Не менее трудно вырасти в нашей стране настоящей женщиной

Полина, 6 лет.

Говорит о том, что у нее будет хороший же­них, муж.

— А знаешь, как я его выбирать буду?

Я камень положу на дорогу и как будто зап­нусь и упаду, кто мимо пройдет, тот нехоро­ший, а кто меня поднимет, тот хороший, доб­рый, я с ним жениться буду.

Из Интернета

Каждая эпоха выдвигает свои требования к тому, каким кому быть. Социальные требования оставляют свой отпечаток. В резуль­тате, бабушка, выращенная в институте благородных девиц, будет давать одно послание своим дочерям, а бабушка — комсомолка времен 20-х годов, когда секс по простоте исполнения приравни­вался к выпитому стакану воды, другое.

Последующие война и социализм сделали из наших женщин, главным образом, матерей и работниц. Быть матерью всегда было почетно. Святость задачи и важность функции сделали образ матери непререкаемо желательным. Просто любящая и любимая женщина не могла претендовать на такую же поддержку в обще­ственном мнении, как мать, пусть даже не самая вовлеченная в вос­питание, не самая успешная. И мать — это, действительно, чрез­вычайно важная для общества роль. Но роль матери — это не единственная функция, которую выполняет женщина. Хозяйка дома, любимая, жена, подруга, спутница, профессионал и т.д. Так много других ролей! Но социалистическому обществу нужен был лишь ограниченный репертуар женских ролей. Хозяйка дома, мать и профессионал — вот то, чего по большей части нашему обще­ству было достаточно. И этим русские женщины до сих пор при­влекательны для многих зарубежных женихов. Русская женщина вынослива, добра, образованна, непритязательна, умеет заботить­ся, ухаживать и работать.

Красота и особенно сексуальная привлекательность женщины вызывали в нашем социалистическом обществе напряжение. В советской стране, где, как было сказано в одной телевизионной передаче, «секса не было», женщина ни в коей мере не должна была представлять себя привлекательным объектом и уж во всяком слу­чае — не сексуально привлекательным. Страна, много лет сражав­шаяся со всем, что приносит западная мода, боролась и с сексу­альностью наших женщин, боясь влияния «западного порока». Поэтому женщина, отважившаяся быть привлекательной, могла навлечь на себя гнев и недовольство... других окружающих ее жен­щин, поскольку мужчинам женская привлекательность всегда нра­вилась, она совершенно соответствует мужской природе.

Итак, привлекательная женщина вызывала естественное вол­нение и напряжение у окружающих ее мужчин и недовольство, скрытую зависть и злобу у окружающих ее женщин, поскольку могла позволить себе то, что они тоже хотели, но не решались. Ее награждали нелестными эпитетами, женщины часто несправедли­во лишали ее своего общества. Не каждая была способна выдер­жать такой накал страстей вокруг своей персоны. Проще было стать как все, скрывая свою сексуальность и привлекательность за мате­ринской заботой или повышенным трудовым энтузиазмом. Тем самым страна как бы сохраняла свое лицо, но создавала себе про­блему.

Женщина, отказавшаяся от своей сексуальности, страдает не только эмоционально, лишаясь радости, но и телесно: достаточно быстро у нее развиваются разные гинекологические заболевания, поскольку тело не прощает предательства и пренебрежения по от­ношению к нему. При этом женщина поневоле заставляет стра­дать и своего мужчину, также лишающегося возможности проявить свою сексуальность, во всяком случае, со своей женой. Так уж сло­жилось, что мужчину, решившегося на проявление своей сексу­альности вне семьи, снисходительно понимают, а женщину, сде­лавшую то же самое, сурово порицают, часто не прощая ей этого шага.

Детям предпочитают не говорить о сексе ничего, во-первых, потому что не знают, как говорить об этом, во-вторых, наивно надеются, что эта тема как-то минует и не затронет их детей. Поэтому разговора об этом не случается, но трансляция, иду­щая от родителей, скорее всего, состоит в том, что секс — это «грязно», «опасно» или в лучшем случае «очень неприлично». Таким образом, ребенок вырастает, имея странные отношения с собственным телом. Желания его тела объявлены взрослым миром неправильными, он растет, стыдясь, понимая, что радо­сти тела существуют, но запретны, а значит, их просто лучше скрывать.

Невинная детская мастурбация вызывает во взрослых панику, грозящую перерасти в катастрофу. Им начинают мерещиться страшные картины развращенности собственного ребенка, и они обрушиваются на ребенка, стыдя его и ругая, навсегда связывая в его сознании желание и стыд. С большой степенью вероятности он теперь всю оставшуюся жизнь будет испытывать стыд за любое удовольствие в своей жизни, и почти со стопроцентной вероятно­стью — стыд за проявление своей сексуальности.

Одно из самых страшных событий, которое грозило молодой сексуальной девушке, было — «принесешь в подоле». Безусловно, нет ничего хорошего в ранней беременности, но лишать своего ребенка, оказавшегося в сложной ситуации, поддержки, покры­вать позором, выгонять из дому, отрекаться... все это чрезмерные реакции, и они могли быть характерны только для родителей, чья сексуальность уже кем-то искалечена и изломана. А таких исто­рий, как мы знаем, было немало.

