Теперь мы делаем последнюю посадку — в международном аэропорту Бостона, хотя Бостон — не политическая или торговая столица США. Дело в том, что на побережье Массачусетского залива контраст между культурными эпохами проявляется гораздо ярче, чем где-либо еще в нашей стране. Бостон одновременно и самый старый, и самый молодой из американских городов. Это и историческое место появления первых колонистов-пуритан, и стартовая площадка новой, электронной цивилизации. Ни в одном другом американском метрополисе вы не найдете такого сочетания изящества Старого Света и стремительности космического века, которое делает Бостон наиболее показательным образцом формирующегося мирского града.
Мартин Мейерсон и Эдуард К.Бэнфилд — авторитетные социологи, специалисты по проблеме урбанизации — назвали Бостон «одним из немногих красивых городов США». Эту особенность Бостона они объясняют тем, что он строился в основном в доиндустриальный период, и потому для многих его зданий характерна «благородная простота эпохи, не допускавшей ничего иного». К этому надо добавить, что Бостоном долгое время управляла аристократия, имевшая не только деньги, но и вкус. Справедливости ради следует заметить, что большинство красивейших городов мира было заложено именно такими людьми, а не в результате решений народных собраний. Их планировали «монархи, придворные и прелаты, обладавшие всей полнотой
власти и ничуть не заботившиеся об удобствах или благоденствии простых граждан»
Но добрый старый Бостон, прежде чем пережить поразительное второе рождение, которое мы наблюдаем сегодня, сначала сильно «опустился». Живописные улицы стали грязными и дымными от появившихся автомобилей. Открытые столкновения между янки и ирландцами вынудили многих состоятельные и добропорядочных граждан переехать в пригороды. Как сообщает судья Брэкдайз, в начале нашего столетия богатые обитатели Бостона советовали сыновьям: «В Бостоне вас не ждет ничего, кроме больших налогов и политических неурядиц. Когда женитесь, выберите хорошее предместье и стройте свои дом там. Вступайте в «Загородный клуб», и пусть в центре вашей жизни будут клуб, дом и дети»6. Этому совету следовали не только дети богатых горожан, но и все, кто мог скопить денег на переезд в Ньютон или Бальмонт".
Однако бурный рост городского строительства, ставший фактом политической жизни Америки в 60-е годы, принял в Бостоне особенно широкий размах. Под руководством одного из самых активных мэров в своей истории и с помощью самых энергичных градостроителей Бостон сделал огромный скачок в развитии и peконструкции. Но сначала было допущено несколько серьезных ошибок. Старый Уэст-Энд был буквально сметен, а его малоимущие обитатели оказались на улице. И все это ради того, чтобы на освободившемся месте на берегу реки Чарлз построить район в футуристическом духе, где неизвестно, что выше — новые дома или плата за квартиры в этих домах7. Другой серьезнейшей ошибкой считается теперь идея строительства жилых домов на мысе Колумбия, на отнятом у залива участке земли, куда добраться можно только по узкому перешейку. Зато в нескольких других районах ответственные за модернизацию городские власти весьма успешно пытаются компенсировать плохое начало. Эскиз здания нового муниципалитета Бостона, выбранный специальным жюри из 256 предложений, многие архитекторы оценивают как один из самых смелых и изобретательных проектов гражданского здания, когда-либо со-
зданных в США. А в так называемых «серых» районах программа «консервации кварталов» заменила бульдозер в деле создания нового метрополиса. Но особенно значительным представляется то обстоятельство, что генеральный план развития Бостона предусматривает сохранение индивидуальных черт таких районов, как Бикон-Хилл, Бэк-Бей и Норт-Энд. Поддержание местного колорита разных частей одного города не менее важно, чем сохранение индивидуального облика разных городов.
Не следует, однако, думать, что все эти новшества возникли в Бостоне по воле энергичных градостроителей в готовом виде. Экономической основой обновления стало, прежде всего, мощное развитие огромного индустриально-технического комплекса внутри и вокруг Бостона. Журнал «Нью-Йоркс» назвал Бостон с пригородами «центром нового мира». Это новый мир электроники и сопутствующей ей специальной индустрии, где исследовательские группы высококвалифицированных специалистов в производственных лабораториях работают над проектами, меняющимися быстрее моделей автомобилей. Кембридж, расположенный напротив Бостона на другом берегу реки Чарлз, — мозговой центр этого возрождения, но его «щупальца» тянутся на многие мили во всех направлениях, особенно вдоль 128-го шоссе — кольцевой дороги вокруг Бостона, ставшей символом электронной промышленности.
