Герой, так должен был бы преодолевать он даже свой отдых

Но именно для героя красота есть самая трудная

Вещь. Недостижима красота для всякой сильной воли.

Немного больше, немного меньше: именно это значит здесь

Много; это значит здесь всего больше.

Стоять с расслабленными мускулами и распряженной волей --

Это и есть самое трудное для всех вас, вы, возвышенные!

Когда власть становится милостивой и нисходит в видимое --

Красотой называю я такое нисхождение.

И ни от кого не требую я так красоты, как от тебя,

Могущественный; твоя доброта да будет твоим последним

Самопреодолением.

На всякое зло считаю я тебя способным; поэтому я и требую

От тебя добра.

Поистине, я смеялся часто над слабыми, которые мнят себя

Добрыми, потому что у них расслабленные лапы.

К столпу добродетели должен ты стремиться: чем выше он

Подымается, тем становится он красивее и нежнее, а внутри

Тверже и выносливее.

Да, возвышенный, когда-нибудь должен ты быть прекрасным и

Держать зеркало перед своей собственной красотою.

Тогда твоя душа будет содрогаться от божественных

Вожделений -- и поклонение будет в твоем тщеславии!

Это и есть тайна души: только когда герой покинул ее,

приближается к ней, в сновидении, -- сверхгерой. --

Так говорил Заратустра.

О стране культуры

Слишком далеко залетел я в будущее; ужас напал на меня.

И, оглянувшись кругом, я увидел, что время было моим

Единственным современником.

Тогда бежал я назад домой -- и спешил все быстрее; так

Пришел я к вам, вы, современники, и в страну культуры.

Впервые посмотрел я на вас как следует и с добрыми

Желаниями; поистине, с тоскою в сердце пришел я.

Но что случилось со мной? Как ни было мне страшно, -- я

Должен был рассмеяться! Никогда не видел мой глаз ничего более

Пестро-испещренного!

Я все смеялся и смеялся, тогда как ноги мои и сердце

Дрожали: "ба, да тут родина всех красильных горшков!" -- сказал

Я.

С лицами, обмазанными пятьюдесятью кляксами, -- так сидели

Вы, к моему удивлению, вы, современники!

И с пятьюдесятью зеркалами вокруг себя, которые льстили и

Подражали игре ваших красок!

Поистине, вы не могли бы носить лучшей маски, вы,

современники, чем ваши собственные лица! Кто бы мог вас --

Узнать!

Исписанные знаками прошлого, а поверх этих знаков

Замалеванные новыми знаками, -- так сокрылись вы от всех

Толкователей!

И если даже быть испытующим утробы, кто поверил бы, что

Есть у вас утробы! Из красок кажетесь вы выпеченными и из

Склеенных клочков.

Все века и народы пестро выглядывают из-под ваших

Покровов; все обычаи и все верования пестроязычно глаголят в

Ваших жестах.

Если бы кто освободил вас от ваших покрывал, мантий,

красок и жестов, -- все-таки осталось бы у него достаточно,

Чтобы пугать этим птиц.

Поистине, я сам испуганная птица, однажды увидевшая вас

Нагими и без красок; и я улетел, когда скелет стал подавать мне

Знаки любви.

Ибо скорее хотел бы я быть поденщиком в подземном мире и

Служить теням минувшего! -- Тучнее и полнее вас обитатели

Подземного мира!

В том и горечь моей утробы, что ни нагими, ни одетыми не

Выношу я вас, вы, современники!

Все, что есть удушливого в будущем и что некогда пугало

Улетевших птиц, поистине более задушевно и внушает больше

Доверия, чем ваша "действительность".

Ибо так говорите вы: "Мы всецело действительность, и

притом без веры и суеверия"; так выпячиваете вы грудь -- ах,

Даже и не имея груди!

Но как могли бы вы верить, вы, размалеванные! --

Вы, образа всего, во что некогда верили!

Вы -- ходячее опровержение самой веры и раскромсание

Всяких мыслей. Неправдоподобные -- так называю я

Вас, вы, сыны действительности!

Все времена пустословят друг против друга в ваших умах; но

Сны и пустословие всех времен были все-таки ближе к

Действительности, чем ваше бодрствование!

Бесплодны вы; потому и недостает вам веры. Но кто

Должен был созидать, у того были всегда свои вещие сны и звезды

знамения -- и верил он в веру! --