Философия материализма и методология образования

Степень “жесткости приложения” философских идей обуславливает гуманистический или традиционный характер образования.

Соблазн получить приложимый к решению конкретной проблемы ответ практически на любой вопрос - характерное искушение для любой науки, использующей естественно-научный способ познания. Для философии образования это искушение оказалось наиболее сильным, поскольку по определению она призвана обосновать пути обучения истине. Однако способы этого обучения, т.е. приложения философских идей, их использование в образовании, различны. Различны и результаты.

Как было установлено в § 1.1., философия - это любовь к мудрости. Мудрость помогает найти путь к истине. Это “родовое” качество придает роли философии в образовании наибольшие противоречия. От философии ожидают чрезвычайных откровений - “истин в последней иснтанции”, абсолютного знания. Ожидают всеобщезначимых результатов - того, что можно и необходимо познать и чем, благодаря этому, можно овладеть. Но то, что с необходимостью признается каждым человеком, становится в силу этого научным познанием и уже не является философией, а относится к специальным отраслям знания. Именно такое ожидание превращает философию в исходную позицию для обоснования необходимости передачи готовых к употреблению знаний. За этой позицией однозначно просматривается незначительность того, для кого эти знания предназначены - ученика.

Это путь естественно-научной достоверности познания, где истина просчитывается, устанавливается раз и навсегда извне. Она не может быть порождена чьим-либо сознанием, кроме сознания основоположника. В установленной истине нельзя усомниться. Избавляя непосвященных от мучительной процедуры критического переосмысления абсолютной истины, основоположник как бы принимает на себя всю тяжесть сомнений, учета обстоятельств, расчета последствий и т.д. Он устремлен к объективности, как правило, не обращая внимание на возможную активность предмета своих исследований, которая субъективна, но зачастую корректирует действие объективных законов. Эта активность единична, нетипична, ее удельный вес ничтожно мал. Поэтому ею следует пренебречь в пользу общей активности человеческой массы. Определяя объективный характер истины, философы-материалисты устранили человечество с пути самостоятельного познания, сводя его содержание (содержание образования) к набору однозначных и закрытых знаний, установленных связей между ними, которые и следует изучать.

Показателем “качества приложения” философии принято считать ее способность представлять, описывать и формировать определенный образ мышления. Но мышление “работает” с сознанием, оно извлекает из сознания необходимые “указания” - как поступать в той или иной ситуации. Обращаясь к мышлению напрямую, устанавливая необходимость предлагаемых действий, философия диалектического материализма претендует на роль заменителя сознания. Она становится “умом, честью и совестью” определенного общественного слоя, “формируя” образ действия, плавно вытекающий из предпочтительного именно этому слою (классу) образа мышления. Основным средством для решения этой задачи выступает образование.

Материализм - это образ мышления, предпочитаемый массами, поскольку они осуществляют свои цели благодаря своему “весу”, своему большому количеству. Их цели - работа, пища, защита, семья и т.д. - конкретны и понятны каждому, поскольку диктуются элементарными потребностями. Но достижение этих целей осуществляется не посредством обращения к сознанию, как хранилищу интеллекта и духовных ценностей, а посредством призыва к действию. Учение о бытии в трактовке марксистского материализма превращается в философию установок, которые не нуждаются в придании им личностно значимого смысла.

Привлечения философии материализма коммунистами в качестве некоего универсального обоснования свели богатейшее наследие философской мысли к двум способам применения. Первый базировался на приложении философских принципов и законов к той или иной сфере деятельности человека. Второй способ предполагал, что опираясь на отдельные высказывания признанных философов, человек получает “правильное” руководство к своим действиям. Философия материализма оказалась сведена к цитатнику двух-трех авторов, обращение к которому стало обязательным культовым ритуалом, а необращение каралось по всей строгости идеологических законов.

Марксизм утверждал, что все идеи, как "выражения материальных отношений" не существуют, но возведены буржуазией в ранг духовных сущностей для обмана. По Марксу, речь идет об идеологической надстройке над действительностью, о недопустимой идеизации материальных данностей. Следовательно, идеизация, как мыслительный акт, посредством которого сущность вещи постигается или полагается как её идея, недоступна, как и мысль, являющаяся частью процесса мышления, или же его результатом, т.е. идеей.

