П е р т и н и. Не нужно, милый друг, импровизаций! Я судорогой нервной не страдаю! К тому ж бастарды часто столь пышны, И столь могучей силой расцветают, И гордо поднимаются до неба, Как будто знают — создало их счастье, А не союз безрадостный и рабский! Бастарды — пасквили, сказал бы я, Природа — автор; брак сидит на кресле, С чепцом и атрибутами другими, В заботах глупое его лицо, У ног его лежит сухой пергамент С начертанным проклятием попов, Глухие залы церкви — перспектива, На заднем плане — лишь толпа разинь, И я хвалю бастардов!
Л ю ч и н д о. (Вспылив.) Хватит, хватит!
Что значит это? Выскажись ясней! Но и мои слова услышишь ты! А впрочем, что мне спрашивать тебя? Не ад ли развернул свои картины, Не встал ли предо мной сухой скелет, Уставясь на меня с проклятьем злобным? Но знай — не безнаказанно ты бросил Своей бесовской лапою огонь И грудь мою зажег гореньем грозным. Не думай, что играешь ты с ребенком И на головку детскую бросаешь Победоносно кости. Нет, со мной, Со мной ты опрометчиво играешь, Пустился рано ты на откровенность, Змеиный яд излил свой слишком рано — И злобу и позор свой ощутив, Я это все тебе назад швырну, Глотай свой яд, тогда с тобой сыграю, А ныне говори — я так хочу!
П е р т и н и. Не Фауст вы, а я не Мефистофель,
Хоть, может быть, вы так вообразили, Со мной вам эта штука не удастся, Иду наперекор я вашей воле.
Л ю ч и н д о. Ты пожалей себя, не раздувай Огонь, иначе вспыхнет он, Да и тебя сожжет.
П е р т и н и. Все это фразы,
СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕМ»
Он только вас одних сожжет, поверьте.
Л ю ч и н д о. Меня? Пускай! Ведь кто я для себя? Но вот тебя я обхвачу руками И как клещами грудь твою сожму, Перед двоими пропасть распахнется, Ты упадешь, а за тобою я, И прошепчу смеясь — пошли, приятель!
П е р т и н и. Фантазией одарены вы. Видно,
Немало вы мечтали в вашей жизни?
Л ю ч и н д о. Вы угадали, я мечтатель, да!
И правда — что от вас я мог узнать?
Вы видите нас только в первый раз
И все ж меня готовы оскорбить.
Чего же ждать? Чего от вас просить?
Нет ничего у вас, а я зато
Готов теперь за стыд вам отомстить.
Круг очертили вы, и для двоих
В нем тесно — попытайтесь убежать!
Но пусть судьба свой скажет приговор.
П е р т и н и. Читали вы учителю ту сцену, Из старой взяв трагедии ее?
Л ю ч и н д о. Да, правда, мы трагедию играем.
Ну что ж, пойдем — куда вы захотите!
П е р т и н и. Куда, когда, зачем я захочу? Увольте!
Л ю ч и н д о. Баба! Дразнишь ты меня —
Но я тебе в лицо скажу — ты баба. По улицам я это прокричу, При всех я изобью тебя, коль только Ты не пойдешь за мной, пытаясь шуткой Отделаться, где кровь моя бурлит. Ни слова больше, хоть иди, хоть нет — Но приговор твой вынесен, мерзавец!
П е р т и н и. (Вспылив.) Еще раз это повтори, мальчишка!
Л ю ч и н д о. Хоть тысячу, когда хотите вы,
Чтоб растревожить вашу желчь, чтоб кровь Из ваших глаз струилась, повторю я. Да, баба ты, мерзавец — повторил я!
П е р т и н и. Что ж, мы поговорим, вы так и знайте! Есть место, что связало нас двоих, И это — ад, не для меня, для вас!
Л ю ч и н д о. Что принялись вы мямлить здесь? На месте Мы все решим сейчас — и в ад слетев, Скажите бесам там — я вас послал!
510 ' ТЕТРАДЬ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННАЯ ОТЦУ
П е р т и н и. Одно лишь слово!
Л ю ч и н д о. Для чего слова?
Я вас не слышу, ваше слово — ветер. Кривляйтесь, как хотите, все равно, Не вижу я. Оружье принесите, Пусть говорит оно; мое в нем сердце, А коль не разобьется...
П е р т и н и. (Прерывая его.)
Дерзить не нужно, брось ребячество,
мальчишка! Что можешь потерять ты? Ничего! Ты просто камень, что с луны упал, РГа нем три слога кто-то написал? Ты знаешь их, они звучат «Лючиндо». Я против звуков тех пустых и звонких Не стану ставить честь свою и жизнь. Иль кровь мою ты хочешь сделать краской И мной, как кистью, хочешь ты водить? Нет, наше положение неравно, И в нашем столкновенье есть ли смысл? Я есмь, я знаю кто я есмь, а ты кто? Себя не знаешь ты — тебя и нет! Хотел бы честь отдать ты мне в залог, Которой ты, бастард, не ведал даже? И против полноценной ставки ты Поставить захотел свою пустышку? Пусть имя будет у тебя, и честь, И жизнь — тогда лишь только имя, И честь и жизнь против тебя поставлю!
Лючиндо. Так вот чем захотел спастись ты, баба, Так тонко ум твой косный рассчитал? Как твой расчет хитер, неправда ль, баба? Но знай, что я итог твой зачеркну И напишу в итоге слово «баба», Я покажу, что ты глупей скотины, Тебя я перед всеми обесславлю, Рассказывай потом, и объясняй Всем дядям, тетям, детям и мужчинам — Лючиндо я, и так себя зову, Пусть так меня зовут, а не иначе, Пусть я таков, а мог бы быть иным, Пусть даже это «я» не существует В обычном смысле бытия — пускай. Зато ты будешь лишь собою — бабой!
СЦЕНЫ ИЗ ТРАГЕДИИ «ОУЛАНЕМ»
П е р т и н и. Отлично. Ну, а что б скажи, случилось,
Когда б тебе я имя дал, да, имя? Л ю ч и н д о. Без имени ты сам — как дашь ты имя,
Ты, только что увидевший меня?
К тому же зренье — лишь обман, лишь стыд,
Что гонится за нами... Пустота... П е р т и н и. А если б кто-то больше знал, чем видит? Л ю ч и н д о. Во всех ты видишь подлеца — себя. П е р т и н и. Да, не обманет первый взгляд меня,
Но я тебя не первым взглядом вижу!
Мой взгляд изведал многие глубины...
А вдруг знакомы мы?
Л ю ч и н д о. Не может быть!
П е р т и н и. Не правда ли, чудесный есть поэт,
Который любит в жмурки поиграть.
Фантазиями редкими наполнен,
Из жизни рифму хочет сделать он —
А вдруг и жизнь свою он сочинил? Лючиндо. Я вижу здесь какую-то случайность! П е р т и н и. Случайность — так философ говорит,
Когда ему служить не хочет разум.
Случайность — это вымолвить легко.
Ведь имя — тоже случай: Оуланем —
Так может зваться всякий, коль иного
Нет имени... Да, имя то — случайность! Лючиндо. Вы знаете его? Тогда скажите! П е р т и н и. За что детишек хвалят? За молчанье! Лючиндо. Противно мне просить вас, — все же я
Вас заклинаю, чем вы дорожите. П е р т и н и. Отделаться хотите медяками?
Я баба, что же заклинать меня? Лючиндо. Коль бабой не хотите вы прослыть,
Противное вы делом докажите! П е р т и н и. Мне наплевать, что б вы ни говорили,
Мне наплевать на вашу доброту. Лючиндо. На крайности меня вы не толкайте,
Туда, где нет границ, всему конец. П е р т и н и. Ну что ж, давайте испытаем крайность,
Пускай мой жребий вытянет судьба! Лючиндо. Так что же, значит, нет нигде спасенья?
Стальная грудь тверда и непреклонна,
Душа насмешкой опустошена.
Она, словно бальзам, впивает яд
И улыбается в последний час,
