Но вот же хочет ваше скопческое косоглазие называться

"созерцанием"! А к чему можно прикоснуться трусливым глазом,

Должно быть окрещено именем "прекрасного"! О вы, осквернители

Благородных имен!

Но в том проклятие ваше, вы, незапятнанные, вы, ищущие

Чистого познания, что никогда не родите вы, хотя бы широко, как

Роженица, и лежали вы на горизонте!

И поистине, ваши уста полны благородных слов; и мы должны

Верить, что и сердце ваше переполнено, вы, лжецы?

Но мои слова -- слова невзрачные, презрительные и

Простые; и я люблю подбирать то, что на ваших пиршествах падает

Под стол.

Все-таки я могу сказать истину им -- лицемерам! Да, мои

Рыбьи косточки, раковины и колючие листья должны -- щекотать

Носы лицемерам!

Дурной запах всегда вокруг вас и ваших пиршеств: ибо ваши

Похотливые мысли, ваша ложь и притворство висят в воздухе!

Рискните же сперва поверить самим себе -- себе и своему

Нутру! Кто не верит себе самому, всегда лжет.

Личиною Бога прикрылись вы перед самими собой, вы,

Quot;чистые": в личине Бога укрылся ужасный кольчатый червь ваш.

Поистине, вы обманываете, вы, "созерцающие"! Даже

Заратустра был некогда обманут божественной пленкой вашей; не

Угадал он, какими змеиными кольцами была набита она.

Душу Бога мечтал я некогда видеть играющей в ваших играх,

Вы, ищущие чистого познания! О лучшем искусстве не мечтал я

Никогда, чем ваши искусства!

Нечисть змеиную, и дурной запах скрывала от меня даль, и

Что хитрость ящерицы похотливо ползала здесь.

Но я подошел к вам ближе: тогда наступил для меня

День -- и теперь наступает он для вас, -- кончились похождения

Месяца!

Взгляните на него! Застигнутый, бледный стоит он -- пред

Утренней зарею!

Ибо оно уже близко, огненное светило, -- его любовь

Приближается к земле! Невинность и жажда творца -- вот любовь

Всякого солнца!

Смотрите же на него, как оно нетерпеливо подымается над

Морем! Разве вы не чувствуете жадного, горячего дыхания любви

Его?

Морем хочет упиться оно и впивать глубину его к себе на

Высоту -- и тысячью грудей поднимается к нему страстное море.

Ибо оно хочет, чтобы солнце целовало его и

Упивалось им; оно хочет стать воздухом, и высотою, и

Стезею света, и самим светом!

Поистине, подобно солнцу, люблю я жизнь и все глубокие

Моря.

И для меня в том познание, чтобы все глубокое

поднялось -- на мою высоту! --

Так говорил Заратустра.

Об ученых

Пока я спал, овца принялась объедать венок из плюща на

Моей голове, -- и, объедая, она говорила: "Заратустра не ученый

Больше".

И, сказав это, она чванливо и гордо отошла в сторону.

Ребенок рассказал мне об этом.

Люблю я лежать здесь, где играют дети, вдоль развалившейся

Стены, среди чертополоха и красного мака.

Я все еще ученый для детей, а также для чертополоха и

Красного мака. Невинны они, даже в своей злобе.

Но для овец я уже перестал быть ученым: так хочет моя

Судьба -- да будет она благословенна!

Ибо истина в том, что ушел я из дома ученых, и еще

Захлопнул дверь за собою.

Слишком долго сидела моя душа голодной за их столом; не

Научился я, подобно им, познанию, как щелканью орехов.

Простор люблю я и воздух над свежей землей; лучше буду

Спать я на воловьих шкурах, чем на званиях и почестях их.

Я слишком горяч и сгораю от собственных мыслей; часто

захватывает у меня дыхание. Тогда мне нужно на простор,

Подальше от всех запыленных комнат.

Но они прохлаждаются в прохладной тени: они хотят во всем

Быть только зрителями и остерегаются сидеть там, где солнце

Жжет ступни.

Подобно тем, кто стоит на улице и глазеет на проходящих,

Так ждут и они и глазеют на мысли, продуманные другими.

Если дотронуться до них руками, от них невольно

Поднимается пыль, как от мучных мешков; но кто же подумает, что

Пыль их идет от зерна и от золотых даров нивы?

Когда выдают они себя за мудрых, меня знобит от мелких

Изречений и истин их; часто от мудрости их идет запах, как

Будто она исходит из болота; и поистине, я слышал уже, как

Лягушка квакала в ней!