Однако Бостон еще далеко не стал технополисом. Отношения между новым и старым нервные и напряженные. Богатые жители Бостона, вняв советам родителей, не только покинули Бэк-Бей, но и воспротивились всяким попыткам присоединить обжитые ими пригороды к Бостону. Самая нелепая ситуация возникла в связи с Бруклайном. Этот городок, почти со всех сторон окруженный Большим Бостоном, упорно цепляется за свою независимость, демонстративно отвергая всякую связь с разложившимся и коррумпированным Пупом. Большой Бостон более чем какой-либо другой метрополис обнаруживает диспропорцию между размерами собственно города и смыкающихся с ним пригородов. Жители предместий охотно пользуются городским портом, больницами и автострадами, не говоря уже о концертных залах, кино и театрах, но, когда дело доходит
до решения насущных проблем собственно Бостона, они легко уклоняются от ответственности, пользуясь законами о районировании и разными экономическими прикрытиями. И в результате жители Бостона стонут под бременем огромных налогов, которых тем не менее явно недостаточно, чтобы поддерживать на должном уровне школьное образование, платить полицейским и обеспечивать уборку улиц.
Поэтому в Бостоне мы видим не просто резкий контраст между старым и новым, но также сталкиваемся здесь с проблемой, типичной сегодня для каждого метрополиса Америки: средние классы уклоняются от всякой гражданской ответственности, предпочитая паразитическое существование в предместьях. Как и все американские города, но только в более явном виде, Бостон словно бы застрял на дефисе технополиса. Социально и технически это настоящий метрополис, все части которого тесно взаимосвязаны во всех отношениях. А политически это скопление феодов, которые занимаются узаконенным грабежом города-центра, одновременно безуспешно пытаясь разрешить колоссальные проблемы, порождаемые жизнью метрополиса.
Отчасти эта анархия возникает из-за нежелания значительной части населения принять реальность мирского града. Многие по-прежнему стремятся сохранить образ жизни городской общины или даже племени. Пока в городе кипит настоящая феодальная война между итальянцами, ирландцами и янки, в пригородах нервные беглецы от тревог центральных районов украшают свои современные дома тележными колесами или мебелью в стиле времен колонизации Америки. Они по-прежнему строят свою жизнь вокруг старой приходской церкви, пытаясь убедить себя в том, что и вправду живут в простой самостоятельной общине, основанной здесь колонистами еще триста лет назад.
Но все это чудовищный самообман. В конце концов, станет очевидно, что любые попытки жить по законам городской общины XVIII века или сохранить изолированность и систему власти племени — не более чем игра. Со временем реально существующая взаимозависимость и технически обусловленное единство частей метрополиса неизбежно потребуют политического оформления.
Бостон не только исключительно ярко демонстрирует типичный для метрополиса кризис, но также весьма наглядно иллюстрирует различие между секуляризацией и секуляризмом в его специфически американском варианте. Какой другой город мог бы служить более выразительным символом страны, переживающей смерть своей почтенной, квазисакральной протестантской культуры? И хотя некоторые романтики и мечтатели оплакивают ее конец, многие протестанты восприняли его с тем же облегчением, с каким европейские христиане отнеслись к закату западноевропейской христианской культуры. Видимо, лишь теперь протестанты впервые настолько освободились от своей культуры, что могут сознательно принять ее или отвергнуть, в соответствии с учением Евангелия. К сожалению, однако, именно теперь, когда появилась эта многообещающая возможность, возникло коварное искушение новой сакрализации общества. Это опасность того, что известный современный теолог Мартин Марти назвал «американским синтоизмом»8. Он имеет в виду формирование так называемой «американской религии имеющей три деноминации: протестантизм, католицизм и иудаизм. Эту «религию» очень выразительно описал, в частности Уилл Херберг. В ней заключена скрытая опасность для нынешнего экуменического движения, о которой необходимо напомнить. Подобно лозунгам «Недели братства», эта идеология внушает нам, что в конце концов мы все американцы и у всех нас общие религиозные истоки.
