Противоречивые родительские послания

Вовке 3 года. Папа курит на балконе.

Вовка поджидает его у дверей.

Нахмурился: лоб «гармошкой», бровки «до­миком».

Заходит папаня:

· Что с тобой, сынок?

· Папа, курить вредно?

· Вредно, сынок.

· Папа, ты куришь?

· Курю, сынок.

· Папа, ты — дурак?

Из Интернета

Мы насквозь пронизаны нашим прошлым опытом, наше про­шлое во многом сделало нас такими, какие мы есть. На нас повли­яла не только семейная атмосфера, в которой мы росли, но и все окружение, начиная от двора, школы и заканчивая страной в це­лом. Человек, и в частности ребенок, — существо социальное, а значит, влияние среды, социума, окружения на то, каким он вы­растет, чрезвычайно велико. Конечно, как ваш ребенок будет реа­гировать на изменения в среде, будет зависеть не только от того, чему вы его научили, но и от того, каков он сам: что заложено в генотипе, каков характер, структура личности. Ведь дети из одно­го класса, например, по-разному реагируют на одну и ту же ситуа­цию, на одного и того же учителя.

Родители, приходящие ко мне на консультацию, нередко стран­ным образом обходятся с пониманием того, какое именно влияние оказывает семья в целом и они сами в частности на формирование их ребенка. Часто им трудно хоть сколько-нибудь реально оценить свой вклад. Кто-то из них убежден, что его задача — уберечь ребен­ка от любых травм, напастей и трудностей. И те, кто в какой-то мо­мент понимают, что не в их силах быть единственным влиятельным лицом в жизни ребенка и нет никакой возможности уберечь детей от неприятностей, в большой степени нагружены родительской ви­ной и избыточной ответственностью. Кто-то в случае обнаружения детских проблем напряженно смотрит в сторону социума, убеждая себя, что во всем виновата школа, или двор, или страна.

Другие наивно верят в силу и убедительность собственных слов, совершенно недооценивая громадного влияния собственной лич­ности, чувств, поступков, трансляций. Не понимая, что от слов легко защититься (многие дети воспитывают в себе значительную невосприимчивость к родительским словам, тем более что боль­шинство из них повторяются из раза в раз), взрослые продолжают свято верить в силу слов и любят жаловаться:

· Я ему уже пять раз сказала — не делай этого! А он все про­должает и продолжает, представляете!

· Может, перестать повторять?

· И как? Что делать-то?

Единственный правдивый ответ, который у меня есть: «Изме­нитесь сами или хотя бы попытайтесь понять, почему им так не хочется слышать вас».

Если мы не поймем, из чего мы, родители, сотканы, из каких установок и ценностей состоим, какие жизненные конструкты, модели и идеалы впитали, если не научимся понимать не только свои поступки, намерения и чувства, но и малейшие движения души, туманные мотивы, тайные желания, неясные послания, то нам будет трудно понять своих детей. Детям же, в свою очередь, будет трудно нас порадовать, потому что они всего лишь выполня­ют то, чего мы неявно от них требуем.

Вот интересный случай. Ему — не помню точно сколько лет, еще учится в начальной школе. Допустим девять. Ей, соответственно, к тридцати. Он — черненький, с живыми карими глазами, но слегка уставший и сосредоточенный. Она его любит, заботится, но ее бес­покоит его уже ставшая традиционной модель поведения.

Незаурядный мальчишка, за что бы он ни брался, все ему удается, тренера рвут его на части, каждый учитель считает его одаренным именно в своем предмете. Прямо Электроник из известного фильма. Но вот беда, как только он чего-то начинает достигать — выигры­вает первый раз на соревнованиях, побеждает на олимпиаде, — он перестает этим заниматься. У него теряется интерес. Он начина­ет пропускать секцию, мечтать на уроках, забрасывает рисование. Обычно дети бросают занятия, когда что-то трудно дается, когда не получается. Здесь же наоборот... Расспрашиваю, ищем причины. Что происходит, когда все начинает получаться? Перестает быть интересным? Нравится начинать все время что-то новое? Он толь­ко устало пожимает плечами.

· Я не знаю, почему так. Я не могу понять, — отвечает он серь­езно.

