Границы обряда
С первого же шага к выяснению общей структуры обрядовых актов — с определения границ обряда, его начала и конца — мы встречаемся с разными традициями, представленными на славянской территории. Обыкновенная продолжительность позднейшего погребального обряда (включая частные поминки) — год, отсчитывая со дня смерти. Однако обряд северо-западной Болгарии обладает значительно большей продолжительностью: он начинается с неопределенного времени до кончины (помана, прижизненные поминки) — и длится до 3, 5, 7, 9 лет после смерти (розкопалъки, вторичное захоронение, известное также в Валахии, Черногории, Словении и других областях Балкан, как православных, так и неправославных). Восточно- и западнославянские обряды не знают ни такого «предисловия», ни такого «послесловия». Однако реликты и того и другого можнозаметить в восточнославянском материале,
Прижизненная помана имеет отголоски в традиционном заготовлении стариками смертного платья (влад. свертка) и (местами) гроба (или досок для гроба). Зафиксирован редкий обряд с этим заготовленным гробом: гарна хата вiчна наполняется отборной пшеницей, которая затем раздается в жертву (укр. [Чубинский 1877,707]; костр. [Смирнов 1920,11]). Этот акт соотносим с «угощением из гроба» на похоронах болгар: приготовленную горячую еду (манджичка, кравай, жито) ставят в гроб, и каждый приходящий берет из нее — от неговата къща (комр. [зап. И. Седаковой]) Н. Н. Белецкая, пристально просматривая в славянской традиции реликты архаического обряда «убиения стариков», ставит в ряд с поманой русский крестьянский обычай купать стариков с тягла [Белецкая 1978, 157]. К обширному материалу, касающемуся обрядового отношения к старости, подобранному в монографии Белецкой, можно добавить такие факты, как обычай отогревать землю на кладбище навозом — в семье, где есть старики (курск. [Гнатюк 1912, 417]); весьма близкое «убиению стариков» кормление их забытным хлебом (хлебом, который забыли вынуть из печи): «забутъко дають старым, шоп забуўсся скорийше, нэ пэрежываў» (дубр. [Страхов 1983,100]); некоторые вариации обряда в похоронах стариков.
Что касается той части обряда, которая следует за обычным для современного обряда годовым трауром, Э. Гаспарини без сомнения относит его к общеславянской архаике, приводя фольклорный материал западных и восточных славян, данные археологии, которые должны доказать исходное наличие вторичного захоронения в славянском обряде. В противоположность мнению Гаспарини о том, что «обычай этот не имеет аналогий в античной Греции» [Gasparini 1973, 504], Е. Е. Голубинский считал его происхождение византийским: он существовал в монашеской среде на Афоне до второй половины XI в.[50] причем «проверка» костей свидетельствовала о том, «не был ли умерший под клятвою архиерейской или иерейской (если не разложился — был)» [Голубинский 1904,454]. На Руси этот обычай, по Голубинскому, некоторое время существовал в Киевских Печерах
Можно предположить, что «вторичное захоронение» представляет собой переходный тип от трупосожжения с последующим погребением останков к трупоположению. В восточнославянском регионе реликты этого обряда можно увидеть в особых актах, совершаемых над старыми костями (если в могиле обнаруживалось старое погребение — кости будить: их перемывают и завертывают в платок, затем предают земле — влад. [Завойко 1914, 94]), а также в раскапывании могил «ходячих» покойников — с той же проверкой состояния останков и порчей тела неразложившихся вупоров: вбиванием осинового кола в рот, отрубанием головы, прокалыванием сердца и др. Вероятно, с этим связано и блг. лекуване трупа в тех районах, где розкопальки неизвестны.