К таким же "ложным ценностям" марксизм относит и то, перед чем он бессилен, а именно - все решающие человеческие проблемы - сознание, существование, смысл и цель жизни, выбор, сомнение, стыд, нравственность т.д., определяемые как “мнимые”. Неудивительно, что марксизм, будучи по сути и результативности влияния теорией предвзятых и упрощенных установок, так страстно отрицал не только свою причастность к идеологии, но и её истинность. Самоисключающая тенденциозность марксизма сегодня достаточно изучена на теоретическом уровне, чтобы дополнительно доказывать его научную несостоятельность.

Однако на уровне перевода педагогической теории в практику сохраняется феномен возврата к марксистским идеологическим ценностям. Суть феномена в том, что называя идеологию "формой ограниченного сознания", Маркс создал методологическую основу именно такой идеологии. В соответствии с такой установкой идеология образования ориентируется на формирование экстернальной позиции личности, у которой воспитывается потребность изыскивать причины происходящего с ней во внешних условиях, полагаться на государство, среду, образование, а не на себя в этих институтах.

Отказ от идеологии таких "нормативов" очевиден. Но отсутствие идейной (по сути - идеологической) базы нормирования образования возвращает педагогику к тому, от чего требуется отказаться.

Другая идеологическая крайность - увлечение зарубежным опытом - приводит к идеологическому и методологическому нигилизму. Предпочтение отдается конкретным технологиям, не имеющим общего основания, а потому возможным к использованию только в жестко определенных автором, обусловленных его личностными особенностями мировосприятия условиях. При этом упускается из виду, что до сих пор не удалось создать на Западе такую педагогическую концепцию, которая бы органически вписывалась в целостную философско-педагогическую картину мироздания.

Неотягощенное мыслительной деятельностью обыденное сознание ностальгирует по “добрым старым временам”. Такой наиболее распространенный тип массового сознания восстанавливает потребность в безмысленном делегировании ответственности за свои действия бытию, среде, коллективу - всему тому, что, по Марксу, определяет сознание. Эта потребность свойственна человеческому сознанию как родовой инстинкт, связывающий его со всем животным миром. Животные инстинкты человека востребуются образованием гораздо быстрее и эффективнее, чем духовные задатки. Вместе с тем, человеку свойственна и другая, более высокая, духовная потребность - осуществлять, реализовывать себя в поступках, творчестве, других людях - во всем том, что выделяет человека из животного мира. Но именно к животным инстинктам апеллирует марксизм, обосновывая воспитательные приоритеты бытия над сознанием, среды над индивидом, коллектива над личностью, жестокого, быстрого и прямого пути к цели через насилие над трудным, извилистым и мучительным путем размышлений.

Одной из наименее проясненных проблем современной философии образования продолжает оставаться оценка роли российской революционной демократии в развитии отечественного просвещения. Проблемность состоит в противоречии между придаваемым в учебниках данному направлению характеристик гуманного основоположения образования и его реальной, достаточно антигуманной сущностью. Противоречие усугубляется законодательно оформленным (Закон РФ “Об образовании”) требованием реальной гуманизации образования в целом.

Существо проблемы определяется отсутствием в современной учебно-методической литературе обращений к феномену трансформации традиционных национальных духовных ценностей в государственной идеологии России ХIХ века и весьма странным преломлением этого феномена в философии российских революционных демократов.

Современная философия определяет реальные источники перехода государственной идеологии России от приоритета духовности к приоритету полезности. По мнению А.Ф.Замалеева, коренной переворот в социальной жизни, произведенный реформами Петра I, способствовал быстрому освобождению духовной культуры от влияния православия. На авансцену государственной идеологии выступает антропоцентристская (центрированная на человеке) мораль. Ее сущностью становится автономность, независимость от вероисповедных законоположений церкви. Первым долгом человека провозглашается труд. Его полезность определяется тем, что он одновременно выступает источником благополучия и нейтрализатором пороков. Осознание истинных потребностей и их разумное удовлетворение составляют предпосылку нравственного самосовершенствования личности, его блага. Это просветительское отождествление социологического принципа блага с этической нормой послужило толчком для возведения полезности, необходимости в превосходную степень в идеологии русских революционных демократов.

Согласно Н.Г.Чернышевскому, “нравственность”, “добро” - это общие понятия, смысл которых раскрывается исключительно в понятии пользы. Разница между добром и пользой - чисто количественная: добро есть не что иное, как большая польза. Неверное противопоставление добра и пользы обусловлено, по мнению Н.Г.Чернышевского, представлением “старой” этики о человеке, как о существе с “другой натурой”, т.е. с нематериальной душой.