Неумение и неспособность советской женщины быть женщи­ной создавали много проблем, отголоски которых слышны до сих пор и еще долго останутся неразрешимы.

Прежде всего, женщина-мать могла передать собственной до­чери только опыт того, как быть матерью. Девочке, выросшей на этой модели, иногда вообще трудно найти мужчину, ибо она не умеет и не знает, как обходиться с собственной привлекательнос­тью. Если мужчина все же находится, то ей ничего не остается, как стать такой же женщиной-матерью, в том числе для собственного мужа. Известно, что в отношениях в паре такая материнская роль часто приветствуется мужчиной, поскольку он окружен заботой и вниманием, но сексуальное желание между супругами неизбежно довольно быстро пропадает, ведь нельзя же заниматься сексом с собственной матерью.

Постепенно мужчина волей-неволей начинает искать дру­гие возможности, что ранит его жену и часто разрушает брак. Таким образом, наша девочка, выращенная женщиной-матерью, становится несчастной, ее муж объявляется «кобелем» или «не­годяем», ее дети становятся свидетелями того, как сексуальность разрушает семью. Девочке в этой семье еще раз преподается урок того, как разрушительны потребности тела, а мальчик выраста­ет с подсознательной виной за то, что он сын своего отца, тоже мужчина, имеющий свои сексуальные притязания. Детям, та­ким образом, легко внушить стыд и вину за потребности своего тела. Причем, на мой взгляд, девочкам чаще достается стыд, а мальчикам вина.

Привычная модель женщины-матери ведет к еще одной про­блеме, с гораздо более серьезными последствиями. Сексуально неудовлетворенные мужья женщин-матерей, не решающиеся на «измену», нередко становятся теми, кто в том или ином виде осу­ществляют сексуальное домогательство по отношению к своим детям, в основном под влиянием алкоголя, поскольку в трезвом состоянии все-таки срабатывает табу на сексуальные проявления к собственному ребенку. Больше всего, конечно, достается доче­рям, что приводит к разным, но одинаково неприятным для де­вочки последствиям. Она становится либо непомерно сексуаль­но голодной, как будто неспособной до конца утолить этот голод, либо вырастает сильно зажатой, закомплексованной, стыдящей­ся своего тела и убежденной в том, что быть сексуально привле­кательной очень опасно. И статистика таких домогательств удру­чает. Страшно еще и то, что есть такой психологический закон ранней травмы: она обречена на неоднократное воспроизводство, а значит, девочка, в отношении которой было совершено сексу­альное домогательство, с большой степенью вероятности еще не раз наткнется на него в своей жизни, и каждый раз оно будет снова и снова воспроизводить ее психологическую травму, связанную с ее телом и сексуальной привлекательностью. В группе, состоя­щей из 14 женщин разного возраста, я попросила поднять руки тех, кто хотя бы раз в жизни был объектом сексуального домога­тельства (домогательства, грозящего перерасти в насилие, а не взаимного сексуального желания) посторонних мужчин. Руку подняла каждая из 14.

Большинство взрослых женщин, приходящих ко мне на при­ем, не представляют, что такое быть женщиной. Но они упоенно занимаются своим материнством. Энергия, внимание и любовь, которую они направляют к своим детям, часто избыточна. Если хотя бы часть из нее была бы переведена в женскую энергию и на­правлена на своего мужа, то все были бы гораздо счастливее и се­мья крепче. Но сказать это значительно легче, чем сделать.

В невольно подслушанных в каком-нибудь публичном месте разговорах часто трудно определить, с кем разговаривает женщи­на: со своим мужчиной или ребенком.

— Ты поел? А что поел? Почему? Ты что, котлеты в холодиль­нике не нашел?.. Носки в стирке, где им еще быть. Возьми чистые. Где-где, в шкафу. А таблетки выпил? Как нет? Уже три часа! К вра­чу ходил? И что? Замерз! Так одеваться надо было теплей! И что врач сказал-то? Жить будешь, выписал... А в комнате убрал? По­чему? Что делал-то? Опять телевизор смотрел? А убраться!? Я же в субботу приеду, опять бардак застану! Вот так всегда!

Заботливо-контролирующая, понукающая роль матери не по­зволяет мужчине почувствовать себя сильным, уважаемым своей женщиной, желанным. Он одновременно стремится к ее опеке, очень привычной для него, и желает вырваться из-под вечно недо­вольного «материнского» присмотра. В нем гораздо больше вызо­вет энтузиазма другой телефонный разговор.

— Как дела, дорогой? Как себя чувствуешь? Прекрасно, я рада, что тебе уже лучше. Я очень скучаю. Вчера весь вечер думала о тебе... Я рада, что ты тоже. Так жаль, что суббота еще не скоро. Мне так тебя не хватает... Нет, к сожалению, никак не смогу вырваться, ты же понимаешь, дела. Мое начальство весьма во мне нуждается. Ты тоже нуждаешься? Я знаю, милый. Как приеду, обязательно схо­дим куда-нибудь. И я тебя целую...

Чувствуете разницу?