С «вторичным захоронением» связав еше один архаичный обряд, так же описанный Голубинским как греческий по происхождению (осужден Карфагенским Собором IV в.): крещение костей. Так на Руси в 1044 г. были крещены Ярославом кости князей Ярополка и Олега (Голубинский 1904, 430}. В позднейших белорусских обрядах известна традиция крестить некрещеных детей — «успокоить в могиле: «будь Иван или Сцепан..." "Будь Анна или Мария..."» (гродн. [Шеян 1890. 550)). В Полесье при этом распространены две пары имен: Иван и Мария — и Адам и Ева; ими могут крестить и после погребения (там, где нечистое место, говорят эту формулу) или на похоронах до погребения «нехришченое дзидя хрисцят як у домуўку кладуть; старые бабы повьють и хрисцять девочку— Ева, мальчика— Одам. То жпершии людзи» (гам. (Седакова 1983,261]).
В Закарпатье у русинов имена Адам и Иван противопоставлены: Адам — как некрещеный, Иван — как крещеный: русский (повивальная бабка крестит мертворожденное дитя: «аш есь Адам, будь Iван, ажесь Ева - будь Еўка»[51] [Богатырев 1971,249]).
Основной объем обрядовых действии позднейшего обряда неравномерно распределен в течение года со дня смерти и имеет следующее временное членение:
1) Обрядовые акты до кончины;
2) До погребения: от 1 до 3 дней (трехдневный срок установлен в России указом Петра I [Шейн 1898.574]);
3) В течение 40 дней (или 6 недель) «поминок», в которых особенно выделяются первые 3 (или 9, или 12) дней по погребении;
4) Год со дня смерти, в течение которого справляется два поминальных обеда (полгода и год,иногда также 3 и 9 месяцев) и исполняются предписания траура[52].
40-дневный срок активного поминовения до преставления души. за которым стоит представление о промежуточном положении умершего, его «мытарствах», «испытаниях», естественно было бы связать с церковным влиянием: уподобление сроку от Воскресения Христова до Вознесения (40 дней) или Великому посту (6 недель)[53]. Однако это число, как и другое распространеннейшее число дней «испытания души» между кончиной, выходом из мира живых, и входом в другой мир — 30, может восходить к дохристианской древности, X. Ранке связывает эти две распространеннейшие традиции поминовения 40 и 30 дней — с лингвистическим показателем: разделением индоевропейских языков на группы сатэм (40 дней) и кентум (30 дней) (цит. по: [Gasparini 1973,605]). Однако в славянской области встречаются и другие, кроме 40, символические числа, отнесенные к этому промежуточному состоянию «души»: три (3 ступени поминальной лестницы из теста—ср. 3 самых напряженных дня поминовения, блр. промываць вочи, будзицы, укр. будити, блг. розбуд, прэлъиф и др. термины этих дней); двенадцать (12-дневное поминовение в гом. Полесье [ Седакова 1983, 257]); двадцать четыре (24 ступени лесенки — калуж. [Архив, 602] или 24 хлебца— «по числу мытарств»); двадцать шесть (26 мытарств и, соответственно, 26 пыпнини 'хлебцев', комр.).
Народные представления описывают путь души как ее ступенчатое удаление: выход из тела; выход из дома; выход из всего здешнего мира. Однако строить на основании этих представлений членение обряда нельзя, так как сообщения о времени прохождения каждой ступени слишком разноречивы. Так, по местным вариантам, умерший чува («слышит», т. е. душа не вполне оставила тело) до стука гробом о порог, до колокольного звона; до отпевания; до первой горсти земли, брошенной на гроб. Душа покидает дом с выносом гроба — но, по местным поверьям, еще 40 дней (или 12 дней, или 6 недель) обитает дома (или около дома, или путешествует по местам, которые посетила при жизни), или остается в доме на покутъе, пока кто-то еще в селе не умрет (юшек. [Булгаковский 1890,173]). Душа покидает землю в 40-й день (рус. преставление, блг. равнене гроба и др. термины этого дня) — но еще год нельзя белить потолок, поскольку там душа ходит... и т. п. Поэтому единственно надежным показателем для членения обряда можно считать пространственную приуроченность его актов, имеющую глубоко символическое значение для «переходного обряда».
