Император Наполеон III и Пруссия

няя палата проявит какое-то стремление к прогрессу, то разве не свяжет ее по рукам и ногам и не оттеснит верхняя палата? «Это собрание состоит из знати, занимающей место по праву рождения, и лиц, избранных коро­лем среди кандидатов, представленных ему дворянством, университетами и крупными городами, с одной стороны, право рождения, с другой — вы­бор монарха. Верхняя палата пополняется только из этих источников и поэтому противится всем либеральным мерам». За последнее время «она значительным большинством отвергла принцип гражданского брака, а не­давно чуть не подняла восстание против министра *, предложившего обя­зать дворянство, подобно всем другим классам граждан, платить налоги».

«Эта конституция далека от совершенства. И если Германия решится броситься в объятия Пруссии, ее следует основательно изменить».

«Было бы весьма желательно, чтобы Пруссия проявила несколько большую справедливость по отношению к правительствам, опирающимся на всеобщее избирательное право. Мы не упрекаем берлинский двор за оскорбительные выпады немецкой печати. Мы и но ждем, что принц-регент будет затыкать рот своим подданным, даже когда они нас оскорб­ляют. Да будет нам, однако, позволено заметить, что если «Siècle» и «Opinion nationale» оскорбительно отзовутсн о монархе, не являющемся врагом Франции, то «Moniteur» или, по меньшей мере, официозные газеты поспешат загладить обиду суровой отповедью».

«Было бы также крайне желательно, чтобы прусские политические деятели воздерживались в прусском парламенте от громовых нападок, открыто направленных против Франции. Когда г-н фон Финке заявляет в прусской палато депутатов о необходимости отвоевать у нас Эльзас и Лотарингию, это неблагоразумное выступление не настолько волнует французскую нацию, чтобы она взялась за оружие, но это доставляет по­вод с удовлетворением заявить, что опрометчивые поступки подобного рода невозможны во Франции». «Со времени вступления на престол Напо­леона III и особенно после аннексии Ниццы * * и Савойи немецкие публи­цисты и, пожалуй, даже немецкие государи довольно громко выражают ни на чем не основанное недоверие к французской политике. Они упорно приписывают нам проект аннексии Рейнских провинций и захвата немец­кой земли. Об этой беспочвенной тревоге заявляют так громко и настой­чиво, что будь мы не столь беспристрастны, это могло бы навести нас на дурные мысли. Бесспорно, что если вы подойдете на улице к самому мягкому и безобидному человеку и скажете ему: «Милостивый государь, вы намерены дать мне пощечину. Можете клясться, что у вас нет такого намерения, но я знаю, что вы хотите дать мне пощечину. Незачем клят­венно уверять меня в обратном, потому что я не поверю вам и вашим клят­вам, так как знаю, что вы намерены дать мне по физиономии. Но я силь­нее вас. Я вас не боюсь. Я раздавлю вас, как муху. И я вызываю вас, попро­буйте дать мне пощечину», — разве мягкий и самый безобидный человек не нашел бы зто достаточным поводом для совершения того, что от него требовали, разве он не дал бы пощечины провокатору?».

«Но никакие провокации не заставят Францию отступить от линии, которую она себе начертала. Мы слишком справедливы, чтобы думать о завоевании территории, принадлежащей другой нации. Дай бог, чтобы Германский союз вдохновлялся теми же идеями! Тогда он не захватил бы герцогства Познанского, не напал бы на северный Шлезвиг, не объявил бы Триест немецким городом. Что касается нас, то мы не боимся утвер­ждать, что Лотарингия и Эльзас являются французскими, ибо они сами

• — Роона. Ред. ** Слово «Ницца» ывсано» текст брошюры Лбу Марксом. Р«в,

К. МАРКС

подтвердили это вопреки немцам. Мы храним то, что нам принадлежит. Большего мы не хотим! Мы считаем, что все естественные границы, все реки Европы и вполовину не так ценны для защиты нашей территории, как полк зуавов или пеших егерей с примкнутыми штыками».

«Будет ли нам позволено добавить к этим дружеским советам еще одно пожелание? Оно покажет, как глубоко мы заинтересованы в един­стве Германии и будущем Пруссии».

«Насколько имя Пруссии, ее конституция, личность ее августейшего принца-регента вызывают симпатию в Германии, пожалуй, еще более сильно чувство отвращения, которое внушает ее бюрократия, и не только в Германии, но и у честных людей во всех странах. 12 мая 1860 г. луч света озарил махинации прусской полиции; он явил взорам самую стран­ную смесь неуклюжести и безнравственности, усердия и неосторожности, провокационных подстрекательств и неуклюжего макиавеллизма».

«Вот факты в том виде, как они были доложены прусскому ландтагу достопочтенным депутатом от великого герцогства Поинанского г-ном Не-голевским. Три прусских чиновника — президент Познанской провинции г-н фон Путкаммор, нолицей-ирезидент г-н фон Берешпирумг и секретарь-переводчик г-н Пост — искали способ проявить свое усердие и снискать признательность правительства. Г-н фон Путкаммер — важная персона, нечто большее, чем префект, нечто меньшее, чем министр; г-н фон Беренга-прунг — человек известный и значительный; Пост — мелкая сошка».

«Первый сочиняет, второй диктует, третий пишет. Эти три достойные личности, раскинув своими чиновными мозгами, набрели на великую мысль поднять восстание в Познани, чтобы затем снискать собе честь и славу его подавлением. Роль агента-провокатора, перед которой отступил бы и Видок, не внушала им отвращения. Они приняли личину поляков, недо­вольных прусским правлением. У себя в канцелярии они создали мнимый демократический комитет и вошли в сношения с центральным комитетом, находящимся в Лондоне. «Шлите нам, — повторяли они, — шлите нам эмиссаров, прокламации, оружие». Со своей стороны они посылали в Лондон деньги, взятые из бюджета, талеры, вырванные у злосчастных налогоплательщиков. Налогам было найдено неплохое применение. Казна­чеем этого предприятия стал секретарь полиции г-н Штольценберг. Пись­ма следовало адресовать жене советника Верховного суда г-же Рух».

