Возвещение о захвате власти

Керигма значит «возвещение». Церковь, как и всякий аван­гард, стремится нечто сообщить. Она рассказывает людям о том, что вскоре произойдет, о том, чего им ждать. На языке поли­тики можно сказать, что Церковь возвещает: совершается рево­люция и решающая битва уже произошла.

Провозвестие — самая важная функция Церкви. Эта функ­ция отличает ее от всякого другого авангарда. Ведь речь идет не о переделывании мира, а о том, чтобы объявить ему. Тот, Кто освобождает рабов и призывает людей к зрелости, по-прежнему действует. И это сообщение формулируется не в виде дек­ларации общего характера, а в виде конкретных объявлении о том, где освободительный процесс происходит сегодня, и в форме приглашения принять участие в этом освобождении.

Говоря традиционным языком, содержание провозвестия Церкви состоит в том, что Бог в Иисусе победил «архонтов и силы», так что человек смог стать «наследником» и господином сотворенного мира. Сегодня это кажется далеким и чуждым, но на самом деле нет ничего ближе к центру человеческого суще­ствования в урбанистическом обществе XX века. Эти «архонты и силы», в действительности обозначают все те силы культуры, ко­торые калечат и подрывают человеческую свободу. В разные пе­риоды истории люди по-разному воспринимали эти силы. Иногда их существование вообще отрицалось. Но так случалось редко. В племенной период (а именно его верования больше всего отражены в Новом Завете) это были духи, демоны и

астральные божества. Считалось, что они определенным образом связаны с людьми, в особенности с правителями. У каждого человека бала своя «звезда» (гороскопы существуют и по сей день), и астрономические символы часто связывались с конкрет­ными царями. В период перехода к городской общине существо­вание таких сил либо вовсе отрицалось, либо их действие отно­сили исключительно к области закономерных изменений и пред­сказуемых явлений природы. Примеры тому — теория эфира Ньютона или «невидимая рука» Адама Смита. В целом, однако, в XIX веке преобладало скептическое отношение к подобного рода силам, и лишь в нашем столетии они были заново открыты в виде таких понятий как «Оно», «коллективное бессознательное», «диалектика истории» и даже «статистическая вероят­ность». На том основании, что все эти разнообразные силы ограничивают или отрицают способность человека самосто­ятельно принимать ответственное решение, их можно объеди­нить общим понятием «судьба». Прудон был прав, когда утвер­ждал, что важнейшая роль библейской веры состоит в «дефатализации» мира (мы уже говорили об этом в главе 3). Провозвестие о том, что Иисус победил «архонтов и силы», вовсе не означает, что они уничтожены. Коллективное бессознательное или экономический детерминизм по-прежнему играют свою роль в истории. Новозаветная Весть означает лишь то, что все эти силы не властны предопределять человеческую жизнь. Напро­тив, Бог возложил на человека ответственность управлять и распоряжаться ими⁴.

Согласно Новому Завету, «архонты и силы» были созданы как часть мира, чтобы ими пользовался и подчинял себе чело­век. Но он, в своей неограниченной свободе, стал «поклоняться твари вместо Творца» (Рим 1:25). Таким образом, человек стал подвластен тем силам, которыми призван был управлять. То, что должно было ему подчиняться, подчинило его самого. Че­ловека нужно было от них освободить. Действие Бога в мире, которое происходит постоянно, но обнаружило себя в Иисусе из Назарета, призывает человека освободиться от всех «сил» и взять на себя ответственность за них и господство над ними.

Но эта история не окончилась. Человек постоянно испыты­вает искушение отдать свою свободу этим силам. И Бог посто­янно дает ему возможность быть свободной личностью. Третьего не дано: либо человек владеет и управляет своим миром, либо этот мир владеет и управляет им. Призыв к свободе — это одновременно призыв к ответственности. В перспективе нашей сегодняшней жизни это значит, что нельзя всерьез спрашивать: «Управляем ли Нью-Йорк?», или «Можно ли предотвратить атомную войну?», или «Преодолима ли расовая дискримина­ция?». Дело в том, что человеку выпало жить в мире нерешен­ных задач, и он призван их решить. В отличие от судьбы в гре-

ческих трагедиях или в романах Томаса Харди, Бог не строит козней против человека. Поверить провозвестию — значит по­верить в то, что человек не только должен, но и может «владычествовать... над всею землею» (Быт 1:26). С точки зре­ния Библии, нет таких сил, которые нельзя было бы, в конечном счете приручить и подчинить человеку. Отрицать это словом и делом — значит «поклоняться твари вместо Творца», вновь впу­стить однажды изгнанных фурий, признать власть слепого рока.

Взаимосвязь и слияние свободы и ответственности мы нахо­дим в библейском символе сыновства, который подробно проанализирован в теологии Фридриха Гогартена. Ключевым текстом для понимания взаимоотношений человека с «силами» Гогартен считает Послание к галатам 4:1, где Павел говорит о достижении человеком зрелости. Павел утверждает, что при старом порядке человек, хотя и считался наследником, в дей­ствительности ничем не отличался от раба. А при новом порядке он становится хозяином всего имения. «Так и мы, - продолжает Павел, - пока были в детстве, были порабощены вещественными началами мира» (Гал 4:3). Но теперь, утверждает он, «человек уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник» (4:7). И Павел умоляет галатов не становиться вновь рабами «немощных вещественных начал» (4:9).

