым видом
злоупотребления теми выгодами, которые люди могут извлекать из своего рабства; раб,
поставленный своим господином в качестве тирана над его другими рабами и
неуверенный в своем завтрашнем дне, не знает другого наслаждения, кроме
удовлетворения своего тщеславия, сладострастия и своих минутных прихотей.
Все это приводит к заключению, что республики погибают от роскоши, а монархии — от
бедности.
ГЛАВА V
В каком случае законы против роскоши полезны в монархии
Законы против роскоши, появившиеся в первой половине XIII столетия в Арагонии, были
созданы в духе республики, если только при этом не преследовалось каких-то особых
целей. Иаков I приказал, чтобы король и все его подданные не имели за своими обедами
более двух сортов мяса, приготовленных каждое по одному только способу, за
исключением убитой ими самими дичи.
В наши дни в Швеции тоже издаются законы против роскоши, но с иною целью, чем в
Арагонии.
Государство может создавать законы против роскоши в целях безусловной умеренности;
таков дух этих законов в республике, и, судя по характеру законов Арагонии, они
преследовали именно такую цель.
Но законы против роскоши могут также иметь целью лишь относительную умеренность в
том, например, случае, когда государство запрещает ввозить иностранные товары, видя,
что ввоз этих товаров вследствие их высоких цен потребует такого вывоза его
собственных товаров, что ему придется испытывать больше лишений вследствие вывоза,
чем удовлетворения вследствие ввоза. Таков дух законов, созданных в наши дни в
Швеции, и это единственные законы против роскоши, которые уместны в монархиях.
Вообще, чем государство беднее, тем более оно разоряется от относительной роскоши и
тем более, следовательно, оно нуждается в законах против относительной роскоши. Чем
государство богаче, тем более оно обогащается относительной роскошью и тем более оно
должно воздерживаться от законов против этого вида роскоши. Все это мы подробнее
объясним в книге о торговле. Здесь же речь идет лишь о роскоши безусловной.
ГЛАВА VI
О роскоши в Китае
В некоторых государствах существуют особые причины, требующие издания законов
против роскоши. Народонаселение вследствие благоприятного климата может настолько
возрасти, а средства к его существованию могут стать настолько ненадежными, что явится
необходимость заставить его заниматься исключительно земледелием. В таких
государствах роскошь опасна, и законы против нее должны быть очень строги.
Таким образом, желая узнать, следует ли поощрять роскошь или противодействовать ей,
надо прежде всего взвесить соотношение между численностью населения и его
средствами к жизни. В Англии земля производит гораздо больше хлеба, чем нужно для
прокормления как тех, кто обрабатывает землю, так и тех, кто изготовляет одежду;
поэтому там могут существовать разные бесполезные ремесла, а следовательно, и
роскошь. Во Франции родится довольно хлеба для пропитания земледельцев и людей,
занятых мануфактурой. Кроме того, торговля с иностранцами может дать в обмен на
предметы роскоши столько необходимых вещей, что там совсем не следует опасаться
роскоши.
В Китае, напротив, женщины так плодовиты и народонаселение увеличивается с такой
быстротой, что земля, как бы ее ни обрабатывали, едва может его прокормить. Поэтому
роскошь там пагубна, а дух трудолюбия и экономии столь же желателен, как в любой
республике. Люди должны там заниматься производством предметов необходимости,
избегая производства предметов роскоши.
Вот образчик прекрасных указов китайских императоров. «Наши предки, — говорит один
из императоров династии Танг, — держались того правила, что если есть мужчина,
который не пашет, и женщина, которая не прядет, то кто-нибудь в империи вследствие
этого страдает от холода или голода.» И в силу этого правила он повелел разрушить
множество монастырей бонз.
Третий император двадцать первой династии, которому показали несколько драгоценных
камней, найденных в шахте, велел эту шахту закрыть, не желая обременять свой народ
работой на дело, которое не могло ему доставить ни пищи, ни одежды.
«Наша роскошь дошла до того, — говорит Киявенти, — что народ украшает шитьем
башмаки тех самых мальчиков и девочек, которых ему приходится продавать вследствие
нищеты». Когда столько людей занято изготовлением одежды для одного, то как не быть
людям, которые нуждаются в одежде? Когда на одного, возделывающего землю,
приходится десять, поедающих ее плоды, то как не быть людям, которые нуждаются в
пище?
ГЛАВА VII
Роковые последствия роскоши в Китае
Из истории Китая видно, что там было двадцать две сменивших друг друга династии; это