В своей книге «От государственной Церкви к плюрализму»9 Фрэнклин Литтелл убедительно показал, что это «религиозное прошлое» — в действительности миф и потому нуждается в решительной демифологизации. Многообразные причины привели в Америку людей разных религий (а также и неверующих), и, конечно, не все они были набожными. Сакральная протестантская культура была им навязана. Поэтому секуляризация американского общества сыграла оздоравливающую роль. Она решила давно назревшую проблему: освободила католиков, евреев и других от давления протестантской культуры. При этом секуляризация освободила и самих протестантов от тех элементов культуры, которые их сковывали. И было бы очень грустно, если бы католики и евреи, справедливо боровшиеся за депротестантизацию общества и в конечном счете победившие, теперь вместе с протестантами стали создавать новую, тройственную
религию, в числе почитаемых основоположников которой соседствовали бы Моисей, Лютер и Фома Аквинский в американской редакции. Сейчас христианам следует поддерживать дальнейшую секуляризацию американского общества, причем они должны понять, что секуляристы, атеисты и агностики не могут быть для них людьми второго сорта.
Нам еще только предстоит оценить тот огромный вклад, который внес в дело секуляризации Америки Джон Ф.Кеннеди за короткий период своего президентства. Сама его предвыборная кампания ознаменовала конец протестантской культурной гегемонии. И присущий Кеннеди стиль руководства, и его спокойный отказ выступать в роли верховного жреца американской религии чрезвычайно способствовали подлинной и здоровой секуляризации нашего общества. Он был в высшей степени политическим лидером. И хотя многие его решения, особенно касавшиеся проблемы расовой дискриминации, несомненно, были продиктованы его христианским миропониманием. Кеннеди решительно отвергал всякие попытки придать его правлению полурелигиозный смысл, который американцы — лишенные монарха gratia Dei — столь часто стремятся придать президентской власти. Отрицая всякий религиозный смысл политической власти, Кеннеди, таким образом, делал то же, что и восточноевропейские христиане, которые стремятся отделить политические требования коммунистических режимов от их идеологических притязаний.
Возможно, американские секуляристы посланы нам Богом в качестве предупреждения: эпоха сакральных обществ прошла. И может быть, христиане содействовали ее окончанию больше, чем мы думаем. Разделив власть папы и императора и предоставив тем самым некоторую предварительную автономию светской сфере, западное христианство положило начало тому процессу, в результате которого возникло современное, открытое и религиозно нейтральное, т.е. секулярное, государство. Но как мы видели, корни секуляризации уходят гораздо глубже. Мы находим ее предпосылки в библейском рассказе о Сотворении мира, где на человека возлагается забота об этом мире; в" разделении функций царей и пророков в древнем Израиле; в новозаветных предписаниях уважать власти, если они не предъявляют религиозных требований.
Обязанность американских христиан по отношению к их нерелигиозным согражданам состоит не в устрашении, а в том, чтобы обеспечить им возможность оставаться нерелигиозными. Надо помочь им сохранить верность собственным убеждениям, с тем, чтобы их не вовлекли в новый фидеизм — в нетерпимую религию секуляризма. В этой связи представляется очень разумным решение Комитета по народному образованию штата Калифорния о том, что школы могут безбоязненно проводить заня-
тия о религии. Комитет заранее выразил доверие учителям, утверждая, что они сами «в состоянии отличить занятия о религии от обязательных богослужений». Знаменательно и дополнительное заключение Комитета: «преподавать мировоззрение, отрицающее бытие Бога», столь же противозаконно, как и «пропагандировать какое-либо религиозное учение».
Комитет в своем решении исходит из зрелости американского общества. Он признает, что публичная школа — не место для молитв и религиозных гимнов. Но в отличие от многочисленных секуляристов он признает также и то, что агностики и атеисты тоже не имеют права использовать школу для пропаганды своих взглядов
Примечания
1 Harrison SH India The Most Dangerous Decades Princeton, N3, I960 с 333 и cл.
2 Zabel MD (ed) The Portable Henry James NY,1963, с 499
3 Abbe Michonneau Revolution in a City Parish Westminster, 1949
4 Cox H A Theological Travel Diary — Andover Newton Quarterly November 1963, с 27—28
5 См Gottwitzer H Die marxisnsche Religionskritik und chnslhcher Glaube — Marx Ism ussludieii, Vierte Foige, № 7 Iubingen, 1962
6 Цит по Mumford L The Dry in History NY 1961, с 495
7 О печальной судьбе бостонского Уэст-Энда см Cans И The Urban Villagers NY 1962
8 MartyM Sci-ond Chance for American Protestants NY, 1963.с 72
9 Little From Stale Church to Pluralism Garden City, NY, 1962
Ч А С ТЬ II
ЦЕРКОВЬ В МИРСКОМ ГРАДЕ
Глава 5
