Перерыв в ходе нормального развития социальной психологии, его характер и проявления. Осуждение социальной психологии, ее квалификация в качестве лженауки, несовместимой с марксизмом, означала запрет на открытую постановку и разработку ее проблем как науки.
Означало ли это полное прекращение каких бы то ни было попыток осуществления социально-психологических исследований, а тем самым и перерыв в ее полноценном развитии?
Если нет, то можно ли говорить о перерыве в развитии данной науки в нашей стране?
Так или примерно так был поставлен в свое время вопрос теми исследователями, которые считали, что публичное осуждение социальной психологии и ее объявление лженаукой не могло изменить нормального хода развития последней.
Нам представляется необходимым различать два смысловых значения этого вопроса.
Первый относится к определению возможности или невозможности полноценного, нормального развития науки как целостной системы знания и его повсеместного практического применения. Второй же касается возможности или невозможности подспудного развития того или иного течения мысли даже в неблагоприятных для этого условиях.
Так вот, в первом смысловом значении рассматриваемого вопроса есть все основания говорить о начале и наличии перерыва в нормальном развитии социальной психологии. Об этом говорит тот факт, что за период 30—50-х годов не было опубликовано ни одной книги, в которой бы открыто ставились и обсуждались проблемы социальной психологии. Прекратили существование и соответствующие лаборатории.
Это не означает, однако, что отдельные попытки подойти так или иначе к решению практических вопросов с позиций по существу социально-психологических, были полностью исключены. В скрытом виде, подспудно интерес к социальной психологии не пропал.
Перерыв в нормальном развитии социальной психологии как самостоятельной науки не означал прекращения социально-психологических исследований вообще. Разработка некоторых вопросов коллективной психологии продолжалась и в этот период, но только в рамках других социальных дисциплин — общей психологии, педагогики, военной и спортивной психологии и т. д.
Опыт 20—30-х годов был не только опытом ошибок и неудач. В работах В. М. Бехтерева, Л. Н. Войтоловского, В. А. Ар-темова и других было дано позитивное и во многих отношениях вполне научное освещение вопросов, касающихся не только определения предмета и задач материалистической социальной психологии (В. А. Артемов), но и ее специфических методов и техники исследования (В. М. Бехтерев). Разрабатывались и отдельные теоретические вопросы, например проблема динамики и формирования общественного настроения в работах В. М. Бехтерева и Л. Н. Войтоловского.
Естественно поэтому, что положительные традиции отечественной социальной психологии были продолжены и в период, когда право на существование социальной психологии как самостоятельной науки уже оспаривалось.
Поскольку возможность широкой разработки методологических и теоретических вопросов социальной психологии была ограничена, то основной формой стали эмпирические, конкретные социально-психологические исследования отдельных, частных проблем, имеющих непосредственное отношение к практике обучения и воспитания подрастающих поколений. Центральными в этих исследованиях были проблемы взаимоотношений коллектива и личности, формирования личности в коллективе и под его влиянием, социальной и психологической обусловленности поведения и сознания личности и др.
В творчестве А. С. Макаренко, например, который никогда не называл себя социальным психологом, достаточно ощутимо прослеживается социально-психологический подход к решению таких проблем педагогики, которые связаны с групповым поведением, руководством и лидерством, общением, психологией наказания, поощрения и др.
Но это не могло изменить ситуацию со статусом социальной психологии. Наука не могла нормально развиваться перед лицом угрозы сурового осуждения и наказания. Природа остановки в развитии данной науки, причины ее перерыва и сейчас являются актуальной проблемой, требующей осмысления. Почему произошел перерыв в развитии отечественной социальной психологии после 20-х годов?
Этот перерыв явился прежде всего результатом глубокого кризиса в развитии данной науки в тот период. Он произошел вследствие как завышенных, так и столь же необоснованных притязаний исследователей на объяснение исторических превратностей того времени, на роль средства или инструмента создания качественно нового человека.
Социальным психологам того времени не удалось предложить сколько-нибудь убедительной концепции социально-психологического видения или тем более обеспечения эффективности социальной жизнедеятельности ни в одной из сфер социума.
Не менее существенно и то, что после спада увлечения методами психоанализа попытка соединить марксизм с фрейдизмом была квалифицирована как антинаучная и несовместимая с марксистской идеологией.
Столь же несостоятельными были и поиски перспектив социально-психологических исследований с позиций коллективной рефлексологии. Они несли в себе достаточно очевидный заряд механистического детерминизма, упрощения несопоставимо более сложных механизмов динамики массовой психологии.
Серьезные ошибки пионеров отечественной социальной психологии породили в 30-х годах резко отрицательное отношение ряда философов к социальной психологии вообще. При этом наряду с обоснованными выводами о неправомерности отождествления психологии и идеологии, психологии и социологии, о несостоятельности бихевиоризма, об ошибочности соединения физиологии высшей нервной деятельности с историческим материализмом и т. п. тогда же были высказаны и явно ошибочные положения.