Философия революционных демократов, основанная на антропологизме, исходит из выработанной естественными науками идеи о единстве человеческого организма; она “видит в нем то, что видят медицина, физиология, химия”. Таким образом без особых затруднений разрешался и “головоломный вопрос: доброе или злое существо человек?”. “При первом приложении научного анализа, - писал Чернышевский, вся штука оказывается простою до крайности... Добрым человек бывает тогда, когда для получения приятного себе он должен делать приятное другим; злым бывает он тогда, когда принужден извлекать приятность себе из нанесения неприятности другим. Человеческой натуры нельзя тут ни бранить за одно, ни хвалить за другое; все зависит от обстоятельств, отношений”.

Очевидно, что для Чернышевского область нравственного - это лишь своего рода функциональный придаток физиологического, которое в свою очередь “запускается”, приводится в действие социальным. Поэтому человек при одних обстоятельствах бывает добр, при других - зол. Чтобы направить его в сторону нравственного развития, необходимо прежде всего изменить реальные условия его жизни, преобразоваать социальность.

Предпринятый Чернышевским “научный анализ” награждал человека пожизненной индульгенцией, осовобождавшей его от “внутреннего голоса”, самооценки. Для такого человека страсть к разрушению превосходит страсть к творчеству, духовному совершенству. Он превращается исключительно в политическое существо, не связанное ни с какой традиционной моралью. Его идеалом оказывается одно: “...что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть” (Д.С.Писарев).

На примере Чернышевского и его последователей отчетливо видно, что сам по себе гуманизм, сколь бы возвышенными не казались его стремления, еще не в состоянии облагородить человека, если его внутренние убеждения находятся в разладе с нравственностью, моралью. Он непременно приходит к нигилизму, причем не только к социальному, но и духовному. А это уже тупик, высший предел ложного самоутверждения человека, когда “гуманизм переходит в антигуманизм” (Н.А.Бердяев).

Не так давно из огромной плеяды российских философов дозволялось “руководствоваться основоположениями” весьма ограниченного перечня имен. До сих пор находящиеся в программах всех гуманитарных предметов труды В.Г.Белинского, А.И.Герцена, Н.А.Добролюбова, Н.Г.Чернышевского представляют российскую естественно-научную философскую школу. Каждый философ стоял у истоков российской революционной социал-демократии. Все они утверждали идеи гуманизма, оставаясь сторонниками насильственных средств их достижения.

Провозглашая гуманизм как главную человеческую ценность, Н.Г.Чернышевский разделял его на “мягкотелый”, т.е. либеральный, и “конкретный”, т.е. допускающий жестокость. В связи с последним определением он считал гуманным призывать Россию “к топору” для утверждения этого идеала. Таким образом конкретный гуманизм стал идеологией бескомпромиссного террора, обесценив смысл понятия “гуманизм”. Эта позиция, основанная на мнимом знании абсолютных истин, состоит в необходимости убедить (средствами образования - в первую очередь) безграмотную массу в возможности достичь “светлого завтра” силой массы, а не силой разума.

Пожалуй, только А.И.Герцен, переживший мучительное разочарование после поражения революции 1848 г. во Франции, пришел к выводу о неоправданности революционного насилия. Для социального созидания, считал А.И.Герцен, необходимы “построяющие идеи”, нужно развитое народное сознание. “Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри” - утверждал он.

Но “построяющие идеи” российского материализма были заимствованы из марксистских постулатов, олицетворявших опредеделенный срез западной ментальности. Механическое заимствование не оставляло места нравственной рефлексии, столь свойственной российскому менталитету. На этой философско-идеологической базе сформировалась концепция коммунистического воспитания. Главной ценностью данной концепции становится идеология привнесения готовых смыслов, их внедрение в сознание развивающейся личности.

На этой методологической основе выстраивается главная гносеологическая производная философско-идеологического обоснования советского образования - системно-деятельностный подход.

Гносеологическая функция методологии - это функция перевода основоположений науки в педагогическую теорию и далее - в практику. Она проявляет результативность методологии, представляя философские абстракции в конкретных концепциях, теориях, подходах.

Основным содержанием образования определяются его системный и деятельностный характер. Деятельность первична по отношению к развитию человека, поскольку формирует его сознание. Учащийся принципиально отчуждается от участия в постановке целей и планирования учебной и воспитательной деятельности, от их организации и регулирования, анализа и оценки. Вся работа по активизации и переводу ученика в позицию субъекта познания, труда и общения делегируется учителю, как “главному действующему лицу” образовательных процессов. Жесткая регламентация учебного и внеурочного времени принуждает ученика принять организованную извне деятельность. Таким образом, внешние по отношению к ребенку научные знания и духовные ценности интериоризируются, т.е. автоматически становятся достоянием его сознания.