Религиозное искусство Святослава Рериха

Д-р X. Гётц

... Восток – неиссякаемый источник вдохновения для художника, который не пленяется чарами живописной экзотики Азии, но столь глубоко вникает в ее жизнь и ее мысль, что они перестают быть контрастами и сливаются воедино в новом, общечеловеческом синтезе. То, что стало отжившей формулой, что, казалось, противоречит современной науке, вновь возрождается к жизни в ином, более глубоком значении, пробуждая в своих ассоциациях древнее и вместе с тем современное видение Универсума.

Художник этот – Святослав Рерих, родившийся в России, получивший образование в Швеции, Англии и Америке, много лет назад поселившийся в Индии и женившийся на высококультурной, утонченной индийской леди. Индия для него – уже не экзотический край, но ставшая его домом страна, чей народ он способен понять, чья культура составляет неотъемлемую часть его личности. С индийской философией он знаком с детства.

... Природа для него – не тот "Пустырь" современных художников, где навязчивые демоны и призраки подсознания населяют руины и преследуют объятых страхом людей-автоматов, – но мир, полный задушевной лирики. Вы видите игру света в листве деревьев, залитые его лучами луга и горные склоны, окутывающие всё тени раннего рассвета или поздних сумерек, слепящий от солнца песок побережья, пылающий закат над Раджпутаной; вы слышите шелест пальм, журчанье гималайских ручейков и шум их водопадов, грохот разбивающейся об утес волны океана. – Вы ощущаете, как всюду произрастает жизнь, – терпеливо, любовно, и какие бы катастрофы ни случались, – она взойдет и после них, наполняя руины новыми надеждами, новыми устремлениями к вечной красоте. Да, таковы его люди, его герои! И как бы непривычно они порою ни выглядели, это отнюдь не экзотические чудаки, но такие же, как и все, человеческие существа, с их надеждами и исканиями, достойные сострадания и любви в их каждодневной борьбе за жизнь, за ощущение полноты бытия.

Так и религиозные символы человечества перестают быть теми олицетворениями магического присутствия божества, сама таинственность которых окружала их трепетом подсознательных страхов и побуждений. Их формулы разлагаются на те космические видения, из которых они выкристаллизовались. Возьмите его "Иакова и Ангела"! Яростный вихрь света и тьмы – это борьба библейского патриарха с Архангелом, тень от человеческой фигуры сжата и все же крепко держит своего божественного противника, который склонился над ним, охватив своего хрупкого противоборца своими могучими крыльями Света. И этот яростный вихрь борьбы между Человеком и Божественным отражается в темном океане синих волн, в размытых очертаниях гор и тяжелых облаков. Поистине, невозможно лучше запечатлеть неистовство битвы. И однако это еще не все. Это подобно видению космической катастрофы в далекой Галактике, когда рождается новая Вселенная; и действительно, рождается новая вселенная – видение Бога в человеке, ухватившегося за Божественное милосердие: "Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня!" Борьба между духом и материей, жизнью и смертью, рождением и возвращением всех вещей в единое лоно, ритм Вселенной: Инь и Ян. И поистине этот вихрь битвы Иакова с Архангелом есть символ Инь–Ян, но не в дальневосточной его формулировке, но как архетип человеческого религиозного опыта, общего для Востока и Запада, для Даосизма, Буддизма, Христианства.

Однако это отнюдь не означает, что Святослав Рерих слеп к катастрофам нашего времени, борьба Иакова – это битва в рождении духа. Означает ли это тогда, что катастрофы нашего времени также представляют собой муки иного перерождения? "Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода".

Так родился грандиозный Триптих, апокалиптическое видение тех ужасов, через которые мы проходим в последние десятилетия и через которые, быть может, нам придется проходить снова и снова, пока сроки не исполнятся.

Прелюдия. – Массы людей спасаются бегством от неведомой надвигающейся опасности, изнеможенная женщина и старик опускаются на обочину в тоске и отчаянии. Но нет никакого выхода. Под душным зеленоватым небом со всех сторон нависают крутые громады новых неизвестных проблем и сил, готовые в любой момент обрушиться на отчаявшиеся массы.

Затем бедствие вырывается на простор: Ангелы Апокалипсиса изливают чаши Божьего гнева на землю, где в море пламени исчезают цивилизации. Солдаты строем идут на кровопролитие, женщины взывают в яростном протесте, отчаянной молитве или безропотном смирении. На переднем плане, занимая почти всю сцену, – мертвое тело молодого человека падает перед двумя едва видными с правого края женщинами, наклонившимися с состраданием и любовью над его искаженным лицом.