· Начинаю спрашивать маму о том, как она относится к собствен­ному успеху. Она ненадолго задумывается...

· Так у меня та же самая модель, — внезапно приходит к ней оза­рение.

· Так что для вас успех?

· Успех?... Да не дай Бог! Вот странно!

· Что, если ваш сын станет очень успешным человеком? Добе­рется до самых высот, не важно, в какой области, станет извест­ным спортсменом, художником, бизнесменом?

· Да вы что? — она смотрит на меня почти в панике. — Зачем это? Я против того, чтобы до самых высот!

· Что для вас в этом страшного?

· Я не знаю... но не надо до самых высот.

· Это опасно?

· Я не знаю, чем... Это глупо, но как будто опасно.

· Что может случиться тогда с ним, с вами?

· Да как будто ничего. Только пусть он будет, как все. Пусть лучше не выделяется.

Возможно, что в истории вашей семьи были те, кто когда-то, возможно, даже очень давно, пострадал от богатства или успеха, и с тех пор это передается как по наследству: нельзя выделяться ус­пехом или богатством, а то можно пострадать.

История этой семьи оказалась богатой на таких персонажей: раскулаченные, сосланные, расстрелянные, потерявшие состоя­ния, выживали лишь те, кто вовремя успевал спрятать свои богат­ства и стать незаметным...

Она говорила ему: «Побеждай! Добивайся! Будь лучшим!», а в душе, сама не ведая того, транслировала: «Только не становись ус­пешным, заметным, знаменитым!» И он всеми силами следовал тому, что транслировала ему мама, неосознанно вобравшая в себя трагическую историю своего рода.

Чего вы ждете от своих детей? И зачем вам это — чего-то ждать от них? И как им быть, если вы ждете от них невыполнимого, про­тиворечивого, невозможного? Какому из ваших посланий им сле­довать? Какой завет выполнять? Если вы в себе не разобрались, то какого им? Ведь многие из них пытаются угодить вам всю свою жизнь, они спорят, ругаются, протестуют, но при этом они не в си­лах не пытаться быть теми, кем вы в глубине души хотите их видеть.

Есть ваши реальные, прямые послания, указания, выраженные в словах. С ними ребенку обойтись легче всего. Он может принять их к выполнению и хотя бы попытаться им соответствовать (хотя не факт, что у него получится), а может поступить и наоборот, всю жизнь протестуя против того, что вы в него так настойчиво вклады­вали. Хорошо еще, если со временем он придет к попытке переос­мыслить, переработать, переоценить ваши послания и установки и выбрать те, которые ему покажутся подходящими, соответствующи­ми времени, потребностям среды и тому способу существования, который он принял, сделал своим. Но вы общаетесь с ребенком не только посредством слов, и ему будет бесконечно трудно, а чаще всего даже невозможно отследить ваши неявные, не осознан­ные вами, непроизнесенные, часто весьма неясные для вас самих послания.

Ребенок будет «ловить» из атмосферы вашей семьи ваше под­линное, может быть, вами самими не осознаваемое отношение друг к другу, к деньгам, к собственности, к успеху, любви, творчеству, здоровью, работе и т.д. Он может взять от мамы желание контро­лировать всех и вся, а может от папы — готовность подчиняться чьим-то интересам, может пропитаться отцовской нацеленностью на успех, а может — материнской готовностью всегда приносить себя в жертву. Он будет пропитан вашими посланиями, как радиа­цией. А если учесть, что он появляется в семье, где встретились два очень разных человека — мужчина и женщина, выросшие каждый в своих семьях, наполненные каждый своими установками и мо­делями — такая противоречивость родительских посланий ему практически обеспечена.

Одна из задач его детства как раз и состоит в том, чтобы как-то разобраться со всеми этими противоречиями, и ребенок почувству­ет себя значительно легче, если вы хотя бы не будете требовать от него того, чего сами не можете, того, чего сами не достигли. Если вы сможете осознавать собственные мотивы и противоречия, ему будет проще вернуть их вам и разбираться уже со своими, направ­ляя все силы на построение своей жизни.

· Когда она не пьет, она всегда говорит мне: «Давай, дочка, дерзай! Покажи этим москвичам, чего ты можешь, пусть знают наших!»

Ее мать — известный юрист в городе, далеком от Москвы, где, по-моему, живет много шахтеров. Но в данном случае, мои геогра­фические познания не важны. А важно лишь то, что когда-то мать сделала все, чтобы она поступила на «иняз» в престижный москов­ский вуз. И с тех пор она, ее дочь, что-то должна доказать «этим москвичам»: то ли сделать сногсшибательную карьеру, то ли зара­ботать все деньги, то ли вырваться в президенты...

· И как тебе с этим живется?

· Стараюсь... Но не получается.

· Тебе нравится работать переводчиком?

· Да я терпеть этого не могу!

· Почему «иняз» тогда? И почему работаешь переводчиком в круп­ной иностранной компании?

· Ну а где еще?Должна же я на что-то жить?Хотя я терпеть не могу эти бесконечные письменные переводы.

· А что же тебе нравится?

· Я люблю юриспруденцию. Всегда хотела быть адвокатом, рабо­тать с людьми и законами.

· Как твоя мать?

-Нуда...

· И почему тогда не юридический?

· Не знаю... Она всегда была против этого, долго выбирала между моей экономикой и моим «инязом». Я должна была к двадцати пяти стать самой крутой, выйти замуж и уехать за границу.

-Ну и...

· Ну и... к двадцати девяти я ненавижу свою работу, до сих пор одна, и у моей матери есть возможность перепиливать меня попо­лам прямо по телефону, особенно, когда выпьет. Она перечисляет все цензурные и нецензурные эпитеты в мой адрес за то, что я не стала тем, кого она так ждала, а она ведь «столько сил и денег в меня вло­жила»... И это правда. Я перед ней в долгу... И самое главное, я заме­тила такой странный парадокс — чем лучше у меня идут дела, тем больше она пьет и тем больше ругается.

· Этот парадокс, возможно, называется неосознаваемая ревность и конкуренция. Твоя мать, с одной стороны, хочет, чтобы ты была счастлива, а с другой — ей страшно, что ты станешь хоть в чем-то успешнее ее. Ведь успех — то единственное, чем она жила в своей жизни. Отца своего, я так поняла, ты никогда и не видела.

· Ну да, он от нее сбежал, когда она еще была беременной, в Мос­кву, кстати...

Через какое-то время ей удалось поменять свою жизненную ситуа­цию: решилась поговорить с начальством, и ее перевели в юридический отдел компании, где она и расцвела, начав довольно быстро продвигаться по карьерной лестнице. У нее стали появляться друзья-мужчины, и вско­ре, наконец, образовались вполне неплохие долгосрочные отношения.

Но что при этом стало происходить с ее матерью!!! Вы думаете, она была счастлива оттого, что дочь начинает становиться на ноги и, наконец, воплощает ею намеченное? Не тут-то было! Молодой че­ловек тою объявляется отъявленным негодяем, хотя так ни разу и не был удостоен чести личного знакомства. Продвижения в карьере обес­ценены, в довершение всего, мать серьезно заболела, требуя, чтобы дочь отказалась от своих «рваческих и непомерно честолюбивых планов» и срочно возвращалась в родной город ухаживать за больной матерью.

Только твердость намерений моей клиентки и приобретенная за вре­мя терапии устойчивость позволила ей выдержать череду сильных материнских манипуляций, отстояв свое право жить так, как счи­тает нужным. После месяца продолжительных боев по телефону мать сдалась, выздоровев, кстати, без всякой посторонней помощи. Но... отреклась от дочери (к счастью, всего лишь на время), поселив у себя на квартире одинокую молодую мать — дочку своей подруги.

Очевидно, настрадавшаяся мать, обиженная своим мужчиной, посвя­тив всю себя карьере и дочери, желает уберечь ее от повторения соб­ственных ошибок. Поэтому отправляет в Москву, ждет подвигов, в мечтах своих выдает ее замуж. Она отказала себе во многом ради своих не менее честолюбивых планов, лишила себя каких-то простых радос­тей, но глубоко в душе ей ужасно обидно и до непереносимости больно оттого, что у ее дочери есть шанс прожить более счастливую и успеш­ную жизнь, чем ее собственная. Ей завидно, но в этом же совершенно невозможно признаться даже самой себе, она ведь мать...