Так, в одном из учебников по диалектическому и историческому материализму, который был издан в 30-е годы, утверждалось, что само понятие "общественная психология" и даже просто "психика" «открывает путь идеалистическому "учению" о "подсознательной" и даже "бессознательной психике" (учение идеалиста Бергсона, фрейдизм). Оно облегчило путь огромному влиянию реакционной теории Фрейда, согласно которой подсознательное и бессознательное будто бы играют решающую роль в человеческом сознании» [43, с. 337]. Авторы этого же учебника обрушились на Г. В. Плеханова за то, что он проводит различие между идеологией и общественной психологией, биологизируя якобы тем самым последнюю.
Несмотря на более чем очевидную нелепость подобных обвинений и выводов, некоторые философы и в середине 40-х годов продолжали упрекать Г. В. Плеханова в биологизации общественного сознания лишь на том основании, что он употреблял понятие "общественная психология" [44, с. 72].
Отрицательному отношению к социальной психологии немало способствовали не только неудачи первых работ в этом направлении у нас, но и одностороннее представление о зарубежной социальной психологии, которая отождествлялась с психосоциологией, а та, в свою очередь, сводилась к совокупности идеологических приемов апологетики капитализма и средств антикоммунистической пропаганды.
Отсюда и родился один из основных аргументов, направленный против социальной психологии вообще. Поскольку буржуазная психосоциология носит идеалистический и реакционный характер, постольку якобы и всякие попытки исследования в этой области неизбежно будут означать капитуляцию перед идеализмом. Такой точки зрения придерживался, в частности, С. Л. Рубинштейн [45, с. 240].
В числе обстоятельств, определивших перерыв и отставание в развитии социальной психологии в нашей стране, существенным фактором была атмосфера администрирования и декретирования, преобладавшая в общественных науках, которая сковывала творческую инициативу, порождала догматизм и боязнь заниматься сложными, острыми вопросами, к числу которых относились и проблемы социальной психологии.
Распространенное в этих условиях нигилистическое отношение к зарубежной науке, в том числе и к психологии, вело к полному отрицанию достоверности даже экспериментальных данных, опирающихся на конкретный фактический материал, способствовало свертыванию социально-психологических исследований.
Сказалось и другое: в лице социальной психологии была дана заявка на трактовку исторического процесса и всей социальной жизнедеятельности человека с позиций, отличных от марксистской концепции экономического детерминизма, недооценивавшей в должной мере роль социально-психологического фактора.
Работы основоположников марксизма давали достаточный повод для упрека в односторонней трактовке ими социальной реальности в духе чисто экономического детерминизма.
Еще немецкий историк второй половины XIX века П. Барт относил марксизм к числу "односторонних учений", признающих роль лишь единственного фактора в жизни общества, и называл исторический материализм "экономической конструкцией истории" [46, с. 308].
С подобными же обвинениями в адрес марксизма и позже выступали многие зарубежные социологи и социальные психологи. Маркс, по мнению известного американского социального психолога реформатора фрейдизма Эриха Фромма, "недооценил сложности мира человеческих страстей... Он не видел отчетливо всех тех страстей и устремлений, которые коренятся в природе человека и в условиях его существования и которые сами по себе являются самой могущественной движущей силой человеческого развития..." [47, с. 263—264].
В письмах 90-х годов Ф. Энгельс признал и пытался объяснить недостатки своих и К. Маркса взглядов, связанные с недооценкой духовного фактора в историческом процессе, преимущественным сосредоточением их внимания на анализе социально-экономических отношений капиталистического общества.
Это понимали и некоторые последователи К. Маркса и Ф. Энгельса, стремившиеся возместить ограниченность марксистского учения повышенным вниманием к сфере общественного сознания.
В работах таких марксистов, как Г. В. Плеханов в России и А. Лабриола в Италии, были предприняты попытки обращения к социальной психологии вероятно и ради того, чтобы преодолеть опасность распространения вульгарно-социологической концепции в марксизме.
Однако их взглядам не суждено было получить необходимую для развития поддержку. В результате этого идеологическая практика вульгарно-социологической трактовки истории, игнорировавшая социально-психологическую реальность, возобладала повсеместно в революционном движении как в России, так и в других странах.
Естественно, что после недолгого опыта увлечения фрейдизмом в 20-е годы должна была сказаться и сказалась эта очевидная для ортодоксальных марксистов несовместимость социальной психологии с их официальной идеологической доктриной.
Это было решающим фактором, определившим неизбежность перерыва в развитии отечественной социальной психологии после 20-х годов.