Слова, и подняли на него взоры свои. Так стояли они тихо втроем

и вдыхали и втягивали в себя чистый воздух. Ибо воздух здесь,

Снаружи, был лучше, чем у высших людей.

Но едва покинул Заратустра пещеру свою, как поднялся

Старый чародей, лукаво оглянулся и сказал: "Он вышел!

И вот уже, о высшие люди, -- позвольте и мне, подобно ему,

Пощекотать вас этим льстивым именем -- и вот уже овладевает

мною мой злой дух, обманщик и чародей, мой демон тоски,

-- который до глубины души противник этого Заратустры, --

Простите это ему! Теперь хочет он показать вам свои

Чары, ибо настал час его: тщетно борюсь я с этим злым

Духом.

Всем вам, какое бы почитание ни воздавали вы себе на

Словах, будете ли вы называть себя "свободомыслящими", или

Quot;правдивыми", или "кающимися духом", или "освобожденными от

оков", или "алчущими и жаждущими",

Всем вам, страдающим подобно мне великим

Отвращением, для которых умер старый Бог, а новый Бог даже

Не лежит еще спеленутым в колыбели, -- всем вам мил мой дух и

Демон-чародей.

Я знаю вас, о высшие люди, я знаю его, -- я знаю также

Этого демона, которого люблю против воли, этого Заратустру: он

сам часто кажется мне похожим на прекрасную маску святого,

Похожим на новый удивительный маскарад, в котором

Находит удовольствие мой злой дух, мой демон тоски, -- я люблю

Заратустру, часто кажется мне, ради моего злого духа. --

Но он уже овладевает мною и угнетает меня, этот дух

тоски, этот демон вечерних сумерек; и, поистине, о высшие люди,

ему хочется --

Шире раскройте глаза! -- ему хочется прийти

нагим, мужчиной или женщиной, еще не знаю я; но он идет,

Он гнетет меня, горе! шире раскройте чувства ваши!

День отзвучал, для всех вещей наступает теперь вечер, даже

для лучших вещей; слушайте теперь и смотрите, о высшие люди,

Каков этот демон, мужчина ли, женщина ли, этот дух вечерней

тоски!"

Так говорил старый чародей, лукаво оглянулся и схватил

Свою арфу.

Когда яснеет воздух и на землю,

Как утешение, роса нисходит

Стопой невидимой, неслышанной и

нежной,

Как все несущее успокоенья сладость,

--

Ты вспоминаешь ли, горячая душа,

--

Какою жаждою томилась ты когда-то

По ниспадающим с небес слезам-росинкам,

Усталая в изнеможенье жалком,

Под злыми взглядами спускавшегося

солнца,

Спешившего тропинкой пожелтевшей

Злорадно ослеплявшими лучами

Между дерев, черневших вкруг меня.

Ты истины жених? так тешились

Они.

Нет, ты поэт, и только.

Ты хищный, лживый, ползающий зверь,

Который должен лгать,

Под маской хитрой жертву карауля,

Сам маска для себя

И сам себе добыча.

И это истины жених? О нет!

Лишь скоморох, поэт, и только!

Хитро болтающий под маскою затейной,

Ты, рыскающий вкруг, карабкаясь,

всползаешь --

По ложным из нагроможденных слов

мостам,

По лживым радугам среди небес обманных.

Лишь

Скоморох, поэт, и только!

И это -- истины жених? О нет!

Ты не стоишь холодный, неподвижный,

Как образ божества, спокойный,

Как изваяние его пред храмом,

Как врат Господних страж...

Ты добродетельной устойчивости враг,

Не в храмах дома ты, а в дикой чаще,

Ты полн упрямого, кошачьего стремленья,

Рад выпрыгнуть в окно под всякий

Случай

И лесу девственному рад кричать

приветно,

Что в чаще непролазной ты носился.

Средь пестрых хищников в косматых

шкурах,

Греховной красоты здоровья полный,

--

Что, сладострастно ноздри раздувая,

Насмешливый в блаженстве кровожадном,

Ты хищничал и крался полный лжи.

Порой орлу подобно с высоты,

Уставив в глубину недвижный взгляд,

В свое владенье, в пропасть

смотришь долго,

Как, вглубь стремясь, она все ниже,

Вниз

Змеится кольцами, спускаясь внутрь

--

И вдруг

Затем

В падении отвесном

Полет, как меч, направив,

В ягнят ударил ты,

Стремительно бросаясь с хищным жаром

Терзать ягнят

Со злобой против всех овечьих душ

И яростно кипя на все, что смотрит

Овцеподобно, ягнеоко и курчаво,

С приветной тупостью ягнят молочных.

Вот так