И эпилог: кипящий ад, в котором души тщетно пытаются освободиться от рабства, мучений и отчаяния. Но этот ад освещается светом Христа, сошествующего во тьму в окружении четырех Херувимов.

Это довольно опасная тема, где художник может натолкнуться на подводные камни традиционализма, затягивающего космическое видение в трясину мелодраматического спектакля. Святослав Рерих не порывает с традицией, но трактует ее с большой свободой. Он не боится вводить отдельные реминисценции из других шедевров, но использует их для пробуждения в нашей памяти тех ассоциаций, тех идей, которые он не может выразить в дополнение ко всему, не нарушая строгости композиции, которая только и делает подобную тему допустимой в качестве произведения искусства.

Изнеможенная женщина в прологе напоминает нам кающуюся Марию Магдалину, или Блудницу, перед Христом. Некогда она могла быть модной светской дамой, теперь же, в час приближения беды, она проходит через муки совести, которые приуготовят ее сердце к божественной любви.

В центральной части Триптиха Ангелы, написанные в византийском стиле, образуют собой один большой купол, под которым силы накопленного зла отделяют человека от Божественного и оборачиваются человеческим разрушением. Фигура молодого человека падает на землю, как мертвый Христос, снятый с креста. "Все кончено, Отец мой, в руки Твои предаю дух мой". Тот Христос, который рождается в каждом из нас в час жертвы и самоотречения и к которому мы возвращаемся в момент нашего спасения. А две женщины с правого края напоминают нам Вергилия и Данте из иллюстраций Уильяма Блейка, подобные свидетелям, сострадающим другим душам, и тем не менее находящиеся в том же аду. Ибо преисподняя всюду, где человек забывает о своем вечном Источнике.

И эпилог: ад "Ладьи Данте" Делакруа – в омуте, наполненном ненавистью и злобой; страстями, извечно превращающими этот мир в ад. И восстающая из него с огромным и вместе с тем бесполезным усилием фигура человека, – микеланджеловский Раб, вечный символ человеческого духа, тщетно борющегося со слабостями плоти, пока Милосердие Господне, дух Истины и Любви, не придет ему на помощь.

И все это выстроено благодаря строгой стилизации всех форм, обнажающей самую их сущность, могучему ритму всех линий и ярких цветовых созвучий, который вызывает в памяти Эль Греко. Линии нависающих над беженцами гор образуют контраст безжалостных громад и безвольных жертв. Ангелы, окружившие распятое человечество, – орудия Божьего гнева для нераскаявшихся и вместе с тем орудия Его Милосердия и сострадания для страждущих. Возрастающий поток душ устремляется к Спасителю крестообразной волной, от Ненависти – к Любви. Желтовато-зеленый цвет гибели и беспомощности, а на фоне контрастного желто-синего цвета бедствия – красно-коричневый, означающий кровь, огонь и высшее напряжение. И преобладающий синий в эпилоге – это тьма de profundis, но также и мир, и спасение.

Правда, в последней сцене Триптиха Святослав Рерих использует традиционный византийский символ Спасителя – лик Христа, окруженный крыльями Херувимов. Ну можно ли сделать еще более понятным символизм всей картины? И все же он не удовлетворяется подобным решением. Группа едва обозначена в окружающем ее сиянии. Мир, излучаемый Творящей Любовью, ощутим сильнее в контрасте с мягким светом, пробивающимся в густую мрачную тьму ненависти и борьбы. "Бога никто никогда не видел, но если мы любим друг друга, Бог пребывает в нас". Божественный Принцип, Бог Отец, Парабрахман индийской мысли, находится за пределами человеческого познавания, но также и Логос может быть ощутим только в своем оживотворяющем, просветляющем действии. И нет другого такого действия, где мы можем испытать Божественную Любовь столь сильно, как любовь жертвенная и страдающая в человеческой трагедии. И если распятие было высшим испытанием миссии Христа, Мать скорбящая, Mater dolorosa, оплакивающая бездыханное тело своего сына, является самой волнующей из всех христианских и, пожалуй, всех религиозных тем. Не удивительно, что искусство Святослава Рериха обращается к теме Pieta. Воспитанный в православной Святой Руси, он возвращается, через современную науку и азийскую философию, к древним символам, но символам, которые в ходе этого странствия поднялись от традиционных формул до Огненных Вех Жизни Духа.

[1950-е гг.]