И здесь тоже нас не должны смущать мифологические образы («вещественные начала мира»). У Павла свой язык для описания сил, ограничивающих самостоятельность и ответствен­ность человека, а среди этих сил — органы, железы и физиоло­гические потребности. Он говорит, что, несмотря на все эти ограничения, человеческое существование вовсе не обязательно должно от них зависеть. Человек может быть свободен, если за­хочет. Однако свобода предполагает ответственное сыновство.

Гогартен считает, что «сыновство» у Павла обозначает не родственные отношения, а такие, при которых человек признает себя сыном и потому имеет отца. Отношение сыновства было бы бессмысленным, если бы не было отца, перед которым человек несет ответственность. Гогартен отмечает, что использованное в Послании к галатам греческое слово гюиос означает именно «сын», а не «ребенок». Этим словом обозначается взрослый сын, который берет на себя функции, прежде осуществлявшиеся отцом. Он достиг совершеннолетия. Он свободен и независим от мира лишь постольку, поскольку его себе подчиняет⁵.

Однако все это по-прежнему звучит слишком абстрактно. В таком виде это еще не провозвестие, а лишь его обсуждение. Собственно провозвестие будет сформулировано только тогда, когда человек осознает, что он в самом деле свободен от судьбы и что теперь он сам распоряжается своей жизнью. Когда люди перестают возлагать вину за социальную несправедливость и семейные неурядицы на экономические законы и психологичег-

ские стрессы, это значит, что они услышали провозвестие. Укро­щение «сил» подразумевает, что людям предлагается сделать весь мир пригодным для человеческой жизни. Перед человеком стоит задача продолжать расколдовывание и десакрализацию, которые изгнали духов из природы и политических институтов. Ввиду того что авангард возвещает начало новой эпохи, ко­торая уже наступила, но еще полностью не оформилась, эта весть выражена в изъявительном, а не в повелительном накло­нении. Она не призывает и не настаивает, а просто рассказывает о том, что произошло, о том, что настал «благоприятный год Господа». Если опять прибегнуть к метафоре нелегального игор­ного дома, то можно сказать, что керигма раскрывает сегодняш­нее «место действия».

Провозвестие Церкви порождает то, что теологи называют «кризисом Царства». Он выражается в возникновении катали­тического разрыва, который вынуждает человека принять реше­ние. Такого ответа требует от людей новый порядок, врываясь в гущу старого.

На языке политики можно сказать, что революционный по­рядок уже захватил власть, но государственные символы все еще в руках свергнутых правителей. Подобно гражданину страны, где разразилась революция, каждый человек оказался в крити­ческой ситуации, перед лицом выбора. Подчиниться ли новой власти, о приходе которой уже возвестил ее авангард, хотя она еще не получила официальной легитимации и не состоялась ее инаугурация, или же следует сохранять лояльность «законно установленным властям», которые по-прежнему настаивают на своих правах?

Такое сопоставление представляется наиболее точным, по­тому что в подобной ситуации невозможно ответить на вопрос теоретически. Каждый вынужден сотрудничать либо с новым порядком, либо со старым. А сделанный человеком выбор прояв­ляется в его действиях. И уклониться от ответа тоже невоз­можно: ведь когда-нибудь даже простой отказ сопротивляться одному из режимов будет истолкован другим как коллабораци­онизм.

Всякая новозаветная теология рассматривает всю историю с момента прихода Иисуса как начало нового порядка. Но этот новый порядок формируется внутри старого. Поэтому со време­нем критический выбор встает перед каждым, кто узнает о но­вой реальности. Здесь надо заметить, что принципиальное отли­чие христианской теологии от представлений Ветхого Завета со­стоит как раз в том, что она утверждает: захват власти уже про­изошел. Избавитель уже пришел и уже выиграл решающую битву. Поэтому вся история осуществляется между фактическим обретением власти и публичным появлением законного прави­теля. История развивается не между черным полуднем Страст-

ной Пятницы и сияющим утром Пасхального воскресения. На самом деле она происходит между Пасхальным воскресением и Судным Днем. История есть постоянный переломный момент: побежденный старый порядок все еще заявляет о своем праве на власть, а победоносный новый все еще не получил легитимации. Новый Завет с нетерпением ожидает не победы Иисуса, так как она уже произошла, а того дня, когда перед ним «преклонится всякое колено и всякий язык признает» его победу (Рим 14:11).

Исход и Пасха — два смысловых центра библейской веры, на которых должна строиться теология Церкви. Исход — это со­бытие, обнажающее действие Бога в истории. Мы видим, как Он освобождает людей из плена, от политических, культурных и экономических оков, дает им возможность в пустыне выковать новые символы, новую систему ценностей и новую государ­ственную идентичность. Пасха означает, что то же действие продолжается и сегодня и что там, где это освобождение проис­ходит, действует тот же Господин Воинств. Исход и Пасха со­единяются в символе Царства, который и есть осуществление освобождающего правления Бога.

В нашей перспективе действие Бога, проявляющееся в секу­ляризации и урбанизации, неизбежно ставит людей перед кри­тическим выбором. Живя в Граде человека, они должны либо принять на себя ответственность за него, либо вновь стать ра­бами дегуманизирующих сил.

ДИАКОНИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ ЦЕРКВИ: