Российский цивилизационный 6 страница

— социальное разложение общины выбивало почву из-под иллюзии возможности специфически патриархального развития: с третьей четверти прошлого столетия наметился рост буржуазного элемента — отвратительного народничеству "мещанства", опасность присутствия и дальнейшего укоренения которого выразил Салтыков-Щедрин, констатируя: "Идет чумазый! Идет, и на вопрос: что есть истина? — твердо и неукоснительно отвечает: распивочно и на вынос"

— всецело посрамила себя волюнтарная затея "перескочить социальный порядок" — в изобилующей пережитками древности стране насадить социализм.

Вселенская теократия. Модель "земной жизни человечества", где в вожделенной гармонии соединяются церковь, общество, государство, воплощая откровение высшего Божественного мира. От народа, способного сочетать свободу, веру, единство, "все-ценность, всепримиримость, Бесчеловечность" (Достоевский), полагал В. Соловьев, требуется:

— свобода от всякой ограниченности и односторонности

— возвышение над узкими специальными интересами

— отказ от самоутверждения с исключительной энергией в какой-то частной низшей сфере

— равнодушие к жизни с ее мелочностью

— всецелая вера в положительную действительность высшего мира и покорное к нему отношение.

А все эти свойства "несомненно принадлежат племенному характеру славянства, в особенности же национальному характеру русского народа" (В. Соловьев).

Программа объективации Царства Божия на земле посредством блока государственности и христианства (в частном случае, как у Карсавина, — православия), минуя обскурантизм, невозможна вследствие:

а) дискордантности символов вер, идейной, организационной, психологической несопряженности Западной и Восточной церквей

б) призрачности в век просвещения, прогресса наук и искусств, секуляризации жизни, огосударствления вероисповедного

в) необоснованности идеи избранности русского народа. Впоследствии (после голода 1891 г., продемонстрировавшего безучастность российского правительства к доле народа) и В. Соловьев и Е. Трубецкой, горячий поборник вселенской теократической империи под эгидой России, вынуждены скорректировать позицию. Трубецкой, напоминает Лосский, окончательно убедился, что в Новом Завете все народы, а не какой-либо один в отличие от других призваны быть богоносцами, так что "горделивая мечта о России как избранном народе Божием, явно противоречащая определенным текстам... должна... быть оставлена как не соответствующая духу Новозаветного откровения"¹. Соловьев же в "Оправдании добра" указывает на непреходящую роль многих народов, которые на разных этапах истории реализовывали в национальном творчестве интернациональные ценности. Большевизм. Модель земного спасения в истории: посредством материализации социально чаемого на руинах прошлой культуры силой перестроить жизнь сообразно с "идеалом наилучшего и наисправедливейшего общежития" (Ткачев). Крупнейшие представители отечественной и зарубежной интеллигенции воодушевились программой общественного обновления. Блок, Брюсов восторгались "грядущими гуннами" (в скобках заметим: оставшийся едва ли не в одиночестве Мережковский позволил себе усомниться в первопроходческих возможностях "грядущих хамов"), Франс, Роллан, закрывая глаза на кричащие несообра-зия, оправдывали созидание нового мира. Утопическое прожектерство большевиков в воплощении социальных абсолютов питалось комплексами: а) титанизм: "будущее зависит от нас" мы "призваны решить большую часть проблем социального порядка... ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество" (Чаадаев) б) просвещенский принцип самозаконности разума, согласно которому разум дает законы "всему существующему в области практической и общественной" вся жизнь — общественные и политические отношения — должны быть устроены и управляемы Лосский И.О. Условия абсолютною добра С. 325.

 

 

"исключительно на основаниях, вырабатываемых... человеческим разумом"¹

в) кратократия: практический осуществитель большевизма Сталин почитал Ивана Грозного за то, что из всех усилий ума и воображения он вынес, внедрил "только простую, голую идею... власти без практических выводов, каких требует всякая идея"²

г) промыслительность: Россия потребна миру не ради "национального эгоистического процветания", а ради его спасения (Бердяев) — "мы поставлены на рубеже двух миров: протекшего и будущего мы новы и свежи мы не причастны к преступлениям старой Европы пред нами разыгрывается ее страшная, таинственная драма, которой разгадка... таится в глубинах русского духа"³

д) страновая мобильность России, слабость ее собственных традиций, неукорененность, недоразвитость ее социокультурной инфраструктуры — "мы пойдем вперед и пойдем скорее других, потому что пришли позднее их, потому что мы имеем весь их опыт и весь труд веков, предшествовавших нам"⁴.

Полномасштабная критика большевизма — сюжет особый. В плане его самой общей оценки укажем лишь на порочность таких его составляющих, как:

— антиэтизм: "в марксизме нет ни грана этики", — заявлял Ленин. Симптоматическая, развязывающая свободу рук установка в деле организации революций, практически развенчанная всем революционным опытом. Неудача в преобразованиях после поражения Коммуны заставила Бакунина удалиться в Локарно и заняться разработкой новой этики. Позже Кропоткин, констатируя, что революция "пошла не по тому пути, который... ей готовили", что она "творит ужасы... разоряет страну"⁵, также берется за этику. Причина ясна. Как впоследствии объясняла Фигнер, к революции нужно готовиться: "Что толку, если снова угнетенные сядут на место бывших властников? Они сами будут зверьми, даже может быть худшими... закроются ворота одних тюрем, откроются других... Снова угнетение свободной личности. Рабство, нищета, разгул страс-

¹ Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., б. г. Т. 3. С. 162.

² Ключевский В.О. Исторические портреты М., 1990. С. 104.

³ Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л., 1975. С. 148.

⁴ Чаадаев П.Я. Соч. М., 1989. С. 379.

⁵ Дело труда. 1927. № 20-21. Янв. - февр. С. 5-6.

тей... Нам надо стать иными... надо... начать серьезную воспитательную работу над собой, звать к ней других..."¹

— антигуманизм: во имя отрешенных идей конкретный человек стал предметом отрицания, унижения, подавления² производилась сугубая порча жизни как исторического процесса, об этом не преминули напоминать развернутый тотальный террор, нажимные методы созидания некоего ревзаповедника

— "умное делание": конструирование мира по абстрактным рациональным схемам. Идея преимущества рационального устроения жизни имеет, казалось бы, очевидные основания — вопреки стихийному варварству цивилизация обеспечивается прогрессивным поступательным движением социума посредством сознательного планирования, проектирования существования. В соответствии с традициями абсолютизма гарантом целесообразных перемен к лучшему выступала верховная монаршая власть. Однако после того, как Корнель высказал сомнение:

Управа королей шагает не спеша, Ленивой поступью злодеев не страша,

тема рационально устраиваемой жизни утратила характер несомненности понимания. Пробегая историю, скажем: сомнения развеяли большевики, подкрепившие практически ими созданную сосредоточенную государственность учением исторической безошибочности компартии, руководимой горсткой безгрешных вождей. Отсюда долгое данничество тем тайникам зла, в которые нам пришлось заглядывать глубже, чем требовалось. От имени идеального rati в обход чувства реальности наладилось производство из видимости сути со своими непременными аксессуарами — практикой социальных коновалов, волюнтарными интервенциями в народную жизнь, подрывом малой социальности, развалом экзистенциальной сферы

— тактика форсмажора: перевод существования в разряд перманентной чрезвычайщины обессмысливает деятельность, утрачивающую ценность сопоставительно с затратами и результатами (только те реформы хороши, которых не замечаешь). Личность в России и без того юридически и политически ничтожна (Кавелин). Попавшая же в плен к

Рассвет. № 263. 11. IV. 25. С. 2.

См.: Федотов ГЛ. Новый град. Нью-Йорк, 1952. С. 353.

 

 

рациональной деспотической одаренности большевиков она и вовсе оказалась дискредитированной — монополизация собственности, власти: центрально-административная система, исключающая конкурентные начала жизневоспроизводства, сыграла роль causa efficiens хозяйственной, политической отсталости. За все годы большевистского руководствования не были решены капитальнейшие вопросы стимуляции и мотивации продуктивной, граждански ответственной деятельности.

Вестерн. Модель борьбы с национальной автаркией во имя заимствования наработанных Западом авангардных жизневоспро-изводителъных технологий. На сакраментальный вопрос Данилевского: нужно ли разливать европеизм по лицу всей обширной земли русской?¹ — западники от раннего Чаадаева до последующих и современных либерал-демократов дают определенный и однозначный ответ: нужно, и чем скорее, полнее, решительнее, тем лучше. Чем притягателен Запад для России? Отвечая односложно, правильно принимать в расчет совокупность цивилизаци-онно оптимальных черт, к коим относятся порядки налаживания, отправления хозяйственной, политической, частной жизни. Не имея равных в деле обеспечения производительности труда, материально-технической базы, долга, гражданственности, правопорядка, Запад добился небывалых высот в построении комфортного общества потребления (рынок, демократия, парламентаризм, либерализм, вложения в человека). Проблема, однако, в том, транслируем, имплантируем ли западный опыт по достижению "обеспеченного труда при общедоступности удобств жизни" (Лавров) в наши условия?

Решение проблемы, по-нашему, при отвержении как почвенничества ("нам не нужно искать каких-нибудь новых, еще не бывалых на свете начал, — нам следует только проникнуться тем духом, который искони живет в нашем народе и содержит всю тайну роста, силы и развития нашей земли"²), так и большевизма (Россия преодолевает, опережая, Европу через социализм), состоит в отрицании возможности прямых переносов. Суть в том, что западный тип цивилизации — своеобразное и далеко не универсальное обнаружение исторической жизни.

1. Истоки европейского образа существования уходят в древнегреческое колонизационное движение, которое за счет расши-

¹ См.: Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 64.

² Страхов H.H. Борьба с Западом в нашей литературе. СПб., 1882. С. X.

рения катекий и клерухий обеспечило эксплуатацию вненациональных богатств — зависимых территорий.

2. Античные традиции, возрожденные в Новое время, обусловили упрочение специфической формы товарно-рыночного хозяйствования, подга-льшаемого потреблением потенциала колоний, — гомологичная греческой вторичная колонизация (Новый Свет, Азия, Австралия, Африка), когда, по выражению Гегеля, мир для европейцев стал круглым, произошла многозначительная встреча Европы с остальной ойкуменой¹.

Вследствие этого европейский космос складывался как надре-гиональная форма, поддерживаемая, кроме прочего, высокой мобильностью, динамизмом плотно живущего населения, интенсивностью урбанизации, стремительностью разложения аграрного социума в ходе набирающей обороты индустриализации, дефицитностью природных ресурсов, вызванной этим необходимостью интенсификации производства².

При трезвом размышлении следует признать: данный блок факторов, сам по себе достаточно оригинальный, характеризуя именно западноевропейскую реальность, не допускает прямых экстраполяции на иные цивилизационные структуры. В том числе на Россию, где:

а) "объем совокупного прибавочного продукта... всегда значительно меньше, а условия для его создания значительно хуже, чем в Западной Европе"³

б) несопоставимая с Европой разреженность территорий (плотность населения примерно 12 человек на один квадратный километр, тогда как в Европе в среднем — 100, в Голландии и Японии — 1000 человек)

в) неразвитость, затрудненность коммуникаций

г) невстроенность в мировую торговлю, международное разделение труда

д) неблагоприятность климатических условий хозяйствования, обусловливающих повышенную затрату энергии на единицу продукции (на душу населения в СССР потреблялось 8 т условного топлива в год, троекратно перекрывая среднемировую норму. Как показывают расчеты, для достижения уровня промышленно развитых стран России предстоит потреблять 14,2 т условного

¹ См.: Tynbee A. Civilizatin n Trial and the Wrld and the West. N.Y., 1963. P. 233. Также см.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Т. 3. М.. 1992.

Милое Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 572.

 

 

топлива на человека, тогда как на эти же цели Япония расходует 4,5, Германия — 6,1, США — 11 тонн¹).

Помимо сказанного уместно напомнить, что лобовая вестер-низация России, по различным оценкам предпринимавшаяся за 300 последних лет 14 раз, неизменно влекла сильнейшую дестабилизацию общества. Не является исключением и недавний опыт либерально-рыночных реформ по чикагским рецептам, обнаруживших недееспособность при попытке решения важнейших национальных задач.

Для большей глубины, ясности понимания существа проблемы стоит представлять, чего достигает теория и чего она хочет достичь в концептуализации реалий. Несомненно, в таком тонком деле, как абстрактное моделирование явлений, не многим продуктам теоретизации суждено сформировать доверительное отношение к действительности, миру, культуре. Когда озабочиваешься воссозданием хода социально-исторического движения, важно: а) "не впасть в совершенно бессодержательные мечтания"² б) отказаться от вековой привычки смотреть на себя чужими глазами, сквозь чужие очки³.

Руководствуясь данными идеями как принципиальными регу-лятивами, мы отвергаем вышеохарактеризованные толкования "русской идеи": ни мессианизм, ни миссионизм, ни "мучительно-травматическое" (Барабанов) ученичество в широком смысле применительно к поиску назначения России состоятельными не являются. Мечтательны проповедники, предваряющие, предсказывающие, предуказывающие пути к царству правды, советующие то "оправдать веру наших отцов, возведя ее на новую ступень разумного сознания"⁴, то пойти на выучку к стяжающему "расчищенные дорожки цивилизации"⁵ Западу, то приобщиться к единому человечеству, его всемирно-исторической судьбе⁶. Мечтания. Они оказались "гораздо более осуществимыми, чем казалось раньше"⁷. Оттого столь витиеваты, неисповедимы судьбы России в XX в. Теперь же стоит мучительный вопрос, как, избегая мечтаний, вернуться к неутогшческому обществу, "менее

¹ См.: Рязанов В.Т. Экономическое развитие России XIX—XX вв. СПб., 1998.

² Данилевский Н.Я. Указ. соч. С. 515.

³ См.: Кавелин А.Д. Наш умственный строй. М., 1989. С. 177.

⁴ Соловьев B.C. Собр. соч. СПб., 1911. Т. 4. С. 243.

⁵ Мандельштам О.Э. Собр. соч. М., 1991. Т. 2. С. 290.

⁶ См.: Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 5. С. 144.

⁷ Бердяев H.A. Философия творчества, культуры и искусства. М., 1994.

"совершенному" и более свободному"¹. Со всей остротой и отчетливостью, следовательно, ставится задача создания адекватной духовной основы российской жизни, способствующей достойному национальному существованию. Решаться она, полагаем, может лишь в тщательной оценке выводимых из опыта истории обобщений:

— А — цивилизационно человечество не едино

— Б — у составляющих человечество национально-государственных образований не просматривается единство судьбы

— В — почвенная апология отечественной архаики, в коей и усматривается базис страновой специфики России, химе-рична

— Г — Запад враждебен России.

А. В мире нет единой цивилизации, хотя есть общие закономерности мирового развития. К последним относятся фазовые переходы, связанные с обретением качественно новых черт жизни. Здесь:

— появление Hm sapiens

— аграрная революция

— урбанистическая революция

— индустриальная революция

— культурная революция

— сексуальная революция

— научно-техническая революция.

В эти фундаментальные интервалы все единицы человечества так или иначе, рано или поздно входят. Но именно так или иначе, рано или поздно. Один и тот же процесс в одинаковой мере все народы непосредственно не захватывает. Причины опережения и отставания по фазам в прохождении народами тех или иных этапов цивилизационной динамики составляют предмет изучения социальной фенологии — только складывающейся науки о периодических явлениях в движении общества. Скажем: упрочение новоевропейских империй отсчитывается с XV в. 1453 г. — взятие турками Константинополя, зарождение Оттоманской империи 1480 г. — конец монголо-татарского ига, зарождение Российской империи 1497 г. — открытие Америки, начало эпохи • Колумба, периода активной колониальной экспансии, западноевропейского имлеростроительства. В этой фазе складывается евро-поцентризм, завершается Средневековье, оформляется новое ци-

Там же.

 

 

вилизационное время. Это пример синхронизированных по фазе параллельных рядов. А вот пример другого типа. Взять урбанизацию. Формально Россия стоит в одном ряду с самыми урбанизированными странами мира. Реально же — учитывая качественный состав жителей, степень их адаптированности к городской среде (лимита), — уровень урбанизации в России в два раза меньше¹. Аналогично сельское расселение. По подсчетам историков², в Новгородской губернии в 1550 г. было 35 тыс. поселений, в 1600 г. — 23 тыс., в 1787 г. -9,5 тыс., в 1860 г. - 10 тыс., в 1906 г. -10,5 тыс., в 1916 г. — 14 тыс. Населенность двора — порядка 2,54. Таким образом, в деревне в начале XVI в. проживали в среднем 30 человек. Потом, когда в качестве удобрения стал использоваться навоз, люди сселялись, — "было удобнее на открытых пространствах иметь пашню и совместно ее обрабатывать"³. Вычисление кривой среднего расстояния между селами показало, что "сначала оно большое, потом, с ростом числа сел сокращается, достигает порога в 2,25 км. Это барьер, за которым начинается слияние и укрупнение поселений и вновь увеличивается расстояние между селами"⁴. К схожим выводам по обследовании 10 стран (Россия, Индия, Япония, США, Великобритания, Франция, Италия, Испания, Канада, Германия) с получением такой же существенно нелинейной кривой среднего расстояния между селами пришел Г. Гольц⁵. Следовательно, сложный нелинейный процесс расселения оказывается универсальным для разных стран, чего нельзя сказать ни об урожайности (в России в силу условий хозяйствования в XIX в. в почву вносили примерно в 25 раз меньше удобрений, чем в Германии), ни о менталитете (на Западе индивидуализм, в России коллективизм). Сказанное навевает: универсалии социально-экономического развития не отменяют цивилизационные уникалии. Вопрос в том, как первые (гуманитарные инварианты, фундаментальные социальные константы⁶) согласовывать со вторыми.

Б. Человечество не едино ни по вере, ни по технологиям, ни по расовым, ни по этническим, ни по национально-государст-

¹ См.: Российский цивилизационный космос. М., 1999. С. 14.

² См.: Проблемы исторической демографии СССР. Таллин, 1977.

³ Российский цивилизационный космос. С. 141.

⁴ Там же.

⁵ См.: Гольц Г.А. Динамические закономерности развития системы городских и сельских поселений Вопросы географии. 1974. С. 96.

⁶ Подр. см.: Россия: опыт национально-государственной идеологии. М., 1994 Философия политики. М., 1994 Политическая антропология. М., 1995.

венным признакам. Последнее отличает, казалось бы, консолидированные формы. Так, Запад дифференцирован на католический юг и протестантский север, латинство и лютеранство. В Германии различаются (по качеству жизни, менталитету) западные и восточные земли. В Италии богатый север противостоит бедному югу. В Великобритании, напротив, богатый юг пикируется с бедным севером. Живущих восточнее Рейна французы считают дикарями. Голландцы ставят под сомнение немецкую работоспособность. Прослеживается настороженность немцев относительно славян. Ну и так далее.

Экономически капитализм соединил Запад, Реформация духовно разъединила его. В настоящий момент дают о себе знать национализм, сепаратизм, возбудившие распады Югославии, Чехословакии, обострившие ситуацию в Великобритании, Испании, Франции, Канаде... Выводы? Они в вопросах. Каков потенциал единительных социокулътурных и национально-государственных процессов? Насколько они действенны? Могут ли кон-фронтирующие, конфликтующие национальные культуры, традиции интегрироваться в универсальную мир-систему? На каком пути просматривается объединение? Как к нему идти? Нужно ли? Задается ли единство истории единством целей человечества как рода? Выживают ли люди вместе? Рассмотренное как высшая сфера мироздания человечества, кажется, консолидировано в существовании — но это в отвлеченной логике. А фактически? Каждый выживает как может. Мир разделен на блоки, сферы, зоны влияния, национальные государства, противоречия внутри которых и между которыми усугубляют расизм, шовинизм, гегемонизм, глобализм.

Карл Великий пробовал объединить Европу политически (властно) — попытка выказала недееспособность. Престол тщился объединить Европу духовно. Реформация этому воспрепятствовала, протестантское национализированное христианство подорвало универсализм латинства. Движение за суверенитет национального государства упрочил Аугсбурский мир 1555 г., декларировавший принцип державной автономии веры — cujus regi, cjus religi. Модель мировой католической империи испано-австрийских Габсбургов повлекла 30-летнюю войну, завершившуюся Вестфальским (1648 г.) миром. Последний положил конец силовому навязыванию чуждых ценностей, задал систему международных отношений нововременной истории — Pax Eurpeana с Учетом идей Аугсбургского мира. Реальное раздробление человечества с этого момента, следовательно, конституировало национальное государство, воспроизводящее самого себя, а не цивили-зационную систему как таковую.

 

 

 

В. В обширном сюжете самобытности России — две плоскости: политическая и цивилизационная. Политически долгое время Россия развивалась изолированно от Европы. Причины: а) мон-голо-татарская оккупация б) державная конфронтация, обязывающая противопоставлять колонизационному напору Запада обеспечивавшую национальный суверенитет откровенную автаркию. Исторически Россия была отгороженаот Европы то завоевателями, то необходимостью собственного выживания. Радикально обстановка изменилась в эпоху наполеоновских войн, когда межгосударственная борьба в Европе уже не могла не вовлечь в водоворот событий континентального колосса Россию. Противостоявший Англии Наполеон для наращивания мощи, достижения гарантированного успеха в войне с главным врагом решил предварительно покорить стяжательницу богатств хартленда Россию. Наполеоновская стратегия (которую впоследствии перенял Гитлер) предусматривала на первом этапе разделить Европу на сферы влияния — Тильзитский мир 1807 г., по которому Западная и Центральная части материка включались в орбиту Франции, а Восточная часть отходила к сфере влияния России (ср. с разделом Польши по пакту Риббентропа — Молотова) на втором этапе — развернуть агрессию против союзника (ср. с Великой Отечественной войной). Самый ход кампании 1812 г., изгнание и разгром "Великой армии" слишком хорошо известны, чтобы останавливать на них свое внимание. В интересном нам ракурсе рассмотрения достойно упоминания то, что проходившее под эгидой России освобождение Европы, завершившееся Венским конгрессом, дополнилось оформлением в 1815 г. Священного Союза. Готовивший программный документ наднациональной политической ассоциации — Акт Священного Союза — Александр I закладывал в него мощные идеи практического обновления и объединения Европы на базе истин Святого Писания вне толкований церкви. Священному Союзу, призванному политически преодолеть конфессиональные, метафизические различия католичества (Австрия), протестантизма (Пруссия), православия (Россия), выполнить свою вселенскую миссию не довелось. Однако для нашего изложения не это суть главное. Главное в подчеркивании того, что лишь с рубежа наполеоновских войн вследствие сильнейших потрясений ум и воля народов обратились к совместной деятельности россияне получили возможность "участвовать в судьбе просвещенной Европы"¹. В цивилизационном отношении проблема самобытности России имеет прочтения: жизнь трудно вы-

¹ Письма Н.И. Тургенева к брату С.И. Тургеневу. Л., 1936. С. 156.

разимых, едва выводимых почвенных рефлексов специфика отечественного строя существования.

Ориентированная на почвенные ценности самоидентификация, фиксируя такие черты национального бытия, как коллективизм, артельность, общинность, заединность, дружинность, хоровое начало, поднимает на щит "соборность", "всеединство", "солидарность". Соборность помимо и вне метафизических и утопических интерпретаций (славянофилы, В. Соловьев, С. Трубецкой, Иванов, Франк, Булгаков, Флоренский) означает свободную ассоциацию, союз добровольно объединившихся людей. С одной стороны, здесь нет ничего сугубо русского: а) трудовая кооперация интернациональна б) западный богослов Моллер независимо от Хомякова декларировал идеи кафоличности. С другой стороны, соборность как феномен искони русский — общинно-центристский — деформировалась, проходя кризисы:

1) трансфер индивидуализма в элитную культуру (образование, воспитание, стандарты жизни) 2) трансфер конкурентных начал в народную культуру: а) разложение традиционного (хо-листского) общества вследствие модернизации (урбанизация, гражданская атомизация, полифункционализация лица) б) развитие капитализма (упрочение духа мещанства, кулачества) Ключевский аттестует великороссов как с некоторых пор единоличников: "великоросс лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами" 3) культурная революция — развал синкретизма (персонификация, специализация, секуляризация). Понимание этого дезавуирует пропаганду особой стати России на базе "антициви-лизационизма". Вспомним все того же толстовского Левина: "Теперь в земских учреждениях, — рассуждает он, — я... не вижу ничего, что бы содействовало моему благосостоянию. Дороги не лучше и не могут быть лучше лошади везут меня и по дурным. Доктора и пункта мне не нужно. Мировой судья мне не нужен... школы мне не только не нужны, но даже вредны". Что же нужно? Гордиться "простором земли русской и широтою русской натуры, которая не может и не хочет ничем стесняться"¹? Воистину бич России дураки и дороги. Тема самобытности в терминах соборности не может быть выражена мерой концептуальной.

Аналогичное утверждается и касательно якобы такой самородной черты, как "смирение", суть которого состоит в том, чтобы «сложить все десять пальцев на животе и вздыхать, возводя

¹ Толстой А.К. Собр. соч. М., 1980. Т. 4. С. 478.

 

 

глаза к небу: "Божья воля! Поделом нам... за грехи наши! Несть батогов аще не от бога!"»¹. В удельный период, замечает Белинский, русскому народу присущи "скорее гордыня и драчливость, нежели смирение". Толкуют о "любви" как национальном начале, исключительно присущем одним славянским племенам, в ущерб западным, — как утверждает критик, в данных толкованиях "высокий образец ума, зашедшего за разум".

Все эти дающие повод для кривотолков заблуждения, штампы давно разоблачены практикой, выводящей на более глубокий уровень трактовки проблемы. Суть не в гипертрофиях тех или других, впрочем, не специфически русских социально-психологических признаков, а в уяснениях, подготовивших утверждение неких неповторимых традиций и институтов, подлинных условий нашего исторического существования. В крайне эскизном виде дело выглядит так, что географический, геополитический, социо-культурный антураж — сама объективная жизни основа детерминировала особенности страновой динамики России с букетом причудливых форм: мобилизационным типом хозяйствования, милитаризованной экономикой, этатизмом, военной демократией, бюрократизацией управления, феодализацией социальных связей, доминированием ценностей выживания над ценностями развития, духом общинности, экстенсивностью, принудительностью накопления, методами концентрации "во что бы то ни стало", общественной дифференциацией по признаку не владения, а распоряжения собственностью, свернутым рынком, заси-лием "естественных" монополий, командно-административной регуляцией социума, тоталитарностью. Эти слагаемые отечественного мира, как ни непривычно это звучит, не были только насилием над обществом и здравым смыслом. Они попросту не могли бы утвердиться, если бы не имели реальной почвы, не получали широкой поддержки, если бы не решали (по-своему) "действительно насущных проблем общественного развития, в том числе в большей или меньшей степени поступаясь доктри-нальными принципами"², если бы не оказывались способом самосохранения России, поддержанием ее уникального цивилиза-ционного строя.