«Лондонский комитет поддался на приманку не сразу. Он колебался, не доверял. По-видимому, он чуял измену. Но чиновное трио так сми­ренно умоляло прислать несколько писем и циркуляров, с таким восхи­щением говорило о генерале Мадзини, с таким волнением отзывалось о прозе Феликса Пиа, этом хлебе насущном, что некоторые революцио­неры в Лондоне, включая даже самого Мадзини, вступили в переписку с ними. Эта вероломная игра шла три года, она продолжалась бы по сей день, если бы не была внезапно остановлена громами г-на Неголевского».

«Красноречивый познанский оратор выложил на стол подлинники 24-х писем, написанных г-ном Постом и продиктованных г-ном Берен-шпрунгом по внушению г-на Путкаммера. Первое датировано 19 августа 1858 г., последнее — апрелем 1860 г. Никто, даже министр внутренних дел г-н фон Шверин, не рискнул оспаривать подлинность этих докумен­тов. Мы располагаем переводом, осуществленным приведенным к присяге переводчиком. Письма свидетельствуют о том, что прусская полиция побуждала лондонский комитет посылать зажигательные прокламации в великое герцогство Познанское, оплачивала расходы по печатанию этих прокламаций в Лондоне и способствовала их распространению среди лиц, находящихся на подозрении, с тем чтобы их потом можно было схватить, а полиция сумела бы продемонстрировать свое усердие sa счет некоторых

ИМПЕРАТОР НАПОЛЕОН III И ПРУССИЯ 331

подданных прусского короля; письма доказывают, что Путкаммер, Берен-шпрунг и их сообщники уговорами и посулами побудили лондонский ко­митет прислать к ним эмиссара по имени Рьюитт, которого они»

(то есть полиция)

«снабдили паспортом, дали ему возможность свободно передвигаться, с тем чтобы он скомпрометировал как можно больше народу, затем его арестовали и приговорили к двум годам тюремного заключения». После этого славного подвига г-н фон Береншпрунг, спаситель им же нарушен­ного порядка, выставил свою кандидатуру в парламент, однако был за­баллотирован, «но он продолжал свою переписку с Мадзини и лондонским комитетом, клятвенно заверяя их, что Рьюитта выдала польская знать (письмо от 5 июля 1859 г.) и что ряд польских дворян находится на службе у полиции (письмо от 19 июля 1859 г.)».

«Эти чиновники в своих письмах стремились очернить в глазах лон­донского комитета польскую знать и духовенство, включая князя Чарто-рыского. Они говорят о захвате помещичьих имений и разделе их в ин­тересах народа. 27 марта 1859 г. они узнают о том, что император фран­цузов собирается сделать великодушный жест, выступив в пользу италь­янской независимости. Дабы опередить это, они пишут лондонскому комитету, умоляют Мадзини поднять страну до прихода французской армии, просят его водрузить красный флаг, прежде чем Наполеон сумеет вмешаться в итальянские дела. 21 мая они благодарят лондонский комитет за присылку им «рецепта изготовления бомб Орсини». Не надо быть про­видцем, чтобы догадаться, зачем они получили этот рецепт. Мы знаем, что эти господа служат в полиции, а поэтому они не могли быть заговор­щиками; намерения у них, должно быть, были самыми чистыми. Несом­ненно, они намеревались предостеречь императора от опасности, этим-то и объяснялась приписка к письму: «Долго ли еще французские демократы будут откладывать новое покушение на Наполеона?». После Вилла-франки ⁴⁶³ были основания предполагать, что каждый немец должен быть доволен тем, что Венеция осталась за Австрией, однако они писали Мад­зини: «Революция разразится в Италии, Венгрии, Германии, Пруссии, может быть, во Франции и даже в Польше. Предательство Наполеона открыло глаза всему миру, и все угнетенные нации рады избавиться от него». И далее эти прусские полицейские агенты пишут: «Что происходит во Франции? Неужели не найдется второго Орсини? Разве республиканцы ничего не хотят сделать, чтобы свергнуть тирана?» (20 августа 1859 г.)».

«Мы не хотим возлагать ответственность за эти опрометчивые поступки на слишком высокие сферы. Полиция оказалась более неловкой, чем ви­новной, ибо ей не хватило такта скрыть свои секретнейшие бумаги от взо­ров честных людей. Но прусскому правительству следовало бы совлечь свою полицию с этого опасного пути; никогда не следует подталкивать людей к преступлению, даже как к средству узнать их подноготную».

«Всякий знает, что если бы Орсини преуспел в своем преступном покушении, он убил бы будущего освободителя Италии и причинил бы своей стране больше вреда, чем пользы. Можем также добавить, что если бы прусская полиция без всякого злого умысла, а просто из глупого усердия отыскала второго Орсини, она лишила бы Пруссию очень полезного союз­ника, который призван, может быть, оказать ей крупные услуги, лишь бы она пошла ему навстречу» ⁴5⁸.

Печатается по тексту газеты Перевод с английского

Корреспонденция составлена К. Марксом Щ июня I860 г.

Напечатана в газете «New-York Daily Tribune» Л 5986, 30 июня I860 г.

12 М. и Э., т. 44

332 ]

К. МАРКС

* ВЫПИСКИ ИЗ КНИГИ [И. САБО]

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА